- Действительно, блестяще, - поддержал его Рин. - Особенно потрясает и умиляет срок, прошедший между воплощениями: две с половиной тысячи лет - это уровень Лао Цзы и Леонардо. Скажи, Снеш, вы сообща выдумывали ваш истории?
- Вот еще! - возмутился Снешарис. - Я просто нашел в Яндексе интересные сведения о Пифагоре и показал ей. А Дельфы, пифия и веселящий газ в непосредственной связи с Ли, - к этому я не причастен никоим боком. Исключительно ее богатая фантазия.
- Да, богатая! - запальчиво заметила Ханаан. - Особенно по сравнению с Рэной. Но не фантазия, а глубинная память.
- Не обижай сестренку, а то она сейчас заплачет, а я этого не люблю. Скажем дружное спасибо Яндексу! Вы сильно повеселили меня, ребята. Думаю, и друг друга тоже. Если резюмировать, то ближе всех к подлинному было рассказанное Снешем. А ты, Ханаан, увы!.. Блестяще, но далеко. Впрочем, в твоей истории меня позабавил один момент: ты словно считала одну из жизней Як-ки. Да-да. Не прошлую, разумеется, и не позапрошлую, но в одной из жизней наша Як-ки восседала на злотом треножнике и дышала бесплатным наркотиком, это факт.
- В таком случае она сильно… - Ли явно хотела сказать "деградировала", но запнулась, испугавшись возможных осложнений.
- Сильно изменилась, ты хотела сказать? - усмехнулся Рин. - Не так сильно, как тебе кажется. Итак! - Брат возвысил голос. - Нужно признать, что опыт потерпел фиаско. Я надеялся, услышав реальную историю, подключиться к ней, кое-что увидеть и потом передать вам детали и подробности. Но не вышло. Никто, по сути, себя не знает, не помнит. Или помнит, но по каким-то причинам скрывает истину. - Он обвел всех подозрительным цепким взглядом. - Древние друиды использовали нагрудник правды. Надевали на шею свидетелям, и он душил тех, кто лжет. Жаль, что эта деталь одежды вышла из моды!
- Иодхан моран! - обрадовался Маленький Человек. - Так он назывался. И еще друиды занимали деньги и вещи в одной жизни и обещали вернуть долг в другой.
- Спасибо. Эта деталь как раз в тему. Повторяю: опыт не удался! Поэтому я бессилен рассказать вам что-нибудь новенькое.
Маленький Человек сокрушенно покачал головой, а Снеш театрально заломил руки и посыпал макушку щепоткой пепла, взятой из остывающего камина.
- А мы так старались, так старались!..
- Но не все потеряно - не стоит рвать на голове волосы и посыпать лысины пеплом. Один я бессилен, но я хочу попросить о помощи Кайлин.
- Кого? - не поверила я своим ушам.
- Ты не ослышалась, сестренка. Один из женственных духов, навещающих нашу Як-ки. До этого я пользовался твоей незримой помощью, - брат отвесил мне церемонный поклон, - но для данного опыта ее не хватит. Одна надежда на Кайлин.
- Ты уверен, что Кайлин согласится тебе помочь? - язвительно поинтересовалась Ханаан. Раздосадованная неуспехом своего рассказа, она безуспешно пыталась скрыть злость.
- Не уверен. Давайте мы все ее об этом попросим. Сконцентрируем внимание на Як-ки и мысленно дружно попросим Кайлин навестить нас в ближайшие дни и помочь с нашим опытом.
Мы все воззрились на Як-ки. Не знаю, о чем мысленно просили остальные, но я искренне призывала таинственного бездомного духа: Рин заинтриговал меня, раскритиковав мою серенькую историю. А вдруг и впрямь мое прошлое воплощение было ярким и интересным - не в пример нынешнему?..
Як-ки засмущалась под нашими взглядами, густо порозовела и опустила голову с занавесью прямых соломенных волос.
Дружная просьба возымела успех: Кайлин явилась через четыре дня.
Я готовила скромный ужин на шестерых (бобы, помидоры, яичница), когда в кухню влетел взволнованный Снеш.
- Бросай все и несись в гостиную! Она пришла!
- Кайлин?.. - мгновенно сообразила я.
- Она всегда бывает недолго - пятнадцать-двадцать минут, поэтому нужно успеть всем! Только газ не забудь выключить!..
Я выключила газ под недожаренным блюдом и выскочила в коридор. Но в гостиную меня не пустили. Дверь была заперта, а под дверью слонялся Маленький Человек.
- Только что вошел Снеш, - объяснил он. - Потом моя очередь. Первой была Ханаан, она уже вышла.
- И как она?
- Подавлена и молчалива. Делиться увиденным не стала: подозреваю, показанное Кайлин резко отличалось от золотого треножника и купания в Кастальском ключе.
Я прислушалась, но из-за прочной дубовой двери не доносилось ни звука.
Томиться пришлось недолго: Снешарис выскочил минут через пять. Он выглядел растерянным и слегка ошалелым. Маленький Человек, ободряюще похлопав его по плечу, скрылся за дверью.
- Ну, как?
- После, Рэна. Нужно все переварить, уложить в голове. Обещаю, что поделюсь!
В каком настроении из гостиной вышел Маленький Человек, я рассмотреть не успела: следовало торопиться, учитывая краткость визитов Кайлин. И без того я была последней.
В гостиной сделали перестановку: большое старое зеркало в бронзовой оправе, стоявшее у стены, теперь было в центре. За ним угадывалась кушетка, на которой, по всей видимости, лежала в забытьи Як-ки.
- Встань перед зеркалом, Рэна, - велел Рин. Он был собран и строг. - Просто смотри в него, ни о чем не думая. Будет что-то вроде слайдов, мутных, неразборчивых. Но ты уж напрягись, чтобы понять, о чем речь. Каждый слайд будет стимулировать память. Когда увидишь собственную физиономию, это будет означать, что сеанс окончен. Следует, не задавая вопросов, быстро очистить помещение.
Я хотела сказать, что собственную физиономию вижу прямо сейчас, но прикусила язык. Физиономия была не моя. Хотя и похожа. Девица в старушечьей длинной кофте и бесформенной юбке до колен испуганно взирала на меня из мутного стекла. Видение быстро сменилось: та же девица, обхватив руками голову и зажмурившись, лежала в какой-то канаве, а над ее головой что-то жутко выло. "Бомбежка!" - догадалась я. Рядом валялся труп коровы с задранными ногами. Затем череда быстро сменяющихся слайдов показала колонну женщин, угоняемых в Германию, работу на немецкой ферме, беременность от хозяйского сына-имбецила… Родившийся ребенок был нелюбимым, и его смерть через несколько месяцев от дизентерии была воспринята с облегчением… Недолгая радость весны 45-го и снова плен, уже советский, по сравнению с которым немецкий показался санаторием… Лагерь под Воркутой, лесоповал, сорокоградусные морозы, цинга и дистрофия. И наконец, смерть от побоев и истощения в двадцать шесть лет…
Когда зеркало замерло, и на нем обрисовалось одно недвижное и очень белое лицо, я не сразу поняла, что это мое отражение. Поняв, молча вышла из комнаты.
Было на редкость тяжко. Не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать. Ощущение пылинки, песчинки, одной из миллионов, раздавленной гигантским механизмом зловещего государства, пригибало и давило. Вот откуда, оказывается, моя робость и неуверенность, ощущение собственной неяркости и ничтожности. Меня просто стерли в лагерную труху. Какая там уездная дворянская барышня с ее французскими романами и мечтами!..
Промежуток между двумя воплощениями - лет сорок, следовательно, душа, ко всему прочему, совсем сопливая, глупая и неумелая. Спасибо, хоть не два-три года…
Остаток дня и весь следующий день я просидела взаперти в своей комнате, заводя любимую музыку: Пинк Флойд, Вебера, Моцарта и Шнитке.
Вечером в дверь осторожно поскребся Снешарис. Поколебавшись, я открыла.
- Только не жди ответной исповеди. Слушать могу, говорить - нет.
Снеш поведал, что в прошлой жизни был женщиной. Талантливой пианисткой, блестяще образованной горделивой красавицей, из потомственных дворян. Только время ей выпало такое, когда дворянство следовало скрывать, а талант, горделивость и независимость были смертельно опасными качествами. В самом расцвете - красоты, успеха, вдохновения - когда ее концерты собирали полные залы, поклонники заваливали цветами, лучшие мужчины признавались в любви, она загремела в лагерь. Шел 49-й год, мать, к несчастью, была еврейкой. В лагере она продержалась меньше трех месяцев. Там нельзя быть гордым - сотрут, размажут по грязной земле. Приходится выбирать между бесконечными унижениями и смертью. Она выбрала второе: так сопротивлялась охраннику, пытавшемуся ее изнасиловать, что тот, в бешенстве, избил ее ногами, и через день, не приходя в сознание, она умерла.
- Где находился лагерь, не помнишь?
- Где-то под Воркутой. - Увидев, как изменилось мое лицо, Снеш выдохнул: - И ты была там?..
- Да. И знаешь, я тебя помню.
В череде показанных Кайлин слайдов был один, где я пыталась поддержать и даже немного подкормить женщину, попавшую в наш барак с новым этапом. Она была непохожей на всех: непривычно красивой - даже исхудалая, закутанная в лохмотья, с черными подглазьями. Ни о чем не просила, не жаловалась, молчала, уйдя в себя. Жалкие кусочки хлеба, что я порой протягивала, брала без единого слова. Ходили слухи, что она из мира искусства. Таким проще в лагере: их берут в концертную бригаду, а это не лесоповал, да и пайка больше. Но, опять-таки по слухам, она отказалась играть со сцены. От гордости или от слабости, бог весть. Она ни с кем не сдружилась, не разговорилась, и, когда вскоре погибла от сапог зверя-охранника, о ней почти никто не жалел. Разве что я вздыхала украдкой: погибла заморская жар-птица, диво дивное, растерзанное стервятниками…
- И я тебя сейчас вспомнил, Рэна. Ты практически не изменилась.
Я поведала Снешу свою историю - серенькую и трагичную. Он помолчал, сочувствуя, потер в раздумье переносицу. Затем сказал:
- Не расстраивайся, Рэна. В той твоей жизни ты не совершила ни одного поступка, за который могла бы краснеть. А это немало, поверь. Я вот о себе такого сказать не могу. Делиться хлебом с незнакомым человеком, когда сам умираешь от голода - это… это подвиг, наверное?
- Да нет. С другими я не делилась. Просто она была как прекрасная птица - из незнакомого высокого мира.
- Знаешь, я бы мог тебе поведать жизнь Ханаан - она мне исповедалась час назад, стеная и плача. Это бы тебя немало утешило! Но я обещал ей молчать.
- Не была ли она охранницей или медсестрой в том самом лагере? Я где-то читала, что люди странствуют из жизни в жизнь целыми группами. И все, так или иначе, связаны между собой.
Снешарис расхохотался.
- А Маленький Человек сидел в соседнем мужском бараке - за то, что был толстовцем или баптистом?.. Нет, Рэна. Хотя это было бы здорово и еще больше всех нас сдружило. Скажи, а Рина в твоей жизни не было?
- Рина не было.
- У меня тоже. Впрочем, этого следовало ожидать.
Снеш помолчал, слушая Шнитке и прикрыв веки. Мне подумалось, что теперь при взгляде на него я буду видеть и ту женщину - исхудалую, умирающую от гордости, с темными подглазьями и застылой тоской в семитских черных очах.
- И вот еще что, - пробормотал он, не поднимая век. - Нам показали только предыдущую жизнь. А сколько их было до этого? Десятки, если не сотни. Представь себе ожерелье, где одни бусины из стекла, другие из глины, а третьи из сапфиров и изумрудов. Твоя прошлая жизнь - глиняная бусинка, а какие были до нее?
- И до нее были глиняные, - безнадежно откликнулась я. - Не утешай меня, Снеш. Я ведь не плачу.
- Нет-нет, ты не права! Рин крупно нас всех подставил - не показав всего ожерелья.
- Думаю, ему это не под силу. Даже с Кайлин.
- Да, согласен. Спасибо и за то, что показал! Мощный опыт. И я все-таки уверен, что был Марком Бонецетти. Не в прошлый, так в позапрошлый раз. И знаешь, что меня окончательно в этом убедило? Его музыка. Я все-таки раскопал в сети пару сохранившихся отрывков. Как-нибудь поиграю тебе, если хочешь.
Картинно-кислотные путешествия
Среди картин брата преобладали портреты. Пейзажи - как "Холодный пожар", или натюрморты были редкостью. Но именно пейзажные полотна оказались дверями. За двумя из них я побывала, и о каждой расскажу подробно.
Розовый Лес
- И чем порадуют нас сегодня?..
Задавая дежурный вопрос, Ханаан Ли дежурно прикуривает. Это стало для нее ритуалом. Нынче она облачилась в короткую тунику с вышивкой меандром по подолу, а волосы забрала в хвост, выпустив две завитые пряди вдоль щек. Намекает, что соскучилась по античности: как никак, она пифия. Пусть и не признанная никем. Наряд не по сезону - за окном узорно дышит на стекла январь, но в доме всегда тепло, и часто - как сейчас - пылает живой огонь в камине.
- А ничем. Утром я пошутил! - Рин весь день пребывал в состоянии умеренной агрессивности, о причинах которой оставалось только гадать, и к вечеру она не рассеялась. Попадаться ему на язык или под руку явно не стоило. - Не слишком ли я разбаловал вас, мои милые? Вы перестали быть самобытными и интересными. Когда человек вдоволь получает "хлеба и зрелищ", он перестает развиваться.
- К чему ты клонишь? - Снеш зажигается, как спичка, тем более что и он с утра взвинчен. - Если тебя по какой-то причине продинамила очередная красавица и ты желаешь отыграться на нас, пожалуйста - проведем время, как обыватели. Только не надо обвинять других в деградации!
- Вы наркоманы, а я ваш кайф. Мне это льстит, не скрою, но и раздражает в то же время. А сегодня отчего-то просто бесит! Нет, мне не сложно устроить вам очередное чудо. Но сперва хорошенько подумайте: хотите ли вы его, зная, в каком я настроении?
- Нет! - быстро ответила я, догадываясь, что ни к чему хорошему эта кривая ухмылка не приведет.
- Хотим! - Ханаан вызывающе сверкнула в мою сторону хорошо экипированными очами.
Остальные, с разной степенью уверенности, поддержали ее.
- Ты, Рэна, в меньшинстве, - обернулся ко мне брат.
Ухмылка стала еще ехиднее. Я промолчала.
Рин поднялся в студию, прихватив в качестве помощника Маленького Человека. Вдвоем они притащили полотно под названием "Розовый Лес". Это был последний по времени шедевр, и мы увидели его впервые. Картина оказалась большой, метра два в ширину, и очень яркой - если долго рассматривать, начинали слезиться глаза. Голые деревья без листьев всех оттенков розового тянули ветви, похожие на женские и детские руки, к маленькому багровому солнцу. Судя по запаху краски, отдельные мазки были нанесены только вчера.
Поставив полотно у стены, брат полюбовался им, отойдя на два шага.
- Ну, как?
- Странный выбор главенствующего цвета - гламур. Но вообще - мощно, - оценил Снеш. Правда, в голосе сквозила неуверенность.
- Страшно, - выдохнула Як-ки.
- Экспрессия, напор, завораживающая динамика жадного роста, - прищурившись, с видом знатока пробормотал Маленький Человек. - Деревья хищны и целенаправленно активны. Розовое и голое акцентирует зрительское либидо. Но, друг мой, тебя подвело чувство цвета. С розовым не сочетается ни черное, ни серебряное, а у тебя эти краски присутствуют, хоть и в малом количестве.
- С черным сочетается всё, - возразила Ханаан. - Насчет серебра согласна: диссонанс. И болезненный. Я бы и желтое убрала - в этом контексте оно напоминает гной. А солнце, ты уж извини, Рин, похоже не на источник света, а на источник боли, то есть фурункул.
"Прогресс! - отметила я про себя с уважением. - Девушка не зря читала умные книжки".
Рин рассмеялся.
- Никому из умников не приходит в голову, что так и задумано: и диссонанс, и гной, и болезненность? Фишка в том, что всем вам предстоит прогуляться по этому лесу. Но сперва маленькая разминка. Поговорим о вещах, что нас пугают и отвращают. Начнем с тебя, Ли. Что вызывает у жриц Аполлона отвращение и страх в первую очередь?
- Маленькие розовые младенцы, - ответил за Ли Снешарис. - Кто же здесь этого не знает?
- Спасибо, - с достоинством поблагодарила Ханаан. - Ответ исчерпывающий, и добавить мне нечего.
- Тогда представь: у тебя семь новорожденных младенцев и их нужно каждый день купать в большом тазу и пять раз в день менять памперсы. Какие чувства ты будешь испытывать при этих действах?
Ханаан Ли выразительно сморщилась и постучала по сигарете живописным ногтем, сбрасывая пепел.
- Зачем задавать вопрос, ответ на который очевиден?
- Хорошо, - Рин покладисто кивнул. - Спрошу по-другому. Представь, что ты - выдающийся ученый. Занимаешься генной инженерией и научилась выводить людей-растений. Попросту соединив человеческие гены с генами куста жасмина. Эти гибридные существа вырастают из семян и пребывают в горшке с землей до определенного возраста. Скажем, до получения паспорта. Хотела бы ты пару-тройку таких детишек? Заметь: ни памперсов, ни молочных смесей, ни воплей по ночам. Нежно благоухающие и молчаливые кустики с умными немигающими глазенками.
- Я понимаю, Рин, это тонкая ирония, - Ли вздохнула и поправила дрожащий у щеки локон. - Я убежденная чайлдфри, и для кого-то это кажется смешным. То, что ты в числе этих "кто-то", не может не удивлять. Мне всегда казалось, ты презираешь толпу и ее мнение. И еще мне казалось, ты уважаешь гностиков, Рин. Ты к месту и не к месту поминаешь их демиурга Йалдабаофа.
- Я люблю гностиков, - подтвердил Рин. - А старина Йалдабаоф, можно сказать, мой коллега. И при этом злостный оппонент.
- Тогда неужели ты не в курсе, что у этих мудрых людей бытовало мнение: помогать душам приходить на землю - значит, продлевать власть злобного демиурга? Это преступление, и на Страшном суде всех родителей обвинят их отпрыски, до пра-пра-правнуков. Поэтому у меня никогда не будет детей - даже в виде кустов жасмина. И если генные инженеры когда-нибудь создадут человеко-камень, скрестив гены людей с генами изумруда, я и тогда откажусь от младенцев - маленьких блестящих изумрудиков с немигающими глазенками.
Рин расхохотался.
- Гены изумрудов - это круто! Ты неподражаема, Ханаан, и я с позором умолкаю. Что ж, разминка закончена. Встали, и вперед!
- Туда?
Кажется, этот вопрос задал Маленький Человек.
- Есть, конечно, альтернатива: можно уйти в дверь - но тогда вы окажетесь в коридоре. Можно в окно, правда, существует опасность при приземлении сломать ногу или копчик, но серьезных увечий не будет - второй этаж всего лишь.
- А как же страхи всех остальных? Зря я, что ли, мучительно вспоминал, что меня пугает и отвращает?! - возопил Снеш разочарованно.
- Тебя пугает, что ты не гений, а отвращают сермяжные истины, - отрезал Рин. - Остальные как-нибудь разберутся с этой темой самостоятельно. Кто рискнет быть первым?
- Я первый! - Снешарис порывисто вскочил с дивана.
Подойдя к картине, он поднял ступню и осторожно перенес в розовое пространство холста. Ему пришлось наклонить голову: рама была ниже его роста. Шагнув, Снеш тут же пропал за густыми стволами.
Остальные последовали за ним. Только Ханаан немного замешкалась: подол туники зацепился за ветку, и она совлекла ее, не желая рвать и оставшись в одних стрингах-ниточках.
"И почему все так доверяют моему брату? Ведь он этого ничем не заслужил. Рин просто играет, а когда этот народец ему надоест, он прогонит их с легким сердцем и даже имен, спустя месяц, не сможет вспомнить…"
- Отчего ты медлишь?
- А ты?
- Я туда не пойду. Что я там забыл? - Рин развалился в кресле и прикрыл веки, словно утомился. - Так идешь или нет?
- А стоит?.. Даже Як-ки сказала, что страшно.