Мэнесс прочел все двадцать страниц набранного с двойным интервалом текста, не пропуская ни строки. В Помпано-Бич я переделал этот кусок, изменяя параграфы и пунктуацию таким образом, чтобы при чтении складывалось впечатление, будто текст действительно является записанным разговором, который Маккалох послал Джеймсу Шипли. Но в итоге получилось так, словно он был зафиксирован не бывшим главой лос-анджелесского бюро "Тайм", а самим Хьюзом. Похоже, именно записка Маккалоха оказалась одним из тех личных документов, которые убрали из архива "Тайм-Лайф" перед моим приходом в июне. Грейвз стоял с другой стороны стола и передавал страницы, заново пристально их изучив. Мэнесс закончил читать и, полностью игнорируя мое присутствие, посмотрел на Грейвза и сказал:
– Неплохо.
Ральф кивнул в ответ и вернулся к своему креслу. "Получилось!" – подумал я, с трудом сдерживая торжествующую улыбку. Это был решающий аргумент. Они клюнули.
Тем временем уже практически подошло время для ланча. Альберт Левенталь просматривал текст и тоже остановился на приложении. Его внимание привлекла шестистраничная запись с описанием придания формы соскам Джейн Рассел для съемок "Макао". История была почерпнута из рукописи Дитриха, и я сделал из нее рассказ Ховарда о том, как он занимал должность распорядителя в "РКО Пикчерз".
– Бог мой, – воскликнул Левенталь, – вам надо это видеть! Самая потрясающая вещь, которую я когда-либо читал. Нужно обязательно поместить рассказ в книгу. Сам Хьюз рассказал об этом? – спросил он у меня.
– Он очень гордился этим эпизодом из своей жизни, – последовало мое объяснение. – Ему хотелось доказать, что он имел непосредственное отношение к "РКО Пикчерз", был в гуще событий и влиял на повседневные дела студии.
– Но он же сумасшедший! – сказал Левенталь. – Он почти постоянно говорит только о себе.
– Ему хотелось полностью прояснить долю своего участия.
– Ничего смешнее в жизни не слыхал.
– Нет, – встряла Беверли, – та история с Бобом Гроссом и кражей печенья куда смешнее.
– А еще печенье, – подлил я масла в огонь. – Печенье, которое он дал парню, когда делал "Лицо со шрамом".
– Давайте прервемся и пообедаем, – предложил Левенталь. – Мы можем заказать все сюда?
– Внизу есть ресторан, – ответил за меня Грейвз. – Думаю, нам стоит создать слегка праздничную атмосферу.
– Ну и как, вам нравится материал? – спокойным голосом осведомился я.
– Нравится? Да это просто фантастика!
Чтение продолжалось в течение всей недели. Грейвз и Мэнесс оказались самыми въедливыми читателями, ничего не пропускали и к четвергу прикончили все девятьсот пятьдесят страниц текста и еще сорок девять страниц приложения, которое мы отдали под комментарии к некоторым менее известным событиям из жизни Хьюза. Он говорил о них тогда, когда запись уже не велась. Ральф вынес вердикт:
– Мы согласны, это просто первоклассная вещь – чудесная работа. – Он протянул мне руку и искренне, с теплотой в голосе произнес: – Поздравляю.
Я изо всех сил постарался изобразить скромность:
– Моя заслуга только в том, что были заданы правильные вопросы.
– Я вам вот что скажу, – продолжал Грейвз. – Это самая сенсационная и разоблачительная история от первого лица из всех, которые "Лайф" когда-либо публиковала, по крайней мере, за все то время, пока я у них работал. И есть еще кое-что, – он повернулся к Беверли и Альберту, – мы гордимся тем, что можем взять любую книгу в "Лайф", вне зависимости от ее объема, и "переварить" ее.
– Что вы имеете в виду под словом "переварить"? – насторожился я.
– Можно выбрать какой угодно текст объемом от десяти до двадцати тысяч слов и выделить кишки, мясо, сердце, ну и все остальное. Но с книгой такие манипуляции не пройдут, это просто невозможно из-за громадного объема материала – она представляет собой единое целое. Так что нам в "Лайф" приходится ежечасно решать, что можно оставить в тексте, а что – выкинуть.
В среду показался боевой контингент из "Делл паблишинг". Потребовалось применить некоторую долю убеждения со стороны Беверли Лу, чтобы заставить их прийти. Они уже прочитали больше сотни страниц "автобиографии" Итона и через посредничество писателя Овида Демариса приобрели книгу Роберта Майо, в которой оказался текст нескольких личных записок Хьюза своему бывшему мажордому в Неваде. Из "Делл" прибыли президент компании Хелен Мейер, вице-президент Бад Тоби и главный редактор Росс Клейборн. Росс был единственным из всей троицы, кто прочел всю рукопись от начала до конца, однако Бад Тоби, пролистав первую сотню страниц (мы с Диком намеренно сделали их нестерпимо занудными, дабы приучить читателя к последующей сбивчивой речи Хьюза), повернулся к Беверли.
– Вам не стоит беспокоиться о конкуренции, – произнес он, имея в виду Итона и Демариса, – ваша рукопись просто превосходна.
Во вторник или среду в "Элизиуме" появился Хэрольд Макгро собственной персоной. Вообще-то он не хотел приходить и сначала никак не мог понять, почему ему в офис не переправили одну из копий. Я передал ему послание через Беверли Лу, сообщая, что смогу прийти вместе с рукописью, и тогда, в моем присутствии, он сможет ее прочитать, но если я отлучусь из "Элизиума", то некому будет охранять помещение там. К тому же Хьюз якобы не желал, чтобы контакт с рукописью происходил без моего физического присутствия, – таков контракт.
В итоге Хэрольд сдался и согласился прийти.
К нам на огонек пожаловали и представители закона в лице Фостина Джеле. Левенталь беспокоился по поводу некоторых пассажей, особенно тех, где шла речь о "ссудах" Никсона и сходных интересах других политических деятелей. Джеле ознакомился с несколькими отрывками, а затем начал читать текст по диагонали.
– Боже мой, – сказал он, – да тут полно пасквилей. Вот здесь, например, он рассказывает о том, как президент "Локхид" крадет печенье и конфеты из супермаркета...
– Да, но Боба Гросса уже нет в живых, – объяснил я. – Вы ведь можете пропустить такое, если человек уже умер?
– А потом еще этот рассказ о том, как полковник Калделл в сороковых годах обворовал компанию Хьюза.
– Он тоже умер.
– А чего стоит история о том, как Рамон Наварро домогался его в доме Мэри Пикфорд. Он ведь еще жив?
– Я обязательно это проверю, – последовал мой ответ. Конечно, я был в курсе, что Наварро был убит несколько месяцев назад в Голливуде.
Джеле назвал имена еще парочки людей, которых Хьюз обвинял в чем-либо или оскорблял.
– Они все уже мертвы, – заверил я.
Адвокат кивнул:
– Очень удачный поворот событий. Сдается мне, большая часть тех, кого мы можем потревожить данной книгой, уже на том свете.
Я согласно кивнул.
– Но наша главная проблема – это тот человек, Ной Дитрих. Как с ним обстоят дела?
– Ему восемьдесят три года, и, по словам Хьюза, бедняга умирает.
– Ну что ж, я не желаю ему ничего плохого, но если он умрет, то надеюсь, что это произойдет безболезненно и чем скорее, тем лучше, потому что Дитрих может доставить нам уйму неприятностей.
Когда я пересказал эту историю Дику, мой друг сказал:
– Скажи им, чтобы не беспокоились по поводу Дитриха. Когда он прочтет книгу и поймет, что скабрезные истории мы уворовали из его собственной автобиографии, со старичком тут же случится инфаркт.
Пассажи, посвященные Ричарду Никсону, свинцовым грузом лежали на плечах издательства "Макгро-Хилл". Хэрольд Макгро уже прочитал их и, очевидно, успел обсудить с советом директоров. Беверли тактично объяснила мне, что Макгро тесно сотрудничал с американским правительством. Если Никсон действительно в чем-то виноват, то, в случае его переизбрания, интересы компании также пострадают.
– Возможно, нам придется вырезать всю историю с займом.
Я для порядка рассердился и после разговора с Ральфом Грейвзом позвонил в офис Беверли.
– Ты не можешь ее вырезать, – заявил я. – Ховард будет в ярости, и я не позволю тебе это сделать. Тот отрывок – истинная правда, и его необходимо оставить. Ральф сказал, что "Лайф" включит его в свои выдержки. Ты выставишь себя в дурном свете, если они напечатают историю, а "Макгро-Хилл" – нет.
– Легально они этого сделать не смогут, – возразила Беверли. – Они могут печатать выдержки только из нашего окончательного текста.
Я немного поразмыслил, а потом сказал:
– В таком случае я пошлю им историю Никсона в качестве отдельной статьи. Ховард настаивает, чтобы все было издано, и никакие условия контракта не смогут мне помешать исполнить его желание.
Беверли перезвонила мне спустя некоторое время:
– Они хотели бы, чтобы ты принес записи на тридцать второй этаж, в зал заседаний совета директоров.
– Они – это кто?
– Вся компания с Шелтоном Фишером во главе. – Шелтон Фишер был президентом корпорации "Макгро-Хилл", чьим дочерним предприятием было издательство "Макгро-Хилл" с Хэрольдом Макгро в качестве президента. – Я еще никогда не встречалась с Шелтоном Фишером, – призналась Беверли, явно обрадованная перспективой отправиться в головной офис компании. – Там будет глава совета директоров Джон Макгро, Боб Слейтер, Джо Ален и еще многие другие.
– Тогда мне лучше надеть пиджак и галстук.
– Да, это определенно хорошая мысль, – озабоченно согласилась Беверли.
* * *
Встреча состоялась в понедельник утром в одном из конференц-залов совета – никаких длинных столов, только мягкие диваны, простые кожаные кресла и портреты покойных членов клана Макгро на стенах. Я выбрал отрывки, которые казались мне наиболее существенными в моей саге о Хьюзе, и раздал их присутствующим. Джо Алену, вице-президенту компании, попался пассаж о первых этапах сексуальной жизни Хьюза. После прочтения в его глазах блестели слезы. Джон Макгро ознакомился с отрывком, описывавшим финансовые махинации Хьюза, направленные на спасение "Транс уорлд эйрлайнз".
– Весьма запутанно, – вот и все, что он соизволил сказать.
Шелтон Фишер в конце концов добрался до той главы, где Хьюз объяснял выдвинутую им теорию эксцентричности. Вслед за президентом тот же отрывок прочитали и все присутствующие – каждый человек в комнате ознакомился с текстом и кивнул головой: теперь им стало ясно, что же имел в виду Ховард Хьюз. Чтение продолжилось, сопровождаясь, как и в "Элизиуме", хмыканьем, хохотом, нахмуренными бровями и жестами изумления, жалости и восторга.
– Я не вижу здесь ничего особенно вульгарного, – сказал наконец Шелтон Фишер. – И по поводу языка тоже можно не беспокоиться, – это было сказано Хэрольду Макгро, который пожал плечами, но с суждением босса согласился.
Беверли с польщенным видом сидела в углу комнаты. Фишер и еще несколько человек приступили к чтению отрывков, посвященных Никсону.
– Мне кажется, – сказал Фишер, – что как издатели мы обязаны напечатать эту книгу, ничего не выбрасывая, даже если некоторые главы носят политический характер.
Я ничего не сказал, но мысленно присвоил ему все пять баллов как действительно бесстрашному издателю. Именно он озвучил отношение всего совета к Ховарду Хьюзу, сформированное в результате двухчасового чтения:
– Ну что ж, может быть, он и сумасшедший, но человек просто потрясающий.
Позднее, уже в "Элизиуме", Беверли с понятной гордостью поведала мне о дискуссии, которая предшествовала конференции. Хэрольд Макгро беседовал с Шелтоном Фишером в пятницу ближе к полудню. По словам Беверли, глава издательства сказал:
– Ирвинг уже в городе, вместе с манускриптом "Проекта "Октавио"". Думаю, что нам всем, всему совету, необходимо собраться и ознакомиться с текстом и предложениями Ирвинга в понедельник утром, этот "Октавио" висит у нас на шее из-за некоторых изменений в контракте. Он хочет, чтобы мы увеличили сумму с полмиллиона до восьмисот пятидесяти тысяч долларов.
Фишер уставился на него в изумлении:
– Какого черта? Что это еще за "Проект "Октавио"" и кому это мы, ради всего святого, должны выплачивать полмиллиона?!
– Видишь, – сказала мне Беверли, – секрет хранился столь тщательно, что даже президент компании ничего не знал.
* * *
Пока все задействованные персоны знакомились с текстом или хотя бы с его частями, для "Макгро-Хилл" подошел крайний срок.
"Пора отдавать текст в печать", – сказал я Дику после нашего путешествия и игры в кости на пляже отеля "Британия-Бич".
Я показал Беверли Лу и Альберту Левенталю два письма, которые мне якобы вручил Ховард в "Бич инн", и чек на сто тысяч долларов, снятых с его счета в швейцарском банке.
– Его инструкции были предельно четкими, – пояснил я. – Если "Макгро-Хилл" не согласится с поставленными условиями, я должен буду найти нового издателя и довести дело до победного конца.
– Он же нас просто шантажирует! – разгневалась Беверли.
– Боже мой, конечно же, нет. – Я показал ей чек. – Он хочет выплатить деньги.
– Мы их не возьмем. Если ты дашь нам чек, мы порвем его в клочья.
– Не думаю, что ты сможешь это сделать, – спокойно сказал я.
– Мы хотим эту книгу! – заорала Беверли. – Это ты понимаешь? Мы хотим эту книгу!
– Ну, тогда вам, похоже, придется за нее платить. Если вы не хотите этого делать, что мне остается? Только пойти в другое издательство. Скорее всего, на повторный контракт не хватит выделенного времени. Придется ехать в Нассау и отдавать ему чертову рукопись. И тогда я вылетаю из игры. Он купил меня за какие-то вшивые пятьдесят штук – а я уже потратил по его милости тысяч тридцать – и получил текст. Ховарду только надо было отвечать на мои вопросы, теперь основной материал для автобиографии у него есть. Так что он просто отдаст его другому писателю, и мне не придется больше со всем этим мучиться.
– Ты можешь подать на него в суд, – выпалила Беверли.
– Ну да, конечно, – вздохнул я, – буду судиться с Ховардом Хьюзом. Пожелай мне удачи.
– Но мы действительно будем с ним судиться. – Она упорно продолжала гнуть свое. – Это нарушение контракта, а он у нас с ним неплохой.
– Ничего не получится, – с печалью в голосе напомнил я ей. – У вас контракт со мной, у меня – с Ховардом. Вы не можете судиться с человеком за нарушение условий контракта, которого у вас с ним нет. Неужели ты до сих пор не поняла, что он чертовски умный сукин сын? Тут Хьюз нас и поймал.
– О нет! – возопила Беверли. – Я прекрасно понимаю, как он сейчас действует, но в издательском бизнесе так дела не делаются. Не забывай, здесь все друг друга знают, это своего рода братство, клуб. Если Хьюз расторгнет с нами договор, – довести до ее сознания факт отсутствия хоть какого-то договора между Хьюзом и "Макгро-Хилл" было весьма непросто, – мы всех оповестим о таком фокусе, и ему ни за что не найти другого издателя. Никогда. Могу поклясться, что никто не возьмется за его чертову автобиографию. Можешь так ему и передать. Это ты можешь сколько угодно бояться Ховарда Хьюза, но мне на него плевать, как и "Макгро-Хилл".
– Найдется одно издательство, которое согласится иметь с ним дело.
– Да неужели? И какое?
– То, которое он купит, дабы опубликовать свою книгу.
– Он так не сделает, – отрезала Беверли.
– Я сказал ему во Флориде, что ты просто взбесишься и предпримешь против него все вышеперечисленное. По поводу братства издателей я тоже говорил, но Ховард высказался в том духе, что, мол, все это полный бред, а если и правда, то он все равно купит издательство. Он еще откинулся в кресле и сказал: "Мое будущее приобретение, вполне возможно, будет носить имя "Макгро-Хилл", и тогда все его так называемые руководители, причинившие тебе, Клиффорд, столько неудобств, будут счастливы, если получат работу лифтера".
– Слушай, ну ты же не мог во все это поверить, – рассмеялась Беверли.
– Когда речь идет о Хьюзе, возможно все что угодно.
– То есть вместо того, чтобы потратить еще триста пятьдесят тысяч на издание своей автобиографии, он выбросит сотни миллионов долларов на покупку издательского дома?
– По его словам, это будет стоить чуть больше двухсот миллионов. Ему нужно лишь большинство голосов акционеров – не забывай, что это общественная компания, входящая в списки компаний на Нью-йоркской фондовой бирже. И все фигуры ему известны. – Я перечислил их Беверли, предварительно почерпнув информацию из свежего выпуска "Стандарт" и "Трендлайн".
– Но это же нечестно!
– Ты ведь прочла запись интервью?
– Сам знаешь, что да, – раздраженно ответила Беверли.
– Тогда тебе известно, какой это человек. Он способен абсолютно на все.
– Как может человек с двумя миллиардами долларов быть таким скупердяем?
– Он стал миллиардером, занимаясь отнюдь не благотворительностью, и для него это вопрос не денег, а гордости. Видимо, он чувствует, что "Макгро-Хилл" не прочь его надуть, и я, вольно или невольно, к этому причастен. – Предвосхитив ее возражения, я продолжал: – Послушай, я не говорю, что он прав. Просто Ховард убежден, что его автобиография стоит миллион долларов. До восьмисот пятидесяти тысяч он снизил цену только из симпатии ко мне, к тому же я его бесконечно упрашивал и в конце концов достал-таки. Это вопрос гордости. Он сказал так: "Вот чего я стою и поэтому не соглашусь снизить сумму даже на пять центов". Уверен, именно это он и имел в виду.
– Он сумасшедший, – принялась без конца повторять Беверли, и каждый раз моим ответом было:
– Он – Ховард Хьюз.