- Значит, полагаю, ему будет достаточно получить информацию об этом еще из пары-тройки таких же надежных источников. И успокоиться. Сохранив, разумеется - а он, поверь мне, никогда ни о ком не забывает - глубокую признательность каждому, кто вовремя снабдил его достоверной информацией.
- Приятно слышать. Но я бы предпочел благодарности - обмен.
- Парень, мы говорим об Энтони Паттерсоне.
- Но ведь это он пожелал, чтобы ты допросил меня сегодня. С пристрастием.
- Скажем так, он поинтересовался, нет ли у меня на примете надежного и толкового парня в новой команде демократов.
- Пусть так. Но из этого следует, что у него была иная версия…
- Вероятно, была. Но что ты сейчас можешь предложить ему взамен?
- Возможно, что-то еще…
- Ты сукин сын, Стиви… Ты только что заверил меня, что в этом чертовом Колорадо взорвался какой-то псих, нажавший не на ту кнопку.
- Так и есть… Но - вдумайся, Марвин, - отправляясь на встречу с тобой, мог ли я знать, что сегодняшний наш паршивый пудинг оплатит не кто иной, как Энтони Паттерсон?
- Полагаю - нет. Нет. Не мог. Уверен, что не мог.
- Выходит, эта мысль пришла ко мне здесь и сейчас, в процессе того, как мы с тобой обсудили кое-что.
- Я понял, понял. Хочешь сказать, что если у тебя появится вдруг возможность вот так накоротке обсудить кое-что с Энтони Паттерсоном, твой паранормальный мозг родит что-то еще?
- Тебя собираются увольнять, Марвин?
- С чего ты взял, болван? Я - лучший. Мне нет замены.
- Ну, слава богу. Я счастлив. Честное слово - совершенно искренне счастлив.
- Засунь свое счастье в собственную задницу. Почему ты сказал эту мерзость сейчас? С чего в твоих чертовых гениальных мозгах родилась эта идиотская мысль?
- Все просто. Ты вдруг научился понимать быстро и излагать кратко. А раньше не умел.
- Скотина. Как ты понимаешь, с большей вероятностью я мог бы гарантировать тебе встречу с Господом Богом, притом прямо сейчас. О президенте мы даже не станем говорить - полагаю, ты видишь его раз пять на дню. Стив промолчал - Клинтона он видел раза два. На ходу, в плотном кольце сотрудников администрации, через головы охраны и плечо Дона Сазерленда, в темном коридоре возле ситуационной комнаты.
- Но я попытаюсь.
Стив и не сомневался. Он попытается. И попытка будет удачной. Дело было теперь за Доном Сазерлендом, а вернее - кем-то над ним, уполномоченным дать согласие на этот разговор. Но Стив уже был уверен, что все сложится. Он еще не успел проанализировать истоки этой уверенности. Просто - она была. Возможно, интуитивной. С интуицией у Стива были странные отношения - с одной стороны, он никогда не склонен был на нее полагаться, с другой - не сомневался в наличии, и признавал, что иногда интуитивное приходит раньше рассудочного. И не ошибается, притом.
1994 ГОД. МОСКВА
Движение… Кажется, это было безумно давно. В прошлом веке - уж точно. И отнюдь не в строгом календарном смысле. В прошлой жизни - было бы точнее, хотя, если вдуматься, каких-то 15 лет назад. Недавно мне попалось на глаза серьезное исследование, что-то на тему "лингвистические характеристики новой русской буржуазии". Стало даже интересно: чего уж мы такого наговорили на чью-то диссертацию. Прочла. Тихо выпала в осадок.
"Основа современного российского бизнеса - "движение". Это особый процесс, так сказать, осмысленная тусовка, на которой можно о чем-то договориться, чуть-чуть потереть, оценить пассажиров. Движение может происходить где угодно: в клубе, в ресторане. Но это не всегда конкретное скопище людей в теме. Например, фраза "пошло движение по "Силовым машинам" означает, что бизнесом этой корпорации начинают интересоваться или вокруг нее что-то вертится, происходит. Движение отслеживают все, потому что тот, кто вовремя подсуетился, может получить "воздух" (прибыль), а те, кто прошляпил, рискует "попасть". Движение во многом зависело от государства: чиновников, силовых структур, разного рода лоббистов".
Немедленно рисовалось что-то масонское. Организованное и законспирированное. Тайное. Могущественное. Смеюсь от души. Но в какой-то момент понимаю - в сущности, так и было. Просто никто этого не понимал и - понятное дело - не формулировал. Внешне и по форме - движение было веселым, необременительным занятием, отдыхом, развлечением, переходящим зачастую в обычный русский загул. Кто и когда первым назвал процесс "движением", я сейчас сказать не берусь. В том же лингвистическом исследовании историческую периодизацию новой русской буржуазии связали с терминологией. С тем, к примеру, как в разные времена люди в России, занятые первичным накоплением капитала, определяли свое занятие. Вначале - утверждали исследователи - была "тема". Бизнес появлялся совершенно на пустом месте - вокруг не было ничего. И это начало было благоприятным. Для всех рискнувших. 700 % прибыли считались нормальным показателем. И в принципе, можно было браться абсолютно за все и делать деньги.
Тогда и появилась "тема" - как определение любого дела, способного принести хорошую прибыль. Вокруг "тем" - собственно - и сложилось движение. Впрочем, таковым было содержание. Вероятно, до сих пор не вполне осознанное самими участниками. Форма была обыденной до банальности.
Некоторое количество - от десяти до пятнадцати, иногда - больше, молодых московских предпринимателей в пятницу вечером ехали ужинать. Вернее, впрочем, будет сказать - начинали ужинать. Как правило, в ресторане "Токио" - одном из первых японских в Москве. Рассказывали, будто его открыл настоящий японец, долгое время живший в Союзе по причине собственного членства в рядах коммунистической партии Японии. Партии закончились, изрядно обрусевший японский коммунист трансформировался в удачливого московского ресторатора. Японская пунктуальность и педантичность, доходящая до занудства, сослужила ему и ресторану добрую службу - в "Токио" всегда все было по-честному, безупречно по-японски: свежую рыбу, парное мраморное мясо, приправы, рис и водоросли для суши по воздуху доставляли из Японии, японские повара - "тэпан-яки" и основательно обученные ими русские подмастерья готовили, как полагалось, прямо перед клиентами на раскаленных металлических плитах. И даже официантки, одетые в непривычные тогда еще кимоно, были азиатками. Это был тоже довольно талантливый ход коммунистического японца - девушек выписывали из Бурятии или Калмыкии, разумеется, обучали самым строгим и правильным образом. Но все равно выходило дешево и - что называется - сердито, к тому же не возникало языковых проблем. И абсолютно вписывалось в стиль заведения.
И только метр в "Токио" был подчеркнуто европейским, вероятно породистым московским евреем, похожим, однако, одновременно и на французского аристократа, и на итальянского, и на испанского. И не на аристократа даже - потомственного дворецкого, в десятом колене живущего бок о бок с наследственной знатью, потому не только впитавшего политес на генетическом уровне, но и унаследовавшего фамильное хозяйское сходство. Новеньким - тем, кто только приближался к движению, но пока еще не был вполне своим, старшие товарищи настоятельно рекомендовали оставлять метру как минимум сотню долларов на чай. Дабы запомнил и - хотя бы мысленно, для начала - причислил к клану. Был здесь, разумеется, и более прагматичный смысл - свободных столиков, не говоря уж о кабинетах, вечером в пятницу в "Токио" было не сыскать. Итак, пятничные движения начинались, как правило, в "Токио". Случались, впрочем, русские пятницы - тогда ехали в Камергерский, в подвальчик, где подавали знаменитый на все движение борщ с пампушками. Или - грузинские - в "Пиросмани". Выбор был невелик, ибо движение было уже довольно разборчиво в еде и питье.
За ужином - разумеется - "терли", говорили о делах и в этом смысле правы были исследователи лингвистических особенностей новой русской буржуазии - это было продолжение бизнес-процессов, однако скорее - бессознательное, нежели организованное и ожидаемое. Впрочем, надо признать, кое-кто уже тогда ехал не ужинать, а "тереть", и уезжал, "перетерев", а движение продолжалось.
Ехали - уже просто пить - в Ильинское, в закрытый крохотный микродиновский клуб. Ехали - в "Дары моря", ночной клуб на Тверской, прозванный так за соседство с известным рыбным магазином. Ехали - в "Феллини" к Лисовскому на Олимпийский проспект. Продолжая - самые стойкие - ехали в любопытное заведение, известное под номером "5005". И никакой нумерологии. Никакого креатива. И никакого петилистермана - уж точно. Номер "5005" был номером пейджера менеджера заведения, взятого учредителями с должности главного администратора солидного мюзик-холла.
Те недавние времена, если уж говорить о символах, можно было бы назвать и "эпохой пейджеров", ибо маленькие примитивные коммуникаторы, работавшие - в сущности - по принципу "барышня, Смольный" (и можно только предполагать, чего могли наслушаться за смену многострадальные пейджинговые барышни) - были тогда много большим, чем просто техническим средством или предтечей мобильного телефона. Знаменитым "ударом ниже пейджера" - фразой, рожденной тогдашним президентским помощником профессором Лифшицем - они навсегда остались фразеологическим штампом времени. Но главное заключалось не в этом. На некоторое время пейджеры, а вернее, их номера, заменили имена собственные. Не стану утверждать, что повсюду, но в движении - совершенно точно. Никто не подписывал сообщения именами, фамилиями, прозвищами и даже инициалами - только цифры. Номер пейджера. "Вы где? Я уже в Дарах моря. 5555. 3119 тоже здесь". Вдобавок ко всему - пейджеры очень скоро стали любимой шпионской игрушкой, а шпионские игрушки - "прослушки", "наружки" и прочие "ушки" - были вообще общей слабостью и страстью движения. А вернее - игрой больших мальчиков, обожавших в детстве фильмы про шпионов. Устанавливали, к примеру, видеокамеры где-то на заднем бампере автомобиля, с тем чтобы можно было наблюдать, кто едет сзади. И не только наблюдать, но и долго рассматривать потом пленку - а все, разумеется, писалось - и анализировать, и выискивать в потоке машин - "хвосты" и "наружки". Я помню даже одного уважаемого, вполне взрослого человека, велевшего установить на своей машине какие-то хитрые резервуары с масляной жидкостью - на случай погони. Легким движением руки, а вернее, потайного тумблера масло выплескивалось на дорогу - прямо под колеса преследователей. Когда я заметила этому милому и умному человеку, что, кажется, видела этот трюк в какой-то шпионской комедии, году в 70-м, он радостно закивал головой: так ведь именно оттуда. С пейджерами все оказалось еще более просто. Но занятно. Очень скоро все уже знали, что существует некая простенькая хакерская программка, позволяющая проникать в базу любых пейджинговых компаний. Дальше все было совсем уж просто - в каждой службе безопасности установили компьютеры, снабженные этой программкой, и задали параметры поиска - номера интересующих абонентов. И все. Сообщения, поступающие на его пейджер, дублировались в режиме on line. Специально обученные люди потом распечатывали интересующие тексты - вечером шефу доставляли пухлый конверт - любопытное, страниц на пятьдесят чтиво на ночь. Вместо детектива. "5005" был маленьким частным публичным домом, для очень узкого круга людей. Собственно, потенциальные клиенты создали и содержали его для себя, для "угощения" нужных, для того хотя бы, чтобы при случае прихвастнуть перед менее смекалистыми приятелями. Идея нескольких заметных участников движения была проста и гениальна, как впрочем, многое, что они делали в пору своего стремительного взлета. В самом центре столицы, в районе Камергерского переулка было выкуплено несколько больших и грязных коммунальных квартир, занимающих два этажа. Добротный ремонт, на который не пожалели ни денег, ни талантливых дизайнерских рук, преобразил прокопченные "вороньи слободки" в подобие уютного и почти семейного отеля с баром, небольшим рестораном, с отменной - тем не менее - кухней и несколькими уютными, со вкусом декорированными номерами.
Однако главным достижением заведения было изобретение (или повторение где-то уже опробованного?) вахтового метода работы персонала. Благодаря чему клиенты были гарантированы от любых притязаний, нежелательных встреч, и даже от того, чтобы случайно выяснить во фривольной беседе с приятелем, что недавняя подружка была общей. Делалось это просто.
В больших и малых провинциальных городах России специально обученные люди - "менеджеры по работе с персоналом" отбирали для работы в заведении юных женщин. Это ни в коем случае не были местные проститутки и даже особы, известные легкостью нравов, исключительно благополучные девочки из хороших семей, студентки, сотрудницы приличных фирм, примерные юные жены и молодые матери семейств. Далее все происходило чинно, пристойно и в определенном смысле порядочно. По крайней мере, кандидаткам откровенно объясняли характер и особенности их будущей работы, сумму гонорара и характер санкций, в случае нарушения договоренностей.
Главное было в том, что предлагаемая работа была временной - на период отпуска, каникул, поездки в Москву за покупками, сдачи экзаменов в вуз, аспирантуру - вариантов было множество, а срок контракта ограничивался двумя-тремя неделями. Надо сказать, что процент отказов был крайне невелик.
Большинство милых провинциальных барышень и юных дам с удовольствием проводили несколько недель в столице, благополучно возвращаясь в родные пенаты с деньгами, заработать которые в любом другом месте было бы просто нереально. Само собой разумеется, что большинство путешественниц и отпускниц не склонны были распространяться о подробностях короткой отлучки. Потому информация о заведении практически никогда не выплескивалась публично. И просуществовало оно довольно долго. Пока не сменились ориентиры. Но это произошло некоторое время спустя.
Пока же - в начале 90-х свободная разгульная жизнь была едва ли не обязательным условием принадлежности к клану новых. Тогда еще только строителей, творцов грядущей жизни. Будущих хозяев. Обязательной составляющей образа начинающего капиталиста. Начинали на ровном месте, или - хуже того - карабкались из глубокой ямы дремучего невежества. Еще не обтесались "по Европам", не разглядели как следует вблизи настоящих, потомственных акул. Не распознали, как те резвятся в бескрайних океанских просторах, чем тешат свирепые души. Потому - оглядывались назад. Вспоминали - благо память была свежа, да и пресса, охваченная разоблачительной лихорадкой, не скупилась на подробности "сладкой жизни" предшественников. Государственная дача за зеленым забором, гаишник, отдающий честь вслед машине, несущейся по Рублево-Успенскому шоссе. Баня с бассейном, много виски и обнаженной женской натуры. Предел мечтаний, символы успеха. Калька тайных утех свергнутой партийной элиты. Резвились, по крупицам множа собственные символы. Ранние - часы Rolex, костюмы от Версаче, черный глянец шестисотых мерседесов вместо черного же глянца "ГАЗ-31". Номера, однако, те же. Предпочтительнее прочих - магическое "МОС". Резвясь, впрочем, решали дела. Делили страну, потрошили закрома Родины, прикупали усидевших чиновников, назначали новых, заключали коалиции, подписывали конвенции, карали нарушителей. Как полагается - "после непродолжительной гражданской панихиды". Классиков, впрочем, в новом прочтении трактовали буквально. Хоронили тогда часто. Однако не грустили. С утра отпевали очередного нарушителя конвенции, в обед "поднимали десятку грина", вечером садились ужинать в узком кругу и за ужином продолжали делить страну, назначать чиновников… И - собственно - это было движение. Кстати, о чиновниках. Смешное лингвистическое исследование, утверждавшее, что "Движение во многом зависело от государства: чиновников, силовых структур, разного рода лоббистов", зафиксировало ситуацию, но основательно ее переврало. То есть, перевернуло с ног на голову. В короткую, но безусловно яркую эпоху движения все обстояло с точностью до наоборот. Чиновников-силовиков, сотрудников правительства, администрации президента - иногда "брали с собой". Именно - брали с собой. Как берут - подкормить и приодеть - бедных родственников или старых друзей, не вписавшихся в жизненную колею. Те - в свою очередь - совершенно как бедные родственники и поотставшие друзья - почитали за честь оказаться в компании. Ибо - в сущности - и были тогда бедными родственниками. Вернее - просто бедными. Сейчас в это трудно было поверить, но было так. Иногда - дабы решить вопрос, достаточно было просто "пообедать" нужного человека во власти. Свозить семью на отдых в Турцию или Израиль. Преподнести дешевенький - тысяч за десять долларов - Rolex. И все.
На самом деле все это легко объяснимо. Хотя костюмы от Brioni на нынешних государевых людях и легкая уверенная небрежность, с которой они заказывают Chateau Petrus урожая 1966 года в парижском La Grande Cascade, почти лишают возможности в это поверить. Был короткий период, в сущности - исторический миг, смены караула. Межсезонье чиновных привилегий - когда, как в любом межсезонье, все неясно, смутно и меняется стремительно и радикально.