Глава 7
– Тётя Айша, с праздником вас!
– Спасибо, сынок, и тебя тоже с праздником! На-ка, держи!
Айша протянула Акаю, мальчугану из соседнего двора, горсть конфет и присовокупила к ним пару яиц, выкрашенных с помощью чайной заварки в красивый золотисто-коричневый цвет.
Накануне они с Шахри целый день стряпали, пекли и прибирались, готовясь к любимому из праздников – Уразабайраму, с которым были связаны счастливейшие воспоминания детства. Теперь обе женщины, охваченные благоговейным трепетом, после месяца воздержаний и запретов, мечтали о том, чтобы Аллах принял их пост и даровал мир и спокойствие всем им, всем их близким и, конечно, родному Дагестану.
Большой обеденный стол, покрытый нарядной кружевной скатертью, был заставлен всевозможными яствами, начиная от халвы и нуги и кончая пирогами, начиненными орехами и курагой, "сигаретами" и всеобщим любимцем – "наполеоном".
Праздник не был официальным, а оттого и не праздновался столь широко, как, скажем, 7 ноября, или 1 мая, или Новый год, но дагестанцы почитали его и с традиционной основательностью готовились к нему, пусть кулуарно, зато с душой.
– Даже не знаю, что и думать! С одной стороны, плохо без Ансара, и жаль, что такой большой день он проводит в больнице, а с другой… ничего не могу с ним поделать, не верит он в Аллаха, вот и всё! – в сердцах воскликнула Айша.
– Ты не должна сердиться на него за это! – мягко ответила подруге Шахри. – Ему столько пришлось хлебнуть в этой жизни, вот его вера и пошатнулась… И мой Манап ведь тоже не верил! – задумчиво добавила она. – И вечно ругался со мной из-за этого. Нет, говорил, Бога, пережитки всё это!
– Да, мужчин иногда очень трудно понять… Им кажется, что только они правы во всём, а наше мнение их не особенно и волнует! А я вот думаю, если бы они верили, может, и жизнь их пошла бы по-другому!
– Не знаешь, что из чего: не верят, поэтому плохо живут, или живут плохо, потому что не верят…
– Как он там сейчас… Всё время о нём думаю, переживаю за его сердце. После праздника поеду к нему опять, иншаалла!
– Вместе поедем, сестричка! Я ведь тоже хочу его проведать. Он столько сделал для меня в этой жизни, что и не знаю, как всё было бы, если б не Ансар… Пусть Аллах пошлёт ему здоровья!
– Да… и пусть простит моего мужа за его неверие!
– Знаешь, что я тебе скажу, Айша, бывают в жизни у человека такие ситуации, когда он надеется на Бога, а Бог не желает вмешиваться по Ему лишь одному известным причинам. И тогда человек замыкается в себе, отворачивается от Бога и начинает вести себя так, будто нет никакого Бога, и делает ещё хуже. Вот так, по-видимому, и с нашим Ансаром. Он сейчас обижен и на людей, и на Бога и думает, почему это произошло именно с ним…
– Наверное, ты права, – тихо сказала Айша. – Но мне от этого только тяжелее, потому что я не хочу, чтобы мой муж жил без Бога в душе!
– Не волнуйся, как раз глубоко в душе Бог у него есть! Просто он это скрывает даже от самого себя. Не может человек, который столько в жизни сделал людям добра, не иметь в душе Бога! А вот с Манапом моим всё было по-другому. Я, между прочим, часто думаю об этом. Он ведь представлял систему, которая официально объявила, что Бога нет. И эта их система сама вроде как подменяла Бога. Ну, а для Манапа главным богом была революция! И видишь, как оно всё вышло… Он делал революцию, а революция убила его. Ох, Манап, Манап, бедный ты мой! – горько вздохнула женщина.
– Да, Шахри, это всё так тяжело! Жаль, что я не успела узнать твоего Манапа. Судя по тому, как ты о нём рассказываешь, он был очень хорошим человеком. И если намерения у него и у его товарищей были чистыми и добрыми – а они и были такими, раз связывались со счастьем всех людей, – то пусть Всевышний дарует им прощение!
– Аминь! – тихо сказала Шахри.
В воскресенье вся семья приехала навестить Ансара. Столпившись в палате, домочадцы наперебой забрасывали его вопросами, пока, наконец, Малика не сказала решительно:
– Давайте выйдем все из палаты и будем заходить по двое, а ещё лучше по одному!
Так и заходили: сначала Айша с Шахри, потом Имран с Далгатом, а потом в палате появился вдруг Юсуп Магомедович, при виде которого Малика резко встала, затем опять села и снова встала. Она познакомила Юсупа с родными и с удивлением отметила про себя, что он держится с ними уверенно и непринуждённо, при этом так оживлён и обаятелен, что явно расположил к себе всех.
– Поступил тяжелый больной, и меня вызвали на работу. Сейчас ему лучше, и я собрался уже уходить, а потом решил зайти и посмотреть, как вы тут! – сказал Юсуп, обращаясь к Ансару, но женщины тут же смекнули, что речь идёт не об одном лишь Ансаре.
Шахри выразительно посмотрела на Малику, а та опустила глаза, словно не имела к этому отношения.
– Спасибо! – Неожиданно Шахри решила взять инициативу в свои руки. – Вы знаете, мы столько слышали о вас от Малики, что давно хотели с вами познакомиться и… и пригласить вас к нам в гости!
– С удовольствием приеду к вам! – ответил серьёзно Юсуп и, помолчав, добавил, глядя на Малику:
– А вы… тоже меня приглашаете?
– Д-да, – тихо сказала девушка и подняла на него глаза. Взгляды их встретились, и оба почувствовали жаркое волнение, которое, конечно же, не укрылось от зорких глаз Шахри. И тогда она снова сказала:
– Ну, вот и договорились! Вы приезжаете к нам в гости сразу же, как только Ансар выпишется из больницы!
– Обязательно! – ответил Юсуп и снова посмотрел на Малику.
Ансар, ничего этого не замечавший, лежал на больничной койке и рассеянно слушал их разговор, скользя взглядом по лицам родных. Задержав взгляд на Айше, он вдруг заметил, как она поседела. Впервые за много дней его охватила жалость к жене, и он, когда все уехали, ещё долго предавался размышления о судьбах своей и её.
Когда-то Айша полностью вверила ему свою судьбу. И, видит Бог, он старался сделать всё, чтобы создать для неё достойную жизнь! А вместо этого она лучшие свои годы прождала, пока государство разрешит ему соединиться с семьёй. Это разве справедливо? За что?
Он целыми днями лежал на больничной койке и всё думал, думал. Думал о своей жизни и о том, сколько её ещё у него осталось. Он вдруг почувствовал себя очень старым и одиноким. Да, у него есть семья, жена, и дети любят его, но… им его не понять. Они никогда не смогут понять его разочарования этой жизнью, его обиды на жизнь. Как всё-таки странно она у него сложилась. Вот жил он в Кази-Кумухе и не помышлял о том, чтобы его покинуть, а пришлось. Только-только всё наладилось, появились дети, дом, работа, и снова перемены. Десять лет без права переписки! Отсидел, вернулся, а работы нет. И никому ты не нужен. Разве только домашним. Но и дома ему неуютно, ведь раньше он работал и приносил в семью хорошие деньги, а теперь вот работает только в своём саду. А ведь годами ещё не стар, мог бы и поработать на государство, да только вот государству такие, как он, не нужны. Государство у него всё забрало, заклеймило его позором и выкинуло на обочину…
Он так ждал своего возвращения, так стремился домой, а здесь его встретил запрет на проживание в городе… Да и многие из прежних знакомых, завидев его на улице, поспешно отводят взгляд и переходят на другую сторону, словно он прокажённый какой-то. Всё пошло не так в его жизни.
Его душила обида на власть, которая отняла у него всё, что он заработал своим трудом. Просто присвоила – и всё! Что это за система такая, в которой ты и пикнуть не смеешь – тут же задавят!
Ансар лежал и думал о том, что, вероятнее всего, он так и останется до конца своей жизни "врагом народа" и что от этого клейма ему уже не избавиться.
Эти мысли, то и дело возвращаясь, жгли его душу, и в очередной раз знакомая боль пронзила его грудную клетку и не отпускала до тех пор, пока не пришёл дежурный врач и не сделал ему сильнодействующий укол.
* * *
Из дневника Юсупа:
"Кажется, я сегодня счастлив! Она явно была рада нашей встрече. Об этом сказал её взгляд, и мне показалось, что он выражал не одну только радость…
А может, я всё себе напридумывал. Нет, всё-таки там было ещё что-то!
Скорей бы уже поехать к ней!"
Глава 8
Оставшиеся до выписки дни Юсуп исправно навещал Ансара, чем весьма расположил к себе последнего. Неожиданно для самого себя Ансар разоткровенничался с молодым врачом, поведав ему немало горьких страниц из своей биографии, и Юсуп, внимательно слушая его рассказы, проникся горячей симпатией и сочувствием к этому, на первый взгляд, жёсткому и суровому человеку, и не от того лишь, что он приходился Малике отцом.
– Сам не знаю, для чего рассказываю тебе всё это, – говорил Юсупу Ансар. – Просто наболело, и душа порою горит так, точно её подожгли изнутри. Сынок мой пороха ещё не нюхал и многого не понимает, да и неинтересно ему всё это! У него совсем другое в голове. А ты, я вижу, человек серьёзный, понятливый и жизнь лучше знаешь…
– Спасибо, дядя Ансар! – отвечал Юсуп. – Я вам благодарен за откровенность… Но вы не должны обижаться на Имрана, ведь он ещё слишком молод.
– Я в его возрасте уже и о жизни задумывался, и отцу помогал, и отвечал за свои поступки! – с горечью воскликнул Ансар.
– Ну, может, вам просто нужно почаще разговаривать с ним? И больше как со взрослым человеком?
– Н-не знаю, не уверен, что получится… Он меня не понимает, а я – его! – в сердцах ответил Ансар.
– А я бы многое отдал за возможность беседовать со своим отцом! – задумчиво произнёс Юсуп. – Пусть бы не двигался, не говорил… только бы жил… и пусть бы одними глазами со мной разговаривал! Я бы спрашивал у него совета, а он бы мне взглядом отвечал…
Ансар вдруг почувствовал, как его захлестывает волна горячей симпатии к этому одинокому юноше.
– Знаешь, сынок, – медленно сказал он, – ты приезжай к нам чаще! Мои все будут рады, да и я к тебе привык за эти дни. Мы люди простые, без чинов и званий, но дружбу ценить умеем и хорошего человека за версту чувствуем. Так что не стесняйся и приезжай в любое время! Мой дом всегда для тебя открыт!
– Спасибо, дядя Ансар, – ответил растроганный Юсуп. – Приеду с удовольствием!
К ноябрьским праздникам Ансар был уже дома. Он вдруг почувствовал, как соскучился по своему дому, по саду, по ореховому дереву, а больше всего – по Айше.
С того самого дня, когда он обратил внимание на седые волосы жены, раздражение отпустило его, сменившись виноватой жалостью к ней. Ему стало стыдно, что он думал лишь о собственных переживаниях и обидах, не считаясь с тем, каково было ей. Он-то, Ансар, не лишился своих родителей и родственников в чаду пожара революции, а вот Айша… Сколько же горя легло на её хрупкие плечи, включая десятилетие "соломенного вдовства", когда она осталась без него с малолетними ребятишками, при этом с достоинством несла клеймо "семьи врага народа"… Он тоже десять лет жил вдали от семьи, но… чего греха таить, у него были женщины… да и находился он среди таких же изгоев, как и сам. А вот семья его была отверженной среди "нормальных"…
Охваченный раскаянием, Ансар поклялся себе никогда больше не обижать Айшу. Тем более что она была единственной его любовью.
– Почему бы тебе не покрасить волосы? – сказал он жене. – Есть же у вас всякие там красители, так убери свою седину! Ты ведь у меня совсем ещё молодая! – добавил он ласково, и Айша, поражённая тем, что муж выказывает ей давно позабытые знаки внимания, лишь смогла ответить, благодарно взглянув на него:
– Хорошо… раз тебе нравится!
– Ну, конечно, нравится! – сказал Ансар и, совсем как в прежние времена, весело подмигнул ей обоими глазами.
Глава 9
Малика стояла перед большим трюмо и расчёсывала свои пышные чёрные волосы, которые ручьями струились по её плечам и спине, неохотно поддаваясь щётке. Заплетя, наконец, их в тяжёлую длинную косу, она обернула её вокруг головы, оставив на воле лишь крохотные завитки.
Покончив с волосами, девушка подошла к шифоньеру и, открыв дверцу, стала придирчиво рассматривать свой гардероб. Как и все девушки, она обожала фильмы с участием Дины Дурбин, не говоря уже о Валентине Серовой, Любови Орловой или Марине Ладыниной, чьи наряды и причёски фиксировались самым внимательнейшим образом и переносились затем с экрана в реальную жизнь, в гардероб каждой уважающей себя девушки. Малика не была исключением, хотя многие из фасонов придумывала и сама. Синее в белый горошек, расклешённое книзу платье с широким лаковым поясом и подставными плечами… белая крепдешиновая блузка с чёрной бархатной отделкой и такими же пуговицами… тёмно-бордовый костюм, сшитый по фигуре и безукоризненно на ней сидевший… А может, вот это платье из зелёного шёлка с рукавами в три четверти, вырезом каре и целым рядом крохотных перламутровых пуговичек, которое выгодно подчёркивает её фигуру и оттеняет глаза?..
Так ничего и не выбрав, девушка задумалась, устремив взгляд в пёстрый полумрак шифоньера.
Скоро приедет Юсуп. Приедет, чтобы вместе с нею отнести заявление в ЗАГС… Господи, неужели это всё происходит наяву и с ней? Она любит этого человека. Она скоро станет его женой. И она счастлива, как никогда прежде!
Дверь в комнату приоткрылась, и на пороге появилась Шахри, которая, едва взглянув на открытую дверцу шкафа, сразу поняла, в чём дело.
– Что, красавица, всё никак не выберешь? – спросила она девушку.
– Да, тётя Шахри, посоветуй, что мне надеть!
– Разумеется, вот это! – Шахри указала на зелёное шёлковое платье. – Ты украсишь его, а оно – тебя! Но я почему-то думаю, что твоему жениху ты нравишься в любом, даже самом простом наряде!
В доме царила суета, обычная для подготовки к приёму гостей. В воздухе плавали ароматы дагестанской кухни, и Айша, взволнованная и разрумянившаяся от горячей духовки и радостного возбуждения, готовилась встретить своего будущего зятя, к которому с первой же встречи прониклась горячей симпатией.
Она была счастлива. Ансар был рядом, такой же, как прежде, добрый, внимательный и любящий. Дочь обрела счастье в лице достойного юноши, который уже почти стал членом их семьи и к которому она, Айша, успела по-матерински привязаться.
Похоже, судьба вновь милостива к нам, подумалось Айше, и тут же она спохватилась суеверно: "Машалла! Не сглазить бы!"
Малика свою последнюю ночь в родительском доме почти не спала. Её обуревали самые противоречивые чувства, главным из которых было вполне понятное волнение. Она расставалась с девичеством и вступала в новую жизнь. Что ждёт её в этой жизни? Мысли роились и кружились, словно падающие с дерева листочки, но мало-помалу усталость взяла своё, и постепенно девушка погрузилась в приятную дрёму, навевающую ей чувство покоя и надёжности. Надёжность имела лицо Юсупа.
Глава 10
Свадебные столы, длинными рядами расставленные во дворе и в саду, вместили в себя всех друзей, родственников и соседей и ломились от яств, над которыми два дня и две ночи вдохновенно трудилась знаменитая как своими кулинарными изысками, так и своим резким язычком повариха Сакинат, которую все звали просто Саку.
– Пашёл, чё-ё-ё-рт! – говорила она забредшему на кухню в поисках лишней бутылочки захмелевшему гостю, и тот поспешно ретировался обратно во двор, где под звуки зурны и барабана гости лихо отплясывали любимую всеми лезгинку.
Тамада, почтенный доктор Мамаев, степенно восседал во главе стола и зорко поглядывал по сторонам, чтобы не упустить из виду малейшего нарушения свадебного этикета, в то время как есаулы, Абдурахман и Халил, неторопливо прохаживались меж столов, держа в руках по пруту и время от времени огревая, по традиции, ими спины гостей, если те вяло хлопали, или уклонялись от танца, или громко разговаривали, заглушая очередной тост.
– Зимиз! – взмахивая прутом, восклицал то и дело Абдурахман, чьё прозвище "Зимиз", то есть "муха", прочно закрепилось за ним среди земляков. Приказание "зимиз" означало в его устах, что гости во время речи тамады или любого другого тостующего должны соблюдать такую тишину, при которой был бы слышен даже полёт мухи.
Гости, чьи спины уже успели соприкоснуться с прутом есаула, морщились недовольно и обиженно, но традиция есть традиция, и оставалось лишь подчиняться ей.
Из круга танцующих выплыла Саният, белолицая соседка-губденка, и, подойдя к Ансару, вручила ему цветок, означавший приглашение на танец. Ансар отошёл от мужчин и проследовал за нею на площадку, где, пройдя в танце несколько кругов, вызвал, в свою очередь, на площадку жену.
Уже много лет не танцевавшая, Айша не смогла отказать мужу и неуверенно вышла в круг. Под громкое хлопанье гостей Ансар и Айша, впервые в своей жизни танцевавшие вместе, закружились, подчиняясь барабанному ритму. Они по-прежнему были красивой парой, и невольно гости, залюбовавшись обоими, принялись хлопать ещё сильнее.
Разгорячённый танцем, Ансар, отпуская жену, успел шепнуть ей на ухо:
– У нас с тобою не было свадьбы, так что, считай, это и наша свадебная лезгинка!
Улыбнувшись мужу, Айша вернулась к гостям.
– Удивительные люди эти Ахмедовы! – повернувшись к соседкам, сказала толстушка Аминат. – Что бы с ними ни случилось, всё равно не гнутся!
– Это потому, что сердце у них большое и людям помогают! – с достоинством ответила Рабият. – Когда умер мой Гимбат и я осталась одна с двумя детьми, никто меня так не поддержал, как Ансар с Айшей, дай им Бог здоровья! И я, хоть с тех пор на свадьбы не хожу, к ним не прийти не могла!
– Да-а, и мне они помогли, когда у меня на базаре вытащили из кармана кошелёк с деньгами! – подхватила Умужат.