Киммерийский закат - Богдан Сушинский 43 стр.


41

Когда генерал Буров вернулся в Дорос, на контрольно-пропускном пункте и в оцеплении уже стояли бойцы майора Курбанова. Они же заняли снайперские позиции внутри резиденции. Что же касается групп былой охраны резиденции и все еще подчиненных путчистам агентов кагэбэ, то они томились безделием в микроавтобусах, или на секретных точках, но тоже располагавшихся на дальних подступах к объекту.

Русаков только что вышел из августовской теплыни небольшого залива, эдакого крымского фьорда, и теперь, набросив шелковый халат, неспешно направлялся к вилле. От президентского пляжика, на котором продолжали нежиться под солнцем его дочь Эльвира и зять, он, опустив голову, брел по кипарисовой аллее, время от времени, исподлобья, бросая взгляды по сторонам. То тут, то там ему открывались не очень-то пытавшиеся маскироваться на местности охранники из подразделения, которое только недавно появилось на территории резиденции. Причем среди них генсек-президент успел обнаружить нескольких симпатичных женщин, явно бравировавших небольшими, почти игрушечными снайперскими карабинами.

Их командир, майор Курбанов, сразу же представился Президенту, однако на его встревоженный вопрос, что это за подразделение и каковы его намерения, сдержанно ответил:

"Все объяснения вы получите от генерала – да-да, теперь уже генерала – Бурова, который недавно вылетел из Москвы. Одно могу сказать: с этой минуты вы, как никогда раньше, находитесь в полной безопасности".

"Так его все-таки вызывали в Москву? – насторожился Русаков. Он знал о повышении Бурова в чине и не понимал, почему затягивали с объявлением об этом полковнику. – Что-то серьезное?"

Президент помнил, что во время прошлого визита "группы товарищей" из Москвы, генералы от кагэбэ и прочие гэкачеписты остались недовольными поведением полковника, который очень мешал им вести переговоры, а посему подумал: "Кто знает, чем завершится для него этот вызов, время как-никак смутное".

"Разведуправление Генштаба своих на поле боя не бросает, – все так же уверенно и спокойно ответил майор. – Это контора серьезная".

Едва гарант Конституции вспомнил об этом разговоре, как в конце аллеи, у фонтанчика, возникла фигура самого генерала. В отличие от всех офицеров, которые в эти дни "служили Отечеству" на объекте "Заря", Буров пренебрег камуфляжем и, невзирая на жару, представал перед главой государства и главнокомандующим в парадном мундире. "Сразу видно, что генерал, – одобрительно отнесся к его форме одежды Русаков, – а не что-то там в камуфляжке. Причем начальник охраны личной резиденции Президента".

Отдав честь и, удостоившись в ответ едва заметного кивка головы, генерал тут же ошарашил хозяина виллы:

– Товарищ Президент, по имеющимся сведениям, около семнадцати часов вас опять посетит "группа товарищей" из Москвы. Полный состав мне не известен, однако твердо знаю, что во главе ее будут председатель Комитета госбезопасности Корягин и министр обороны Карелин. Предполагаю, что вместе с ними прибудут и некоторые другие гэкачеписты.

– Даже так?! Наконец-то и "первые лица" новой власти решили пожаловать? – розовым полотенечком промокнул Президент смешанную с потом струйку морской воды, сползавшую с его мокрой лысины. – Любопытно, любопытно… Но, если речь идет о костяке путчистов, тогда в нем должны присутствовать спикер парламента Лукашов и мой дражайший "преемник" Ненашев.

– О Ненашеве сведений не имею, – пошел генерал рядом, но чуть-чуть позади "гаранта". – Что же касается Лукашова, то, следует полагать, он вылетает отдельно от группы Корягина и, как мне представляется, втайне от него. Вместе с ним в самолете будет ваш заместитель по партии Иващенко. Они намерены дистанцироваться от гэкачепистов и переговоры с вами вести отдельно.

Президент оглянулся и замер, с поднесенным к виску полотенечком. Взгляд, которым он одарил своего телохранителя на сей раз, казался преисполненным уважения. Генерал должен был понимать: для него, "затворника", такая информация дорогого стоит. Однако тут же спросил:

– Переговоры о чем? Какие сведения на этот счет? Путч, насколько я понимаю, провалился. Хоть это-то они понимают?

– Они, товарищ Президент, так не считают; точнее, так считают не все. Корягин прибудет вашим, президентским то есть, самолетом и, очевидно, попытается увезти вас в Москву.

– Считаете, что они попытаются увезти меня силой? – встревожился Русаков.

– Следует полагать, не решатся. Да мои бойцы и не позволят им этого. Если только…

– Что "если только"? – мгновенно отреагировал Русаков. – Допускаете, что кто-то из генералов кагэбэ, который прибудет с Корягиным и в сопровождении спецназовцев, попытается вытеснить отсюда вашу группу?

– Во-первых, нас не так-то просто вытеснить. Но дело даже не в этом. На самом деле я имел в виду – если только шефу кагэбэ и министру обороны не удастся психологически сломить вас.

– Психологически? Меня?! – тут же вскинул голову в благородной гордыне генсек-президент. – Если путчистам не удалось это в самом начале, когда я действительно пребывал в состоянии полушока…

– Мне тоже кажется, что время, когда они могли по-настоящему изолировать и нейтрализовать вас, гэкачеписты явно упустили, – невозмутимо признал Буров. – Теперь же обе группы прибывают сюда в поисках взаимопонимания, а значит, и в поисках собственного спасения.

– Как побитые псы – вот в каком качестве они прибывают сюда.

– Только не главный чекист. Тот все еще уверен, что путч можно довести до логического конца, если только вы согласитесь возглавить его.

Русаков коротко, нервно рассмеялся.

– Глава государства, возглавляющий путч против самого себя?! Вы же отдаете себе отчет, что это ни в какие рамки не вкладывается. Они преступно встали на путь государственного переворота, и вы понимаете, что процесс пошел. Это же невозможно скрыть, всё мировое сообщество следит за тем, как эти путчисты ведут к самоубийству не только себя, но и всю страну.

– Услышав от вас нечто подобное, гэкачеписты тут попытаются преподнести все события так, будто ни о каком путче и речи быть не может. На самом деле происходила вами же благословленная попытка навести в стране порядок, причем осуществляли ее официальные должностные лица, с помощью государственных структур, исключительно в рамках Конституции и под присмотром ее гаранта.

– Конечно же они попытаются все свалить на меня, – проворчал Президент и с заискивающим каким-то любопытством посмотрел на генерала. – Только ничего у них теперь не выйдет.

– Следует полагать, – прибег Буров к своей излюбленной фразе.

Русаков понимал, что сведения, которыми поделился сейчас начальник охраны резиденции, исходят не от него; что за новоиспеченным генералом явно стоит кто-то очень влиятельный, но кто именно, какой такой силой поддерживаемый? Только этими терзаниями и был продиктован вопрос, который он хотел задать с самого начала:

– А что происходит в ближайшем окружении Елагина? Если, конечно, по этому поводу вам известно что-либо конкретное.

– По событиям в окружении Президента России сведений не имею, – по-армейски четко отрубил генерал. – Однако предполагаю, что около семнадцати ноль-ноль из "Внуково-2" должен вылететь самолет с большой группой представителей этого самого "ближайшего окружения" российского Президента. Одним из таких представителей будет генерал Ранской с группой спецназовцев. Следует полагать, что с ним прибудет несколько известных деятелей, в частности, депутатов…

У входа в резиденцию появилась Лариса Анисимовна, однако в течение какого-то времени Президент предпочитал не замечать супругу. Услышав сообщение о прилете "группы Елагина" с известным генералом Ранским во главе, он удивленно уставился на начальника охраны, и лицо его явно побледнело.

– Эти еще – зачем?..

Буров не сомневался, что больше всего Русакову нужно опасаться действий именно этого лагеря. Президент наверняка доверится "россиянам", предпочтя вернуться вместе с семейством в Москву, в политическую жизнь страны, на их самолете. Но точно так же генерал главного разведуправления не сомневался, что именно "спаситель" Елагин со своим "ближайшим окружением" сделают все возможное, чтобы, лишив генсек-президента всех постов, похоронить его как политика вместе с коммунистической идеологией и самим Советским Союзом.

Однако сказать об этом Русакову он не мог, причем не потому, что опасался его как все еще властного главы государства, а по совершенно иным, куда более важным соображениям.

42

Подняться на второй этаж, в свой кабинет или в соединенную с ним гостиную, генсек-президент путчистам так и не позволил. Он специально спустился вниз и принимал их в холле, стоя, заставив, таким образом, "группу товарищей" тоже выслушивать его стоя. Уже в первые минуты Русаков обратил внимание, что среди прибывших нет ни одного из путчистов, входивших в состав группы, которая предъявляла ему ультиматум несколько дней назад. Это слегка огорчило Прораба Перестройки, лишив возможности с удовольствием подтвердить свое мнение о них. Они ведь и в самом деле оказались теми, кем он их попросту, по-народному, назвал – "мудаками".

Хотя Лукашов и Иващенко прилетели на аэродром отдельно от гэкачепистов, однако генсек-президент приказал майору Курбанову, который находился в это время на контрольно-пропускном пункте, любой ценой – выяснением личностей, составлением списка и всевозможными согласованиями с генералом Буровым, – свести их вместе.

Расчет оказался правильным: воссоединение этих двух групп нивелировало разницу в тактике переговоров, которые они выработали еще в столице, принимая решение о поездке на полуостров. Уравненные ненавистным клеймом "путчистов", они теперь вместе переминались с ноги на ногу, явно мешая при этом друг другу милостиво отдавать себя во власть тому, кого еще вчера всячески пытались этой самой власти лишить.

– Улетая на отдых, вы, Владимир Андреевич, потребовали от нас навести в стране порядок, прекратить ее распад, остановить парад бессмысленных суверенитетов республик, – первым заговорил председатель госбезопасности. Голос его предательски дрожал, старчески отвисающий "индюшиный" подбородок расшатывался, как оборванная парусина на ветру, а руки… вот руки все это время ощупывали полы пиджака, словно никак не могли наткнуться на рукоятку затерявшегося пистолета.

– Это ваши прямые служебные обязанности – поддерживать порядок во вверенных вам сферах, – как-то неуверенно проговорил гарант Конституции.

– Только с этой целью, – не позволил втягивать себя в полемику генерал армии Корягин, – и был сформирован Госкомитет по чрезвычайному положению, который…

– …Который лишил Президента конституционных полномочий, – теперь уже неожиданно резко прервал Русаков главного чекиста страны, – выставив его перед народом больным и недееспособным. Мало того, вы, "гэкапутчисты", как вас теперь справедливо называют и в народе, и в прессе, взяли Президента под домашний арест, изолировав его от всего мира. И это – в дни, когда большинство республик уже готово было подписать новый союзный договор; когда переговорный процесс по его подписанию по-настоящему пошел.

Дрожащие руки главного путчиста перестали нервно обшаривать карманы и безвольно опустились по швам. Он затравленно взглянул на Лукашова, призывая его забыть о разногласиях и подключиться к разговору, который с самого начала пошел не так, как это ему представлялось.

Прежде чем гэкапутчисты ступили в холл, Буров лично поставил длинный журнальный столик посредине ковра, чтобы он разделял Президента и путчистов. Причем сделал это, не столько опасаясь за попытку путчистов арестовать генсек-президента, сколько для создания им психологического дискомфорта. Теперь, вместе с двумя офицерами, он стоял чуть в сторонке, на уровне этой "демаркационной линии", как рефери – на ринге, фиксируя каждое движение путчистов.

– Владимир Андреевич, – миролюбиво присоединился к разговору Кремлевский Лука. – Мы тут советовались и с силовыми министрами, и с секретарями ЦК, – кивнул он в сторону Иващенко. – Поэтому выражу общее мнение, когда скажу: будет правильно, если вы с семьей сядете в самолет, которым прибыли мы с вашим заместителем по партии. Такое возвращение в столицу, именно в таком сопровождении, снимет многие ненужные вопросы и политические шероховатости, возникавшие в последние дни в прессе и в умах некоторых политиков.

– Мы с маршалом и другими товарищами присоединяемся к этому мнению, – поспешил заверить главный кагэбист, дабы избежать какого-либо намека на противостояние между двумя группами. – Но прежде надо бы в спокойной обстановке согласовать взгляды на происходящие события, выработать план действий после возвращения в Кремль. Невзирая ни на что, наши министры, депутаты, руководители союзных республик должны увидеть перед собой команду единомышленников, придерживающихся общих оценок и твердой государственной политики. Только такая монолитность способна спасти страну от полного развала.

Президент непроизвольно метнул взгляд на генерала Бурова, а тот демонстративно взглянул на часы. Они прекрасно поняли друг друга: самолет с группой генерала Ранского уже был в воздухе. Едва "группа федералов", как назвал ее Истомин, появилась во "Внуково-2", как Бурова тут же уведомили об этом шифрограммой. Мало того, вооруженные люди Истомина уже ожидали ее в Крыму на военном аэродроме "Бельбек". И как же Русаков был признателен теперь начальнику охраны за известие о прилете "федералов"!

Он прекрасно понимал, что должен как можно скорее оказаться в Кремле. Но прилет посланников российского Президента позволял определиться и с линией поведения во время переговоров с путчистами, и с выбором борта, на котором ему, как вырвавшемуся из рук заговорщиков "спасителю Отечества", суждено триумфально, мессиански явится своему взбудораженному слухами и действиями гэкачепистов народу.

– Вы что, всерьез решили, что я буду вступать с вами в полемику и согласовывать взгляды; что я соглашусь возвращаться в столицу вместе с вами? – с высокомерной жесткостью молвил генсек-президент. – Через своего помощника и через начальника охраны я уже подавал письменное требование предоставить мне самолет и правительственную связь, однако ни того ни другого так и не получил.

– Так вот сейчас, Владимир Андреевич, вы все это и получаете, – осипшим басом уведомил его маршал Карелин, снисходительно разводя при этом руками, дескать, стоит ли затевать разговор о таких мелочах?

Корягин помнил, что начальник охраны тотчас же, "по начальству", уведомил об этой просьбе руководство гэкачепе, но именно в его, шефа госбезопасности, кабинете обращение это было предано забвению: "Как-то слишком уж странно и невовремя он возбудился, – прокомментировал тогда Корягин требование Президента в разговоре с маршалом Карелиным. – С чего бы это? В любом случае пусть подождет и хорошенько остынет".

Теперь главный кагэбист страны искренне сожалел, что тотчас же не отправил за Русаковым его самолет. Пусть бы этот слюнтяй, никем не встреченный и, собственно, никому не нужный, прилетел в столицу, чтобы топтаться в его, шефа госбезопасности, приемной да объяснять журналистам, какой такой дипломатической болезнью он болел и в какой пляжной изоляции пребывал.

– Я действительно сегодня же вернусь в столицу, но не по вашей, а по своей собственной воле. И конечно же не на одном самолете с вами. – Лукашов пытался еще что-то сказать, однако Президент не позволил ему сделать этого. – Нам с вами говорить больше не о чем, – объявил он, уже поворачиваясь, чтобы подняться к себе на второй этаж. – Все, я вас больше не задерживаю.

– Но мы же прилетели сюда не для того, чтобы выяснять отношения, – сдержанно возмутился Кремлевский Лука, – а чтобы вместе думать, что делать дальше. Нужно готовиться к предстоящей сессии Верховного Совета, нужно провести совещание с председателями республиканских парламентов, всерьез заняться новой редакцией союзного договора, на которой еще и конь не валялся.

– По этим же вопросам надо бы посоветоваться на заседании Политбюро и на расширенном пленуме ЦК, – несмело вставил Иващенко. Он все еще держался особняком от общей группы, подчеркивая тем самым, что никакого отношения к гэкачепистам не имеет. И это было правдой. – В знак протеста против введения чрезвычайного положения, – виновато оглянулся на главного кагэбиста страны, – во многих республиках начался массовый выход из рядов партии. Причем не только интеллигенции. Прошу прощения, но это уже факт, который нельзя не признавать.

Какое-то время все томительно ожидали, каковой же будет реакция генсек-президента, но тот лишь многозначительно переглянулся со своим помощником Ведениным и, мстительно бросив на ходу: "Теперь мы уже без вас разберемся – и с сессией совета, и с партийными вопросами", – стал подниматься наверх.

– Как вы уже слышали, – неожиданно прорезался голос у доселе молчаливо стоявшего чуть в сторонке, у лестницы, помощника главы державы, – товарищ Президент больше вас не задерживает.

– И хорошо подумайте на досуге над тем, – уже на ходу, не оборачиваясь, завершал встречу с путчистами Русаков, – в какую трясину предательства вы скатились сами и до какого краха пытались довести всю страну.

Шеф госбезопасности готовился к любому сценарию их встречи с генсек-президентом, но только не к тому, последняя сцена которого разыгрывалась сейчас Русаковым под гэкачепистский занавес. Поняв, что ему нагло плюнули в лицо, что все его титулы и заслуги с сегодняшнего дня уже перечеркнуты определением "бывший", старый кагэбист слепо рванулся было вслед за тем, кто, по его убеждению, в действительности довел партию, армию, службу госбезопасности и вообще всю страну до создания гэкачепе. Кто, "дожав" народ и страну до высшей степени социального кипения и конституционных руин, умудрился при этом пересидеть смутное, судное время на курортном берегу, чтобы теперь цинично предавать и комитет спасения Отечества, и людей, которые к нему потянулись.

Назад Дальше