– Пусть каждый воин возьмет по горсти родной земли и запомнит. Там за рекой для нас земли нет. Там за рекой пустыня, где нет воды, еды и добра, даже если от них ломятся амбары, стоящие на дороге и текут полноводные реки. Там нет нашей земли, там все пропитано ненавистью и смертью. Взявший хоть щепоть пыли с дороги, будет сожжен со всем своим родом и добром. Вы знаете, я слов на ветер не бросаю. Укрывший врага и предателя, будет сожжен вместе с ним и со всем родом. Таков закон этой войны. Каждый тронувший врага, сам идет в лазарет – в этом спасение его. Если он умрет, это спасение его рода. Братья Иоанна и Лазаря возьмут вместе с нежитью, волхвами и с Совершенными на себя долю тяжелую, отделять баранов от козлищ. Чистых от нечистых, даже среди тех, кто нас там ждет за стенами убежищ своих. В память о доме нашем пусть каждый воин возьмет камень на этой стороне реки и положит его на той. Возвращаться будем, они нас дождутся. Живые, домой, на память о походе заберут. Чьи камни останутся, знать тому не суждено дом родной увидеть. Пусть памятником им останутся курганы эти на берегу. Увидим потом какой высоты. Все! Желаю каждому в доме своем внукам камень этот показывать! Вперед! – Он махнул рукой, и войско двинулось через Ярдан.
Волхвы подняли на плечи походную церковь. Штандарты развернулись по ветру и дробно застучали копыта коней. Сам Навин со своей ближней дружиной направил путь к переправе, указав плеткой на маячившие в утренней дымке высокие стены на другом берегу Ярдана.
– Как не больно, но первым придется брать Стрый ханский стан потомков Ярилы – Ярхан. Вперед! Нет времени на переговоры и раздумья. Разведка донесла, что город целиком во власти Великого Мора. Войскам близко не подходить! Город окопать рвом и земляным валом. Пушки на прямую наводку. И что бы через неделю от него и его жителей воспоминаний не было. Нам, тут не досуг топтаться. Пусть карантинщики зачистят, в подмогу им два полка. Все! Через неделю жду с докладом в предгорье. Помните приказ. Пленных не брать! Добычу через карантин! Ослушание смерть! – Он хлестнул коня и, не оглядываясь, бросил его на тот берег. Война началась.
Герольды протрубили судьбу Ярхана под его неприступными стенами, резко повернулись в седлах и, выдернув из колчана стрелы, послали через стену буллу с решением хана. Город погрузился в ледяное оцепенение. Жители поняли, пощады не будет, и собрались дорого продать свою жизнь. Битвы не было. Ярхан пал через неделю. Пушки сравняли его стены с землей, а каратели завершили дело. Два происшествия осложнили дело. Во-первых, соглядатаи уличили в мародерстве одного из осаждавших. Притом не простого воя, а малого Хана из древнего рода Зарина, командовавшего одним из приданных полков. Кара за заклятый слиток золота была неотвратима и жестока. Осия, названный теперь Иисус Навин, всегда славился крепостью своего слова и отсутствием жалости к нарушителям его приказов. Ханский стан был окружен, обложен хворостом и сожжен со всем, что в нем было: добром, скотом, оружием, воями и даже малолетними сыновьями и дочерьми ослушника.
– Чтоб неповадно было дрянь всякую в войско тащить! – Коротко прокомментировал Навин.
Во-вторых, каратели попали в засаду у городка Гай, где местное ополчение их не то чтобы разбило, но потрепало изрядно. Навин развернул туда центральную часть войска, взял Гай с ходу, сжег, сравнял с землей. Местного воеводу и наместника повесил.
На месте обоих происшествий приказал насыпать по кургану в назидание потомкам и проходящим полкам. При переходе через перевалы последний раз войско дало клятву служить преданно и беспрекословно. На что Навин обещал им вечное блаженство в обиталище достойных воев, в Вальхалле.
– Я дарую вам свободу! Свободу от старых обязательств и клятв! Свободу от своих князей и властителей! Свободу от обетов, данных Богам. Отныне вы воины Нави! Вы свободны от всего, кроме моих приказов. Вас ждет слава и Валькирии в доме забвения в Вальхалле! Да пребудет с нами благословение Богов! Вперед! Не мир мы принесли, но меч!!!
Все видели, что рядом с Иисусом стояла сам Богиня Артемида, Солнечная Дева Ариев. Покровительница старых воев – Орды, взявших на меч весь мир. В сияющих доспехах Бога Солнца, с копной распущенных огненных волос, спадающих с плеч рыжим водопадом. Она стояла в окружении волкодлаков, от взгляда которых мороз продирал по коже даже бессмертных. За спиной ее стоял черноризец Новой Веры. Как бы подтверждая, что в этом деле Старая и Новая Вера вместе. Воины приветствовали их криками "Урра!" и вскидыванием меча. Конные лавы потекли в долины с перевалов, затопляя всю Ойкумену. За ними тяжелой поступью пошли карантинщики и заскрипели телеги лазаретов и госпиталей. Навстречу Великому Мору и Черной Смерти шла Великая война, Великое очищение.
Навстречу же им потянулось сборное войско земель западных во главе с воеводами пяти провинций.
Воеводы Навина, устремленные вперед, как сжатый кулак в панцирной перчатке ударили им в лоб, развернувшись по долине широкой лавой. Бросок был настолько скор и неожидан, что союзное войско западников даже не успело развернуться в боевые порядки и тотчас же побежало от удара. Наместники попытались остановить бегство и оказать сопротивление в предгорьях, но пушкари расставили единороги и с ходу обрушили на пытавшуюся закрепиться на склоне пехоту град шрапнели. День смешался с ночью. Время кажется, застыло в этой тягучей рубке. Мария повернулась в седле к Иисусу:
– Потом скажут, что мы остановили солнце и луну, а ведь прошло не более трех часов с первого удара.
– Потом многое чего скажут. Барды это умеют. Осторожно, – Он прикрыл ее щитом от пущенного дротика, а ближайший Угрюм завершил дело метательным ножом.
– Выходим из битвы! – Крикнула Мария и повернула коня.
Дело, как стало привычным, довершили пушки и лучники. Поле было обложено хворостом и запалено с четырех сторон. Погребальный дым унес души всех павших в Ирий. До утра по полю ходили карантинщики, длинными гизармами стаскивая в кучу не тронутые огнем трупы и зажигая новые костры. Долина Аялонская, ярко освещенная их пламенем, дождалась первых лучей солнца.
Войско же двинулось на Македонию. С ходу взяло перевалы, частью разлилось по горным долинам и выкатилось к морю. Повернуло, прошло вдоль побережья и, теперь растопырив свои полки как пальцы, пошло по всем землям Ханской Империи до Моря-Океана. Оно ломало сопротивление отдельных герцогов и наместников. Брало штурмом города, а зачастую просто обкладывало их со всех сторон, как медведя в берлоге и ждало, пока все не вымрут. После чего предавало огню. В центре западных земель их встретили швейцарские кантоны, отсидевшиеся в карантине и фландрские города, выстоявшие за засеками лазаретов. На юге в Иберии они увидели зарево костров подожженных инквизицией и Роланом, боровшихся со скверной своим путем, но тоже остановивших ее. Пусть и на последнем рубеже почти, что у Гранады, но все-таки остановивших. Теперь Ролан шел им навстречу, отвоевывая свою землю пядь за пядью. Через пролив в Альбион Навин выслал экспедиционный корпус, зная, что ему с севера помогут отряды шотландских стрелков возглавляемых остатками братьев храмовников.
Тридцать один удел, да не мелкий не деревеньки какие. Тридцать один удел очистили войска Иисуса Навина от Великого Мора, от темных помыслов, от бесовских обрядов и мыслей.
Когда дело было закончено, за спиной войска осталась пустыня. Выжженная и затопленная пустыня. По полям рыскала нежить, добивая укрывшихся в схоронах и лесах, вылавливая уцелевших собачек дьявола и перемалывая им кости в порошок. За стенами старых монастырей, где все эти годы плодилась и развивалась скверна, братья Лазаря и Иоанна разместили карантины и свозили туда тех, кто был свой, но вызывал сомнение, не поселилась ли в нем злая сила, чтобы выскочить потом наружу, прихватывая с собой других.
Из имперских кварталов и братских комтуров, окруженных стражей и запретной зоной, сидевшие там не выходили по приказу волхвов. Коли не было там болезни, через месяца два шли через чистилище, через Совершенных, чтобы не нести смерть с собой в мир. Коли знахарь или ворожея замечали внутри признаки лихоманки, то собирался Собор малый или Сход и решали затвориться изнутри и отдать себя на волю Богов. Кто выйдет живым из этого испытания, знать на том благодать Божья и защита Матери Богородицы. Бывало, вымирали все. Бывало, выходили три-четыре человека. Страшные, жуткие хуже нежити. Бывало, отступала сама Черная Смерть пред силой людской.
Карантинщики смотрели на все это через узкие прорези шлемов, поигрывая в руках ловушками для людей на длинных гибких шестах, гизармами и алебардами. Такие поймают и убьют, рук не замарав и также в костер оттащат, даже не прикоснувшись. Гиены трупные, но санитары мира этого. Набирались они в основном из нежити, потому как нежить кровь холодную имела и сердце каменное. Даже Дракуловы упыри и вурдалаки такого не выдерживали, не то, что люди. Хотя и среди людей попадало ни мало таких, что нежити фору давали, чем ни мало всех изумляли. Сами себя называли "Братьями милосердного боевого топора". Считали, что милосерднее больного добить, чем давать ему гнить заживо. Для него милосерднее и для окружения его. В основном же люди шли в лазареты и госпиталя, пытаясь хоть кого спасти.
Дело было сделано. Пустыню надо было обживать наново. Как это ни горько, но на погосте всемирном, надо было жизнь возрождать, не смотря ни на что. Черная смерть отступила кое-где навсегда, кое-где притаилась в болотах в чащобах, в ожидании реванша. Навин это знал. Но, поговорив с Марией и еще парой Совершенных, решил уделы поделить и начать поворот к жизни мирной, землепашеской. Гонцы полетели по всем полкам, по всем дружинам, зовя на большой Собор, Большой Совет о разделе земель Ханских завоеванных, очищенных и разоренных. Мечом и огнем перекрещенных, по Старой Вере выращенных, по Новой Вере жить начинающих. Гонцы полетели по всем землям, зовя всех на Большой Собор.
На Большом Соборе Иисус Навин восседал на золотом троне Главного Воеводы. По правую руку от него сидела в одеянии богини Артемиды Мария. По левую в одеянии первосвященника Микулица. Троица олицетворяла: власть пресвитера Иоанна, выславшего новое воинство для очищения земель Ханских, Старую Веру, власть эту создавшую и Новую Веру, власть эту поддерживающую. Троица эта олицетворяла, конец власти Орды Ханской. Всем стало ясно, передается власть новым наместникам, воеводам царя священника. Старая Вера свое отжила, вместе с воинством Нави и с Иисусом Навином в Навь и уходит, место, освобождая для Новых волхвов, новых знаний, Новой Империи. Все представители расселись по двум крылам. Кто в правое крыло в Земщину – им на землю садиться хозяйство поднимать, уделы обихаживать, города ставить. Кто в левое крыло в Опричнину – им государю служить, блюсти интересы имперские. Шум затих, лязг мечей оставляемых на краю поляны улегся. Встал Иисус простер длань над Собором, сказал:
– Други мои! Мы сделали все, что могли. Нам пора. Кому в Навь назад, кому по чащобам и болотам, – Он посмотрел в сторону нежити и старых друидов, – Кому в земли заповедные или в сады райские. Ну а кому землю обживать. Землю обживать и строить ее наново, что бы ни пришлось еще раз из потустороннего мира героев и воевод поднимать, Правь здесь налаживать. Перед уходом нашим будем землю эту делить по Правде меж теми, кто ее кровью поливал своей обильно. Колонна Рувима и Гада и половина колонны Манассина, что переправы стерегла, откатываются за Ярдан, на восточный берег. Будут пограничные земли стеречь и переправы сторожить. Будут службу ямскую и дорожную налаживать. Другой половине колонны Манассина беречь переправу и приграничный Дунай с западного берега. Отныне быть Ассам пограничной стражей между старыми и новыми землями. Остальным девяти колоннам те уделы, где они порядок наводили и земли облагораживали. Всем воеводам: Иссахару, Завулону, Симеону, Ефрему, Вениамину, Дану, Асиру, Неффалиму и духовной братии колонне Иудиной земли по заслугам их обрести и править на славу и размножение. Здесь на горе Здравница поставим мы Собор в честь собрания нашего, и установим ковчег, что нас в деле нашем сопровождал. Посвятим его тем волхвам, что дело наше святое благословили и вели нас к исполнению его. Столицей новых земель будет город Новоград по-местному Наблус. Как его всадники арамейские зовут – Сихем. Там и Храм Нового Обета поставить, Вам духовники. Привратникам же Левитам обустроить города-убежища по образу того, как Гетто было в Венеции обустроено. Пусть в этих городах живут слуги государевы, и дают приют и защиту всем, кто прокричит Слово и Дело и захочет государю не на жизнь, а на смерть служить. Не будет в тех городах никаких законов кроме законов Империи и суда имперского. Будут там правь по Правде править и только так. Левитам же привратникам при вратах тех городов стоять и бдеть, как они за карантинными законами бдели. А буде неудача кака, или опять Черная Смерть явится, в тех городах опричнина, то есть люд имперский в первую очередь должен убежище получить и за стенами их до нашего прихода отсидеться, что бы не было того, что в этот раз. Поселить в них братию госпитальерскую и лазаретскую. У стен их соорудить странноприимные дома и лепрозории, что бы больных и страждущих принимать. Еще учредить в них приюты для знахарей и другой лечащей братии под рукой пресвитера Иоанна и кто их тронет – тому смерть. Последняя моя воля. Я уйду, но назначу вам судей в земли вновь завоеванные. Пусть чтут они законы наши и за вами всеми пригляд имеют. Коли будут нарушения какие, тому кара от нас из Нави и от Старой и Новой Веры вместях. Пусть так буде!
– Пусть так! – Хором поддержали его Мария и Микулица.
– Пусть так!!! – Эхом ответил Собор.
– А ослушникам смерть! – Иисус еще раз простер длань над головами всех.
– Смерть! Смерть! Смерть! – прокатилось по рядам.
Утром сидя на низком пуфике Мари задумчиво вертела в руках толстую книгу с надписью "Книга судей".
– Судьи. Судьи. Все-то ты знал граф Сент-Омар, Великий Мастер Данте. Все-то ты ведал пророк и ведун. Это ж когда ты впервые ее написал? Вспомнила! Еще при князе Андрее в Лондонском Тампле издал. А теперь время настало в жизнь воплощать. Пришло время судей, – Она махнула рукой и резко встала, – Эй там! Коней седлайте!
Мария отдернула полог шатра, стоящего на высоком берегу Дуная. Перед ней расстилался Новоград, Нублус, Сихем или как там его еще называет это многоязычное непонятное войско Нави. Военный стан этого войска, вставший у стен Вышеграда, рядом с крепостью Буда. Главный судейский двор новой власти. Той власти, что взяла на себя тяжкую ношу, определить кто нужен в этом мире, а кто нет. Она тряхнула головой, рассыпав по плечам свои огненные косы, как бы стряхивая с себя наваждение Нави. Нет! Эта ноша не для нее. Не для Иисуса Навина, вернувшегося в свою обитель в Вальхалле, не для Сент-Омара, отдыхающего на острове у Раймона. И не для нее. Может быть для Жанны? Но точно не для нее. Для судей! А она не судья, ибо помнит слова великие. "Если бы судили сами себя, то не были бы судимы!". Потому и не берет ношу эту на плечи свои. Она еще раз тряхнула головой, заученным жестом собрала косы в пучок и убрала их под шлем. Обернулась на стук копыт. Угрюмы подводили ей иноходца. Пора! Она взлетела в седло, не касаясь стремени, оставив все сомнения здесь на западном берегу Дуная, на земле подсудной людям и неподсудной Совершенным. Там, где судят люди, там молчат Боги.
Издалека она увидела поспешавшего к ней Микулицу. Монах был явно расстроен, и она чуть заметным движением колена направила коня навстречу к нему.
– Что случилось, старинушка? – Мари свесилась с седла, – Что за дума тяжкая на челе?
– Да вот спешил, пока тебя ветер попутный не унес! – Пробасил Микулица.
– Да я б, с тобой не попрощавшись, не сгинула.
– Говорят, ты на родную сторону путь держишь?
– Кто говорит?
– Люди бают!
– На родную, на родную. Правду бают. Но тебя не возьму. У тебя другой путь! В Париж, на улицу Нотариусов, – Резко отрезала она, – Да и мне не в радость. Старое требушить. Раны зажившие бередить. Но… надоть! С Богами не спорят!
– Кланяйся родной стороне. Могилам предков наших. Церквам, нами поставленным. Якорю, что на алтарях и могиле побратима нашего Андрея.
– Так нет же могилы его, старинушка. Прах его мы над озером Плещеевым развеяли, а местом памятным ему Святой Дом Богородицы поставили.
– Вот Дому тому и кланяйся! От меня из далеких земель. Нагнись, обниму, – Он облапил ее по-медвежьи, звякнув бронями о брони, и, не стесняясь, поцеловал в губы. Отпустил, широко перекрестив, – Ступай с Богом. Скатертью дорога. Буду ждать тебя всегда и везде, – Резко повернулся на каблуках и размашисто зашагал прочь.
Мари выпрямилась в седле. Больше ее здесь не держало ничего. Она, не оглядываясь, направила коня к переправе на восточный низкий берег, стегнув коня шелковым арапником. Угрюмы пристроились сзади, чуть забирая слева и справа, прикрыв ее со всех сторон. Путь их был далек и несладок, туда на Русь.
А за ее спиной на западном берегу полноводной реки Дунай, что разделила этот мир на Правую и Неправую стороны, судьи назначенные Иисус Навином, начали вершить скорый и кровавый суд.
– Судьи, – Она опять ухмыльнулась про себя, погоняя коня, – Кто судьи-то? Мария помнила байки еще про первую Орду. Про тех, кто завоевывал дикие места и ставил на них Империю. Про пращуров тех, кого они с Навином выжгли огнем и мечом.
– Как их звали-то? – Она наморщила лоб, – Ах да! Рыцари "Круглого стола". Точно, точно! Менестрели и ваганты много разных песен пели в старые времена о короле Артуре и его рыцарях. Помнится, там было двенадцать королей. А сейчас двенадцать судей. Насмешка какая-то! Или все вырождается со временем, от героев к червям. – Она опять потерла лоб, пытаясь вспомнить и тех и других.
– Осторожно госпожа! Берег скользкий, не ровен час, спотыкнется конь-то, – Старший Угрюм придержал иноходца на подъеме.
Мария поблагодарила его взглядом и опять послала коня в галоп.
– Ладно, старых воев я забыла, хотя раньше такого не было. Но вот судей-то этих можно было и запомнить. Чай при мне их Навин-то назначал, – Она стряхнула с себя этот обморок, и они прошли пред ее глазами чередой, – Ага, ну вот! Сейчас вспомню, – Она прикрыла глаза и про себя внятно начала перечислять, – Гофониил сын княжеский, тут вдоль Дуная в междуречье сел. Да где ж ему при таком отце-то и быть. А чуть северней, по берегам того же Дуная, сынок Геры – Аод, жрицы земель завоеванных, себе должность оторвал. Ничего что левша, Правь будет править по Правому.
Иноходец набирал ход, наматывая на копыта длинный и скучный путь. Мари почти задремала в седле, под его мерное покачивание, но продолжала вспоминать.