Потому и шли без остановки на Русь Великий Мор и Черная Смерть, потому что стало гнилью из самой сердцевины попахивать. Прошли по Новгороду торговому, оставив за собой плач и дымы костров погребальных, и предстали пред князем, что сидел в расцвете сил на московской мытне, отцовский великокняжеский стол во Владимире оставивший, ради золота поганого. Гордо поднял голову тридцати семилетний император, оправдывая прозвище свое, и прямо глянул в холодные глаза Смерти красавицы.
– Понял, – Сказал спокойно, – Понял, пришла моя пора. Не угодил я Богам. Знаю чем. Сладка власть, еще слаще золото. Дозвольте, слово братьям молвлю.
– Молви! – Кивнул головой Великий Мор.
– Приказал нам батюшка жить заодин, – Повернулся к братьям, невесть как очутившимся в палатах, Симеон Гордый, – Так и я вам приказываю заодин жити…я не смог. Бес попутал. А лихих людей не слушайте, которы начнут вас натравливать друг на друга…помните слова мои…, – Дыхание его стало труднее, он глянул туда, где стояла Смерть и увидел рядом с ней Марью – Мать Ариев, с распущенными по плечам огненными косами. Понял, – Вот кто их сюда призвал. Против старых Богов ради корысти свою душу променял. Дурак, – Продолжил с хрипом в горле, – Чтобы память родителей наших…свеча бы не угасла… – И испустил дух.
– Чтобы свеча не угасла…, – Эхом повторила Марья и игумен в накинутом на плечи черном плаще с белым крестом.
– Подойди сюда Иван Иванович, благословлю, – Игумен осенил нового князя широким знамением.
– Слушайся Сергия… и сердце своего, – Поцеловала в лоб Ивана Марья и шепнула в ухо, – Еремея от себя не отпускай, измена близко ходит. Святлицу свою, что в Волчьей Загуби живет, люби, она моя сестренка. Прощевай.
Вскинул голову Иван, но не было вокруг ни кого только он, и брат Андрей возле усопшего князя Симеона, да в углу святой игумен Сергий из Троицкой лавры.
Марья, выйдя за дверь, подозвала к себе черноризца Алексия крестного сына Ивана Калиты, в миру Федора, горячо зашептала ему в ухо.
– Феогност митрополит отойдет вслед за князем в одночасье. Больно золото оба полюбили. Тебе их место занимать. Ивана Красного старые Боги лет через десяток к себе заберут, он с ними пуповиной связан, для новых дел не гож. Тебе отче воз тянуть. Тебе, и братии Сергия Радонежского. Стройте на Руси новую опору, новой власти. Стройте по поясу Симонову, что от Андрея Боголюбского вам завещан. Пусть Москва поднимается, как новый град Иерусалим. Пришлю тебе мастера Бориса Римлянина, он научит людей твоих штуки интересные лить и чудесной смесью их набивать. Потом все от него узнаешь. Одна просьба к тебе отче. Пусть твои мастера Бориса попросят показать, как колокола лить. Хочу, чтоб над Москвой колокольный звон лился. Малиновый, – Повернулась в темный угол, властно приказала, – Пойди сюда Еремей!
– Рад служить, – Из угла вышел дюжий хлопец с перетянутыми по-волховски волосами, – Чего прикажешь Марья-Кудесница?
– Береги хозяина своего, побратима Ивана…сколь можешь. Потом в леса уходи, в атаманы Лютые, будешь, нужен еще со своим ведовством на поле славы воинской на Кулишках. Запомнил слова мои?
– Запомнил. Выполню.
Дверь хлопнула за спиной Марьи, как бы захлопнув выход в иной мир. Она опять вернулась на берега Дуная, Воинство Нави все подобралось, готовясь к прыжку, но Мария поняла еще не время, еще есть запас, что бы попытаться спасти особо любимых. Она мысленно обратилась к Жанне.
– Где ты? Сестренка!
– Я во Флоренции у Джованни! – Раздался ответ.
– Ну, тогда и я туда. Заслужила отдых, – Подумала она и погрузилась в воспоминания.
Глава 4
Из уст в уста
Умри, пока тебя ласкает жизнь.
Публилий Сир.
Джованни Боккаччо она знала с той поры, когда Жанна собирала вокруг себя поэтов и менестрелей на Неаполитанском дворе. Юный Джованни приехал туда с отцом из Парижа по делам купеческого дома Барди. Там в Неаполе маленький поэт брал уроки у королевского библиотекаря Паоло Перуджино, учившего его бойко писать вирши в альбомы молоденьких неаполитанок.
Мария же под именем Марии де Аквино отдыхала в компании Жанны и ее приближенных. Поэт влюбился в нее с первого раза. Что там у них было, осталось загадкой, но следствием их романа, перешедшего в дружбу, стала "Охота Дианы" великолепное поэтическое произведение о богине охоты Артемиде и ее спутницах. Мария вдохновила его на серию поэм о героях Трои, великих героях древности. С тех пор он остался ее почитателем и верным слугой. Вот в его дом и приглашала ее Жанна. Как тут было отказаться!
Жанна встретила Марию в дальнем углу дворцового парка, за кустами жасмина. Взяв подругу под руку, она повела ее во дворец, где спрятанные от смертоносного дыхания чумы собрались близкие к кругу поэта благородные флорентийские дамы и молодые люди. Джованни, что-то оживленно рассказывавший в кругу веселых девушек, оборвал себя на половине фразы и так и застыл с открытым ртом.
– Здравствуй друг мой Ванечка! Здравствуй гений италийский, – Мария пошла к нему навстречу, – Спасибо тебе за "Фьезоланских нимф". Я в них себя узнаю.
– Здравствуй свет мой Мария! – Пришедший в себя поэт шел к ней, широко расставив руки, – Сколько лет! Сколько зим! Вот подарок, так подарок! Жанне за это, мой поклон до земли. Ее рук дело. Но как ты сюда? Кругом Черная Смерть. Чума! Ужас! Тлен! Гниение! Шайки разбойничьи рыщут! А тут ты!! В золоте, в благоухании, в косах своих огненных с диадемой на голове. Богиня!
– Ну, вот ты и ответил сам! Богиня! – Она засмеялась озорно и заливисто, так, как умела смеяться только она, – Меня золотые кони Фаэтона принесли. Меня ж дыхание Смерти не касается. Я ж сестра ее. Иди. Иди ко мне ближе. Дай, обниму и поцелую в сахарные уста! За стихи твои, за поэмы твои, за книги твои великие. Чем занят сейчас маэстро? После, после. Дай обниму.
– Богиня!! – Он обнял ее порывисто, как молодой любовник, но поцеловал как высшее существо с благоговением, – Садись рядом со мной. Дай поглядеть в твои бездонные голубые озера. В них вся тайна севера.
– Нет, нет, – Замахала руками Мария, – Я тут в сторонке с подружкой поболтаю. Прервала вас. А вы говорят тут истории разные, байки рассказываете. Продолжайте. Мешать не буду. Потом поговорим. Я не сегодня домой собираюсь. Да и кони фаэтоновы улетели, когда теперь прилетят? – Она улыбнулась, гася знакомые всем хитринки в глубине глаз.
Она присела рядом с Жанной на низкой кушетке в глубине зеленого алькова, пропала из видимости всех находящихся в зале, и ее тут же забыли.
– Как тебе это удается? – Спросила ее Жанна.
– С годами и к тебе придет, когда поймешь, что по настоящему мы никому не нужны, – Печально ответила Мария, – Ну да мы не о том. Чем вы тут занимаетесь?
– Пытаемся забыть, что творится вокруг. Пытаемся убежать от дыхания Великого Мора. Пытаемся уклониться от неумолимой стальной косы нашей подруги… нет твоей подруги, Смерти. Или по крайне мере пытаемся развеселить друг друга до того момента, когда улыбка застанет на лице предсмертной маской.
– Очень весело, а главное, так ново и забавно. Как же вы это делаете?
– Мы рассказываем истории, по кругу. Истории про любовь и любовные приключения.
– Это что Джованни придумал? Пакостник и шалун! Вы так и рассказываете без отдыха или по ночам даете себе поблажку? – Вопрос повис в воздухе, потому что Жанна тут же уловила в нем подвох.
– Так вы что? Днем и ночью все говорите и говорите? Или иногда по спальням разбредаетесь, а может, едите когда? Кушаете? – Мария гнула свою линию.
– Нет, конечно, едим и спим как всегда, – Уверенно уточнила Жанна.
– А шалун к тебе-то в койку еще не запрыгивал? Впрочем, он тебя тоже в ранг Богинь произвел. Муз своих. Он от тебя вдохновение черпает. Ладно, смущаться. Что наш проказник сейчас пишет?
– Так ты считаешь, что он весь этот курятник уже истоптал? – Глаза у Жанны округлились.
– Конечно. Милый ты мой невинный воитель. Он для этого им и байки страшные про последние дни вперемешку с проказливыми рассказами плетет. А рассказчик он хоть куда. Они ж уже с жизнью простились. Тут он им последнюю радость предлагает перед смертью. Перед ней, холодом могилы веющей, все долой! И стыд. И заветы предков, и обряды, и обычаи. Хлебай полной ложкой утехи жизни. Рядом красавец Джованни со своими кобелями, только бери. Для него же и его шайки полное удовольствие. Он им еще предложит в нимф и вакханок поиграть. Мистерии Сибилловы попраздновать…Ладно не наше дело. Чем занят он между кроватными подвигами?
– Пишет обо всем этом книгу новую. Как бишь ее назвал? – Жанна, как всегда, смешно наморщила носик, – Вспомнила – "Декамерон". Такой сборник проказ любовных.
– Ладно, пойди, шепни ему на ухо, что я его в саду жду. Он козликом поскачет. А я пойду там, в беседке подожду, у фонтана, – Она встала и незаметно вышла.
Проходя по саду, Мария видела уединившиеся парочки, распаленные рассказами Боккаччо.
– Скоро они уединяться-то престанут, – Подумала она, – На миру не только смерть, но и любовь красна. Тем более в преддверии смерти. Скоро они ей все вместе займутся, как во всех городах и Соборах ныне. Нет не старые это обряды, а бесовское все. Пора! Ой, пора все это прекращать. Огнем и мечом.
– Ты звала прекрасная! – Джованни стоял у ее ног, преклонив колено.
– Фу ты, чуть не испугал. Задумалась я, о чем-то своем. Садись вот здесь, напротив. Я тебя сюда не ворковать позвала. Такое вот дело у меня к тебе. Знаю, что ты свои рассказики на бумагу кладешь…, – Она остановила его жестом руки, – Клади, то дело твое. От меня же к тебе две просьбы, два поручения, наказа два. Первое. Напишешь книгу о старых богах, все о них вспомнишь и изложишь. В деле этом тебе старик Пилат поможет. Ты голову-то удивленно не вскидывай. Пилат поможет, он много чего знает, много чего помнит, то, чего все теперь забыть норовят. Это тебе мой первый наказ. Второе. Напишешь трактат, книгу, сочинение. Приври, коли захочешь. Назови ее так "О знаменитых женщинах". В ней опишешь сто лучших из нас, что в мире этом жили. Половину я тебе дам, половину сам выбери по вкусу своему. Ври, как можешь. Главное чтобы помнили, что не только вы мужики мир создавали. Понял?
– Понял Божественная. Все выполню. Пока не выполню, не умру.
– Просьба еще к тебе. У Петрарки… помнишь такого? Так вот у него Лаура его умерла. Великий Мор крылом задел. Так случайно. Ты его пригрей, обласкай. Возьми под свою опеку. Он хороший парень и стихи не плохие пишет.
– Выполню Мария, обещаю. Ты еще с нами побудешь?
– Побуду, побуду. Буду с вами из уст в уста дыхание смерти пить. Как? Поэт бери, дарю! – Она засмеялась, и тихо сказала, – Побуду у тебя, пока Стражи мои не подойдут. Надо их у тебя в усадьбе разместит. Скоро они тебе понадобятся. Скоро, ой как скоро. А кроме них потусторонний мир никого не чтит. Ладно, о плохом. Пойдем. Как это я сказала? Ах да, дыхание чумы из уст в уста пить. Здорово! Мне нравиться! Пошли! – Она резко встала, отряхивая юбку и протягивая ему руку жестом небожительницы.
Поэт благоговейно поддержал ее сходящую по ступеням беседки, отмечая про себя:
– Только она может так нести себя по миру. Любимица Артемиды. Солнечная Дева. Все выполню!
– Выполни, выполни. Обещал, выполни, – Вслух ответила она на его мысли, чем окончательно покорила Боккаччо.
Да она ждала Стражей, вызванных ей сюда, в эту загородную усадьбу. Она хотела, что бы они встали по периметру зеленой изгороди из акации и оградили этих глупых гусынь, не менее глупых кавалеров и ее любимого поэта от неумолимых мечей воинства нового Спасителя, которое ждало ее за Дунаем, готовое, теперь уже готовое, выступить в поход. В очистительный, святой поход против Черной Смерти, против Великого Мора. Против тех, кто забыл веру в богов, и кого наказало Небо этим испытанием земным. Против всей этой скверны, покрывающей землю толстой коростой. Против заразы страшней чумы и моровой язвы. Той заразы, что поражает души человеческие. Мнет их и ломает, выжимает из них последние капли милосердия и любви к ближнему своему. Против заразы корысти и властолюбия, гордыни и непокорности.
Комнатные собачки дьявола, дойдя до широкой голубой ленты реки, шарахнулись от нежити, почуяв ее своим нюхом, назад на запад. Прыснули на корабли и лодьи, отходящие в другие концы Ойкумены. Однако на боевых кораблях встретила их та же нежить, застив ссыпаться в воду, унося с собой заразу свою. Только торговые корабли понесли страшную болезнь по портовым городам и пристаням.
Вспомнила Сибилла на Кипре, вспомнили дьяки в Венеции, вспомнили госпитальеры на Родосе и многие другие, как учила и упорно заставляла их рыже косая Мария отгораживаться от порта, от торжища высокой стеной. Оберегать те кварталы, где сидели имперские люди и братские дружины. Вспомнили теперь, не раз помянув добрым словом. За засеками карантинов, за копьями стражи, за инструкциями по питанию да за лекарским уходом старых знахарей и ворожеек. Теперь вспомнили. И вспомнили ее слова, о том, что скоро опять перекрещивать будут всех. Все тем же огнем и мечом. Вспомнили и стали ждать, с тревогой в сердце.
Глава 5
Встречный пал
Бывает палач с совестью, бывает судья без совести.
Г.Торо
Мария возвратилась на берега Дуная буквально в последний момент. Войско изготовилось к прыжку и сжалось как пружина. Наступала минутная готовность. Все ждали сигнала. Да она знала, что все сметающим на своем пути искупительным войском будет руководить Навь. Но что во главе его станет один из самых известных воевод потустороннего мира, она ожидать не могла. Осия был воеводой еще при первом походе, еще тогда он прославился как умелый и безжалостный воин. Теперь же, получив звание Спаситель – Иисус, он четко понимал свое предназначение. В войсках его уже прозвали Иисус из Нави или Иисус Навин. Он не скрывал, что служит Чернобогу повелителю Нави. Однако всегда подчеркивал, что Род состоит из двух частей из Белобога и Чернобога. Не может Солнце без Луны и день без ночи.
Над войском развивалось, так знакомое Марии, черно-белое знамя – Босеан Храмовников. Иисус собрал под это знамя всех, кого считал нужным собрать. От всех старых родов, от героев ушедших в Вальхаллу, от Совершенных, даже от нежити. Угрюмы, окружившие свою хозяйку, не снимали ладоней с рукоятки мечей. Микулица, широко осенив себя крестным знаменьем, поглубже надвинул клобук, подбитый кольчужной сеткой. Даже сама Мария передвинула колчан под руку. Вокруг висел тяжелый дух войны.
Она уверенно вошла в шатер воеводы.
– Здрав буде, Осия!
– Милости прошу Солнечную Деву. Где ты – там война.
– Не надо! Ты же лучше других знаешь, что это не так! – Мария присела у стола, – Когда?
– Сейчас. В крайнем случае, утром, – Они оба понимали, о чем говорят.
– А по другому…
– По другому нельзя! Любить пса и отмороженный хвост у него по кусочкам отрезать! Так что ли?
– Да что ты на меня-то вызверился? – Удивленно вскинула брови Мария.
– Да так. У меня там за рекой то же друзья и родни поболе, чем у кого. Я ж с этими родами землю завоевывал и пахал. Города строил и сады сажал. А теперь…огнем и мечом.
– Ну почему? Почему так? – Мария чуть не плакала, – Почему, чем мы лучше, тем другие хуже? Почему не могут люди жить в любви и дружбе? Почему знания заветные губят? Вот ты скажи!
– Я не пророк и не ведун Мария. Я воин. Завтра я поведу свое войско туда, за реку. Я перейду Ярдан – рубеж, отделяющий Правду от Кривды. Не потому что я прав, а они нет, а потому что так надо. Есть такое слово – Надо! И я буду жечь и убивать.
– Почему Осия?
– Потому что только очистительный огонь остановит Великий Мор и Черную Смерть. Те, за рекой, позвали их сами. Делами своими. Неверием своим. Гордыней своей. Теперь мы придем без спроса. Мы пойдем по пустыне. Вернее за нами останется пустыня. Потому что все. Все, что есть там, должно быть предано огню. Очищено огнем. Нет пощады в моем сердце, и в твоем быть не должно. Ни в чьем сердце не должно быть и крупицы сострадания и корысти. Жалость нас погубит. Я выжгу эту жалость у любого, у кого увижу или почую. А я почую! Ты это знаешь! И еще я почую жажду наживы. Я вобью в глотку любой отнятый кусок хлеба, я сварю в расплавленном золоте того, кто поднимет с земли хоть копейку. Я утоплю в бочке каждого, кто отхлебнет из нее глоток вина. Да будет так!
– Дай бог тебе сил Осия. Боги сделали правильный выбор. У меня бы не хватило сил.
– Я учился на твоем примере. Я слушал песни Бояна о том, как ты отомстила за Андрея Боголюбского, как ты вырвала полову с Владимирской земли, как отстроила и подняла город Пресвятой Богородицы. Тогда у тебя хватило сил, а у меня хватит сегодня. Я прошу тебя быть рядом со мной. Тебя и твоего побратима, и твоих жутких волкодлаков, которых боится даже нежить. Я прошу тебя найти в себе силы поддержать меня.
– Ладно, – Коротко ответила Мария, – Я буду рядом….но иногда буду пропадать….
чтобы прийти в себя.
– Ладно, – Также коротко ответил Навин, задумался, потом твердо спросил, – Ответь Сиятельная, что за болезнь косит народ? Может это секрет, тогда не надо. Но ведь это не чума?
– Не секрет. Не чума, – Коротко ответила Мария. Посмотрела в его просящие глаза. Поняла. Не от любопытства вопрос, для дела. Продолжила, – Не чума. Чума на блохах живет. Через кровь передается. Блох комнатные собачки дьявола – крысы носят. Но крысы не могут бежать с такой скоростью и на такие расстояния, как бежит Черная Смерть и Великий Мор. Это все сказки для народа. Им нужен враг. Их враг маленький зверек с длинным хвостом. Смерть же сидит не там. Смерть зовется не чума. Смерть зовется "лихоманка". Да она живет в крови, но она живет и в дыхании, и в любовном объятии, более того в самой любви. Она живет во всем, чего касался человек одолимый этой болезнью. В его язвах, плевках, поцелуях. Мой тебе совет. Жгите все и не прикасайтесь ни к чему. Любой, даже самый любимый человек с той стороны, пособник смерти, даже если он этого не знает. Держите всех, даже своих, если есть донос на него, в отдельном месте сорок дней. Только после, можно с ним быть близким в разговорах и дружбе, даже если он наш разведчик. Помни, болеют все: и Совершенные и нежить. Не мрут, но болеют. Сами не умрут – других в могилу утянут. От той болезни одна защита. Уничтожить всех и все чего касалась их рука и их дыхание. Ты хотел знать правду?
– Да, – Задумчиво ответил Навин.
– Ты ее узнал. Тебе должно хватить духу исполнить то, для чего ты пришел из Нави. Даже если ты почуешь холодок смерти от меня, сторонись и не подходи близко. Ты почуешь, я знаю. Моя подружка любит такие шутки, но ты почуешь.
– Я понял Сиятельная. Быть начеку моя доля.
– У тебя еще есть вопросы? Нет. Хорошо. Тогда отдыхать. Завтра мы начнем работу мясника. Она, ох, как тяжела.
Наутро Иисус Навин собрал всех двенадцать воевод войска своего и коротко сказал: