Я разглядела их лица. Ничего примечательного, седые волосы были аккуратно заправлены под косынки, серые глаза, истертые мылом щеки. Но эти женщины откликнулись на слово "прокурор"? Значит любят шутить, как нормальные люди с чувством юмора. А главное соизволили мне ответить, значит, можно им что-то объяснить, их можно уговорить, улестить, или напомнить, например, о последних скандальных статьях в газетах, о карательной медицине, о ментах - преступниках, о том, что перестройка требует жертв…
- Завтра мы тебе сразу двух наших прокуроров покажем, - одна из санитарок весело смотрела на меня, держась за спинку кровати, и переглядываясь с напарницей. Привязав меня, видимо решили, что "буйная" теперь не опасна и можно повеселиться.
- Завтра? Почему завтра? Я здесь ночевать не собираюсь! Немедленно позовите главного врача! Или заведующего! Кто здесь главный? Здесь есть грамотные люди? Кто здесь врач?
- А врач ушла! Придет только завтра!
- Развяжите! Умоляю! Никуда не убегу!
- А у нас тут все привязаны! Так положено!
И действительно. Справа и слева стали приподниматься на постелях какие-то страшные фигуры со вздутыми лицами, с неживыми глазами, провалившимися в пустые черепа, с бессильно упавшими руками вдоль окаменевших тел.
"Боже мой, я такая же буду? Зачем меня привязали? Лоботомия необратима", - крутилось в мозгу, а разбуженные женщины настороженно прислушивались, пытаясь понять, о чем я говорю с белыми халатами, и что отвечают мне.
- Вы не имеете права привязывать! Это запрещено! Вы хотя бы изредка читаете газеты?! Развяжите меня! - требовала я, и вдруг ко мне присоединилась вся палата. Завыли справа, заплакали слева, взвился к высокиму потолку волчий тоскливый вой:
- Развяжите-е-е!!! Отпустите!!!
- Ребенка верните-е-е-е!!!
- Гос - п о - д и - и! По домам нам надо-о-о!!! По домам!!!
- О - ой!!!!…О - ой!!!…О - ой!!!…
Вся палата взорвалась от невообразимых страданий.
На соседней кровати очнулось странное существо, напоминающее бритого круглоголовового китайского болванчика. Женщина озиралась по сторонам, кивала солидарно водянистой головой, мычала, пытаясь произнести что-то очень важное, но губы не слушались, невысказанная жалоба навсегда утонула под гримасой перекошенного лица:
- Оуй - оуй - оуй!
Я продолжала вразумлять непросвещенных санитарок, указывая на болванчика:
- Посмотрите, что вы делаете с людьми! Даже слова не может выговорить! Электрошок запрещен! Об этом пишут в каждой газете! Вы должны немедленно всех освободить!
- Бунт!!! Бунт!!! Бунт!!! - кто - то бухнул из глубины палаты.
- По дома-а-ам!!!
- Ребенка- а- а!!!
Общий надрывный вой перекрыл солдатский строевой рык:
- Слушай мою команду! Становись! Стройся! Я жена капитана! Завтра придет мой муж! Из дальнего плаванья! Он тут наведет порядок! Разберется!!! Стройся!!! Первый!!!…Второй!!!…Третий!!!…Сестра!!!… Сестра-а-а!!! Задница болит!!!… Аминазину мне!!!… Аминазину-у-у!!!
Появилась сестра с громадным шприцем.
- 4 -
И она подошла к моей кровати.
- Не надо! Вы не имеете права! Кто вам разрешил!?
- Врач.
- Но вы же сказали, что врач ушла! Вы сказали, что она придет завтра!
- Прописал врач, который принимал!
- Никакой врач не принимал! Не было там врача! Мне сказали, что не было!
- Был!
И вдруг я вспомнила равнодушную бесформенную тушу, тетку - кляксу над ворохом бумаг в приемной, которая ни разу на меня не взглянула, ничего не спросила, но сразу же потребовала расписаться за добровольное лечение и грозила, что будет хуже, если не распишусь.
- Не надо! Не смейте! Я нигде не расписалась! Это противозаконно! Вам придется отвечать!
- Держи ее!
Бездушные белые халаты навалились, прижали мои руки, ноги к кровати… Крупным планом перед лицом проплыло срезанное жало иглы. Всегда боялась уколов. Кто - нибудь заглядывал в рыло железных иголок? Они напоминают маленькие широко распахнутые пасти с острыми зубами по краям… Неумолимое жало вонзилось под кожу…
Га-ди-ны… га-ди-ны…га-ди-ны…
А рядом кричали и вопили возбужденные дикой сценой идиоты… Но их вопли были уже где - то вне моего сознания. Девять перекошенных криком лиц отодвинулись на второй план, и я осталась наедине с единственной надеждой, что завтра придет врач. Да, да… Именно врач. Завтра восторжествует справедливость, завтра участники немыслимого преступления будут наказаны. Я не псих, не дура. У меня, слава богу, уже три книги издано, а верстка четвертой лежит в кейсе, который у меня отобрали подонки-менты… В конце - концов уже не тридцатые годы, не семидесятые, не восьмидесятые…Уже можно….Уже нельзя…
Завтра… Завтра… Завтра…
Боже мой! Почему все кричат?
- Господи - господи - господи-и-и-и!!!
- Аминазину мне-е-е!!!
- Ребенка-а-а-а!!!
- Аминазину-у-у-у!!!
А психотропная отрава уже закипает в крови, убивает клетки мозга, парализует память…
… И выплыло лицо гебиста, искаженное криком:
- Вы работали на секретном заводе! Подписку давали!
- А причем тут завод?
- Вы давали подписку на пять лет о невыезде!
- Ну и что? Я никуда не выезжаю!
- А с к е м вы встречаетесь?!
- С кем я встречаюсь?
- Вы встречаетесь с Лазаревым! А он пытался забежать в посольство Франции, и был задержан! Вы читали его повесть о гомосексуалистах!?!
- Нет.
- Вы читали его стихи?!
- Не читала.
- Напишите объяснение!
- О чем писать?! Лазарева я видела всего один раз!
- Но вы же давали подписку! Вы работали на оборонном заводе! На "Мо-то-за-воде"! Я запрещаю вам встречаться с этой компанией! Вы давали подписку!…
- Но это всего на пять лет! Не больше!
- Вы давали подписку!…Вы давали подписку!…Вы давали подписку!…
- Не подпишешься - хуже будет… Хуже будет…
- 5 -
- Ужинать! Ужинать! Ужинать! - оглушили голоса, загремели тарелки.
В палату принесли на подносах еду. Больные оживились, задергались в ремнях, некоторым посчастливилось удобно спустить ноги с кроватей и поставить варево на колени. Они с жадностью набрасывались на еду, тянули худые руки к нянькам.
- Бери ложку! Бери тарелку!
- Это новенькая! Не давай яйцо! Не положено! Не давай, говорю! Ее в списке нет! Она еще не оформлена!
- Господи! Прости ты нас, Господи!
- Кто не будет есть - накормим через зонд!
- Задница болииииит, ни на каком боку не могу лежать! Первый! Второй! Третий!
- Отдай, Фенька, ложку! Отдай тарелку! Давай, говорю, спрячешь под матрас - врачу расскажу!
- Укольчики-и-и! Укольчики-и! - отвратительный пронзительный голос снова задребезжал где - то рядом.
Китайский болванчик, захлебнулся бормотаньем. Сгрудились пятна пустотелых лиц. Игла плюнула струйку в потолок.
- Не имеете права!
- Держи ее!
- Будешь дергаться - игла сломается и попадет в сердце!
Пока острый кончик
доплывет до сердца,
он подрежет вены изнутри
заточенным краем,
и хлынувшая мимо привычного русла кровь
превратит тело
в сплошной набрякший лиловый расплав.
Но никто за это не будет отвечать…
- Укольчики-и!
И снова…снова…снова…
Раздался телефонный звонок. Голос отца раскалил трубку:
- Что ты там затеяла!? Звонил зампредседателя КГБ! Министр здравохранения! В психбольницу тебя хотят отправить! Слышишь? Я просил, чтоб не был нарушен закон! Слышишь?! Зачем нам, старым, больным пенсионерам звонят по ночам? Ведь у меня уже было два инфаркта! У матери два! С работы меня сняли из-за тебя! Подумай о нас! Подумай о матери! Слышишь?! К нам больше не приходи! Никогда!
- Да, да, никогда, никогда…
Ни в какую психушку меня забрать не могли, не имели права, закон не позволял… Но все - таки ни с того ни с сего схватили, привязали, закалывают. А на дворе не психушечный застой - а разгар политических реформ, гласности и свобод…
(Увы, это был уже конец реформ, но тогда об этом никто не догадывался)
Менты и гебисты…Сволочи и сволочи… Два лица на одной игральной карте…
Один знакомый мне как-то сказал: "После оборонки тебя никогда не выпустят за границу. Неважно, что подписка всего на пять лет - до конца жизни запрет. А будешь права качать - упрячут в дурдом. Вот увидишь!"
И увидела… Встала в конец длинной очереди возле американского посольства. Анкет не хватило, но тут появился предприимчивый молодой человек, и всего за сто рублей всучил мне анкету. Я получила шанс навсегда избавиться от таких понятий, как КГБ, прокуратура, ГОВД, я могла бы уехать навсегда от непонятных угроз, намеков, провокаций, запретов на публикации, ползущую по следам клевету…
Но через четыре дня меня вдруг привязали к забрызганной кровью кровати в тульской областной психушке.
- 6 -
Как эта женщина кричит! Голосит всю ночь напролет:
- Не могу засну-у-уть!!! Сестра!!! Аминазину-у-у!!!
Только бы дотянуть до завтра. Завтра придет врач, и меня отпустят…
- Аминазину-у-у!!! Первый!!! Второй!!!Третий!!!
Что ж ей не поставят укол, если так просит?
- Пятый!!! Шестой!!!…Стройся!!!
… И всю ночь напролет - ослепительные больничные лампы впиваются в лицо, режут глаза, проникают в полусонное сознание, пытаются высветить тайные и преступные сны…
- Я против приема ее в Союз писателей. Она написала политическую повесть! Я бы даже сказал - памфлет. Но нужны ли нам памфлетисты? - высказал свое мнение член компартии, литературный стукач, графоман, коммуняка, подонок, каких мало. Партийный писательский фланг вдохновился:
- Раньше за такую повесть сразу бы расстреляли!
- Я ее книг не читал. И читать не собираюсь. Но я категорически "против". Она не достойна быть членом нашего Союза Писателей! - добавил субчик, щедро обласканный на тот момент комсомолом и обкомом.
- Вот вы, товарищи из обкома, сначала ее запрещали. А теперь мы и сами ее не примем. Лично я буду голосовать "против"!
- Да-да! Она нигде не работает!
- Кстати, почему вы нигде не работаете?
- А на какие средства живете?
- У меня все про нее спрашивают. Мне стыдно быть с ней в одном Союзе Писателей! Я - "против"!
- Итак, девятнадцать "против". И только пять человек "за"…
- Ой! Ой!!! Мой муж приедет! Развяжите! Развяжите!!! Первый!!! Второй!!!Третий!!!
- Товарыш началнык! У нее в сумкэ дневнык! Там все про Карабах написано!
- Слушай, ты простытутка! Ты всэх помныш с кэм спала?! Сколко тэбэ платылы?! Гдэ дэнгы прячэш?
- Днэвнык забэрытэ!…
- Нэт, я ее нэ был! Это она мэна ызбыла! Так точно!
- О-ой! О-ой! Умираю! Развяжите меня-я! Аминазину-у! Первый! Второй! Третий! Стройся!
- Она меня укусила! Ворвалась в квартиру с ножом! Избила мужа и зятя! Ножом! Ножом! Ножом! Ножом!
- Товарищи! Это воровка! Она украла из магазина гири!
- Весь город ее знает! Она против милиции стихи писала! Заберите ее!
- 7 -
- Подъем! Наблюдательная! Всем на анализы! Кал - в пробирку! Мочу - в банку!
- Вставай, иди, помочись! - кто - то растолкал меня, - Не хочешь? Катетером возьмем! Хуже будет!
- Теть Галь! Теть Галь! А зачем она мою банку взяла?
- Да иди ж ты, горе, возьми другую, не видишь - новенькая - не знает…
- Клизму кому? Клиз - моч- ку - у?
- У - коль - чи - ки - и!
- Это мои панталоны! Снимай!
- Чего захотела! У тебя же грязные были!
- Мои! Я помню - там дырка была! Снимай! Я врачу расскажу! Теть Галь! Капитанша мои панталоны взяла!
- Да, на! На!!! Возьми! Подавись, неряха! Скажи спасибо, что постирала их, грязнуля!
- Руку дай! - кто - то сквозь шум прикоснулся к моему каменному плечу, - Кровь надо взять из вены, - возле меня присела молоденькая медсестра с пробирками, - Дай другую руку! Здесь вены плохие!.. Не бежит кровь! Теть Галь! Принеси другую иглу! Кровь у нее почему-то не бежит! Не хватило на четвертую пробирку!. Она мяла и массировала мою руку, пытаясь выдавить вязкие капли, но игла давилась сгустками, словно засорилась…
- Теть Галь, кровь не идет! Давление, что ли упало? Не могу кровь взять!
- Да ты добавь кровь-то из других пробирок, поровну раздели - и хватит!
Медсестра медленно разлила кровь, проверила на свет, вынула иглу из вены, ушла, пару раз пристально оглянувшись…
- У - коль - чи - ки!
Возле меня замер шприц. Палачи совещались:
- Эту можно развязать… Не шевельнется…
Не шевельнусь? Я? Они отвязали ремни, отступили на шаг и наблюдали - что будет:
- А может, не надо больше уколов?
- Врач назначил!
- Но…
Несмотря ни на что, я свободна. Без ремней. Это плюс. Пусть палачи думают, что не шевельнусь. Мозги на месте. Мыслю - значит существую. Кома сковала только тело. Я слышу, думаю, все помню. И знаю, что нужно сделать, я помню, где дверь, где выход, и где мой дом…
- Завтракать! Кашу разбирать!
- Фенька! Куда же ты ложку спрятала? А ну, доставай! Ой, глядите! Четыре ложки украла! Под подушку спрятала! А еще в Бога верит! А еще молится!
- Господи - господи - господи…
- Ой, девочки, что я видела! Белый порошок в уколы добавляют! Что с нами будет! Что с нами делают!
- Бунт! Бунт! Бунт!
- Укольчики! Укольчики! Укольчики!
Снова всех привязали…
Только я без ремней. Но я поняла, что проиграла. Бесполезно притворяться, все равно уже не встать, никогда не выйти из кошмара.
Я превратилась
в мелкую отвратительную медузу,
лишенную спасительного моря.
Тысячи атмосфер
придавили к проклятой кровати,
к раскаленному песку,
к чужим пятнам крови,
к следам босых ног,
смешали с грязью,
с бешеным криком буйной Капитанши.
"Первый! Второй! Третий!
Мой муж вернется, он разберется…
Дайте аминазинуууу!"…
Чужой несломанный голос переламывал тишину. Сильный волевой крик будил умирающий разум, и как маяк задавал направление, в какой стороне просвет. Буйная Капитанша напоминала каждой раздавленной клетке мозга о праве кричать, требовать свободы, выть диким зверем, не сдаваться:
- Развяжите меня-я-я!!!
- 8 -
… "Полет над гнездом кукушки"… Был такой фильм…
Крупным планом лицо идиота…Человек под током…Амперметры, подключенные к мозгу… Дикие судороги…Убиение интеллекта…
Электросудорожная терапия. Превращение человека в ничто. В пустую оболочку, целлофан для мяса и костей… Зато, по мнению психпалачей, "помогает" при депрессиях….
Нет и нет! Не помогает - выжигает клетки разума, которые любят, ненавидят, волнуются, ждут, помнят о первом слове, первом шаге… Идиоты, которые разучились держать ложку в руках и до недр желудка разевают беззубые рты при виде каши, - вот они, здесь, рядом, на соседних кроватях…
Подбор оптимальных доз начинают с самых слабых разрядов. До того, как определят дозу, вызывающую припадок, больной испытывает невообразимое мучение. Электрический ток, пронзая мозг, возбуждает одновременно все эпицентры человеческих страданий. Вслед за этим следуют конвульсии, близкие агонии, эпилептические судороги, полное выжигание интеллекта.
Наиболее частые осложнения: вывихи нижней челюсти, плеча, переломы тел грудных и поясничных позвонков, бедра, осложнения со стороны дыхательной системы, пневмония, абсцесс легких, расстройство сознания и памяти, маниакальное состояние. После лечения наблюдается торидность (тугоподвижное мышление).
В 50-60-х годах применение электросудорожной терапии в клиниках страны резко ограничилось. Но в 70-х снова началось широкое применение преступного негуманного метода…
- 9 -
- Долой КГБ!
- Долой партократов!
- Долой ГКЧП! Долой Руцкого! Долой Хасбулатова!
- Свобода! Россия! Перевыборы! - скандирует площадь у Белого дома, и сразу уходят в небытие неразрешимые проблемы, тупые рявкающие рыла ментов, неприступные кабинеты прокуратур, бегающие глаза полураздавленных партгадин.
Все думали, что КГБ в жопе навсегда. Каждый был уверен, что красные флаги сожжены бесповоротно. Как легко и привольно дышалось на многомиллионных митингах. Страна сбросила цепи.
Тут же на площади, в стороне от бурлящей толпы, стоит невысокий мужичок с плакатом на шее. От холода он часто шмыгает носом, его скукоженное лицо выглядит по- детски обиженным. А на его плакате выстроились неровные строчки:
"Я сын Михаила Горбачева. За это меня все преследуют. Два раза травили ядом, сбили машиной. Медсестра - радистка, каждый день мучает меня, вмонтировала мне в задний проход передатчик и каждый день передает через него важные секретные сведения. Прошу мне помочь! Защитите меня от медсестры!"
К мужчине подходят, читают, но никто не смеется и не подшучивает над бедолагой. Раздалось несколько реплик в поддержку:
- Правильно написал! Давно пора их!
- Еще не то могут сделать!
- Они в очереди могут подойти и обычной шариковой ручкой уколоть, а человек через три дня на тот свет отправится, или совсем свихнется!
Никто и не думал выгнать несчастного или вызвать психбригаду. Стоишь - и стой себе! Все мы в чем- то не того… "Бедный шизик! - подумала я тогда, - Замучили в дурдоме"…И сама еще не знала, что и меня, бедную, схватят, привяжут, начнут стирать память…
Рядом китайский болванчик кивает бритой головой, дергает низкими бровями и бормочет непонятно что… А лицо у него - мое, тупое, перекошенное, дебильное, страшно опухшее от уколов, с заплывшими глазами, с непослушными губами, которых не разомкнуть… Ужасно представить себя с химическим желе вместо мозга. Но разве я теперь чем - нибудь отличаюсь от юродивой Фени, которая непрерывно бьет поклоны в подушку: "Прости меня, Господи! Отпусти меня, Господи!"
У нас - одна судьба и один враг на всех - плоская бумажная морда врачихи, которая не желает выслушать, но долго шипит вслед: "Не распишешься - хуже будет - хуже будет - хуже…"
А почему хуже? Если расписался - в своем, значит уме… А если отказался - докажут, что совсем без мозгов.
Га - ди - на.
- Укольчики-и-и!
Только бы никто не вспомнил обо мне.
Только бы никто не вздумал меня здесь искать.
Я окончательно потеряла рассудок,
мозг окаменел, и каждая мышца - кирпичик ненавистной палаты…
Завтра я, как Коновалова, задергаю бровями,
замычу, заулыбаюсь шприцу глупо и радостно…