- Батюшки! Из-за какого такого Сашки? - всплеснула руками Аля. - Девчонки, колитесь такими сильными лекарствами, а до мальчиков есть дело! Где вы мужиков находите? Надо же! Целый день под замком сидят, а на уме одни мальчики! Научите - ка меня с кем-то подружиться.
- Мужиков находим, когда за обедом ходим, или в кино знакомимся. Наташка с Сашкой давно знакомы.
- Ой, девочки! Я была в том интернате! - подключилась к разговору Неля. - Там - жуть! Мужики и бабы все вместе живут. Ходят голые. Проснулась я - а на соседней кровати - мужик голый лежит, а между ног у него - вот такой! И как же я тогда кричала! Два дня после этого - никаких голосов не было, исцелилась…
- Такие сильные таблетки пьете, а все равно о мальчиках думаете?
- Настоящую любовь никакие таблетки не затормозят!
- Рожать вам надо, девки, а то совсем свихнетесь!
- Да кто здесь родить разрешит? Каждые полгода - проверки. Беременных насильно скоблят.
- Так дома рожайте, глупые! Родится малыш - травиться не захотите.
- Дома родить за полгода не успеешь.
- Почему за полгода?
- Такой у нас режим. Полгода дома живем, полгода в психушке. Кто не приедет сам - за тем фургон вышлют. Еще хуже будет, такое впарят с хода, в следующий раз досрочно прибежишь.
- Каждая не против того, чтобы залететь. Нельзя. После таких уколов здоровые дети не рождаются.
- 3 -
Гинеколог.
Последний тест.
А если б я была беременна?
Знаю точно - не вышла бы из стен психушки - никогда.
Руководство больницы наверняка постаралось бы скрыть еще одну врачебную ошибку. При этом ошибку, равносильную смертной казни. И сколько здесь совершается таких ошибок? С ходу, не разобравшись, прописали бы ремни и аминазин еще нерожденному малышу? Кстати, аминазин разрешен во время беременности? Клевета мента для врача - разрешение убивать.
На все чп в дурдоме прописаны инструкции.
Та медицинская сволочь, которая по клевете участкового прописала мне аминазин, снова сидит в приемной, садистка, и ублажает душу мерзким вымогательством: подпишешь - не подпишешь. Такие всегда на подхвате. Приговорить к мучительной смерти может только сама смерть. Или доктор смерть.
Аборты в стенах психушки - главная тайна карательной медицины.
- 4 -
И вот настал Женский День.
С утра в комнате посетителей было не протолкнуться, больные кутались от разгулявшегося сквозняка. На окне возле моей кровати появились три огненно - алых тюльпана - подарок Але от мужа и сына. На столике дежурной сестры покачивались каллы и гвоздики. Аромат подаренных духов слегка освежил спертый больной воздух психушки.
- Ой, девочки! Видели, как Зинка мороженное глотает? Сестра привезла, и она сразу проглотила десять штук! Не жевала Кто бы видел! Цирк!
Каждый приезд зининой сестры грозил отделению катастрофой. Дежурная смена собралась у кровати заснувшей Зинки, для обсуждения срочных мер:
- Целый торт съела! Навалит нам подарков на праздник!
- Побьют ее девчонки здорово.
А Зинка наконец - то насытилась, натянула на лицо простыню, поверх пристроила крестом вечные кукиши, мумия.
- В интернат бы ее отправить. В отделении таких держать нельзя.
- Да ладно, мы разве лечим!
- Сестру жалко, надеется, ездит…
Самая приятная новость летела по коридору, передавалась из уст в уста:
- Ура! Сегодня будет селедка! Принесли и уже режут!
- Се - ле - доч - ка!
- Вот это - Праздник!
На обед в каждую тарелку улеглось по аппетитному жирному кусочку.
- От гуманитарного фонда! Поправляйтесь, девочки, - благословила угощение завхоз.
Ликование по поводу селедки не удивляло. Соленое в больнице - большая редкость. Каждая щепотка соли - на вес золота. Каши и супы без специй превращены в трудноперевариваемые обязательные микстуры….
Поджигательница облизала пальцы и заявила:
- И это- областная больница?! Селедку дали на праздник! В тюряге кормят точно также, такие же там каши и супы, но только - соленые!
- 5 -
После обеда отделение повели на индийский фильм о крокодилах - людоедах.
Пошли все, даже старушки и физические инвалиды. Но фильм отменили, и толпа под конвоем дежурных сестер отправилась в мужское отделении на дискотеку.
.. Там ждали.
- Настоящие мужчины!
- Девочки! Налетай!
- Мужиков-то! - перешептывалось отделение.
Мужчины были все в белых пижамах, с черными кругами у глаз, худые, заколотые, буйные.
Повеяло скованной силой. Ни улыбки на лицах. Лишь один лысый верзила четко маршируя по диагонали танцпола с четким разворотом головы под девяносто градусов - улыбался, улыбался за всех, улыбался…
Женщины и мужчины стояли друг перед другом. С одной стороны - аномальная нежность, женственность и материнство, с другой - сила сошедшая с ума, страсть сошедшая, разум сошедший.
Вслед за нашим отделением в мужскую палату вползло еще одно, нервное. И мероприятие началось.
Его оживил женский народный хор - две гармони - соло на баяне - соло женщины- гиганта - стихи о некрасивой девочке - наконец врубили диско.
Великодушные мужчины, соскучились по женскому полу и приглашали всех подряд - красивых - некрасивых - молодых - и старых. Пригласили всех наших наташек - ленок - бабулек - даже бабку иноходку затащили в круг - даже скрученную спиралью сухорукую Катю. Всем было безумно весело.
И только гордая блатная малина каждому из психов отвечала: " Не танцуем"
Зозуля скомандовала:
- Раз фильма нет - пошли в отделение!
- Танцуйте, девочки, танцуйте, - умоляла медсестренка. - посмотрите, как весело! Больше праздников не будет!
А дискотека продолжалась. Музыка, хохот, прогулки под ручку, томные комплименты, хлопки по попам, кокетливый визг…
- Домой! Пшли, блядь, обратно! - малина поднялась с мест, и Наташа нехотя оторвалась от праздника.
- 6 -
Бежать!
Вот сейчас пока глаза санитарок и дежурных не могут оторваться от зрелища. Пока никому ни до кого. Исчезнуть. Это легко…
Толпа рванула за медсестренкой. Торопятся в бесконечный коридор. Идите, идите, идите…
Все поспешили вниз, а я поднялась на пролет выше. В окно я видела, как отделение гуськом протопало с парадного. Задумалась. Но планы побега нереальны. Вид жуток - даже если успею тихим уверенным шагом дойти до остановки, проголосовать на дороге, а кто еще остановится - чтобы подсадить дуру в ватнике натянутом поверх больничного халата… Но там - дальше - автобусная остановка - без денег не влезешь - вернут - и наблюдательная мне обеспечена до конца жизни - уколы - уколы - уколы…
Но убежать все - таки можно… запретную дверь в отделении девчонки могут открыть обломком ложки, и если обзавестись белым халатом… Тогда никто не затормозит на территории, а там, за пределами дурдома - все мои четыре стороны света…
- Вот ты где? Что ты здесь делаешь? А ну, пошли! - Наташа, запыхавшись поднялась ко мне.
Ну и что? Она же видит, что я просто смотрю из окна, такая замечательная погода, никто и не думал бежать из прекрасной больнички с такими чудными праздниками.
- Иди!
- 7 -
Снова коридор. Мутная духота ударила в лицо.
- А Феньку опять привязали, подралась из-за огрызка…
- Помирает наша Сластена!
- Леденцов обожралась?
- Наоборот - не поела их сегодня, вот и слегла. Никто к ней не приехал на праздник.
Обычно бабка Сластена с утра до вечера сосала свои тянучки, с чувством рассуждала о политике, и вдруг позеленела, одеяло набрякло от пота, ее колотило она дрожала и дергалась внутри постели.
Сестра поставила ей какой - то укол, и бабка моментально ожила., присела к телевизору.
- На, ба, леденцов, ты же любишь! - девчонки щедро насыпали конфет в протянутые ладони.
К вечеру поток посетителей иссяк, психушка погрузилась в бездну проблем, но еще долго в воздухе витали ароматы свежих новостей, немыслимых яств и желаний.
- Гляжу, я значит, на солнышко, и вижу вдруг, что усы у него черные, как у мужика, и подмигивает мне вот этак, - рассекретничалась после праздничного бала плутоватая бабка Кваст.
Вдруг заметила она вблизи маленькую Лиду с двумя седыми девчоночьими косицами.
- Лида, Лида, иди сюда! - бабка позвала дурочку, подмигивая нам, - Лида, к тебе ведь брат приезжал?
- Приезжал, - согласилась та, открыв рот…
- Он ведь тебе яблок принес?
- Яблоков принес!
- И кефиру принес?
- Кефиру принес!
- Я ведь тебе в тот раз давала?
- В тот раз давала.
- Налей- ка мне стаканчик!
Но Лида засеменила прочь от старухи, перебирая пальцами косички.
- Лида! Лида! У тебя ведь вшей нашли! - крикнула вслед обиженная старуха.
Лида вернулась, в изумлении открыла рот:
- Вшей нашли!
- И как же тебе не стыдно!
Раздался боевой рык Капитанши:
- Кто украл мою массажку?! Только заснула в туалете на кушетке - ее и след простыл. Кто укра-а-ал! Ой, плохо мне! Я жена капитана! Сознавайтесь!
Ее подхватили под руки, привязали в наблюдательной.
Утром ее перевели в Третье отделение. Перед уводом, пошмонали, отобрали чулки.
- Это мои! - завопила Капитанша.
- На них - наша печать!
- А где же тогда мои? Что же я без чулков приехала? Завтра приедет муж из дальнего плавания! Он наведет здесь порядок!
- Ой, насмешила! Из дальнего плаванья! К другой он от тебя давно уплыл! Поматросил и бросил! Вот его плавание!
- Отдай чулки!
- Не отдам! Иди - иди! Там тебя быстро вылечат! Там таких быстро излечивают.
- Эту тоже, блядь, на сульфазин, - мрачно констатировала Зозуля.
IX. ДВЕРЬ
- 1 -
На голову натянули сетку из проводов, к вискам подключили клеммы, на руках и ногах затянули ремни.
- Прямо смотреть! - раздался бас за стеной.
Напротив замигала разноцветная лампа, спектры света запульсировали, сканер высветил извилины мозга…
А там… Что там? Моя ненависть к произволу, к тупым ментовским рылам, рявкающим по приказу, крутящим руки, заносящим палки над головой… И не только. Участковые, следователи, продажные адвокаты - всего лишь - мелкие пешки, пустые деревянные фигурки, вписанные в отработанную годами тактику.
- Все писатели - шизофреники! - осклабился низколобый начальник участковых. Рыла ментов закружились вокруг, их губы задергались от внезапного озарения:
- Все поэты - психбольные! Всех вас надо лечить!
- Если будет писать жалобы, отправим ее в Петелино, за сутяжничество!
- Ее нужно поставить на учет! На нее выслали дело в КГБ!
Я не знаю, что найдут в микромире моей памяти, ненависти и отчаянья. "За чем пойдешь - то и найдешь".
Я стала живым очевидцем творимого беззакония. А свидетелей не любят. Совершено серьезное преступление со стороны ментов, прокуратуры и кгб в связи с помещением здорового человека в больницу. Поэтому делается все, чтобы доказать обоснованность этого факта. Поэтому несколько раз заставляли переписывать тесты, звонили, угрожали врачам, назначили лечение, доводящее до состояния лоботомии, запрещается любой контакт, звонки, перехватываются любые послания.
С виду я равнодушная каменная баба, да, но душа - напряженный клубок. Перед глазами несчастные, ставшие инвалидами по вине врачей. Настя, Зина, Люда, Ленка, Аполлинария Федоровна… Мой список так мал. Его продолжение засекреченные архивы сотен тысяч психушек. Миллионы судеб не вписавшихся в систему террора. Обнаруженные здесь жертвы карательной медицины доживают свои последние дни, их намеренно лечат разрушающими здоровье лекарствами. Кто приедет проверять произвол, творимый в районной психушке? Истязание серным ангидридом больных с открытыми переломами - даже представить это не выдерживает разум. Но здесь так принято. Это рекомендовано высочайшей властью. К этому привыкли и пациенты, и сами врачи. Делай, что хочешь. Секретная зона…
- Прямо сидеть!
Сканер жужжит, клеммы щекочут волосы.
Кто я на самом деле? Буйная? Тихая? У меня много тайн. Иначе я бы не очутилась здесь.
Что выявят палачи? Разумеется, я не вижу ангелов, летящих по небу, и чертики не прячутся у меня под подушкой, но если я - пишу, значит я - безусловно аномальна и не такая, как все? Кто же я с точки зрения белых равнодушных халатов? Шизик? Параноик? Олигофрен?… Как мне хочется распахнуть двери психушечного монастыря, дать наплакаться всем "тихим", развязать всех буйных, накормить досыта доходяг, позволить малине накуриться до потери пульса. Пусть разбегаются из распахнутых дверей, разлетаются из распахнутых окон, до того, как отравленные мозги не превратились в пережженные куски слизи, пока разум еще понимают, что стены психушки - не санаторий - а тюрьма… Бегите! Летите! Прыгайте из окон! Я больше никого не удержу! Я такая же как все…
Вдруг зажегся свет. Сеанс окончен.
- Ждите результатов, - ответил врач на мою попытку заглянуть в будущее.
Выписали Алку Наркоманку.
За ней приехала бабушка, привезла фирменные джинсы и дубленку. Алка одевалась торжественно, медленно и долго, по полной наслаждаясь долгожданным моментом. Загадочная улыбка не сходила с лица.
- Оставь мне ручку, пригодится.
- Нет. Здесь ничего нельзя оставлять. Если оставишь - вернешься. Такая примета.
Когда мы с девчонками спустились хлопать дорожку, внизу под окнами корпуса увидели, что Алка дожидалась нас. Она стояла с бабушкой и улыбалась. Специально задержалась попрощаться с подругами по несчастью. Кивнула на окна второго этажа, прислушиваясь:
- Девчонки, слышите? Капитанша наша из третьего кричит.
- А что кричит?
- Да то же самое. Мужа зовет. Задница болит… Жалко ее, перевели на сульфазин. Ну, все, девчонки, пока! Целую всех! Держитесь, девочки! Немного осталось! Марианночка наша, пока! Прощайте, девчонки! Прощай, Сан - Петелино!
- 2 -
- Что ж это за отделение такое жуткое - ТРЕТЬЕ?
- О - там - всем конец. Сплошной сульфазин. Умных там нет. Одни приговоренки, убийцы. Жуть. Гнилое место. И… постоянно там покойники. Мрут там люди как мухи. Попадешь туда - конец.
- Почему нас так долго не выписывают? - на глазах у Брыловой слезы, - Следователь сказал, что экспертиза будет продолжаться всего три недели, а держат уже целый месяц! Сколько нам здесь находиться?
- Сколько надо, блядь, столько и будешь здесь! Невменяемые под амнистию не попадают!
- Мне врач сказала, что не готова энцефалограмма. Все врачи куда-то разбежались, гриппуют.
- Гинеколога уже целый месяц никто не видел…
- Гинеколог - это самая главная проверка, последняя…
- Если тянут, значит, неспроста.
- Им тут работники здоровые нужны, некому работать, мыть полы и посуду…
- Вас уж точно не выпишут. Людей мало осталось.
- 3 -
После праздника Анечка еще больше осунулась.
- Что у нее за родители! Бросили бедную, никто не приезжает! - сокрушалась Аля, - Даже на праздник ни-какого подарочка. На, милая ты моя, угощайся.
Но грусть девушки никакое печенье рассеять не могло. Она все больше погружалась в себя, бродила по ко-ридору глядя под ноги. Иногда, сидя на стуле, раскачивалась в забытьи.
Пришла санитарка, скатала ее матрас, перестелила постель в коридор.
- Куда? Почему? Она здесь самая тихая! - недоумевала я.
- Врачу виднее!
Анечка сидела под пальмой, разминала пальцы, массировала их, при этом беспрестанно раскачивалась на как маятник назад - вперед.
- Тебе плохо? Что болит?
- Ничего, - прошелестела она в ответ и спрятала руки в карман. Отвернулась, кусая губы.
Я не стала приставать.
- Аня! - позвала Аля. - К психологу тебя вызывают!
Вернулась она вся в поту, мокрая, фланелевый халат вымок насквозь. Во время обеда не прикоснулась к еде, качалась своим любимым способом за столом, пока ее не уложили в постель, поставили капельницу. Сорочка превратилась в сплошное желтое пятно.
- Фу! Почему такая грязная?! Какой запах, - увидела ее сменная сестра, - Сегодня банный день. Что ж ты сорочку не сменила?
Анечке на глазах становилось хуже. В глазах застыла боль.
- Да что ж это такое? - собрались возле ее кровати больные.
- Разойдитесь, девчата, видите, плохо ей очень.
Но куда разойтись? Все восемьдесят коридорных душ наблюдали за капельницей. И никакого обычного шума.
Анечка из глубины мокрой постели пристально глядела на меня. Застывшие глаза отражали бездонную пропасть.
- 4 -
И вдруг прибежала медсестра: "На комиссию! Главрач пришел!"
Первой вызвали Брылову. Пока она отсутствовала, я поняла, что значит: "Ожидание - медленная смерть"
- Да не волнуйся ты так! - Успокоила медсестра, - У тебя все хорошо!
…Вышла Брылова, красная, в пятнах, облегченно вздохнула:
- Выписали!
А у меня - все впереди. Таких экзаменов сдавать никогда не приходилось…
Вдруг рядом со мной пристроилась Феня Богомолка…Санитарка на нее прикрикнула:
- А ты - куда, чудо? Тебе туда - нельзя! Уходи!
Но Феня с достоинством ответила:
- Пришел главврач! Я жаловаться буду! По домам нам надо!
- Ну, врач тебе сейчас покажет - к а к жаловаться!
Меня вызвали, я вошла…Вдруг в кабинет ворвалась Феня и с криком бросилась к мужчине, сидящему в центре стола:
- Отпускайте нас!!! Хватит лечить!!! Сколько лечите!!! Не больные мы!!!
Вслед за Феней в кабинет ворвалась медсестра с санитаркой, но непокорная Богомолка успела докричать:
- Отпускайте из тюрьмы!!! По домам нам надо!!!
Феню схватили за руки, выволокли из кабинета. Некоторое время из-за закрытой двери доносился шум отчаянной борьбы. Феня долго не сдавалась. Стихло. Утащили в наблюдательную, вкололи…
- А ты - что думаешь о нашей больнице? - продолжил, как ни в чем не бывало председатель. - Какие у нас недостатки? Что тебе здесь не понравилось?… Так-так… А что ты хочешь больше всего?
- Отпустите…
- Хорошо. Сегодня же тебя выпишут.
- 5 -
Распахнулась Дверь. И санитарка благословила меня:
- Чтоб мы тебя здесь больше ни - ког - да не видели!
… И вот за это "НИКОГДА" я им многое простила…
Прощайте! Все вы, стоящие у окна, глядящие, кричащие, вопящие, вырывающиеся из рук санитарок подышать, погулять, покурить, просто поговорить друг с другом….
Прощайте! Милые добрые "тихие" со всеми вашими голосами, обидами, страхами, самоубийствами, пожизненными приговорами в восемнадцать лет!
Прощайте! Грязные, брошенные, забытые всеми старухи, доходяги, нищенки, богомолки, вечно голодные, вечно молчаливые, вечно молящиеся за нас!
Прости ты их, Господи!
Прощай, Малина, гордая, честная, ужасная, отверженная, несчастная…
Прощайте! Добрые нянечки, злые санитарки, врачи, медсестры со всеми вашими ремнями, клизмами, иглами, зондами, катетерами, с бесконечными тестами, со всей вашей наблюдательной!
Прощайте все вы, стоящие у окна, летящие из окна, кричащие, вопящие, зовущие:
- По домам нам надо! По домам!
- Сына моего убили!
- Позовите маму!
- А я не сплю! Не сплю! Не сплю!
- Отмените мне советские лекарства!
- Зинку! Зинку ловите!
- У! У! У!
- Убегу! Убегу! Убегу!
- Завтра, блядь, накачаем себе…
- Да как же лошадь не бить? Как же ее не бить - то!
- Не надо! Не трогай! Не убивай таракана! Все хотят жить!
- Кто украл мои колготы?!!!
- У меня две мамы, два папы…
- Дай, середку доем!
- Ы - ых тебя в рот! Едерена вша! Ибало!
Все.
Подошел мой автобус.
ЭПИЛОГ
1992 г.