Ну, разве что, в пылу выступлений, они порой крепко ругались, как бы настойчиво я ни призывал их к нормативной лексике. Зато как здраво они рассуждали о жизни! Говорили о том, что нужно управлять своими эмоциями и всегда слушать голос разума. Верить в Бога, жить в мире и гармонии с собой и людьми. Не замечать соринку в глазу другого, а стараться вытащить бревно из глаза собственного. Не загадывать о далеком будущем, но и не предаваться излишней скорби о днях прошедших. Правильно питаться, соблюдать правила личной гигиены. А главное, вот что самое главное, о чем все они говорили хором и порознь: не употреблять наркотики и не пить алкоголь! Ведь это же такое зло! Этот проклятый героин, проклятые кокс, крэк, трава, водка. "Если бы не эта отрава, я бы не развелся с женой, не потерял работу, не сел в тюрьму. Имел бы семью, работу, квартиру, машину. Был бы человеком. А теперь кто я? Пустое место. Е…й торчок, junky! Живу в приюте. Должен раз в неделю отмечаться в прокуратуре. Сдавать и там, и здесь мочу на анализы. Покупать еду по продуктовой карточке для нищих. И все из-за чего? Из-за кокса и водки. Но теперь-то я твердо стал на путь исцеления. Буду во всем соблюдать меру, слушать голос разума, жить в гармонии..."
Приблизительно так, в таком духе, звучали их речи.
Но почему же эти мыслители полжизни просидели в тюрьмах? Почему они, так рьяно осуждая наркотики, употребляли их десятки лет? Как согласовать их речи, исполненные гуманистического пафоса, с их уголовными преступлениями? С их обозленными лицами?..
Я припоминал обороты и фразы моих недавних однокурсников. Они говорили то же самое. Причем слово в слово! Мой американский брат Марк, не он ли столько раз советовал мне "во всем соблюдать меру; не загадывать о далеком будущем, а жить настоящим; всегда слушать голос разума и т. д."? Уж не из одного ли источника мудрости почерпнуты эти советы? Быть может, существует свод универсальных правил, своего рода "Катехизис для наркомана", желающего излечиться?
Эта смутная догадка впоследствии оказалась верной. Но тогда четкого ответа у меня не было. Как не мог ответить я и на другой вопрос: куда и почему постоянно исчезают эти люди? Ведь они же находятся под прокурорским надзором. Тем, кто самовольно бросит лечение, грозит возвращение в тюрьму. Что же они – опять скитаются по городу, опять нюхают, курят, колются, пьют? Но ведь еще вчера, вот здесь, на этом самом месте, они так умно, так красиво толковали о вреде наркотиков. Неужели врали? Притворялись?
Вопросы, вопросы...
Таинственная улыбка Лизы
Мы делили с ней офис.
Ее родители давным-давно приехали в Штаты из Сицилии, а Лиза родилась в Америке. Смуглолицая, с черными, как вороново крыло, жесткими волосами, широким разрезом темно-карих глаз и чувственными губами, которые она красила яркой помадой. Впрочем, ее макияж, хоть и яркий, был выдержан в одном тоне. В манере одеваться Лиза пыталась подражать светским дамам, но до этого уровня не дотягивала, в ее "светскости" сквозила некоторая вульгарность.
Голос у Лизыбыл зычный, смеялась тоже оченьгромко. Сложена была несколько непропорционально, природа, создавая ее, допустила небольшие перекосы: ее бедра были слишком узкие, ноги – худощавые, зато плечи и талия – широкие. Но Лиз все-таки обладала вкусом, не зря же была итальянкой: подбирала одежду такого фасона, чтобы скрыть все свои внешние диспропорции. Несмотря на свои пятьдесят пять, могла порой нарядиться очень даже "секси" – явиться в декольтированном платье, приоткрывавшем ее пышную грудь.
Лиза обладала горячим темпераментом – сидеть долго на одном месте, да еще и молча, ей было крайне трудно. Ее постоянно куда-то несло, ее обуревала жажда деятельности. Жажда разговора. Жажда откровений.
Еще не закончилась моя первая трудовая неделя в этой замечательной клинике, как я уже знал про Лизу очень многое, из ее же уст. А если чего не знал, то лишь потому, что у нас все-таки было не так много свободного времени, к тому же разговоры на личные темы между сотрудниками очень не нравились директрисе Франческе. Директриса имела странную привычку ходить по коридорам и заглядывать в окошки в дверях – как идет лечение пациентов? Франческу выводило из равновесия, когда нарколог сидел в кабинете один, без пациента!Ведь нужно делать визиты, визиты...
Вот что я узнал о Лизе. Ее родители, приехав в Нью-Йорк, открыли небольшую пиццерию, работали там от зари до зари, чтобы прокормить детей и дать им пристойное образование. Брату и сестре Лизы собранные родителями деньги действительно понадобились на учебу в колледжах. Что же касается Лизы, то она начала употреблять наркотики с пятнадцати лет и с превеликим трудом окончила среднюю школу. Родителям не раз приходилось выкупать ее под залог из тюрем и тратиться на адвокатов. Не помню, называла ли она мне точную цифру, сколько раз была арестована и сколько сидела. Во всяком случае, не раз и не два. По словам Лизы, последний раз ее арестовали полтора года назад, прямо в клинике, где она тогда работала. Вывели в наручниках из офиса и повезли прямиком в полицейский участок. Но тот арест был связан с ее прошлым: в прокуратуре "висело" ее какое-то незакрытое дело, и они там спохватились спустя много лет.
Аресты и посадки Лизы были,в основном, за владение наркотиками. (В США уголовно наказуемо не употребление, а хранение наркотиков, что, в принципе, одно и то же: разве можно употреблять наркотики, не владея ими? – авт.)
Но были у нее судимости и за квартирные кражи, в которых она участвовала вместе со своим бывшим мужем, судя по всему, большим авантюристом. Он втягивал женушку во всевозможные криминальные приключения. Каким-то непонятным образом в промежутках между арестами и госпиталями они с мужем умудрились заиметь двух дочерей. Ко времени моего знакомства с Лизой ее дочери уже выросли и жили со своими семьями.
Муж Лизы погиб от овердоз, а она долго боролась со своей наркоманией: лечилась, срывалась, попадала в полицию, снова лечилась – то принудительно, то добровольно. Кругом-бегом, борьба эта заняла у нее почти двадцать пять лет – четверть века! Наркологом Лиза работала около десяти лет, в различных лечебницах. В эту, где мы с ней встретились, устроилась незадолго до меня, поэтому тоже здесь была новичком.
Мы с ней сразу почувствовали взаимную симпатию. По словам Лизы, ей нравилось во мне "простота сердца". Мол, хоть и интеллигентный, не на улице вырос, и умные книги читал, но не задается.
Она живописно, с юмором и самоиронией рассказывала мне о своем прошлом, не упуская важных, по ее мнению, подробностей.
Вот, скажем, такая история: они с мужем обворовывали одну квартиру. Он влез туда через окно, а Лиза стояла на крыше четырехэтажного дома – чтобы принимать украденные вещи. Дело было зимой, было жутко холодно, началась пурга. Лиза прождала мужа Бог весть сколько времени, окоченела. Чтобы согреться, прыгала по крыше, хлопая себя по плечам. Не могла понять, почему так долго муж не появляется, и с какой стати к дому подъехало несколько полицейских машин с включенными мигалками...
Оказывается, муженек, роясь в чужих ящиках, обнаружил там... шприцы и морфий! И, конечно же, решил тут же, на месте, попробовать. И так затащился, что не заметил, как нагрянули хозяева. А те вызвали полицию.
Описывая этот случай, Лиза возмущалась поведением мужа, дескать, как некрасиво он тогда поступил, думая лишь о собственном кайфе, а не об оставленной на крыше жене. Но больше она обвиняла не мужа, а себя, посмеиваясь над своей доверчивостью.
Да-да, несмотря ни на что, она искренне считала себя наивной и доверчивой женщиной. Верила, что именно из-за этого "дефекта ее характера" у нее в жизни столько проблем.
В этом Лиза как раз была типичной представительницей своего племени: практически все наркоманы искренне полагают, что они наивны, что их очень легко обмануть. Дескать, они настрадались из-за своей доверчивости. Но, натерпевшись от людей, поняли – в этом мире никому вообще доверять нельзя.
Все люди злы и хитры, пользуются доверчивостью наркоманов. Звучит как анекдот!
Сначала я думал, что они шутят. Как может тот, кто столько раз в своей жизни врал, обворовывал родных, нарушал клятвы, был арестован, сидел в тюрьме, – как такой человек может быть наивным?
Но со временем, постоянно слыша то же самое от разных пациентов, я стал задумываться: может, они правы? Ведь не могут же они все дружно, не сговариваясь, врать – о своей наивности и доверчивости.
Наивность, доверчивость – не самое верное слово о свойстве, которое наркоманы имеют в виду. Их проблема – в неумении разобраться в природе сложных человеческих отношений. Да, наркоманы тонкие психологи – употребление наркотиков способствует развитию у них интуиции и редкой наблюдательности. Беда в том, что свою интуицию и наблюдательность они используют только в одном направлении.
Но когда речь идет о вопросах, касающихся не добычи денег на наркотики и их употреблении, а об отношениях на работе, в семье, в обществе, наркоманы ведут себя как подростки: либо безгранично доверяют тем, кому доверять нельзя, либо, наоборот, враждуют с теми, от кого зависит их же благополучие. У них есть только два цвета – черный и белый. Нет оттенков и полутонов, которые обычно присутствуют в палитре сложных отношений между людьми. Они как бы шарахаются из угла в угол, сердятся, злятся на себя и на всех. Вконец запутавшись, разорвав со всеми отношения, неспособные спокойно и здраво разобраться в оценках, "уходят в глухую оборону". Убеждают себя в том, что они жертвы, а вокруг одни враги. И начинают с этим миром (с Вами, читатель) вести войну.
Тут уж все становится на свои места: да, я наркоша. Но сами-то вы кто? Такие же притворщики, как и я. Даже хуже меня. Вы создали мир с красивыми словами, но волчьими законами. И я теперь тоже буду жить по волчьим, законам. Хватит быть овцой на заклание. Я буду волком.
Приблизительно такую жизненную философию непримиримой вражды со всеми создает себе наркоман. Философия эта в корне неверная. Зато теперь все просто и понятно – who is who…
Вернемся, однако, к таинственной Лизе.
Она рассказывала мне, что когда-то родители запирали ее дома, чтобы она не могла выйти на улицу, где ждали друзья-подружки. Но страсть к наркотикам придавала ей сил и толкала на любые геройства: Лиза разбивала стекла, чтобы выпрыгнуть из окна, торговала наркотой, танцевала в стиптиз-клубах. Трижды ее ловили на улице кредиторы и конкуренты, приставляя ко лбу пистолет...
Слушая Лизу, я представлял себе улицы Нью-Йорка времен ее юности, районы, где когда-то обитали итальянцы, приехавшие из полуголодной послевоенной Сицилии. Родители вкалывали до седьмого пота в пиццериях и пекарнях, а их дети… – одни шли в колледжи (как наша директриса Франческа), другие становились уличной шпаной, хулиганьем, пополняли ряды знаменитой итальянской мафии в Нью-Йорке. И в Лизе, несмотря на ее уже немолодой возраст и трудовой стаж, еще заметно проглядывала "непутевая девчонка", выросшая и изуродовавшая свою жизнь на тех нью-йоркских улицах.
Когда мы с ней подняли планку взаимного доверия еще выше, она мне показала тонкие шрамы на своих руках – "дорожки" от абсцессов. И на ее смуглых, еще крепких ногах, от лодыжек и до колен, тоже белели эти "боевые дороги".
В отношениях с коллегами Лиза была крайне неровная: видела в них то верных друзей, ходила с ними на ленч, откровенничала, то вдруг резко меняла о них мнение, записывая в список недругов.
Была она, конечно, не из робкого десятка. Помню, как-то вечером, глубокой осенью мы вместе возвращались с работы, шли к сабвею. Была мерзкая погода – слякоть, дул промозглый ветер. Мы разговаривали о работе, ругали нашу директрису, с которой Лиза начала конфликтовать:
– Это же не лечебница, а е...й бизнес! – возмущалась она. – Никто не думает о пациентах. Марк, я знаю, что ты никогда не торчал. Но попробуй поставить себя на их место: они только вчера освободились из тюрьмы. У них нет ни специальности, ни образования, ни денег. Ни черта у них нет! Не забывай, что они – хронические наркоманы и алкоголики, двадцать четыре часа в сутки их мучает желание употреблять. Они всех ненавидят и никому не верят. И все-таки – надеются. А теперь скажи, как к ним относятсяв нашей клинике? Как к скотам!
Потом Лиз направила критику на нашу директрису, считая Франческу виновницей такого ужасного положения вещей. Больше всего ей не нравилась любовь Франчески к модным тряпкам. Ее возмущение имело под собой основания: директриса частенько в рабочее время уезжала куда-то на своем новом сверкающем джипе и через пару часиков возвращалась с огромными пакетами фирменных бутиков. На работу Франческа являлась вся расфуфыренная, и ее дорогие шмотки уж слишком выделялись на фоне лохмотьев наших пациентов.
Мы свернули на боковую улицу, чтобы срезать путь. Делать этого не следовало. На Лизе в тот вечер было красное шерстяное пальто, под мышкой держала сумочку, словом, имела вид дамы, идущей на раут.
Дальше все произошло, как... Нет, в кино или романах такие эпизоды давно не впечатляют – слишком мелко. Кому сегодня интересно читать о попытке банального уличного ограбления, когда какой-то хулиган вознамерился отнять у женщины сумочку, в которой лежали двадцать долларов, карточка на проезд в метро и косметичка?
Но в данном случае интерес вызывает не хулиган, а Лиза. Скажу честно, я бы в такой ситуации свою сумку отдал без сопротивления. Бог с ней, с сумкой. Кто знает, что на уме и что в кармане у того отчаянного парня – нож или пистолет?
...Лиза успела вцепиться в свою сумочку, уже очутившуюся в руках грабителя. Словно дикая кошка, кинулась к нему и с ходу заехала парню коленом между ног. Он, надо сказать, опешил, не ожидая от почтенной дамытаких бойцовских качеств. Вернув себе сумочку, Лиза тут же пустила в ход высвободившуюся руку и, что еще страшнее, – свой язык. Она дала настоящий бой, обрушив на грабителя такую отборную ругань, какую я не слышал ни от одного пациента, доставленного из тюрьмы. Мало того, она еще и погналась за ним!
Отбежав, парень остановился и ответил ей – издали – тоже бранью.
– Иди лечись в клинику, f...ing junkу (е...й торчок)! – крикнула ему Лиза напоследок, даже в такой ситуации помня о своем профессиональном долге.
ххх
"Американского брата" Марка я считал своим первым учителем, но сам ученик тогда находился в первом классе, если не в детском саду. Лиза же стала моей второй учительницей этой сложнейшей науки – наркологии. Пыталась донести до меня то, о чем не пишут в специальных книгах. Многое из того, что мне прежде казалось неважным, на самом деле заслуживало особого внимания. О существовании некоторых вещей я вообще не подозревал.
Так, посмотрев известный фильм "Славные парни" (Goodfellas) – об итальянской мафии в Америке, с Робертом Де Ниро в главной роли, я спросил:
– Почему от одного из героев фильма, когда он начинает торговать наркотиками, отворачивается вся мафиозная семья? Неужели лучше заниматься рэкетом?
Лиза растолковала: проблема не в том, что герой стал торговать наркотиками, а в том, что он торговал именно героином, и, что самое ужасное, сам начал подтарчивать*.
У итальянской мафии, оказывается, крайне негативное отношение к героину. Считается, что тот, кто прикасается к героину, становится абсолютно ненадежным, легко нарушает традиции. С таким нельзя иметь ни деловых, ни личных отношений.
– Но почему же героин? – не унимался я. – Какая разница? А что, тот, кто нюхает кокаин или пьет водку, более надежен?
– О чем ты говоришь, Марк? Конечно, большая разница! – недоумевала Лиз. – Ведь не зря же существует такое понятие: наркотик твоего выбора. Каждый человек не случайно же выбирает себе определенный наркотик. Это выбор на всю жизнь, это – любовь, любовь до гроба...
И, прикрыв с внутренней стороны окошко в двери картонкой с надписью "Идет сессия. Не беспокоить!", Лиза посвящала меня в тонкости столь сложного понятия, как НАРКОТИК ТВОЕГО ВЫБОРА.
О, в этой области она была настоящим профессором. Еще бы! – четверть века употребления! К тому же была весьма многогранной: нюхала кокс, курила траву, глотала "колеса". Но ее любовью, звездой ее пленительного счастья все-таки был героин.
– Понимаешь, Марк, каждый наркотик по-своему изменяет твою душу и мозги. Скажи мне, какой наркотик ты употребляешь, и я скажу, кто ты, что ты за человек, – начинала Лиза свою лекцию. – Вот, скажем, кокаин. От кокса ты как бы взлетаешь, ощущаешь себя на вершине высочайшей горы. И оттуда, с самого пика, смотришь вниз. Ты властелин мира! Нет никого выше тебя, сильнее тебя, умнее тебя! Каково, а? Представь: минуту назад ты – ветошь, жалкий червяк, презираемый всеми. Вокруг тебя темно, сыро. И вдруг бьет поток света, все вспыхивает, и ты из крысы в грязном подвале превращаешься во всемогущего короля, становишься самим Богом! – красивые темно-карие глаза Лизы сверкали, в ее облике сквозила какая-то сумасшедшинка...
– Да-а... – неуверенно отзывался я, желая вернуть Лизу с той вершины на землю. – А героин? Что с ним? Разве героинщик не ощущает себя властелином мира?
– О, нет. Героин – это очень тонкая материя. Героин – это тайна. Это – мистика, мир полутеней и загадочных шорохов... – Лиза томно опускала веки, расслаблялась в своем кресле, словно медленно погружаясь в незримое джакузи блаженства. – Героинщик – как удав, спокойный, холодный. Он не спешит, его не подбрасывает до облаков. Героинщик медленно всем своим существом проникает в кайф, во все уголки и закоулки кайфа, смакует, улавливает каждый нюанс кайфа…
Лиза, в черном брючном костюме, начинала делать медленные, плавные телодвижения, шевелила руками, вся извиваясь. Она напоминала змею, у которой нет души. Вернее, душой этой змеи был героин.
– Героинщик хитрее, коварнее, чем кокаинщик. Он себе на уме, все его чувства заморожены, спрятаны в самых глубоких тайниках. Он все тщательно просчитывает, он психолог высочайшего класса. Но он знает награду: героин опускает в такое блаженство теплоты, окутывающей все твое тело и душу, что за эту теплоту ты отдашь все на свете, лишь бы там оставаться и не возвращаться в этот холодный мир... Понять героинщика, Марк, очень непросто, на это требуется много времени.
– А алкоголик? Разве алкоголь действует иначе? Ведь алкоголь тоже "опускает", тоже согревает, даже обжигает горло и желудок, – возражал я, не сводя глаз с Лизы, которая продолжала "колыхаться в теплых волнах".
Наконец, она стряхивала весь дурман, утянувший ее ненадолго в далекое прошлое. Услышав про алкоголь, – после героина – смотрела на меня с сожалением, мол, бедняга Марк, ничего не понимает в жизни.
– Разве можно сравнивать алкоголь с героином? Марк, ты в своем уме?! За что тебе дали диплом нарколога? Алкоголь – это обычное пойло, разрушающее мозги и тело. Я, конечно, тоже бухала, чтобы выйти из героиновых ломок или чтобы хоть чем-то себя одурманить. Но что такое алкоголик? Взял десять долларов, пошел в магазин, купил пинту водки и дома выпил. Поплакался о своей несчастной жизни и повалился спать. Он жалок. Не обижайся, Марк, я знаю, что вы, русские, к алкоголю испытываете особую любовь, мама-Раша – буль-буль! – она изображала пальцами бутылку и подносила ее к раскрытому рту. Затем забавно скривила лицо, будто сейчас осушила бутылку.