Я уже на бегу понял, что напрасно, просто остановиться вовремя не успел, инерционная сила помешала. Я скользил по траве в неудачной попытке затормозить и видел, как перегнулся в поясе Илюха, задышав девушке куда-то в низ живота. Но совсем не потому, что низ ее живота как-то особенно его привлекал. Совсем нет! Просто девушка прямо на моих глазах, поддерживая руками хрупкую Илюхину фигуру, сильно тыкала своей коленкой куда-то Илюхе в самый перегиб его тела. А тот подпрыгивал от каждого ее жесткого прикосновения и как-то нелепо похрюкивал при этом.
Мне действительно следовало намертво затормозить и прекратить движение на помощь другу. Потому что помощь моя в любом случае запоздала и больше ему пригодиться не могла. К тому же если бы я спасся, то хотя бы смог потом вынести с поля Илюхино тело и предать его земле. Хотя бы после того, как озверевший мамонт, в смысле девица, бросит его, растерзанное, засыхать на бесчувственном травяном покрове.
А так, если она и меня покалечит, то кто нас обоих подберет и переправит к Склифосовскому? Инфант? Нет, на этого рассчитывать было бесполезно.
КУЛЬМИНАЦИЯ
Но я не успел затормозить и пробежал лишний метр. Казалось бы, всего метр, ерунда какая, но его как раз оказалось достаточно для ее длиннющей меткой ноги в жесткой туфельке сорок восьмого размера. На которую запросто можно было повесить значок "Ворошиловского стрелка", потому что влепила Инфантова подруга своей туфелькой прямо в десятку, как говорится, не целясь, с бедра. Я думал, что так только в кино бывает, - ведь не просто небось с ходу попасть в относительно небольшую точку между животом и коленями, которая даже не особенно выделяется на общем фоне брюк. А она вот попала.
И перегнулся я вслед за Илюхой и захрюкал вслед за ним. Не потому что мне его пример понравился, а потому что больно мне было очень. Настолько резко больно, что… Но не буду объяснять. Те, кто испытывал такое, и так меня поймут, а тем, кому испытать не пришлось, - разве тем объяснишь!
Так мы и стояли с Илюхой, загнувшиеся оба, держась обеими своими руками каждый за свое. Именно за то, на чем загнулись. Мы почти что упирались друг в друга склоненными нашими головами и составляли из двух букв "Г" почти полновесную букву "П".
- Бля… - прошептал мне в голову Илюха, но совсем нематерно у него получилось. (Настолько нематерно, что я с чистой совестью вставляю это обычно нелитературное слово в свой чуткий, осмотрительный, расчитанныи на нежные сердца текст.) - Я больше не хочу насиловать, - пробормотал он снова. - Я даже, наверное, не могу больше.
И я его понимал, потому что чувствовал то же самое никак не меньше его. Хотя мы свои чувства не сверяли.
- Ах вы засранцы маленькие, - раздался позади Илюхи грудной девичий голос. - Милицейского тела захотели! А не боитесь подавиться моим телом, гады?
"Чего? - не поняли мы с Илюхой, даже не пытаясь разогнуться. - Какого тела? Какой милиции?"
- Я вам покажу, сосунки, как на капитана милиции свои маленькие членики поднимать, - продолжал бушевать не на шутку рассерженный голос.
"Капитан милиции?!! - еще больше изумились мы с Илюхой. - Может ли такое быть? С нами ли? Явь ли это? Ведь в яви такого не бывает!!!"
- Насильничать надо мной решили, - горячилась отличница наверняка боевой и физической подготовки. - Я вас научу, как насильничать. Да я вас самих, как котят, выеб…
И тут она вообще стала использовать слова, которые хотя мы тоже знали, но вот я их даже в наш сценарий не вставил. Не говоря про страницы этой книги.
- А ну, на колени, раком встать и не шевелиться у меня. Кто рыпнется, тому хана, я стреляю без промаха.
Мы нехотя обернулись и с ужасом убедились, что у нее действительно есть из чего стрелять - она его в руках своих держала, прям на нас направленный. Ну а про "без промаха" - мы уже убедились. И мы послушно встали на коленки или, как называла позу офицер милиции, "раком".
Теперь Инфантова девушка (так, к сожалению, и не запомнил ее имени) стояла со стороны вздернутых наших задов. А недалеко от наших лиц сука Инфант дергал своим красным языком, слизывая остатки клюквенного сиропа.
- Мало того, что я вас на пятнадцать лет упеку, - громыхала над нашими задами вооруженная женщина, - так я вас сейчас сама перееб… - И она снова перешла на ненормативную лексику.
Мы с Илюхой переглянулись, и в наших расширенных от ужаса глазах застряла одна и та же мысль:
"То, что она вполне на такое способна, - это понятно. Но вот есть ли у нее чем? А вдруг есть?!!"
- Не волнуйтесь, - как бы услышала она нас, хотя и говорят, что телепатия наукой не доказана. Но ведь у каждой женщины интуиция не в меру развита, а у женщин-капитанов, видать, особенно. - Не боитесь, жопники, найду, чем воткнуть поглубже. Не впервой небось. Быстро снять штаны. Считаю до пяти, потом стреляю.
Мы с Илюхой снова переглянулись и поняли, что все так и произойдет - и про "воткнуть" и про "стреляю".
- Бежать надо, - посоветовал нам обоим Илюха. - Изнасилует, сука…
Я всем своим трепещущим телом согласился.
- Бежать, старикашка, - повторил мой товарищ. - Спасение от изнасилования - дело рук самих изнасилованных!
Но здесь я перебил его свистящий шепот.
- Куда бежать? - перебил я своим шепотом. - Застрелит ведь!
- Лучше умереть стоя, чем жить на коленях! В смысле раком, - ответил мне Илюха еще одной гордой цитатой. - Я ей живой не дамся…
- Не переговариваться, - раздался властный голос сзади и немного сверху. - Снимать штаны, оголять жопы! Кому сказала?
- Я согласен бежать. Куда только? - спросил я, игнорируя на время указания властей.
Мы оглядели окрестность: похоже, бежать было некуда - вокруг был сплошной лес. А из людей - один лишь Инфант, который, насосавшись сиропа, начал выходить из коматозного своего состояния: глазенки приоткрыл, стал приподниматься на руках, подпер себя коленками. Он четко разыгрывал отведенную ему роль - постепенно, не спеша приходя в себя после избиения. Прям по сценарию. Который, кстати, уже давно не действовал.
И вот что сейчас меня интересует: как бы он, этот Инфант, повел себя, увидев свою девушку с наганом, направленным на наши устремленные к небу зады? Стал бы заступаться за нас? За девушку? Снова погрузился в бессознание? Много вопросов… Но ответы на них я так никогда и не узнаю.
- В толпу надо бежать, - сообразил Илюха. - В толпу она стрелять не решится.
- В какую толпу? - потребовал уточнения я.
- В Инфанта.
И мы напряглись для рывка из низкого старта. Так, по-моему, наша общая поза называется в легкой атлетике - в беге на спринтерские дистанции. Хотя в милицейской терминологии такая посадка называется, наверное, не "низкой", а "рачьей". В спринте, кстати, тоже присутствует пистолет, но он стартовый и, как правило, не упирается в зады спортсменам.
- Три, восемь. Рванули! - скомандовал Илюха, и мы рванули.
Чего там понял или не понял Инфант? Как бы он себя повел, за кого бы стал заступаться? - нас на тот момент это никак не волновало. Мы врезались прямо в него, закувыркав его поднимающееся тело, перепутав, смешав его с нашими. Мы все ждали выстрела, но выстрела все не было и не было. Может, на самом деле все это не с нами происходило?! А потом нас скрыли деревья.
Хотя мы еще долго не останавливались. Тяжело дыша, мы прочесали жалкий парк за предельно короткий срок, настолько короткий, насколько позволяли Илюхе его полевые кирзачи. Да еще и сильная резь внутри брюк галифе.
Глава 13
ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ ПОСЛЕ КУЛЬМИНАЦИИ
Машина дожидалась, где ей и было положено, но вот водителя мы в ней заметили не сразу. Жека лежала на заднем сиденье и рыдала. Мы сначала подумали, что от сочувствия к нам, а потом поняли - от счастья. Из мобильника, соединенного с магнитофоном, раздавались вполне различимые голоса.
Мы попытались привести ее в чувство, но слезы застилали ее восторженное лицо.
- Спаслись… - спросила она сквозь слезу, отбиваясь от нас.
- Жека, - сказал я, - мы бы сами сели за руль, но у нас сильная резь в поясе. Нам не то что неудобно, у нас просто не получится.
Я-то думал, что убедителен, но от моих слов она зашлась новым приступом.
- Так как девчонка оказалась… В каком чине… - просипела она неразборчивым, счастливым сипом.
- Дура ты, Жека, - в сердцах вмешался Илюха. - Сматывать надо, она сейчас нас накроет здесь, эта капитанша. Ты бы ее видела - такая, как пить дать, накроет. Она натренированная. А это, знаешь, пятнадцать лет на самом деле. И тебе, кстати, за соучастие. Пойди потом, доказывай суду, что мы все это затеяли, чтобы она Инфанту дала. Да не поверит никакой суд, что можно хотеть такого. Что кто-то в здоровом уме может захотеть, чтобы такая дала. Ни присяжные, ни сам судья не поверят. И засудит нас суд, - повторил Илюха. - Давай, Жека, валить надо, хорош веселиться.
Но на все его разумные доводы Жека только отвечала охрипшим своим смехом. Она уже, похоже, не могла больше смеяться, но все равно смеялась.
- Я не могу вести машину… - признавалась она в перерывах между схватками. - У меня тоже резь в поясе… - И она подхватила себя руками за живот, чтобы он не разлетелся на куски от мелкой тряски.
- Хрен с ней, - сказал я Илюхе, - посмотри, она действительно не может. Какой из нее сейчас водила? Лови тачку, а за твоей вечером пошлем кого-нибудь, типа Инфанта.
Тачек в округе было полно, правда, они все проезжали мимо, завидев нас с Илюхой - его побитое лицо, полевую одежду, мою зубную фиксу, да и вообще наш все еще заметный перегиб в поясе.
Но нам ли тачку не поймать, хоть и с перегибом? Илюха достал несколько купюр, помахал ими в воздухе, намекая на нашу полную платежеспособность, и тачка тут же остановилась. Хотя человек за рулем, увидев нас с близи, сразу заметно растерялся и теперь, несмотря на купюры, уже, похоже, сомневался: а стоило ли останавливаться вообще?
- Ты не бжи, мужик, - приободрил его Илюха, - мы артисты. Заслуженные. Загримированные после натурных съемок. Мы из краснознаменного ансамбля имени Пятницкой.
- С каких натурных съемок? Кого снимали, в натуре? - заржал успокоенный объяснением водила. Тоже, видать, остроумный попался. Под стать нам.
Мы запихнули в машину сначала звукозаписывающую аппаратуру с мобильником и магнитофоном, потом изнеможенную Жеку, потом уселись и сами. Машина, хоть и оказалась небольшой, но все равно послушно приняла всех нас в себя. Илюха назвал свой адрес, и мы тронулись подальше от места преступления.
А мобильник с магнитофоном в руках у Илюхи на переднем сиденье все наговаривали и наговаривали женским грудным голосом. Лишь изредка его перебивали густые мужские придыхания.
- Бедненький, - шептали мобильник с магнитофоном, - как они тебя, гады. Тебе больно? Ты полежи, полежи, отдохни, я сейчас тебе сумочку под головку положу. А я-то, дура, столько мучила тебя, - здесь раздался тяжелый Инфантов вздох. - Бог ты мой, сколько крови, по всему лицу, и на губах много, и даже язык весь красный. Давай оботру я тебя. Хочешь, губами оботру, маленький ты мой.
- Не надо губами. Я сам, - раздался хоть слабый, но испуганный голос Инфанта, искаженный телефонными помехами.
А может, и не помехами, а другим чем-то искаженный. Видимо, не очень хотелось ему, чтобы в милиции узнали, что у него кровь сладкая и клюквой отдает. Ведь кто знает, как могло бы поменяться к нему отношение милиции, если бы та про клюкву разобралась?
- Как ты? Где бандиты? - видимо, чтобы отвлечь женщину от клюквы, заботливо поинтересовался слабый голос.
- Убежали, гады. Скрылись, - проинформировала жалостливая девушка.
- Жалко, - произнес Инфант, - я бы им впиндюрил. Когда бы в себя пришел. Тебя они тронуть, надеюсь, не посмели?
Водитель в машине, прослушивая текст внутри нашего небольшого коллектива, обернулся и подозрительно обвел коллектив взглядом, пытаясь ногой нажать посильнее на тормоз.
- Да это мы запись прослушиваем звуковую, чего на съемках получилось, - толково пояснил Илюха. - Качество плохое, конечно, но главное, что текст различим, мы его потом в студийных условиях перепишем, как надо.
- А… - согласился шофер и убрал ногу с тормоза.
Я тоже хотел добавить что-нибудь успокоительное для шофера, но не мог. Я на заднем сиденье держал припадочную Жеку, у которой от звуковой записи новый клинический приступ начался.
- Да что ты, маленький мой, - продолжал грудной голос с сильным любовным придыханием, - куда им, поскребышам этим, меня тронуть. Я таких писюков штабелями укладываю на тренировках. У меня же звание мастера по самбо в тяжелом весе. Ты же знаешь.
Тут Илюха резко повернулся ко мне, и мы долго, крепко переглянулись.
- Знает, - повторил я вслед за аппаратурой.
- Мудила… - в сердцах прошептал Илюха, не только с презрением, но и с негодованием тоже.
Мужик за баранкой снова поглядел подозрительно на седока справа.
- Да играют ненатурально, - объяснил ему Илюха. - Ты сам разве фальши не улавливаешь?
- Чего, какой фарш? - не понял мужик, но ему никто не ответил.
- Жалко, что я их не пристрелила, - продолжал женский голос мечтательно. - Убежали, паразиты.
- А у тебя что, пистолет был с собой? - переспросил Инфант, но в голосе его не было удивления. - Я думал, что, когда ты не при исполнении, ты его с собой не берешь.
Илюха снова обернулся ко мне с первого сиденья, и снова резко. Мы снова переглянулись.
- Знает, что при исполнении бывает, - выразил я общее с Илюхой мнение.
- Мудила… - выразил Илюха общее со мной мнение.
- А почему ты все же не выстрелила? - спросил уже совсем окрепший Инфант, и в его голосе мы услышали здоровую любознательность.
- Да за людей боялась, - зазвучала в телефоне оправдывающаяся девушка. - Они прямо на людей побегли.
- На каких людей? - не сообразил медлительный Инфант. - Тут еще и люди были?
А как же? Ты и был. На тебя и побегли. Я и побоялась выстрелить, вдруг отрекошетило бы в тебя. Я одного взяла уже на мушку, который с родимым пятном, синим таким на пол-лица, прямо в башку его метила… Но в последний момент испугалась, что в тебя отрекошетить может.
Тут Илюха заметно сглотнул, видимо, слюну, и глаза у него немного увеличились. Даже тот, что был сдавлен родимым пятном на пол-лица.
- Ну ничего, я его по приметам быстро отыщу, - продолжала капитанша, и Илюха на первом сиденье сглотнул еще заметнее.
И мужик за рулем тоже сглотнул, кося от лобового стекла испуганные глаза на Илюху.
- Да грим, грим это, в который раз успокоил его Илюха. - Он только ацетоном снимается. Хочешь, ацетоном сотру. У тебя ацетон при себе есть?
- Откуда у меня ацетон, - снова успокоился водила.
- Ну вот видишь, - приободрился Илюха. - Слушай, знаешь что, поменяй курс, поверни штурвал на Ямскую-Тверскую. Там у нас актерская, и ацетона там хоть упейся. Я заодно там и отмоюсь. - Тут Илюха снова посмотрел на меня, и в его взгляде я прочитал жажду мщения. И полностью ее разделил.
Это правильно было - двинуться в Инфантово логово. Во-первых - ближе. Во-вторых, у него еще пара бутылок со вчера осталась, а в-третьих - у нас от его коммунальной квартирки ключики имелись, и соседки нас в лицо знали и за своих считали давно.
Поэтому правильно было прямо к Инфанту двинуть и прямо у него там засаду устроить. Засаду на Инфанта. Так как получалось, что он слишком много знал: и про самбо, и про милицейский чин, и про огнестрельный пистолет. Знал, а от нас утаил. Что вполне могло стоить нам не только нашей гомосексуальной непорочности, но и гетеросексуальной нашей жизни. И теперь он должен был быть наказан, этот Инфант. Сурово и беспромедлительно.
Водила кивнул и крутанул штурвал на Ямскую-Тверскую, а мы снова прислушались к нашей подслушивающей аппаратуре.
- Ну что, мой сладенький, - шептала аппаратура, - как ты, тебе лучше? Я даже и не знала, что ты такой мужественный у меня. Как смело ты вступился! Я и не предполагала, что ты так можешь, думала, ты скромный. А ты вон какой! А я-то дура, зачем я тебя так мучила долго? Почему не давала? - снова повторила совестливый мастер спорта по самбо. - Ну ничего, сейчас к тебе поедем, я тебя обмою, оботру, высушу. Ты ходить-то можешь, ну обопрись на меня, заинька ты мой.
Не надо ко мне, - постеснялся мужской голос, видимо, проинтуичив засаду. Потому что Инфант хоть и не так, как женщины, но тоже был интуитивным не в меру. - У меня плохо… - Он помялся, ища причину, и нашел ее: - У меня накурено слишком, особенно в местах общего пользования.
- А… - приняла причину девушка. - Можно ко мне, конечно, но я далеко живу, и дома мама, пенсионерка. У меня, конечно, своя комната, отдельная.
- Вот и хорошо, - согласился Инфант.
Потом они долго молчали, видимо, ковыляли к выходу из парка, лишь раздавалось наигранное кряхтение Инфанта. Настолько наигранное, что Илюха несколько раз обратился к шоферу:
- Ну разве ты сам не слышишь, фальшивит он. Неприлично фальшивит!
И шофер наконец тоже услышал, и согласился, и еще раз посмотрел на Илюху, но теперь с уважением. Как обычно смотрят на людей с обостренным музыкальным слухом, которые слышат то, что ты сам разбираешь с трудом.
- Жека, - попросил я, - ну хватит уже, успокойся. Почти приехали, не трясись ты так.
Но Жека не успокоилась.
- Ты слышал, Францик, - открыла она утомленные от слез глаза, - она его высушит. Он у нее сушеным в комнате висеть будет… - И слезы снова полились по ее щекам. - …Хотя у нее мама-пенсионерка… Ты слышал, Франц…
И она снова прикрыла свои обессиленные глаза и снова откатилась глубоко в себя, в свой солнечный, никакими заботами не потревоженный мир.
- Вот эта играет здорово, - кивнул шоферу на Жеку Илюха. - Не зря прошлым годом заслуженную ей дали. Она и народной станет, помяни мое слово.
- Ага, - согласился шофер. - С вами, артистами, поездишь вот так, в театрах разбираться начнешь. Мы тут с моей как-то отправились в один такой. Ну дело давно, правда, было… - начал наконец-то расслабленный водила.
Но здесь мы как раз и подъехали, и реминисценции мужика за рулем, слава Богу, оборвались в зачатке.
Конечно, мы не прямо к Инфантову дому подъехали, прямо было опасно - ведь конспирация, как мы знаем, превыше всего, и потому притормозили за два квартала. Хоть и на Ямской-Тверской, но под другим номером Ямской. Там несколько их - и Ямских, и Тверских.
- Ну вот, мужик, - протянул Илюха мужику обещанные купюры, - ты если захочешь, бери свою-то и вали к нам на представление. В театр у Никитской Набережной. Я тебе контрамарку выпишу по дружбе.
- Ага, - согласился водитель машины. - А кого спросить-то?
- Меня и спроси, Григория Марковича, слышал небось имя.
- Да кажись, слышал. Ты не этот, что ли, что по телевизору…
- Точно, - согласился Илюха, не дослушав. Потому что спешил.
- Надо же, как загримировался, - начал было удивляться мужик, но тут мы захлопнули двери его автомобиля и двинули по переулку - Илюха с аппаратурой, а я с Жекой, поддерживая ее всячески. Потому как мы, может, и хулиганы и насильники, но раненых мы на полдороге не бросаем.