Туман таял, оседая росой на высокой траве. Пустая лодочка выплыла на середину реки и, черпнув бортом воду, быстро исчезла под темной, гладкой поверхностью, в которой отражался еще не проснувшийся лес. Где-то в зарослях шелестел выставленный Арисом караул, сам Горыныч примостился неподалеку, подложил руки под голову и закрыл глаза. Воевода спать не собирался – сел, прислонясь спиной к стволу старой липы. Леон опустился напротив: им с отцом о многом нужно поговорить.
– Женя!..
Тихий голос подруги вывел меня из обволакивающей дремоты. Пришлось снова открыть глаза.
– Жень, как ты думаешь, она… умерла?
– Русалка? – переспросила я. – Не знаю. Может быть.
Бледная фигурка сидит у огня, слегка покачиваясь…
Нет. Сейчас лучше не думать, не вспоминать.
– Господи, – прошептала Алинка. – А ведь если б не мы…
– Помнишь, она говорила, что ей осталось времени до рассвета? Может, это на самом деле не из-за нас? – русалку было жаль, и я пыталась хоть как-то успокоить совесть. – Да, Алина, а как у тебя получилось ее позвать?
– Не знаю, – подруга смутилась. – Понимаешь, я на самом деле очень испугалась и… молилась. Просила Бога, чтобы он нам помог.
– А услышала русалка.
Алина, конечно, была не согласна – она считала, что ее молитву услышал кто-кто другой и отправил последнюю обитательницу лесного озера нам на помощь. Но подруга промолчала и очень скоро заснула. А я долго еще лежала, прислушиваясь к негромкому разговору: сын воеводы рассказывал отцу, как погибла Раслава.
Разбудило меня солнце. Алина с Леоном еще не проснулись. Лежали друг от друга на приличном расстоянии, наверное, постеснялись воеводы. Сам Алексей Леопольдович дремал, сидя под липой. Горыныч тоже будто спал. Пышный вьюн, покачивая нежными граммофончиками цветов, охватил стебельком его левое запястье, обкрутился браслетом и теперь медленно, но уверенно полз выше, к локтю. Словно ластящаяся змейка. Картина показалась мне умилительной, но я все-таки тронула Ариса за плечо.
Он открыл глаза сразу же. Посмотрел на меня, потом увидел вьюн. Поморщился, высвободил руку. Сел. Стебелек обиженно плюхнулся в траву.
Берег спускался к воде невысоким обрывом. Умываться я пошла первой, на правах раньше всех проснувшейся. Спряталась за полосой камыша ото всех, зная, что не потревожат, наскоро окунулась. Хотелось немного поплавать, но после вчерашнего ныло все тело и пекли ладони, потому я вернулась к остальным, уступая Горынычу место у воды. Пока его не было, проснулся воевода. Открыв глаза, он сидел, не меняя позы, и далеко не сразу заметил, что бодрствует не один.
– Доброе утро, – сказала я.
– Доброе, – со вздохом согласился Алексей Леопольдович.
Его взгляд скользнул по спящему Леону, потом – по Алинке. На лице мелькнуло сожаление. Или сочувствие? Поднялся, разминая затекшие конечности, встретил Ариса кивком и сам пошел умываться.
Вернулся скоро. Устало опустился на траву – видно, не отдохнул после вчера.
Горыныч в это время разбирал сумку, выкладывал припасы на расстеленную мною тряпочку. Мы уже подумывали, не пора ли будить спящих, но отец Леона окликнул Ариса и похлопал ладонью по земле:
– Присядь.
Арис сел. По его лицу было ясно: он знает, о чем пойдет речь, и не слишком этому рад.
– Леон рассказал мне о многом, – негромко проговорил воевода. – Но о многом и умолчал. Скажи, Арис, чем вы заплатили хозяину Заповедного леса?
Горыныч подумал немного, взвешивая свой ответ.
– Мы обещали забрать имена у тех, кого посчитаем врагами.
– В вечное рабство к нечистой силе отправить? – воевода усмехнулся в усы. – Что ж, придумка неплохая. А сможете?
– Посмотрим, – нехотя ответил Арис и поднялся, считая разговор оконченным.
– Погоди, – остановил его Алексей Леопольдович. – Что за знак у тебя на левом запястье?
Надо же – и когда заметил?
Горыныч поднял рукав, поглядел на черный рисунок, браслетом охвативший руку.
– С твоего сына платы не потребовали, – сказал он. – А о чем я договорился – это уже мое дело.
Завтракали сухим пайком – быстро и почти все время молча. О наших планах воевода не расспрашивал – видно, Леон успел все рассказать.
– Я вас до Высокого Берега проведу, а там у Силантия Андреича коня попрошу – и в Ручейное. Меня уж, наверное, заждались, – воевода поднялся, отряхнул руки от крошек, огляделся. – Дело у вас тайное, слишком много людей для него не надо. И нужнее я теперь в другом месте. Не будет в раславской земле покоя, покуда князь не увидит, что и без города, без колдунов за себя постоять можем. Верно, уже и наместника своего в Лещанах посадил. Только если помощь моя потребуется – дайте знать. Надо – к самой Пустоши отряд подведу.
– Спасибо, отец, – ответил Леон.
– За что? Дело-то общее, – Алексей Леопольдович усмехнулся в бороду.
– Вам спасибо, что не оставили лежать под землей мертвым камнем.
Высокий Берег ничем не отличался от других богатых, процветающих сел – улочки, утопающие в зелени садов, побеленные стены аккуратных, ухоженных домиков, низенькие прозрачные заборчики. В центре, на круглой площади – церковь. Тоже побеленная, с высокой колокольней: тяжелые деревянные двери приоткрыты, над входом – икона.
У храма мы не задержались, прошли мимо и скоро оказались у широких резных ворот. Дорожка от них вела прямо к украшенному цветущим вьюном крыльцу.
– Силантий Андреич! – позвал воевода.
Первым нас услышал пес, а потом на крылечко вышла женщина – молодая, с толстой темной косой, в длинном светлом платье. Шикнула на мохнатого сторожа и подошла к калитке.
– Здравствуйте, – она приветливо улыбнулась, отодвинула мелкий, не слишком надежный засовчик, отворила калитку. – Алексей Леопольдович, рада вас видеть. Заходите.
Мы с Алиной переглянулись, вопросительно посмотрели на Леона, который не спешил следовать за отцом.
– И вы заходите, – женщина лукаво наклонила голову. – Или так и будете у ворот торчать?
По обеим сторонам дорожки, усыпанной лепестками отцветающих яблонь, располагались маленькие клумбочки, на которых радовали глаз незнакомые цветочки – розовые, сиреневые, фиолетовые. На полпути к дому хозяйка остановилась.
– Должна предупредить, что у нас гость. Вернее, не совсем гость, – женщина вздохнула, задумчиво поглядела на окна дома, в которых колыхались под ветром паутинки занавесок. – Два дня назад в поселок прискакал конь – вороной, хороший такой, под седлом и без всадника. Наши отправились на дорогу – проверять. И как раз вовремя успели… Ограбить его кто-то хотел: врасплох застали, на землю скинули, а после для верности еще и по голове стукнули. Пока мы с Силантием о том узнали, люди его обыскать успели, нашли несколько вещей нездешних и решили, что он может быть колдуном. Поэтому приютить его больше никто не осмелился.
Хозяйка улыбнулась виновато, словно извиняясь за своих односельчан, и вместе с тем весело.
– Кстати, он ваш, раславский. Разговорился немного, пока бредил. Много интересного рассказал, – она подмигнула.
– Как звать? – мрачно поинтересовался воевода.
Ответ не потребовался. Дверь дома распахнулась, и на крыльцо, шатаясь, вышел человек в серых штанах, накинутой на плечи зеленой рубахе, с кухонным ножом в правой руке. При взгляде на нашу компанию его светлые глаза стали почти круглыми. Привалившись к косяку, он опустил нож, вытер выступивший на лбу пот.
– Я уже думал, за мной пришли, – Максим покачал головой, моргнул несколько раз, словно все еще не верил собственным глазам, и пробормотал: – Вот это встреча!
Солнце поднялось высоко и уже начинало припекать. Зато в доме было прохладно, из горницы на нас дохнуло свежестью чисто прибранного и хорошо проветренного жилища. Максим плохо держался на ногах, и после радостных приветствий Леон сам повел его внутрь, поддерживая под плечи. Алина суетилась рядом, понимая, что может понадобиться ее дар лекарки. Арис шел позади всех. Его, в отличие от нас, встреча с Максимом не порадовала.
Сказав, что Силантий Андреевич вот-вот вернется, хозяйка вышла за водой. Воевода и Горыныч первыми сели на длинные, застеленные дорожками лавки – не стесняясь, на правах давних знакомых. Арис небрежно сбросил на пол сумку и осторожно, уважительно уложил отобранный у дружинника меч. Леон и Алина усадили Макса, а я пристроилась на облучке рядом с ними.
– Как ты здесь, какими судьбами? – спрашивал Леон.
– Что у тебя болит? Чем помочь? – Алина взволнованно заглядывала Максиму в лицо, отчего тот чувствовал себя почти счастливым – глаза его блестели, а губы сами разъехались в глупой влюбленной улыбке. Вряд ли Леон этого не замечал… До меня сейчас никому дела не было, и, прислушиваясь к словам друзей, я пользовалась отсутствием хозяев и бесцеремонно разглядывала все вокруг.
Горница была просторной, не заставленной мебелью и очень чистой – с широким столом, длинными лавками, прозрачными занавесками на небольших окошках. В вазочке на подоконнике – свежие полевые цветы. На беленых стенах кое-где висели тканые коврики. В уголке помещались полочки с рукоделием, вязальные спицы и крючки показались мне очень похожими на наши, современные. На верхней полке, рядом с расписанным глиняным кувшином, сидели две самодельные куколки в пестрых нарядах, с черными глазками-бусинками и маленькими красными точечками вместо губ. Еще одна куколка, поменьше и поскромнее, пристроилась на сундуке, не слишком заметная возле стопки сложенных одеял.
– Как я рад, что все-таки вас встретил, – правой рукой Макс обнимал Леона, левой – куда нежнее – Алинку. – Я ведь в столицу ехал, надеясь вас найти, но в пути задержался.
– А с чего ты решил, что мы в столице будем? – насторожилась подруга.
– А что еще я мог подумать? – удивился Максим. – После того, как в Лещаны каменную голову привезли и княжеский указ, только дурак не догадался бы, что Леон в столицу поедет отца выручать. Ясное дело, что ловушка, но… – он пожал плечами, глядя на воеводу, – как ни странно, у вас таки получилось.
Дверь негромко хлопнула, вернулась хозяйка с высоким кувшином. Не воды – кваса.
– Заждались, небось.
Она разлила мутноватую жидкость по кружкам, и мы с подругой не сразу решились даже попробовать, потому как пахло не то чтобы неприятно – непривычно. На вкус оказалось терпимо, воевода так вообще похвалил.
А вскоре и сам Силантий Андреевич пришел: невысокого роста, ниже Горыныча, плечистый, коренастый, с загорелым круглым лицом и длинными светлыми усами. Местный староста. Поздоровался со всеми, мужчинам руки пожал. А когда Алексей Леопольдович про лошадей спросил, нахмурился.
– Одного коня я одолжить смогу. А вот что до остальных… Наши могут не дать.
– Отчего же? – удивился воевода.
– Недавно стражи людей из Черемши прогнали, вот и боятся люди, что со дня на день и нас прогонят.
– Аномалия там была, – вставила хозяйка. – Как слух пошел, народ клунки пособирал, чтобы чуть что – не с пустыми руками убегать. Поэтому ни лошадей, ни уж тем более повозки могут не дать. Разве что, – она откинула косу за плечо, хитро усмехнулась, – разве что вы ближе к вечеру попросите.
И в ответ на наше удивление пояснила:
– Так праздник сегодня! Народ раздобреет, авось и договоритесь.
– Кто ж в праздник договариваться будет? – недоверчиво проворчал Горыныч.
– Так вы ж не сами пойдете, – хихикнула женщина и красноречиво посмотрела на мужа.
* * *
Кроме хозяйской спальни в доме имелось еще две. В одну поселили мужчин, в другую – нас с Алиной. Устроившись поудобней, подбив плечом подушку, я еще какое-то время смотрела на куколку в темно-красном сарафане, примостившуюся на маленькой деревянной полочке. Отчего-то кукла напомнила мне знахарку Марфу из Осинок. Возможно, потому, что у тряпичной красотки на груди лежали несколько низок мелких бусин, да и платок – розовый, цветастый, завязан похоже – "рожками". Наверное, эти куклы – главное хозяйкино увлечение. Пока шли к комнате, я заметила их даже в коридоре, на полочках и подоконничках. Много-много, и все разные: одни из лоскутков, какие под руку попали, другие – нарядные, опрятные, в специально сшитой одежке, с украшениями, у одних лица вышиты, у других – краской нарисованы или угольком. "Позже рассмотрю", – решила я и, наконец, закрыла глаза.
Думала, просплю до ночи как убитая. Не вышло. Крики, песни, веселая музыка, доносившиеся через открытые окна, разбудили под вечер. Еще не стемнело, солнце только-только окрасилось золотисто-алым и едва касалось верхушек леса.
В дверь постучали, потом заглянула хозяйка.
– Не спите?
Алина на соседней кровати нехотя разлепила веки и сонно уставилась на нее, заставив женщину улыбнуться.
– Сегодня всю ночь шуметь будут. Разве что после полуночи немного стихнет, тогда и поспите, – она зашла и бесцеремонно села на край Алинкиной кровати. Подруга смущенно подобрала ноги. – Посмотреть на гулянья хотите? Идти далеко не надо: сад к речке спускается, оттуда и полюбуетесь. Местечко приятное, все видно.
– Спасибо, – неуверенно поблагодарила я, поднимаясь. – А остальные уже проснулись?
– Давно! Как раз ушли насчет лошадей договариваться. Только Горыныч остался. Ну и Максим, конечно.
Мы с подружкой переглянулись и торопливо, не стесняясь хозяйки, принялись одеваться.
Как выяснилось, торопились зря. Максим сидел на лавочке у крылечка, наблюдая, как осыпаются под ветром лепестки яблонь на фоне рыжеющего неба. Горыныч стоял на крыльце и тоже, вроде, думал о своем. Но было ясно – сторожит. К счастью, оба молчали. Поругаться, пользуясь нашим отсутствием, не успели.
Пожелав Арису доброго вечера, Алина и я подошли к Максу.
– Ну как ты? – поинтересовалась подруга. В распахнутом вороте рубашки Максима был виден фиолетовый след удара, растекающийся по ключице, и на скуле красовался синяк.
– Да все в порядке. Ничего не болит, – отмахнулся Макс, не слишком и скрывая, насколько ему приятно наше внимание. – Главное, что я вас всех нашел. Или вы меня, – он улыбнулся, тут же болезненно скривившись.
– Ты с нами поедешь или по своим делам?
Алинка положила ладонь ему на щеку, и под ее рукой опухоль на скуле Макса быстро спадала. Днем подруга подлечила ему сломанную руку и ключицу, но на такие мелочи, как синяки, остатки сил ей тратить не позволили. Да и я свою помощь не предлагала – после лопаты тело ныло так, что хотелось отлежаться до завтрашнего утра как минимум. Не вышло. И теперь, из-за стремления подруги помочь нашему чудесным образом встреченному приятелю, мне придется-таки поделиться с ней остатками сил, потому что сама Алина тоже вот-вот свалится.
Со вздохом я положила подруге ладонь на плечо.
– Оставьте его, – посоветовал Арис, не сходя с крыльца. – Несколько синяков он и так переживет.
– Что, завидно? – весело подколол его Макс. – Вот то-то же!
Но руку Алины от своего лица отнял.
– Я бы с вами поехал, – проговорил он, отвечая на вопрос подруги. – Но Горыныч против.
Спорить с Арисом было напрасно, даже ради того, чтобы скрасить нашу компанию еще одним далеко не бесполезным колдуном, но Алинка решилась:
– Арис, почему?
– Есть причины, – коротко отозвался тот.
– Может быть, ты хоть раз их озвучишь? – прищурился Макс.
– Может быть.
Большего мы не добились.
В поселке музыка играла все громче, ватага молодежи с бубнами, балалайками, дудками и зажженными факелами прошла мимо ворот, направляясь к реке. В это время как раз вернулись и воевода с сыном, и староста. Силантий Андреевич даже заходить не стал – подождал жену у калитки. Хозяюшка с яркой лентой в косе, в богато вышитом платье, на талии туго перехваченном плетеным поясом, выскочила на крыльцо и, махнув нам рукой, побежала к мужу.
Воеводе было не до праздника – едва вернувшись, он отозвал Ариса в сторонку. О чем говорили – слышно не было. Максим кисло поглядел, как Алина радостно обнимает Леона и, развернувшись, ушел в дом.
– Кто-нибудь хочет на праздник посмотреть? – почти без надежды на отклик спросила я, но подруга тотчас встрепенулась.
– Конечно! – она ухватила Леона за руку. – Конечно! Пойдем, скорее!
Как и сказала хозяйка, сад спускался прямо к реке, и оттуда хорошо виден был широкий разлив, изгиб берега у поселка, высокие костры. Люди – не только молодые, но и постарше, и даже седые старики – собрались на излучине, на покрытом травой лугу. Из нашего закутка их фигуры на фоне огней казались черными, и разобрать, что происходит в этой кутерьме, было почти невозможно. Зато музыку слышно, песни, звонкий смех.
Кто-то упал в воду – его вытащили спешно, громко ругая за неосторожность. Потом по темной, как чернила, реке поплыл первый огненный кораблик – такая себе свечка в лодочке. За ним – еще один, и еще. Очень скоро вся поверхность реки светилась ярче, чем звездное небо в ясную ночь. Течение относило кораблики в нашу сторону, и они медленно проплывали мимо, словно сказочные светлячки, путешествующие из одного мира в другой. Один проплыл слишком близко к берегу, чудом не зацепившись за камыш или позеленевшую от сырости корягу. Я следила за ним, потом вспомнила, что не одна, и обернулась.
Влюбленные целовались, забыв обо всем на свете. Пальцы Леона утонули в светлых Алинкиных волосах, и я быстро отвернулась, чувствуя, как от смущения горят щеки и дрожат коленки. Осторожно, чтобы не напомнить о себе так некстати, я отошла в сторонку. Какой-то цветущий куст пропустил меня почти без сопротивления. И вот – еще один уютный пятачок на берегу в окружении деревьев. Огоньки почти все уплыли дальше, но теперь девушки, под одобряющие возгласы парней бросали в воду пышные цветочные венки. Те плыли нехотя, вяло. Один вдруг качнулся и ушел под воду, словно его кто специально утянул. Исчезновение венка сопровождалось разочарованными, почти сердитыми возгласами. Я вслушивалась, пытаясь разобрать слова, и голос, прозвучавший за спиной, показался неожиданно громким:
– Ты здесь одна?
Волна испуга пробежала по телу, но я узнала голос раньше, чем обернулась.
– Нельзя же так подкрадываться, – прошипела, глядя на удивленного моей реакцией Макса.
– Я не крался. Просто там шумели, вот ты и не слышала.
– Ясно, – я перевела дыхание и вновь принялась следить за последними огоньками, исчезающими за поворотом реки. – Кстати, а ты знаешь, что это за праздник?
– Вроде как приход лета, – Макс подошел ближе. – В прошлом году я этот же праздник застал в одной деревушке, недалеко от Ручейного. Весело было.
Я вспомнила, как год назад мы с Алиной, перепуганные, прятались по селам, стараясь не высовываться и вообще никому на глаза не попадаться. Нам бы даже в голову не пришло на какой-то там праздник идти. Разве что поглядеть издалека, как вот сейчас, но веселиться? Я обернулась через плечо, наткнулась на взгляд прищуренных глаз Максима.
– Это как у нас – день влюбленных, – проговорил Макс. – У них считается, что в этот вечер стыдно остаться без пары. Удачи не будет, или еще чего-то…
Рука Максима легла мне на талию.
– Макс… Не надо, – я отклонилась, чтобы лицо Максима оказалось подальше от моего, вцепилась в его руку, пытаясь оторвать ее от себя.
– Почему?
Макс улыбался, и я терялась под его насмешливым взглядом.
– Как же ты?.. Нравится одна, а обнимаешь другую?