* * *
Уже давно стемнело, а луна так и не показалась. Бежать становилось труднее. В конце концов я споткнулась и упала, растянувшись на сухих сучьях.
И словно проснулась.
Черт возьми, где я?
Темно. Негромко шумит ветер, и еще шорох, словно чьи-то маленькие лапки… Ежик? Да, пусть будет ежик. Корова мычит. Как будто совсем недалеко… И голоса людские доносятся. А небо высоко-высоко, темные ветви старых абрикос шелестят круглыми листочками, какой-то сучок больно колет в плечо. Рюкзака нет. И… елки-палки! Как была босая, в одной рубашке, так и…
Я села, растерянно огляделась по сторонам, все еще пытаясь справиться с отдышкой и сообразить, наконец, где же я все-таки нахожусь. И где остальные?
– Леон! Арис! Алина!
От собственного голоса еще страшнее – вдруг услышит кто-то не тот? Но надо попробовать еще раз.
– Леон!..
Крик застрял в горле. Обхватив руками голову, я уткнулась лицом в голые колени.
Злые взгляды, слова. Гадкие слова. Словно сон, который очень хочется забыть. Если бы это и вправду был сон! Как, как я могла? Как все мы могли так? Нет, это не мы, это колдовство, наваждение! На самом деле никто из нас так не думает. Или… или думает?
Я вспомнила собственные слова, и стало холодно. Мне-то казалось, я справилась с этой глупой завистью, а оно вон как… Вылезло. И долго еще будет вылезать?
Обняв колени, я безуспешно пыталась согреться. Слова – Ариса, Леона, Алины, мои – все еще звучали в ушах. Стыдно было до слез. Стыдно за себя и страшно за них. Ведь я убежала, а они остались там, на берегу. И, наверное, успели наговорить друг другу еще много-много всякого. Только бы не подрались…
Ноги держали с трудом – видно, я немало пробежала, как сумасшедшая, подгоняемая неизвестным колдовством. Надо было возвращаться, но куда? По луне и звездам я ориентироваться не умею, да и нет на небе луны. Может, посидеть на месте до рассвета? Эта мысль показалась здравой, но едва я решила, что останусь здесь, вблизи послышались голоса и шаги. Что подумают селяне, увидев полураздетую девку в лесу – меня не слишком беспокоило, но я прекрасно понимала, что эту самую девку обязательно захотят поймать. А потому принялась потихоньку отступать дальше, в лес.
Женский визг полоснул по ушам. Глаза понемногу привыкали к темноте, и я смогла разглядеть уставившуюся на меня парочку.
– Мавка! – ахнул мужик. – Это мавка!
– Какая мавка, болван?! – женщина, похоже, быстро отошла от испуга. – Смотри, стриженая! Не мавка это, а болезная какая-нибудь.
Они переглянулись, усатый дядька неуверенно шагнул вперед.
– А ну, девка, иди-ка сюда!
Я развернулась и опрометью бросилась прочь.
Селяне договорились быстро. Было похоже, что их полдеревни в лесу ночью бегает.
– Держи ее, держи! Лови!
Крики доносились, казалось, со всех сторон, и я боялась, что выбьюсь из сил раньше, чем ноги унесут меня достаточно далеко от разбуженного поселка, но… голоса остались позади. Я остановилась, обняла дерево и, тяжело переводя дыхание, изо всех сил прислушивалась, пытаясь понять, отстала ли погоня. Что-то прошелестело рядышком, в траве. Змея?
– Арис? – спросила я шепотом.
Но если это и была змея, то самая обычная, спешащая по своим змеиным делам, а вовсе не Горынычев разведчик. Неужели не ищут? Или… или с ними что-то случилось?
Прикинув, в какой стороне должна была остаться деревня, я медленно пошла в противоположную, постоянно оглядываясь и вздрагивая от каждого звука. Босиком по лесу идти – еще то удовольствие. Исколотые ноги болели, да и сил осталось лишь брести, хватаясь за стволы. Перебралась через какой-то ручеек, подошла к оврагу – глубокому, с такими крутыми склонами, что вниз – только кубарем. Постояла немного, повернула направо, несколько шагов еще сделала – и ноги отказались идти.
Я села в корнях акации, осмотрела израненные в кровь подошвы. Тени сгущались и, чтобы не видеть их, я уткнулась лицом в колени – кто бы ни нашел меня здесь, убежать все равно уже не получится.
Не знаю, сколько времени прошло, но мне надоело сидеть и ждать неизвестно чего. Медленно, прихрамывая, я побрела вдоль оврага. На его дне змеился ручей, и я очень надеялась, что он приведет меня к реке.
– Женя! Женька, стой!
Вздрогнула, обернулась, боясь поверить, что действительно слышу этот голос. Ухватилась за ближайший ствол, чтобы на радостях не свалиться с обрыва.
Силуэт Ариса на противоположной стороне оврага расплывался в темноте блеклым пятном.
– Стой на месте, – приказал. – Я сейчас переберусь к тебе.
– Арис, это правда ты? – его голос показался мне каким-то подозрительно спокойным, тогда как мой срывался от волнения.
– Правда, – отозвался он, примерился, где легче спуститься, ухватился за один ствол, за другой. Получалось не слишком быстро, и у меня было достаточно времени, чтобы подумать над проверочными вопросами, но ничего путного в голову не приходило.
– Если это и правда ты, – негромко сказала я, вглядываясь в силуэт, спустившийся на дно оврага, – скажи мне свое настоящее имя.
Молчание. Потом Арис отозвался:
– Давай другой вопрос.
Я отступила от края, спряталась за дерево. Где-то здесь, не очень далеко, находится логово Огненного Змея, вернее, его вполне уютная избушка. А Леон сказал, что этот змей умеет принимать любой облик. Что если это он превратился сейчас в нашего Горыныча?
– Нет, Арис, – я постаралась, чтобы голос звучал твердо, – я хочу, чтобы ты сказал мне свое имя.
– Не могу. Придумай что-нибудь другое.
А ведь он вот-вот выберется наверх! Я сделала шаг назад, за ним – другой, потом развернулась и побежала.
– Стой! – донеслось.
Он кричал еще что-то, но тикающий шум в ушах заглушил слова.
Вот только не прошло и нескольких минут, а я уже почти жалела, что убежала. Может, это все-таки был Арис? А если нет – все равно догонит. По крови выследит – наверняка от ран на подошвах остались следы.
Тени в подлеске казались чернильно-черными, деревья словно вытянулись, их кроны смыкались где-то немыслимо высоко над головой. Узенькая тропка вывернула откуда-то из зарослей. Я прошла по ней и оказалась на небольшой поляне. Вокруг – черные силуэты деревьев, наверху – богато расшитое незнакомыми созвездиями небо. Что-то вспыхнуло в той вышине огненной лентой, словно молния, и ярким, полыхающим сгустком упало вниз.
Я зажмурилась, отскочила назад, но огонь врезался в землю посреди поляны, искры рассыпались по траве и погасли. Передо мной стоял человек, только вместо волос у него – пламя, и в вышивке рубашки, и в складках шелкового кушака…
Огонь погас. Я узнала гостеприимного хозяина, вчера накормившего нас ужином и пригласившего остаться на ночь. Того самого, которого Леон назвал Огненным Змеем.
– Заблудилась? – его глаза отсвечивали золотом и в темноте казались слишком яркими. – Ты на моей земле.
– Извините, – пробормотала я. Отступила на шаг и застыла. Голова кружилась, по телу разливалась приятная слабость. Упасть, поддаться, остаться… Я замотала головой, отгоняя дурман.
Он засмеялся.
– Я не сержусь, но тебе нельзя оставаться здесь одной. Давай подождем. Вместе подождем. Братец уже рядом, – он прищурился, глаза вспыхнули золотыми искрами. – Ты сядь пока, если хочешь.
Я бы не села – упала, но решила остаться на ногах. Кто его знает?..
Он разглядывал меня с насмешливой улыбкой, думая, видно, о чем-то веселом, и шагнул вперед как раз в тот момент, когда на поляну вылетел Горыныч.
Арис просто встал между нами, держа наготове трофейный топор. Огнеглазый остановился, сокрушенно покачал головой.
– И не стыдно тебе на брата руку поднимать?
Пламя охватило топорище, заставив Горыныча не сразу, но разжать пальцы. Оружие упало на землю, обугленная, почерневшая рукоять распалась на две части.
– Вот так, чтоб неповадно было…
– Какой ты мне брат? – Арис тряхнул обожженной рукой и снова не шевелился, напряженно следя за каждым движением противника.
– Названный, – красавец в вышитой рубахе спокойно сложил руки на груди. – Не стыдно тебе, Змей Горыныч самозваный? В горе живет, невест ворует, небось еще и огнем плюется…
– Не я это выдумал, – ответил Арис. Дернулся, словно собирался проверить, стою ли я все так же за его спиной, но не обернулся. – Люди сами придумали, сами и поверили.
– А ты и рад чужой славой прикрыться, – Огненный прищурился. – Конечно, люди – существа легковерные. В здравом уме разве поверишь, что ты – один из нас? И хоть бы спасибо мне сказал, что не разоблачил обманщика при всем честном народе. Да еще подгадав, чтобы это зимой случилось, и тебе оборониться было нечем, – он поднял голову, проводил взглядом быстрый силуэт летучей мыши, улыбнулся. – А ведь я вам помог… Скажи, братец, змеи ведь сейчас на твой зов не откликаются? Нет?..
Лица Ариса я не видела, но тот, кто стоял напротив, удовлетворенно кивнул.
– Вот-вот… На моей земле, в моем зачарованном круге все случается только по моей воле. И змеи не имеют права слушаться кого-либо, даже названного брата, если я им этого не разрешу. Утром прошлого дня я дал им такое разрешение. А теперь… – он замолчал, вздохнул. – Ну что скажешь, братец?
– Не братец я тебе, – голос Ариса звучал так же тихо. – Девушку отпусти.
– Отпускаю, – он пожал плечами и посмотрел на меня: – Уходи!
Наверное, Горыныч ожидал услышать мои удаляющиеся шаги. И, наконец, быстро глянул через плечо.
– Что стоишь? Уходи!
– Куда? – искренне удивилась я, и неуверенно подошла еще ближе к Арису, стала сразу за его спиной.
– Уходи, дура!
– Правильно, уходи, – поддержал Ариса огнеглазый. И на этот раз улыбка его уже не казалась веселой. – Уходи, если умирать еще не надумала. У нас с братцем свои счеты и свой разговор… Можешь вернуться утром, если захочешь, поплакать над белыми косточками.
Он сдвинул брови, и снова лепестки огня расцвели в вышитом узоре на подоле и рукавах рубашки, на кушаке, на кончиках пальцев… Я испуганно вцепилась в плечи Горыныча, он попытался стряхнуть мои руки – не вышло.
– Уходи!
– Остаешься? – Огненный рассмеялся – громко, страшно. – А может, так и лучше? А, братец? Может, лучше ты уйдешь, а мы поговорим пока… Нам будет, о чем поговорить, поверь.
Не знаю, о чем подумал Арис, но я как-то сразу вспомнила его рассказ о невестах, украденных змеем, о ромашке, запутавшейся в чьих-то волосах… От страха ноги подгибались, и если б я даже решила убежать – не смогла бы. А хозяин круга все улыбался, и глаза его светились ярче самых близких звезд, а с кистей алого кушака падали в траву рыжие искры.
– Остаетесь? Оба?
Горыныч попытался оттолкнуть меня, но огнеглазый медленно покачал головой:
– Поздно…
Столб яркого пламени взметнулся над землей, его рыжие лепестки сплелись в длинное чешуистое тело с огромной рогатой головой. Чудовище раскрыло пасть, показав длинные клыки, и пружиной метнулось к нам. Арис повалил меня на траву, упал сверху, подставив Змею спину. Дохнуло жаром, гул яростного пламени оглушил на мгновение и…
Стихло.
Только привычные уже звуки ночного леса. Мы с Горынычем смотрели друг на друга, пытаясь понять, миновала ли опасность, или хозяин круга продолжает понравившуюся ему игру, а потом Арис осторожно поднялся. Я снова увидела высокое-высокое небо, в котором мелькнула золотисто-алая лента летящего змея.
– Улетел?
Горыныч обернулся и рывком поставил меня на ноги.
– Идем отсюда, – рука его была холодной.
Я смогла сделать лишь несколько шагов. Страх прошел, навалилась усталость, и боль в исцарапанных подошвах напомнила о себе с новой силой. Горыныч понял. Присел, подставляя спину.
– Держись хорошо, – сказал. – И за горло не хватай.
* * *
Ехать на Горыныче было не очень удобно, да что поделаешь?..
– Я хоть не слишком тяжелая?
– Не слишком.
Ну вот, а Леон сказал бы: нет, ты легкая, как перышко!..
Сперва Арис шел быстро, несмотря на свою отнюдь не легонькую ношу, и оставил спешку, только выбравшись из зачарованного круга. То и дело пытался посмотреть наверх, в небо – не летит ли Огненный Змей за нами, но из-за меня не мог поднять голову.
– Что тебе неймется? – проворчал.
– Это ты мне?
– А кому? Сказал: "уходи", значит – уходи.
Ну хоть снова дурой не обозвал – и на том спасибо.
– Ты же не ушел, – пробормотала я ему в ухо.
Он таки повернул голову, посмотрел серьезно:
– Есть разница.
– Да ну? – хотелось не препираться, а молча закрыть глаза, но я чувствовала, что тогда сознание просто отключится, убаюканное темнотой и усталостью. – Так ты действительно думал, что я убегу? И… это… плакать потом над косточками?
У обрыва Горыныч остановился, ссадил меня на землю.
– Посиди пока. Передохну.
Сам опустился рядом. Долго смотрел на небо, потом, подперев голову руками – на деревья по ту сторону оврага. Я привалилась к теплому сосновому стволу, из последних сил не давая глазам закрыться.
– А где Алина с Леоном?
– Не знаю.
– Как?..
– Так, – Арис скользнул по мне взглядом и снова отвернулся. – Но, наверное, где-то далеко. У них лошадь.
– Они что – на лошади ускакали? Вдвоем?
– Да.
– Не понимаю, – сил не осталось ни на удивление, ни на то, чтобы привести в порядок путающиеся мысли. – Арис, скажи, после того, как я убежала, вы… еще ругались?
– Да.
– И… сильно?
– Да.
– Хоть не подрались?
– Нет.
– Черт знает что, – я съежилась, подтянула колени к груди. – Не понимаю, что с нами случилось… Это ведь колдовство какое-то, правда?
– Вроде того, – решив, что передышка окончена, Горыныч вновь подставил мне спину. – Держись.
– А куда мы теперь?
– Я там сумки оставил.
– И мой рюкзак?
– Да.
– Ой, спасибо!
Я снова забралась Арису на спину, обняла его, чтобы не свалиться. Пожалуй, за рюкзак готова была и расцеловать… Горыныч прошел немного вдоль обрыва, выбрал место, где склон более пологий и деревьев много, стал спускаться. Я вцепилась изо всех сил, ежесекундно опасаясь, что вот-вот упаду и покачусь кубарем по камням прямо в мелкий холодный ручей. Но – обошлось. Наверх Арису тоже пришлось меня тащить, а после отдыхать минут пятнадцать, и только после этого, снова позволив мне залезть к себе на спину, идти к тому месту, где оставил вещи. По его словам – недалеко. Я оглянулась, радуясь, что и овраг, и деревня остались позади. Подумала о подруге, о Леоне, вздохнула.
– Как же мы теперь их найдем?
– Найдем, – уверенный тон ответа обнадежил, и я все-таки позволила себе прикрыть глаза.
– Арис, а почему ты мне свое имя не сказал?
Он остановился.
– Все. Приехали.
Дикая груша раскинула ветви плотным навесом, из-за которого небо не проглядывалось, и даже звезд видно не было. Нижняя ветка, надломленная, свисает до земли, укрывая от ветра и от посторонних глаз. Темно, уютно. Рюкзачок лежит у широкого раздвоенного ствола. Арис не забыл положить в него мои оставленные на берегу брюки, да и обувь прихватил. Я оделась – не столько потому, что стеснялась, сколько чтобы не замерзнуть. Развернула свой многострадальный каремат, села, вытянув ноющие ноги.
Горыныч остался стоять.
– Эй, хозяин леса! – он обернулся к груше, легонько постучал ладонью по стволу: – Выйди, покажись, разговор есть!
Я отшатнулась от дерева, ожидая, что из грушевого ствола вот-вот кто-то появится, как тогда, в Заповедном лесу, и потому раздавшийся за спиной скрипучий голос заставил меня едва ли не подпрыгнуть от неожиданности.
– Доброй ночки тебе, змеиный братец! Чего звал-то? О чем разговорчик?
На краю полянки стоял пенек – не пенек, дедок – не дедок: невысокий, борода мшистая, руки-сучья в рубахе лиственной, глазки – черные угольки. За ним пряталась в густой тени высокая женская фигура. Не Осинка ли?
– И тебе доброй ночи, – Арис вышел из-под дерева, стал так, чтобы пришедшим его хорошо видно было. – Разговор у меня короткий будет. Плохо за своим народом приглядываешь, и наказ хозяина Заповедного леса не выполняешь. Вон, у реки бузинята шалят. Разузнай, как они вчера развлекались, а после поговорим.
Лесовик озадаченно нахмурился, почесал кудлатую бороду и, переваливаясь, скрылся в зарослях. Дочь леса еще постояла, поглядела на нас немного и словно растворилась в темноте.
– И что теперь? – решилась я нарушить тишину.
– Подождем до утра.
Я вздохнула, уютно свернулась клубочком на своем походном коврике. Теперь, когда лесовик назвал Горыныча змеиным братцем, у меня не было сомнений, что Арис рядом со мной – настоящий. Вот только на вопрос не ответил.
– Почему ты мне свое имя не сказал? – повторила я, очень надеясь, что мой уставший спутник не станет ругаться.
Он сел на землю, прислонился к дереву.
– Не помню я своего имени.
– Как это?.. – я удивленно приподнялась. – Могу напомнить, хочешь?
– Напоминала уже. Без толку.
– Нет, правда, не помнишь?
На этот раз он промолчал. Некоторое время я еще ждала ответа, потом улеглась поудобней, подтянула поближе свой рюкзачок.
– Спокойной ночи.