* * *
Утро прошелестело по листьям мелким дождем, но под старой грушей было сухо.
– Бусь!
Я вздрогнула и открыла глаза. Посмотрела на Ариса, он – на меня. Спать Горыныч не ложился, так и сидел под деревом всю ночь, но, похоже, успел задремать и чуть щурился спросонья.
– Бусь! – пропищал тоненький голосок, и мы оба уставились в траву.
Среди влажной зелени стоял маленький, размером с крысу, человечек. На спине, плечах и голове – косматая бурая шерстка, слипшиеся прядки торчат в разные стороны, как колючки у ежика.
– Бусь! – повторил человечек. – По велению хозяина леса прибыл в ваше подчинение и услужение!
Едва ли не по стойке смирно вытянулся. Горыныч наклонился, разглядывая малыша.
– Иди сюда!
Тон не предвещал ничего хорошего, но человечек храбро приблизился и встал у самых Арисовых ботинок. Как-то не верилось, что вот этот малыш – сам или с приятелями – был причиной вчерашнего происшествия: уж слишком безобидно выглядел.
– Как звать? – спросил Арис.
– Бусь!
– Ну-ка, Бусь, скажи, чем же мы твоим сородичам не понравились, что вы нам такую пакость устроили?
– Она на мою сестричку наступила, – Бусь ткнул в меня тоненьким пальцем. – И не извинилась!
– Это кто еще должен был извиниться! – проворчал Горыныч. – А теперь слушай, Бусь. Найди тех двоих, которые с нами вчера были на берегу. Что хочешь делай, мне все равно. Узнаешь где они, далеко ли, и пусть записку передадут, чтобы мы знали, как с ними встретиться. Ясно?
– Ясно! – пропищал Бусь.
– Выполняй.
После дождя солнце так и не выглянуло. Я бы поспала еще немного – слишком устала от вчерашней беготни, но как-то не по себе было. Горыныч достал из сумки завернутый в полотно хлеб, разломил, протянул мне половину. Фляжку свою вручил – благо воду поменять успели. И все это молча. Хоть бы поворчал немного…
– Арис, – я подобралась к нему, заглянула в лицо. – Скажи, вчера, на берегу, правда ничего такого не случилось? Вы действительно не подрались? И… ушли все живые-здоровые, да?
– Да, – он нахмурился, сжал кулаки. – Вернется – удавлю!
– Кого? – почему-то подумала про Леона.
– Нечисть эту мелкую, – вздохнул Горыныч. Потер ладонями виски.
Только теперь я по-настоящему поняла, что глупости, которые сказали друг другу мы с Алиной, были, наверное, не самым страшным.
– Что, много друг другу наговорили?
Арис кивнул:
– Много.
Наверное, мы бы так и ждали Буся здесь, под грушей, если б не услышали неподалеку людские голоса – казалось, что полдеревни выбралось в лес. Намазав раны на подошвах и кое-как их перебинтовав, я обулась, подхватила рюкзачок. Арис неожиданно предложил помощь, я удивилась и отказалась. Ничего, не тяжелый, сама понесу… По крайней мере, совесть мучить не будет. Горыныч лишь плечами пожал. Куда мы шли – я не спрашивала, просто топала рядом, глядя под ноги, чтобы не наступить на камешек или ветку: подошва у мокасин тонкая, все чувствуется. Быстро идти не получалось, Горыныч подстраивался под мой шаг.
Благодаря змеям, встречи с деревенскими мы избежали.
– Мавку ищут, – вдруг сказал Арис.
Я отмолчалась. Горыныч посмотрел на меня, прищурясь, хмыкнул. Видно, лесные гадючки рассказали ему что-то забавное.
Стемнело рано.
В первых сумерках вдалеке показался огонек. Ровный, не похожий на пламя живого костра. Можно было обойти, но мы все-таки решили посмотреть, что это.
Деревья расступились, открылась небольшая круглая полянка. Посреди нее, на пятачке асфальта, возвышался гладкий бетонный столб. Выныривая из воздуха, к нему тянулись провода, а на верхушке мягко светилась самая обыкновенная электрическая лампочка.
– Фонарь, – я растерянно остановилась, огляделась. – Это что – аномалия? Почему такая маленькая?
Арис подошел ближе и, не сразу решившись, дотронулся до столба рукой. Опустил голову, разглядывая асфальтное пятно, и вдруг отшатнулся. У столба мелькнула какая-то тень, послышался отголосок крика – наверное, там, в нашем мире, ночному прохожему не посчастливилось заметить Горыныча. Частично – руку, может, и голову. Потому что Арис стоял на траве, но неосторожно позволил себе склониться над серым пятачком крохотной аномалии.
– Черт знает что, – пробормотала я и тут же испуганно вскрикнула – еще одна тень проплыла в воздухе прямо перед лицом. Горыныч обернулся, но я уже и сама поняла, в чем дело: в траве у моих ног, словно серая клякса, виднелся еще один клочок асфальта.
Мы немного походили по полянке. Нашли другую маленькую аномалию – с кусочком бордюра и пешеходной "зебры". В другом месте над участком тротуара вверху виднелась какая-то железная конструкция, в которой мы не сразу узнали угол балкона с крючьями для цветочных ящиков.
– Такого раньше не было, правда?
Горыныч пожал плечами.
– Ближе к Пустоши, говорят, и не такое бывает.
Фонарный столб остался позади, черная, сплошная тень легла мне под ноги, постепенно удлиняясь, сливаясь с тенью Горыныча, растворяясь в темноте. Я несколько раз оглядывалась на замершее пятнышко электрического света и едва не споткнулась, когда тоненький голосок пропищал из травы:
– Бусь вернулся!
Исполнять угрозу и как-то мстить маленькому вредителю Горыныч, естественно, не стал. Взял из мохнатых лапок сложенный вчетверо листок, развернул.
Записка была от Леона, и разобрать знакомые слова в здешнем написании оказалось для меня задачей непростой. Арис зажег спичку – подсветить.
" С нами все хорошо. Успели доехать короткой дорогой почти до Лещан. Возвращаться далеко, поедем оттуда. Встретимся в Диком Поле".
Вот и все. Хватило двух спичек.
Книга 2
Часть первая. Заброшенный город
Глава 1. Возвращение домой
Клочок серого неба смутно виднелся над сплетением ветвей. Тот, кого называли змеиным братом, опять проснулся до рассвета. Несмотря на усталость, ему все никак не удавалось поспать – то какой-то бурьян руку щекочет, то звук подозрительный. Можно бы на змей положиться – разбудят, если что, но… Уже раз слишком понадеявшись на свой дар, он слегка опасался и то и дело прислушивался – отзовутся ли? И хотя Огненный объяснил тогдашнее происшествие своей волей – мало ли, что еще может случиться, чья воля станет наперекор?
И еще мысли, мысли… Раньше все было проще. Либо живешь, либо умрешь. Обязательства перед раславским воеводой и перед собственной совестью, довольно сговорчивой. Друзья – сначала несколько, потом – один. Единственный. После того, как Мишка и его молодая жена умерли от укусов подброшенных кем-то в спаленку змей, из друзей остался только Леон. Остальные – либо чужими стали, либо врагами. В несколько часов забыв, как вместе жизнью рисковали не раз, как на Пруток ходили, как против разбойничьей шайки в зимнем лесу вставали спиной к спине… Недолгий суд, заступничество воеводы, недовольство раславцев, жаждущих расплаты. Глупое бегство. Словно и впрямь преступник. Хотя лучше уж так, чем с каждым, с кем раньше за руку здоровался, оружие скрестить – не на жизнь, на смерть. Потому что поддаваться не станешь, а воевода неплохо научил молодого колдуна и на мечах махаться, и топором рубиться.
И влюбленность какая-то глупая, несерьезная. Ну да с кем не бывает по молодости? Правда ли она не поверила, что невиновен, или просто не захотела тогда из сытой Раславы в глухомань с опальным колдуном ехать – уже давно не имело значения.
Даже хорошо, что не поехала. Намаялся бы после. А этой осенью у нее муж погиб. Тоже от змей. И черт с ним, нехороший человек был.
А все-таки тогда было все просто, очень просто. Однажды жизнь началась с начала, с чистого листа. В тот самый день, когда мальчик, чье имя он теперь никак не мог удержать в памяти, выбрался из заваленной костями пещеры, волоча за собой отпиленную заточенной пряжкой змееву голову. А потом, не сумев отстоять свою добычу в драке с местными мальчишками, отлеживался в мягкой траве, пытаясь забыть… Забыть не мать, оставшуюся в прошлой жизни, не злорадную толпу, волокущую связанного подростка по деревенской улице, не чудовищный оскал упавшей с неба крылатой твари… А тех двух девчонок – молоденьких, наряженных в подвенечные платья, с цветами в длинных волосах. Тех, которым он – живая игрушка старого Змея – так и не сумел помочь. Только… да, косточки землей забросал перед тем, как уйти.
А ведь забыл. Почти. И о тех украденных невестах знал лишь Леон, однажды разговоривший друга и тут же о том пожалевший. Пьяным Арис мог и в собственной тени черта углядеть, и оттого не пил, но так вышло… Хорошо, буянить не стал, не подрался ни с кем. Но рассказал много. Слишком. Леон слушал и молчал, и не вспоминал никогда о том разговоре. А теперь…
А теперь вот эта…
Арис повернул голову, уткнулся взглядом в кучерявый затылок.
Женя. Женька.
Вроде и ненамного его младше, Леона ровесница. А наивная. Небось, книжек много в детстве читала. Хороших, правильных. А только лучше б она вчера убежала. Знал бы хоть, что в случае чего – не растеряется, спрячется, спасется. Хорошо, обошлось… Надо бы отчитать как следует, да сразу не до того было, а теперь поздно. Не поймет. Обидится.
Женька…
В седле едва держится, плавает чуть получше топора. Готовит, правда, вкусно, хотя и ленится. Глупости, впрочем. Да только за то, как с медяшкой заговоренной ему на выручку бросилась, многое простить можно. Или за то, как Алексея Леопольдовича каменного выкапывала. Руки-то болели с непривычки, а все-таки сказала – и сделала. Или как вчера за спиной стояла.
Дура.
И не перепугалась вроде. Спит.
Прикорнуть бы рядом. Вон как уютно дождь шелестит! А все равно не спится…
Черт. И ведь заметил, что бузина на берегу растет пышная, мелкая нечисть вроде этих вредителей часто под такой гнезда устраивает. Почему не проверил? Все эта проклятая усталость. С того утра в Высоком Берегу. Там не доглядел, там не упредил. И змееву избушку не сразу распознал. А много ли уследишь, когда в голове – каша, рука ноет да бурьян, вконец обнаглевший, обниматься лезет?
Вот теперь еще Леона искать… Выкинуть из головы все сказанное и услышанное на берегу. Снова – забыть. Надежно забыть, а не как с невестами… Ведь глупости, в сущности – чего не скажешь под колдовством? Девчонки вон и те – Леона не поделили. Надо же…
А Женька спит. Пусть.
Поскорей бы с Леоном встретиться – вдруг хозяин леса по имени позовет? Что с ней тогда? Одна останется. Может, и не пропадет. Смышленая. Еще и в одиночку до Пустоши доберется, если надо будет. А только – мало ли? Нет, он доведет. Надо – значит доведет. А там… Будет как будет. И о том, что станет после, когда вернется в покинутый, чужой мир, думать тоже рано. Потом.
Арис сбросил обвившую пальцы траву, невесело усмехнулся.
Рано, да. Сначала надо вернуться.
* * *
За деревьями в серой дымке проплыл огрызок стены. Окна дома были погашены, люди спали в своих постелях, не подозревая, что, если б мы с Горынычем захотели, пожалуй, могли бы и по квартирам их походить беспрепятственно, и чужую жизнь подглядеть… Но к дому, наполовину попавшему в аномалию, боязно было приближаться, и мы молча прошли мимо.
Наши скудные запасы пищи закончились утром. Пришлось свернуть к ближайшему селению, но мы так и не дошли до него – остановились на полпути.
Еще одна небольшая аномалия представляла собой кусок дома с магазином. Обычный небольшой, как их теперь называют, супермаркет. Универсам по-нашему. Не было стены и, наверное, нескольких прилавков, но я увидела хлеб на полках и вспомнила, что в рюкзачке осталось немного мелких денег. Да и карточка есть. Расплатимся!
Горыныч почему-то не захотел идти – остался ждать снаружи, лишь попросил, чтобы спичек купила. Не знаю, сколько человек заметили, как я появилась буквально из ниоткуда между стеллажами со сладостями и, кажется, напитками. Кажется – потому что именно эти полки в аномалии отсутствовали. Набрав хлеба, сыра и колбасы, бросила пару упаковок со спичками в корзину и направилась к кассам.
Очередь обрывалась на границе с лесом. Касс не было. А ведь я честно намеревалась заплатить за еду!..
Арис переложил продукты в свою сумку, я вернулась и поставила корзинку на место. Как раз вовремя – очертания стеллажей с товаром, людей, самого здания расплылись, словно размытые водой, и исчезли. Только лес. И чернильная клякса в траве. Очень похожая на ту, которую мы с Леоном по-глупости откопали как-то в лесу, и которую Алина потом вылавливала из речки. От этой кляксы поползли темные ручейки, просачиваясь в землю, теряясь в траве. Пришлось задержаться ненадолго, сгрести черную грязь в кучу. Арис чиркнул спичкой, поджег сухую траву вокруг кляксы. Подождали, пока догорит.
Потом Горыныч позвал Буся.
Тот явился мигом. Еще ночью Арис отпустил его к родне, но пригрозил, что если не явится по первому зову… Малыш не стал выяснять, что с ним будет за ослушание. Видно, хозяин леса тоже припугнул, не хотел, чтобы мы его старшему брату жаловались.
– Скажи, тут всегда столько аномалий? – спросил Горыныч.
– Бусь не знает, – растерянно пропищал человечек, поскреб длинным когтем мохнатый затылок. – Раньше меньше было. Верно, меньше.
– Раньше – это когда?
– До вчера. Я вам записку нес, от тех, других, а тут стражи – много-много! И как полетели!..
– Куда полетели?
– А туда! – Бусь махнул лапкой, указывая направление. Арис поглядел, щурясь.
– Юго-восток. К горам, что ли?
– Бусь не знает.
Хотя Арис заверил меня, что Алина с Леоном должны быть сейчас значительно северней, я все-таки волновалась. Спрятав меня в лесу, Горыныч в поселок пробрался – разузнать, что и как, да вернулся несолоно хлебавши. Люди то ли сами ничего не знали, то ли говорить не захотели. Чужой человек показался им подозрительным, да и было отчего – после беспокойной ночи Горыныч, толком не отдохнувший, выглядел не лучшим образом: лицо серое, под глазами темно, как от грязи. Он попросил у меня карандаш, на обороте Леоновой записки написал: " Все в порядке. Прошли Шмелевку". Сложил, вручил малышу, и Бусь снова отправился к нашим друзьям.
Ближе к обеду остановились ненадолго, перекусили бутербродами. После здешнего хлеба наш, магазинный, казался бумажным, а колбаса была приторной, хотя я выбрала недешевую. Но лучше уж так, чем идти голодными. Только неудобно было из-за того, что продукты, по сути, ворованные.
Отойдя довольно далеко от Шмелевки, мы нашли уютное местечко, где можно переночевать. Сегодня было не так темно – светила луна. Мой спутник все больше молчал, изредка я замечала, как он отцепляет от ноги или руки гадюкой обвившийся вьюн. Эти растения последнее время совсем не давали ему покоя – стоило остановиться или, тем более, придремать.
– В Пустоши, возле Иванцово, хозяин Заповедного леса власти не имеет, – напомнила я.
Горыныч угукнул в ответ, сбросил на землю сумку и улегся спать.
А ночью, проснувшись, я увидела, что Арис сидит, щуря усталые глаза и рассеянно потирая запястье.
– Болит? – спросила шепотом. – Может, таблетку дать?
– Давай, – равнодушно отозвался он.
Я порылась в рюкзачке, нашла в темноте аптечку. Протянула Горынычу белый кругляшок на ладони. Смотрела, как запивает таблетку водой из фляги. Потом улеглась, снова пытаясь заснуть, но не получалось. Как-то неудобно было – Горыныч вон вторую ночь без сна, устал, наверное…
Стоп.
А я на что?
– Арис! – я мигом подобралась к нему, прижала ладони к его плечу, отдавая силы, которых сейчас было достаточно и на двоих. – Вот балда! И что это я раньше не догадалась?..
Горыныч прикрыл глаза.
– Сама-то завтра идти сможешь?
– Конечно!
– Ну, смотри, – усмехнулся. – Спасибо.
* * *
– Бусь пришел! – донеслось сквозь сон.
– Тихо! – шикнул Арис.
Солнце уже поднялось довольно высоко. Я встрепенулась и обнаружила, что так и заснула у Горыныча на плече. Почти в обнимку. И… вставать не хочется. Уютно так, спокойно. Приятно. Но как-то неприлично, что ли?
Я смущенно отползла в сторонку. Арис следил за мной насмешливым взглядом из-под ресниц. Пугающая чернота с лица ушла, вид у моего спутника был вполне здоровый. Довольный даже.
– Бусь пришел! – напомнил о себе косматый малыш, вытянувшись, словно новобранец, и протягивая Арису сложенную вчетверо записку.
Ответ Леона был таким же коротким: " Все в порядке. Подходим к Скларе".
– Возле Склары места нехорошие, – Арис обернулся к Бусю: – Завтра снова к ним пойдешь.
Малыш помолчал, потом пропищал жалобно:
– Бусь устал бегать.
И, не увидев реакции, уселся в траву. Закрыв лицо ладошками, принялся канючить противным тоненьким голоском:
– У Буся лапки болят. Бусь домой хочет. Бусь голодный…
Если он рассчитывал, что кто-то из нас разжалобится и отпустит его на все четыре стороны, то совершенно зря.
– Будешь скулить, поставлю на дежурство на пару вот с нею, – Арис достал из сумки куклу.
Малыш взвизгнул, свернулся клубочком, откатился подальше и уже оттуда разглядывал с неподдельным ужасом нашу тряпичную спутницу с размазанным, почти стершимся лицом. Я усмехнулась, увидев, что не на меня одну, оказывается, подарок колдуньи производит подобное впечатление.
– Фу-фу-фу! Гадость! – пропищал из кустов Бусь. – Гадкая-гадкая гадость!
– Ты бы помолчал, малыш, а то вдруг она обидится, – посоветовал Горыныч, и к нашей с Бусем общей радости спрятал страшилище. – Ладно, иди домой. Только если завтра в обед я тебя не дозовусь…
– Бусь будет! Бусь придет! – пропищал малыш и сбежал.
Мы вышли позже. Пока умылись, пока поели… Лес как-то неожиданно сменился ярко-зеленым пшеничным полем. Благо обойти было недалеко, мы свернули на тропинку возле узенькой лесополосы.
В поле работала поливалка. Я смотрела на нее минут двадцать, прежде чем сообразила:
– Мы в аномалии!
Повернулась к Арису, тот снисходительно кивнул – мол, правильно, догадалась наконец. Настроение у него было приятное, и я не обольщалась, что имею к этому хоть какое-то отношение – просто здесь, в нашем мире, хозяин Заповедного леса ни за что бы своего должника не дозвался.
Далеко впереди – еще одна полоса посадки, за ней сквозь деревья мелькали вагоны товарного состава, слышался перестук колес. Внезапно он стал громче, гулче, будто поезд выехал на мост, в знойной тишине летнего полдня прокатился громкий гудок тепловоза.
– Станция рядом, – высказала я пришедшую в голову мысль.
Что-то словно подтолкнуло в спину, я заторопилась, ускорила шаг. Вот и край поля. Тропка вильнула, обходя небольшой пригорок, и вывела нас сквозь реденькую посадку к высокой насыпи. Мелкий гравий, рельсы. Выбравшись наверх, я встала прямо на шпалы, огляделась.