Разговор был долгим. Двое раславских парней притащили нам ящики, на которых можно было сидеть. Снова рассматривали фотографии, обсуждали, как можно временно оградить аномалии в нашем мире, пустив в ров воду с реки.
Жители Солончака сперва стояли неподалеку, прислушиваясь, потом кто-то громко возмущался, что правительство о них не заботится и не спешит возвращать по домам. Крикуна быстро уняли – быть может, его негодование и было справедливым, но не к месту и не ко времени. Многие колдуны собирались пойти в спящий городок родного мира, еще не понимая, что все равно не попадут из аномалии домой. Солдаты хотели их остановить, но Андрей Петрович дал приказ не трогать тех, кому и вправду захочется пойти. Только людям сперва объяснили, что, когда аномалия исчезнет, они останутся одни посреди незнакомой местности, по которой будут бродить злобные черные твари.
Предупреждение подействовало, и в город отправились не более двух десятков смельчаков.
– Мы им не няньки, – негромко сказал Леону Вахтыр. – Пусть сами решают, что делать. Всех ведь все равно не удержишь.
Небо понемногу светлело. В наскоро разбитом лагере у границы раславцы, один за другим, гасили факелы. Окна домов в аномалии были темными, лишь бледными пятнами света виднелись фонари у автозаправки на шоссе.
– Солнце поднимается, – Андрей Петрович посмотрел куда-то вдаль, но у нас на востоке были горы, и лишь несколько первых лучей вынырнули из-за крутых склонов, вызолотив редкие облака. – Мне пора.
Взгляд прищуренных глаз остановился на секире Вахтыра, которую тот, сидя, держал под рукой, и теперь, поднявшись, снова пристегнул к поясу.
– Мой дед коллекционировал старинное оружие, – задумчиво произнес Кожухов, – позже эта коллекция отошла музею. Но знаете… при взгляде на это вот великолепие во мне просыпается мальчишка, – он усмехнулся. – Теперь оружие куда удобней. Из пистолета может выстрелить любой, да и автоматы, вон, как у моих ребят, гараздо опасней вашего меча, Леопольд Алексеевич. А еще у нас есть такое оружие, которое может превратить в Пустошь целую страну, да-да… Но мои мальчики до сих пор дерутся на деревянных мечах или мастерят шпаги из камыша.
Он поднялся, отряхнул брюки и поправил пиджак.
– Хотелось бы мне увидеть ваш мир, – встретился взглядом с Арисом, пожал плечами: – Да, да, понимаю… Что ж, будем надеяться, что я его все-таки не увижу.
Напоследок Андрей Петрович сфотографировал списки колдунов и, вручив нам с Алиной новые телефоны с заряженными аккумуляторами, попрощавшись со всеми, пошел обратно к вертолету. Вахтыр с Леоном вернулись в лагерь, а мы смотрели, как начинают вращение огромные лопасти, как вертолеты поднимаются в небо и, пролетев над нами, пропадают на границе двух миров. А потом, вставив карточку в новый телефон, я ушла по стерне подальше от остальных, чтобы не мешали разговаривать – мало ли, когда еще представится случай?
– Мама! Алло, мама, здравствуй! Это я!
Я рассказывала мало – о чем? О том, как медленно умирает мир, в котором мы заперты, словно в хитрой ловушке? О черных тварях Пустоши – своих постоянных спутниках и невидимых собеседниках? О новой нечисти, разгуливающей по здешним лесам и дорогам? Или о том, что многие из тех, кто попал сюда из Солончака, уже погиб от рук напуганных, озлобленных крестьян и жестоких наемников, мародерствующих на чужой земле?
Хорошая новость у меня, по сути, была одна: Арис. Но говорить об этом по телефону не хотелось. Поэтому больше слушала. Узнала, что Семена, подозреваемого в убийстве стеклодува, скорее всего, отпустят – за него заступились люди, которые скупыми новостями о родных, попавших в этот мир, были обязаны именно ему. А еще в газетах действительно появились фотографии вроде тех, которые нам показывал Кожухов, и отец также считал, что хоть и не стоит замалчивать пропажу городов, но паника может оказаться опасней неведенья.
Спустя час с небольшим мы попрощались. Кажется, мама поняла, отчего я молчу. В голосе слышались слезы, но мама постаралась, чтобы ее прощальное "береги себя" прозвучало как можно жизнерадостней.
Алина, спрятав телефон в ладонях, плакала навзрыд. Я испугалась было, что в ее семье что-то случилось, но мама мне сказала бы, наверное… В ответ на мой взгляд Леон, обнимавший подругу, успокаивающе кивнул: мол, все в порядке.
Почти все уже успели позвонить родным, и теперь большинство колдунов вернулись в лагерь, где на костре готовили завтрак. Но в поле до сих пор было слишком много народу, и, окажись кто рядом, это непременно привлекло бы внимание. Арис сидел на теплой земле в стороне ото всех и смотрел на шоссе. Там, вдалеке, где поле плавно спускалось к дороге, стоял у обочины автомобиль с включенной аварийкой – он не дотянул до заправки каких-то две сотни метров. Водитель суетился, заглядывал под капот, посматривал по сторонам, но, как назло, трасса была пустынна. Рядом с машиной, иллюстрируя невозмутимое спокойствие, стояла женщина в светлом деловом костюме. В ее руке можно было заметить сигарету.
– Это она?
Арис кивнул, поднялся. Женщина выкинула окурок на дорогу и обернулась. Шляпки на ней не было, но понять выражение лица было сложно. Видимо, ее заинтересовало столпотворение посреди поля, или женщина заметила, как кто-то из наших колдунов вынырнул из ниоткуда, и теперь присматривалась… Узнала ли она Ариса? Могла, мы стояли не слишком далеко.
– Пойдем, – Горыныч отвернулся от дороги и, приобняв меня, повел к границе аномалии. – Не стоит мне больше сюда заходить, – он неожиданно улыбнулся: – А то так и застрянет возле этой заправки.
Леон с Алиной вскоре присоединились к нам, присев на ящики у огня. Вид у обоих был невеселый. Сын воеводы как будто хотел сказать что-то, да передумал. Перехватив его взгляд, Арис сунул руку в карман.
– Все забываю отдать, – проговорил он.
На ладони Горыныча лежала тонкая цепочка с подвеской в виде летящей ласточки. Все такая же светлая, без капельки черноты… Долгий же путь она проделала – с плит на раславской площади, припорошенных новогодним снегом. Через чужие руки – руки тех, кто заколдовал воеводу и убил его верных соратников, обезглавив их каменные статуи. Побывала в Пустоши, в одинокой башне у границы мертвого города, и, отданная в качестве откупа обреченным Виктором, закончившим путь русальей ночью в озере Пруток, эта цепочка вернулась, наконец, к своему владельцу.
Леон смотрел на нее, будто не веря глазам, потом протянул руку, взял осторожно… Серебряная ласточка спряталась под воротом мужской рубашки.
– Спасибо.
Поредевший в схватках с Иштрой отряд воеводы вернулся уже посветлу, и по серым, усталым лицам людей видно было, что хороших новостей они не привезли. Вахтыр предложил созвать совет, но Алексей Леопольдович лишь отмахнулся и присел рядом с нами у костра. Мы как раз закончили завтракать. Утро выдалось сырым и холодным, а после бессонной ночи было и вовсе зябко.
– Значит, в вашем мире тоже неспокойно? – Алексей Леопольдович задумчиво смотрел на огонь, блеклый в свете скупых утренних лучей. – Скажи мне, Арис, в этих списках ты искал только имя сестры? Или есть что-то еще?..
Горыныч поморщился – отвечать ему не хотелось.
– Не знаю пока.
– Что ж, – воевода вздохнул, провел ладонями по лицу. Сейчас он выглядел куда старше, чем тогда, когда мы с Алиной впервые встретили его в здании раславской городской управы, а в пышных усах и бороде прибавилось седины. Или это дорожная пыль, которую воевода не торопится смыть? – На запад и на юг отсюда – сплошная сушь. Селения пустые, крестьяне ушли. Одни разбойники остались… И нечисть всякая, какой доселе не видели… Одержимых все больше. Тех, кто заключил договор с тварями Пустоши. Наши их отстреливают, если встретят, но – ясное дело – за всеми не уследишь. Из Дикого Поля последние люди ушли – вода в колодцах и ручьях испортилась. Эти ручьи скоро отравят притоки Склары, а на ее берегах и деревни, и города…
Взгляд воеводы скользнул по нам с Алиной и остановился на Арисе.
– Я дам вам лошадей, поедете в Хмельки. Там колдунов не меньше, чем здесь. Списки должны быть в порядке. У Фомы спросите – его отец когда-то владел хутором… Ищите, думайте. Делайте все, что нужно. Вахтыр с вами поедет, возьмет кого понадежней, – воевода оглянулся на соратника, тот кивнул, и добродушное лицо Вахтыра при этом было таким серьезным, что мне стало не по себе.
Пустошь! – обрадовались тени. – Пустошь, Пустошь, Пустошь…
Их голоса слились в сплошной гул. Взять за руку Ариса я постеснялась, вместо этого сжала Алинкину ладонь. Опустила голову, опасаясь, что на моем лице сейчас можно прочесть слишком многое.
"Наши их отстреливают, если встретят"…
– На восточном берегу Вороши пока нет такой засухи, как здесь, – продолжил воевода. – Люди там поспокойней, да и Вереш всегда жил своим умом… Всех этих людей я отведу к Верешу, разобьем лагерь возле города… Князь собрал около пяти тысяч человек, вместе с иштранскими наемниками. Если княжеское войско перейдет реку, мне понадобится помощь всех боеспособных колдунов, чтобы задержать их ненадолго. Тогда, Леон, ты отведешь женщин и детей в Заповедный лес. Нужно будет договориться с тамошними жителями, чтобы дали людям укрытие. Я думаю, ты сможешь.
Вздрогнула Алина. Посмотрела испуганно на воеводу, потом – на Ариса. На левом запястье Горыныча из-под закатанного рукава хорошо виден был черный рисунок с незажившими следами порезов. Я знала, о чем подумала в этот миг подруга, но она промолчала.
Аномалия пока держалась, по шоссе то и дело проезжали машины. Изредка раздавались резкие гудки клаксонов, заставляя соратников воеводы настороженно оборачиваться, выглядывая возможную опасность. Колдуны выходили в поле, звонили по телефону, потом один за другим стали жаловаться, что нет связи. Видимо, служба безопасности или какое другое ведомство пыталось предотвратить панику. Следовало ждать…
– Да, Арис, – вспомнил вдруг воевода, – мне сказали, что колдунам, которых ты встретил, черные ящерицы помогли прогнать иштранцев.
Горыныч пожал плечами:
– Сперва эти ящерицы нас вывели на колдунов, а потом – да, помогли.
– А я думал, это твои змеи иштру распугали, – усмехнулся Леон.
– Нет. Змей тут маловато.
Молчали. Вахтыр, стоя неподалеку, хмурил густые брови, исподлобья глядя на проходящих мимо колдунов. Соратники воеводы, приехавшие вместе с ним, закончили завтракать и устраивались в сторонке, на редкой, измятой траве – отдохнуть после нелегкого путешествия. Один из них подошел к Вахтыру.
– Нам бы лекаря, – сказал он.
Алина тотчас поднялась:
– Идемте.
А я, не желая оставаться в компании мужчин, которым наверняка есть о чем поговорить без нас, пошла вместе с ней.
И верно, стоило нам отойти – разговор возобновился. Подруга осматривала раны молодого раславца, а я, не обращая внимания на слабые протесты совести, старательно прислушивалась к негромким голосам.
– Среди тех колдунов, которых вы в наш лагерь привезли, есть одержимые, – говорил Вахтыр. – Неспроста вы на ящериц дважды за утро наткнулись.
– Да, похоже на то, – согласился Леон. – Надо поспрашивать…
– Да кто же признается?.. Ты, Горыныч, скажи, ничего не замечал за этими колдунами?..
Ответа я не услышала.
– Ну, про тебя я не говорю, – снова послышался голос Вахтыра. – А Женька твоя? Она что?
– За Женю я ручаюсь. Это не она.
Неужели? Он так уверен, даже не подозревает…
Я подошла к Алине и, делая вид, что наблюдаю за ней, смотрела на сидящих у костра мужчин. Видела, как Вахтыр подошел к Арису, положил ладонь ему на плечо.
– Ты погоди, подумай хорошенько. Я понимаю, что чувства и прочее…
– Не в этом дело, – спокойно ответил Горыныч. – Она все время рядом была. Если что – я бы знал.
– Не она – значит, не она, – воевода поднялся. – Будем приглядывать за остальными. Не хотелось бы привести одержимого к Верешу. Там ведь и до Пустоши – рукой подать. Фома из местных отряд собрал, у границы караулят, но рано или поздно…
Я уже не слушала.
Пустошь, – смеялись тени.
– Пустошь? – я повернулась к Алине. – Какая Пустошь возле Вереша?
– Как это? – удивилась подруга. Отняла ладони от груди лежащего на траве воина, подняла голову. – Солончак, Жень. Еще один мертвый город и еще одна Пустошь.
– Но…
Я растерянно опустилась на землю. И правда, как это я раньше не подумала? Даже в мыслях не было… Решила вот почему-то, что Пустошь – это где Иванцово, за Диким Полем. А Солончак – это Солончак. Да, мертвый город. Но – Пустошь? Здесь, вблизи Заповедного леса?
Пустошь!..
Схватилась за голову.
В звучащих отовсюду голосах слышалась откровенная издевка.
Вот почему я не догадалась – задурили, заморочили голову. Ясное дело, пока я думала, что иду совершенно в другую сторону – не сопротивлялась.
"Вот как? – приложила ладони к земле, чувствуя, как чужая, спрятанная сила иглами покалывает кожу. – Вот вы как, значит? И что? Что, если я теперь туда просто не пойду? Что тогда?"
Пойдешь.
* * *
Тучи расползлись, и с ясного неба светило солнце – ласковое как для середины лета. Искрилась хрусталем Вороша, плавными изгибами убегая вдаль. Дорога держалась берега, покрытого изумрудно-зеленой травой, в которой встречались обширные проплешины сухостоя. Но у самой воды буйствовали яркие, живые краски: словно мазки гуаши – сочные листья кустарника, и пестрыми брызгами – летние полевые цветы. Лес, не подступавший к реке вплотную, зелено-бурый, казался унылым и необитаемым – только ветер шуршал в ветвях, обрывая сухую листву…
В лагере на берегу Вороши нас больше ничто не задерживало. Воевода, как и обещал, дал лошадей, а Вахтыр, которому предстояло ехать с нами, взял с собой уже знакомого мне Костю-цыгана и двух молодых воинов-раславцев.
Когда заставленный палатками луг скрылся за лесом, я почувствовала облегчение, словно и дышать стало свободнее. Не потому, что очень уж стремилась поскорее оказаться в Хмельках, рядом с новой Пустошью. Просто в лагере мне постоянно казалось, что вот-вот правда раскроется и все узнают, кто на самом деле тогда позвал ящериц на помощь.
"Иначе его было не остановить", – однажды сказал Арис про Максима.
А что он скажет обо мне?
Лес закончился. На этом берегу, куда ни глянь – сохнущие луга, небольшие рощицы, волны желто-зеленых холмов. Покинутая деревенька показалась вдалеке и скрылась за пологим склоном, и лишь купол церквушки, выкрашенный в цвет морозного неба, долго виднелся из-за деревьев. Позже на том месте появилась аномалия – убегающие вдаль поля и рельсы, по которым, тарахтя колесами, тянулась пригородная электричка. Послышался гудок – состав приближался к станции.
Раславцы изумленным взглядом провожали голубую змейку вагонов, а мы с подругой загрустили – вспомнили летние поездки на дачу. Чтобы развеселить нас немного, Костя стал рассказывать, как возил из аномалий в столицу разные товары – в основном, дамские принадлежности, за которые с охотой платили не только колдуньи, но и местные барыни. А еще разные вкусности – конфеты шоколадные, торты, вина, – обычную заводскую посуду и другие обыденные вещи, казавшиеся местным диковинными.
– Неплохой доход имел, между прочим, – похвастался он.
– А оружие из аномалий приносить не пробовал? – спросила я, вспомнив встретившихся нам колдунов-охотников. Было бы больше ружей да патронов – может, справились бы с иштрой самостоятельно.
Цыган отчего-то смутился и быстро глянул на Леона.
– Тех, кого ловили на торговле иномирским оружием, казнили без суда, – объяснил тот.
Ворошу переехали вброд на лошадях. Теням это не понравилось. Они шипели, огрызались, и от их черной злости темнело в глазах. Где-то на середине брода у меня закружилась голова, и, покачнувшись в седле, я едва не упала в воду, грязную от вскаламученного ила. Арис подъехал, тронул за плечо:
– Что случилось?
– Ничего, – припала к шее соловой Лиски, прикрыла на мгновение глаза. – Просто не выспалась.
Арис прищурился, ничего не сказал, но держался рядом, пока мы не выехали на берег. Здесь я, отдышавшись, смогла, наконец, выпрямиться.
Хорошо, – тени радовались. – Идем, идем…
Ехавший позади Вахтыр окликнул Ариса, но стоило Горынычу отъехать, как Алина подвела ближе своего гнедого.
– Женечка, ты как? Тебе плохо? – шепотом спросила она. – Может, я могу помочь?
А потом:
– Жень, а тебя не тошнит?..
– Со мной все в порядке! – я ударила Лиску пятками и поскакала вперед.
Знать бы, будут ли у нас еще переправы. Раз уж тени так не любят текучей воды, то стоит заранее придумать, как объяснять свое внезапное недомогание.
– Женя, подожди! – подруга догнала меня и снова ехала рядом. – Женечка, ты не обижайся. Просто я подумала, что… – она виновато улыбнулась, но в глазах мелькнула лукавинка. – Вы ведь с Арисом теперь вместе, правда?
Вопроса я ждала, но что ответить?.. Пожала плечами:
– Не знаю.
– Ох, Женечка, – вздохнула Алина. – Он тебе сказал? Сказал, что любит?.. А ты?
– Я?
Оглянулась через плечо: Арис с Вахтыром ехали позади и что-то обсуждали. Леон приблизился к ним, не вступая в разговор, но очень внимательно слушал… Если б еще весной меня спросили, кого я люблю – знала бы, что ответить. А теперь, глядя на Леона, прислушивалась к себе – не екнет ли сердечко? Вспоминала, как отчаянно хотела, чтобы этот человек, в первую встречу показавшийся мне похожим на благородного рыцаря из старой сказки, обратил внимание именно на меня. Правда, любила? Или просто завидовала чужому счастью?
Перевела взгляд на Ариса. Он – словно почувствовал – посмотрел в ответ.
Отвернулась.
Щеки горели.
Глупая, ну о чем я думаю? О поцелуе под дождем и случайной ночи, когда, напуганная чужими голосами, пряталась в его объятиях. О том, как хорошо спать, положив голову ему на плечо. И… о том, что именно за его плечами надежней всего скрыться от опасности. И только ему, несмотря ни на что, я могу поведать любую тайну и в любой миг попросить о помощи.
Но – любовь ли это?
Я вздохнула:
– Не знаю, Алина… Не знаю, правда. Мне нужно немного времени, чтобы…
– Времени? – перебила подруга. И, спохватившись, понизила голос, чтобы остальные не слышали. – Женя, ты видела, что творится вокруг? Времени нет, понимаешь? Если бы вы нашли стеклодува, или если бы кто-то придумал, как все это остановить, тогда, может быть… Но сейчас никто не знает, что делать! Леон не скажет Арису, но воевода надеялся на вас. Что вы что-нибудь найдете в Иванцово. Потому что больше надеяться не на что, и…
Она умолкла, погладила темную гриву своего коня.