* * *
Про Владимира Скалозуба, кузнеца-колдуна, Настасья могла рассказать немало. В этих местах давно существовал обычай – загадывать желание на первую подкову. И когда новичок впервые выковал подкову – внучка Семенова, Марьяна, загадала себе сапожки, как подруге ее Ксанке родители недавно купили. Мало кто верил в давний обычай, но под вечер Ксанкина матушка сама сапожки Марьяне принесла, потому что ее дочери уж совсем не по размеру пришлись… А после молодой кузнец обмолвился, что эта подкова у него – далеко не первая, что там, в своем мире, он уже не раз подковы делал. Вот тогда и стали сбегаться стар и мал и загадывать желания на все вещицы, выкованные новым колдуном. И сбывалось… То малышке Валюшке ни с того ни с сего соседка жменю леденцов отсыпала, то Гришке-охотнику повезло кольцо найти на дороге – как раз такое, какое невеста его в городе приглядела. А Тася, мельникова племяшка, наконец-то замуж собралась – а родители уж боялись, что им вовсе не придется сватов принимать…
Вот только по сравнению с тем, что собирались загадать мы, все эти леденцы, сапожки, колечки, и даже посватавшийся к некрасивой Таське купец – все это было уж слишком просто и по-житейски.
К дому, где жила Горынычева сестра, мы вернулись вдвоем. У Леона с Вахтыром хватало своих забот, да и Арис лучше других знал, о чем говорить с этим кузнецом. Соседи Карины еще не спали, в окнах горел свет. Дверь была не заперта, но Арис постучал и ждал, пока откроют. Появившейся на пороге старушке сказал, кто нам нужен, и та, обернувшись, позвала скрипучим, неожиданно громким голосом:
– Вова! Вова! К тебе пришли!
Во дворе, у кузницы стоял небольшой деревянный стол с двумя лавками по бокам. Ветви раскидистой яблони служили навесом. Карина захватила из избы маленький светящийся шарик, и он плыл по воздуху прямо перед ее лицом, пока не оказался в подвешенном на стене кузницы стеклянном светильнике.
Мы с Горынычем сели на лавку. Напротив нас тяжело опустился Володя. Карина примостилась рядом с ним и, не скрываясь, разглядывала брата, изредка с любопытством посматривая на меня. Днем мы успели только представиться, тогда еще Карина удивилась, что ее брат Валентин назвался другим именем…
– Так что за разговор? – поинтересовался Володя.
Горыныч оперся локтями о старую шероховатую столешницу.
– Говорят, вещи, которые ты делаешь, могут исполнять желания.
– Ну, вроде того. Мелочь всякую…
– И ничего не мелочь! – возмутилась Карина. – Золотое кольцо с бриллиантом – это разве мелочь?
Горыныч только глянул на нее, в слабом свете от закрытого в светильник огонька мне было заметно, что глаза Ариса покраснели от усталости.
– Кузница заперта? – спросил он.
– Да, – ответил Володя.
– У Вовика есть ключ, – тут же проговорилась Карина.
– Открывай, – Арис глянул на массивную дощатую дверь с амбарным замком. – Поглядим, что у тебя там интересного.
– Это с какой стати? – прищурился Вова. – Ты еще не сказал, зачем тебе это надо. Тоже чего-нибудь загадать решил?
– Делай, что говорят.
Безразличный тон Ариса окончательно разозлил кузнеца. Володя привстал, угрожающе уперся кулаками в стол:
– А если нет?
В ответ в траве зашуршало, и по деревянным опорам на старую столешницу поползли змеи.
Карина с визгом вскочила с лавки, отпрыгнув назад. Володя отдернул руки, но остался сидеть на лавке.
– А без этого слабо? – усмехнулся он.
– Арис, – зашипела я не хуже змеи: разве так надо разговаривать с теми, к кому мы пришли за помощью? Нет чтобы поговорить спокойно, объяснить…
– Это ты их позвал? – Карина ошарашено уставилась на брата. – Убери их! Убери их сейчас же! – и топнула ножкой. – Валентин!
Змеи расползлись, плюхаясь со стола на землю, но никто не сомневался, что они появятся вновь по первому же зову. Арис провел руками по лицу, тяжело поднялся с лавки:
– Открывайте.
В кузнице было темным-темно, и лишь когда шарик света по велению Карины вплыл под крышу, стало возможно разглядеть старую печь, стеллажи, наковальни. Тут же были щипцы, несколько молотов разного размера и много других инструментов, чьего назначения я не знала. На одной из полочек стояли выкованные Володей фигурки – какие-то собачки в шляпах и с сигаретами, жабки-царевны, несколько незамысловатых цветочков – все мастерски выполненные. То ли не простым увлечением было кузнечное дело для нашего нового знакомого, то ли помогало неведомое колдовство. Но вот почему-то ни одна поделка мне не понравилась: они были забавны – не более.
Провожаемый презрительным взглядом кузнеца и обиженным – сестры, Арис подошел к стеллажам, взял с полки одну из собачек, повертел в руках и поставил на место. Покривился – видимо, ему фигурки тоже не понравились.
– Выбери с десяток, но чтоб на них никто ничего не загадывал, – обернулся он к поджавшей губы Карине, – завтра проверим, как оно работает.
И вышел.
Пустошь. Рядом. Скорее, – тут же напомнили о себе тени.
Я тряхнула головой, пытаясь заглушить голоса, и сделала вид, что рассматриваю фигурки. Некоторые из них Карина откладывала для завтрашнего испытания. Володя следил за нами, а потом выглянул за дверь и, весело хмыкнув, исчез следом за Арисом.
Как бы драки не случилось…
Мы с Кариной переглянулись и спешно вышли из кузницы.
Володя спокойно сидел на лавке, а напротив него – Горыныч: опустил голову на сложенные руки.
– Он что – спит? – шепотом спросила Карина.
Вова кивнул и поинтересовался:
– Он всегда такой невежливый? Или только сегодня?
– Когда как, – я постаралась быть честной. – Наверное, устал просто… Почти три ночи не спал.
– Ну, ясно тогда, – улыбнулся кузнец. – Я тоже злой, как черт, когда выспаться не дают.
– Злой, – вздохнула Карина, ежась от вечерней прохлады. – Змей на нас натравил…
– Ничего не натравил, – вступилась я за Ариса. – Просто объяснять было бы долго – что и зачем, вот и…
– А ты в курсе, что ему надо? – перебил меня Володя.
Карина подсела к нему, оба смотрели выжидательно, и стало ясно, что от продолжения разговора мне никак не отвертеться.
– Вова, – серьезно сказала я, – похоже, тебе предстоит стать спасителем этого мира. И… всех нас.
Карина засмеялась было, но сразу замолчала.
– Не шутка, да? – Володя досадливо щелкнул языком. – Всегда мечтал.
Глава 7. Огненный круг
Разбудить Ариса нам удалось ровно настолько, чтобы в полудремотном состоянии затащить его в дом и уложить прямо на полу. Лавки были заняты, Карина предложила мне поспать сегодня с ней, но я отказалась. Рядом с Горынычем было спокойней, твари Пустоши молчали, не донимая своими просьбами и упреками. А что на полу – так уже не привыкать…
Утром в доме с кузницей побывало много народу – и Леон с Алиной, и Вахтыр. Все хотели узнать, куда мы с Арисом подевались. И приглядывались к Володе, пытаясь понять – годится ли он на ту героическую роль, которую ему приготовили.
Горыныч во время этих посещений безмятежно спал в углу горницы. И проспал бы до самого обеда, если б одна проворная старушенция не затеяла уборку. Ей позарез нужно было вымести горницу прямо сейчас, и, уж конечно, спящий на полу мужчина очень даже мешал.
После позднего завтрака, запасшись металлическими собачками, жабками, цветочками и даже одним металлическим тараканом в изящном цилиндре, мы вышли на улицу в поисках тех, кто согласится нам помочь.
Первая же встреченная женщина выглядела усталой и расстроенной.
– Загадайте желание, – Карина протянула ей на ладонях металлическую лягушку. – Пожалуйста.
– Желание? – женщина, очнувшись от невеселых мыслей, недоумевающее смотрела на нас.
– Да, – я подошла к Арисовой сестре. – Пожалуйста, возьмите вот эту фигурку и загадайте вернуться домой.
– Домой? Нет, я не могу… не могу сейчас. У меня муж… он где-то здесь, в этом мире. Мы… потерялись.
– Тогда загадайте что-нибудь другое, что хотите.
Она взяла из рук Карины фигурку, на мгновение спрятала ее в ладонях, закрыв глаза. На лице ее появилась улыбка – словно она сама смутилась доверчивости, с которой загадывала сейчас самое сокровенное. Потом растерянно протянула лягушку нам.
Вова покачал головой:
– Оставьте себе.
Следующей нам встретилась одинокая старушка – она стояла у калитки, щурясь от солнца. Собранные в пучок волосы были гладко зачесаны, но несколько седых прядей выбились и покачивались от теплого ветра.
– Загадайте желание, – попросила ее Карина.
Старушка улыбнулась.
– А чего мне желать?
– Можете пожелать вернуться домой.
Старая женщина вздохнула и покачала головой.
– Что дома? Дети разъехались, не звонят. Дом-развалюха, чинить некому. Зачем мне туда возвращаться? Здесь вон и врач в соседнем дворе, ноги вылечил, ходить снова могу…
– Тогда что-нибудь другое пожелайте, – вздохнула Карина.
– Вещественное, – добавила я. – Чтобы, когда желание сбудется, мы об этом узнали.
Старушка согласилась, недолго подержала в сухих ладонях металлическую розочку и вернула Карине:
– Не люблю ненастоящие цветы.
Предупредив ее, чтобы о желании своем никому не говорила, только нам, когда оно исполнится, мы пошли дальше.
Миновали перекресток. На север уходила дорога, скрываясь в роще.
Пустошь, – напомнили тени. – Идем, идем!
Взгляд от дороги получилось отвести с трудом.
Идем, идем. Пустошь…
Мужчина, направлявшийся навстречу, выглядел таким сердитым, что Карина не решилась к нему подойти.
– Вообще-то я уже загадывала вернуться, – сказала она вдруг. Шепотом, что слышала лишь я. – Загадала, чтобы мы с Вовиком вернулись домой. К маме.
Что из этого получилось – можно было не спрашивать.
Еще несколько фигурок мы раздали в лагере. Один старичок все-таки загадал желание вернуться. Ему было куда – добротный новый дом, дети и внуки, которые приезжали каждые выходные и на праздники… Он искренне хотел снова оказаться с ними, но так и остался сидеть у палатки, сжимая в руках очередную металлическую собачонку.
– И что теперь? – спросила Карина, когда захваченные из кузницы фигурки были раздарены.
Арис пожал плечами:
– Ждать.
Настасья, выглянув на крыльцо, увидела нас и позвала обедать – всех четверых. Вахтыр со своими ребятами остался в лагере, но за широким столом, кроме хозяина и Алины с Леоном, сидел незнакомый мне дядька – коренастый, чернобородый, с обветренным, загорелым лицом. Серые глаза внимательно смотрели из-под сурово сведенных бровей.
– Вот, Фома Николаич только от Пустоши вернулся, – сообщил нам Андрей.
Вежливо поздоровавшись, я опустилась на свободное место и старалась не встречаться глазами с этим гостем.
Пустошь, – шептала подкравшаяся к бревенчатым стенам чернота, и казалось, что этот голос слышен не только мне.
– Как там? – спросил Леон.
– Пока спокойно, – хмуро ответил Фома.
Пустошь…
Ведь отсюда до Солончака – рукой подать… Я глянула в окно, за которым шелестел сад. Нет, дороги на север видно не было, но мне почудился запах поднятой копытами пыли и сухое дыхание мертвой земли.
Пустошь…
И как я не сообразила раньше, что тени ведут меня в Солончак? С самого начала. В нужную сторону. Дважды речку перешли с моей помощью. Хотя… без них нам, наверняка, не спастись было от иштранцев. К лучшему, значит. Главное – теперь не поддаться.
И – Арису рассказать. Обязательно. Он-то что-нибудь придумает.
Нет. Нельзя. Нельзя…
Только не вспоминать о Максиме. И… не выдать своих мыслей этому человеку, который, наверняка, уже не одного колдуна убил у охраняемой стражами границы.
Пустошь, Пустошь… Идем!..
До вечера Володя работал в кузнице, а старый кузнец Семен ворчал, что, дескать, снова всякую ерунду делает бесполезную, сырье переводит. Когда мы с Арисом заглянули, он как раз заканчивал лилию – красивую, почти как живую, только что не цветную, а серую.
Карина тихонько вошла и тоже любовалась процессом.
– Красиво, да? – в ее голосе слышалось неприкрытое восхищение и гордость.
– Я и раньше этим делом увлекался, всякую мелочь делал, – Володя вытер рукавом влажный лоб и улыбнулся. – Но у меня не получалось вот так быстро…
– А теперича ты колдун, – подал голос присевший в уголке Семен. – Вот и спорится дело… с чародейством-то!
– Наверное, – согласился Вова и снова принялся за работу.
Сгущались сумерки. Мы все ждали, что кто-то из тех, кто загадывал желания утром, придет к нам и скажет, что загаданное сбылось. Но… старичок, который сегодня, держа в руках выкованную Володей собачонку, пожелал вернуться домой, все так же сидел у палатки и смотрел в темнеющее небо.
– Что-то долго у них ничего не сбывается, – пробормотала я, оглядываясь на одинокий силуэт старика.
– Мало ли, что они загадали, – пожал плечами Арис. И глянул в небо: не полюбоваться звездами, а словно высматривал что-то. – Надо бы кое с кем посоветоваться.
При мысли об Огненном возмущенное шипение ударило по ушам. Я вздрогнула и тут же постаралась сделать вид, будто просто замерзла. Арис обнял меня, согревая.
– Ты чего? Тепло ведь…
Я прижималась к нему, мелко дрожа, и видела перед собой не засыпающую улицу, освещенную окнами домов, а пустынную дорогу, а за ней – равнину, на границе которой неподвижными черными фигурами, словно верстовые столбы, замерли стражи этого мира.
Пустошь, Пустошь…
В доме было душно.
Нам с Алиной постелили в хозяйской спальне, вместе с Настасьей. Женщина устала за ежедневными хлопотами, которых с появлением колдунов стало больше, и уснула сразу. Алина еще немного шепотом порасспрашивала меня о сестре Ариса и Володе, и тоже уснула.
А мне не спалось.
Мы с Арисом не сразу пошли в дом, а, спрятавшись в тени старой груши, долго еще не могли отпустить друг друга. И мне все равно было, увидит нас кто или нет, потому что боялась, отчаянно боялась того мгновения, когда Ариса не окажется рядом, и черные тени вновь заговорят со мной. Давно надо было все ему рассказать, но этого я боялась еще больше, сама не зная – почему. И теперь, на узкой лежанке, завернувшись в легкое одеяло, отчаянно пыталась спрятаться от зовущего, настойчивого шепота:
Пустошь, Пустошь…
– Тише! – накрыв голову подушкой, я надеялась, что они замолчат.
И очень удивилась, когда это на самом деле произошло.
Тишину нарушал шелест за окном, бухыканье разбуженного пса и посапывание лежащей рядом Алинки.
Кровать скрипнула, когда я поднималась. И предательски взвизгнула половица – стоило подойти к окну.
Душно…
Форточка распахнута, но ветер не залетает в окно. Только запах пыли.
Несколько пожухлых листьев сорвались с ветвей и кружат над пустынной дорогой.
Иди!..
Мгновения на крыльце – прислушиваясь, принюхиваясь. Приглядываясь. Ночь была ясной, и лунный свет выбелил дорогу, над которой, гонимые ветром, трепетали одинокие, раньше срока пожелтевшие листья.
Иди!
И запах полыни. Жухлых листьев и сухой полыни…
Иди!
Конюшня оказалась не заперта. Лошади недовольно фыркали, пока я неумело седлала серую длинногривую кобылку. Цепной пес едва слышно поскуливал из конуры, вглядываясь в сгустившиеся тени…
Отворилась, пропустив, калитка.
Иди!
Повинуясь безмолвному приказу, лошадь неохотно и тяжело тронулась с места, подкидывая круп, словно стремилась сбросить неприятную ношу. Роща расступилась, открыв изогнувшуюся дорогу. Пустую. Тихую.
Деревья, посеребренные луной. Черные тени у земли. И листья, гонимые ветром.
Идем, идем!.. Пустошь…
* * *
Дорога слегка поворачивала то вправо, то влево, огибая невысокие холмы. Забыв обо всем на свете, я напряженно всматривалась вперед и вдруг кубарем полетела на землю. Взбунтовавшаяся лошадка, презрительно фыркнув напоследок, развернулась и поскакала обратно, в Хмельки. Глухой перестук копыт вскоре затих. Отряхнувшись, я поднялась и пошла дальше.
Пустошь, Пустошь… Скорее!..
Тени у обочины поднимались, обретая формы. Неслышно ступая тяжелыми лапами, рядом двигались огромные черные ящерицы, от их длинных, усаженных шипами, хвостов, оставались следы на дороге.
Лес стал редеть, склоны возвышавшихся по обе стороны холмов были покрыты травой и кустарником. А потом дорога снова вильнула, выбралась из ущелья и побежала вниз, в широкую, пологую долину, в центре которой виднелись очертания домов – и сельских хат, и высоток. Среди них ажурными башнями поднимались радио– и телевышки, широкое полотно автомобильной трассы прорезало поселок и обрывалось, теряясь в растрескавшейся, как от засухи, мертвой земле Пустоши.
Идем, скорее!
Стражи стояли на посту – недвижные, словно каменные статуи. А за их спинами поднимались, вздуваясь, огромные черные капли, просачивались из-под земли.
Скорее, скорее!
Серое с потускневшими звездами небо накрывало долину куполом. Приближался рассвет. Ветер едва касался лица, и пахнул не утренней росой, и не полынью, а умирающей травой на границе Пустоши и некогда зеленого цветущего луга. Черные капли струились по разбитой дороге, и я медленно шла вместе с ними, не в силах ускорить шаг, хотя каждый раз болью отзывались в висках полные нетерпения просьбы:
Скорее, скорее… Скорее!
Несколько капель приблизились к границе, слились, поднялись чудовищной громадой, словно собираясь поглотить замершую фигуру того, кто охранял рубеж. Страж взвился нетопырем, хлопнули полы плаща, словно огромные крылья, и молнией сверкнул меч, разрубая чудище напополам. Чернота зашипела зло, угрожающе, и что-то толкнуло меня в спину:
Скорее, скорее, Пустошь!
Новый взмах меча стража резанул по глазам яркой вспышкой. Это уже было, где-то было раньше…
Иванцово.
Максим.
Мы с Горынычем и чужая девушка в облике Алинки…
Я остановилась – растерянная, испуганная.
Бежать?
Ящерицы обходили меня, оборачиваясь, показывая острые треугольные зубы, поблескивая гематитовыми глазками. Черные капли стекались к границе, но после первой неудачи не нападали, а останавливались, выжидая. Нервно бурлили, не приближаясь к стражам, то и дело из бесформенной массы выныривали тупомордые головы ящериц, скалились – и в сторону Пустоши, и на меня:
Скорее, скорее!
– Нет!
Шаг назад, другой. Обернувшись, я бросилась бежать вверх по пологому склону, где пряталась между холмов дорога. Ноги едва слушались, скользили, словно по хлипкой грязи…
Скорее, скорее!
Земля забурлила под ногами. Черные щупальца обхватили лодыжки, я упала на четвереньки и тут же почувствовала вязкую жижу под ладонями.
– Нет! Нет, не хочу!
Договор. Идем. Пустошь.
Черные ручейки расползались от моих пальцев, все новые и новые ящерицы поднимались и, волоча за собой тяжелые хвосты, медленно шли к границе.
– Нет!
С трудом оторвав ладони от земли, я попыталась встать, но увидела над собой оскаленные морды и закрылась руками.