* * *
Так неожиданно, борясь с ознобом, время от времени окатывавшим тело от утреннего горного холода, но не решаясь отвлечься, чтобы открыть чемодан и взять что-нибудь теплое, Рад наконец поведал Дрону свою историю. Дрон слушал его не перебивая, лишь изредка задавая уточняющие вопросы, и с таким внимательным выражением лица, что Раду вдруг начал мешать его нос с клоунским набалдашником – что за всю пору, как встретились в аэропорту, было лишь раз, утром на второй день по приезде, в кафе Макса, – и он поймал себя на том, что старается не смотреть Дрону в лицо – будто тот по глазам может понять, в чем дело. Казалось, Дрон не просто слушает его, а втягивает в себя его рассказ носом, словно у слов, кроме значения, есть запах, свидетельствующий о заключенной в них сути много больше, чем прямой смысл.
– Да, впечатляюще, что говорить – проговорил Дрон, когда Рад завершил свой рассказ. – Но, слушай, так вроде только в девяностых бывало. Как-то уж больно нагло для наших дней. Эта армянка-нотариус в коридоре!
Рад не сомневался, что сходу Дрон не поверит в услышанное.
– Ты давно из России? – спросил он.
– О-о! – протянул Дрон. – Порядком. Но бываю там регулярно.
– Обрати внимание, ты сказал "там".
– "Там"? – переспросил Дрон. Мгновение он непонимающе смотрел на Рада, потом до него дошло. – А, "там"! – воскликнул он. – Ну да, конечно. Что поделаешь. В общем, там, ты прав. Ладно, вопрос исчерпан. Можно еще?
– К твоим услугам.
– К моим услугам. К моим услугам, – как пробуя эти слова на зуб, повторил Дрон. – Тогда скажи мне, как ты вообще так умудрился вляпаться? Ну ладно, я не спрашиваю, как получилось, что ты, математик, стал заниматься каким-то бодибилдингом. Так получилось, да?
– Так получилось, – подтвердил Рад. Добавить к этому армейскому ответу по сути действительно было больше нечего.
Дрон сделал вид, что удовлетворен его ответом.
– Да, вот как ты так умудрился вляпаться? – повторил он. – У тебя что, не было никакой команды? Людей, которым обязан ты, которые должны тебе?
– Какая команда? – удивился Рад. – Мелкий личный бизнес. Все на своих плечах, все собственными силами.
– А! – У Дрона понимающе взметнулись вверх брови. – Ты одиночка. Один в поле воин. Тогда все ясно. Разве же одному можно какое-то дело крутить? Неважно: крупное или мелкое. Без команды нельзя. Без команды только... – Дрон запнулся, подыскивая слово. – Впрочем, неважно, – не стал он разворачивать мысли. – Важно быть в команде – вот что важно. Ты в команде, чуть у тебя что не так – и она за тебя. Прав ты, не прав – не имеет значения. Ты свой – и ты прав априори.
– Закон стаи? – Рад покачал головой. Ему было все так же неловко смотреть на Дрона: он по-прежнему видел у него вместо лица один нос, и казалось, Дрон чувствует это. – Нет, стая – это не для меня. Рвать кого-то только потому, что он чужой... Не могу!
– А если рвут тебя? Как тебе защититься?
– Нет, не могу, не могу! – Рад снова покачал головой. – Не могу!
– Ну, а раз не можешь – вот и получил, – парировал Дрон.
– Послушай! Послушай! Послушай! – Рад не справился с собой. Его будто колотило внутри током. – Давай не надо меня сейчас учить жизни. У меня вопрос сейчас не о жизни. У меня вопрос сейчас о ее антониме.
Он взял со стола до сих пор стоявшую перед ним кружку с остатками кофе – кружка в руке запрыгала, – поднес к губам и сделал глоток. Рот наполнился вязкой шершавой гущей, а желудок тотчас отозвался на нее рвотным позывом.
Дрон смотрел на него с другой стороны стола с отрешенным мудрым спокойствием.
– И что, как бы ты хотел разрулить ситуацию?
Рад выплюнул гущу обратно в кружку, достал из заднего кармана брюк платок и обтер губы.
– Как! Хочу, чтобы они от меня отстали. Чтобы забыли обо мне. Чтобы я о них забыл.
– То ли им по мозгам дать, то ли сто тысяч отдать, так? – проговорил Дрон.
– А есть третий вариант? – спросил Рад.
– Третий вариант – чтобы они сами по себе о тебе забыли. Забыли и не вспоминали. Возможно такое?
Рад засунул платок обратно в карман.
– Черта с два! Черта с два они сами по себе. Это они себя опустят – вдруг взять и от меня отступиться.
– Значит, третьего варианта нет, – сказал Дрон. – Что, собственно, и требовалось доказать. Доказали. Остаются два варианта: или по мозгам, или сто тысяч.
Он умолк, ожидая реакции Рада, – Рад не отозвался. Ему больше нечего было сказать. Он сказал все. Теперь слово было за Дроном.
Дрон помолчал-помолчал, Рад тоже безмолвствовал, и Дрон сам прервал паузу:
– А о том, чтобы слинять из страны, ты не думал? Теперь Рад отозвался:
– Да? А как? Кто меня куда пустит? Кому я где нужен? Нелегалом? Мыть за гроши посуду в ресторане, спать в ночлежке?
Лицо Дрона дышало все тем же отрешенным мудрым спокойствием.
– В общем, и этого варианта нет. Получается, или по мозгам, или сто тысяч.
Рад заставил себя смотреть ему в глаза.
– Дрон, как выйдет. Хоть так, хоть так. Что предпочтительнее. Как проще.
– Да все сложно, – сказал Дрон. – Ты, я надеюсь, понимаешь, что я должен просить отца. А чтобы просить, я должен обосновать просьбу. С какой стати он должен вот так взять и вынуть из бизнеса сто тысяч? Или отвлекать службу безопасности на решение твоих проблем? Какой у него в этом интерес?
Ну да, конечно. Рад ждал подобного заявления.
– Твоя просьба, – сказал он.
– Я должен обосновать свою просьбу, я тебе уже говорил. – Как бы трещинка раздражения расколола мудрое спокойствие Дрона. – Я могу просить только за человека команды. Если ты не в команде, как я могу за тебя просить?
Рука у Рада непроизвольно снова подняла кружку с кофейной гущей и понесла ко рту, – он остановил себя, уже коснувшись фаянса губами.
– А тебе сложно сказать, что я в команде? – спросил он.
– Мало ли что я скажу. Почему он должен мне верить? – Дрон недоуменно покачал головой из стороны в сторону, словно живо представил себе возможные последствия такого своего обмана. – Нужно быть реально в команде. Вот тогда – да.
Какая-то часть в Раде начала догадываться, куда клонит Дрон. Но другая, большая, много больше той, что догадывалась, отмела это знание, не желая его.
– А по твоим собственным структурам? – спросил он. – Вернее, через твои.
– Через какие мои? – как удивился Дрон.
– Ну... – Рад сбился. – Ты ведь, я понимаю, принадлежишь к определенной структуре. Не самой хилой у нас...
– Забудь, – прервал его Дрон. – Забудь всю эту трепотню. Мало ли о чем женщины метут языком. Я частное лицо. Представляю за рубежом определенные интересы семейного бизнеса. И все. Понятно?
Он уже второй раз осаживал Рада с такой жесткостью. Первый раз вчера, в кафе, когда Рад сообщил ему о своем знакомстве с Майклом-Майком, и вот теперь – вновь, и оба раза в схожей ситуации.
Но терять уже было нечего.
– Дай мне сто тысяч в долг, – сказал Рад. – Не маленькие деньги, я себе отдаю отчет. И не на месяц, не на два, а может быть, на год, другой. Но как только встану на ноги, я тебе отдам. Шкуру с себя спущу, а отдам. Ты меня знаешь.
– Откуда я тебя знаю. – Дрон, произнося это, смягчил свои слова улыбкой, полной самоиронии. – Я тебя знаю того. А эти годы так всех перевернули. Кое от кого только прежняя наружность осталась. Не так, нет?
– Хочешь сказать, не веришь, что я верну деньги? Дрон покрутил в воздухе рукой.
– Давай считать, их у меня нет.
Отказ Дрона был обескураживающе прям. Разговор с размаху влетел в тупик. У Рада даже возникло физическое ощущение удара: лицом со всей силы о лобовое стекло.
Эстер, материализовавшись из воздуха сгустком электрической энергии, возникла у столика воплощением ангела-спасителя. В руках она держала пушистый шарик-брелок с нарисованной мордочкой, имевшей тайские черты, к брелоку был прикреплен длинный бородчатый ключ.
– Ваша комната тоже готова, – победно подала она шарик-мордочку с ключом Раду. – Можете вселяться. Приятного отдыха.
– Благодарю, – автоматически ответил Рад, принимая ключ.
Улыбнувшись ему, Эстер переключилась на Дрона:
– Завтрак входит в стоимость номера. Когда будете завтракать? Сейчас, позже?
Дрон справедливо был для нее в их компании главным, и естественным образом она обращалась с таким вопросом к нему.
– Ну, через полчасика, так? – посмотрел Дрон на Рада. – Принять душ, привести себя в порядок. Через полчаса, – бросил он Эстер, не дождавшись подтверждения от Рада. Поднялся из-за стола и движением руки предложил подниматься ему. – Давай прервемся в нашем разговоре. Продолжим позднее. Завтра, послезавтра. Торопиться некуда. Подумай над тем, что я тебе сказал.
Поднявшись, Рад зачем-то оглянулся посмотреть, что там экскаватор. Экскаватор, сложив пополам членистую выю и подобрав ее к своему массивному телу, нес вынутый с речного дня грунт на берег, и из ковша обильными струями сбегала мутная желтая вода.
Глава одиннадцатая
День кипел. Солнце на небе, выбеленном до цвета застиранных синих джинсов, подтверждало тождественность глагола "яриться" и своего славянского языческого имени. Жара была не меньше, чем в Бангкоке. Тело плавало в пленке пота, словно парился в сауне. И только поднимавшаяся от ступней приятная прохлада вносила в отношения с миром примиряющую ноту: вся территория монастыря была вымощена каменной плиткой, отшлифованной до зеркальной гладкости, обувь полагалось оставить при входе, и подошву стопы от камня отделял лишь носок.
Монастырь стоял на самой вершине горы. Отвоеванное у леса пространство было плотно застроено храмами, ступами, памятными колоннами, фигурами страшно оскалившихся драконоподобных духов, напоминающих смертному о царстве мертвых, на длинном мраморном постаменте в форме гробницы стояла скульптура белого слона, перевозившего прах Будды к месту его тайного захоронения и затем без всяких работ беззаботно пасшегося в плодоносной долине в течение долгих десятилетий до собственной смерти – о чем сообщала массивная синяя табличка в коричневой раме у его ног. И все было отделано сусальным золотом – ступы, скульптуры, колонны и крыши храмов, золото сверкало на солнце, – казалось, монастырский комплекс был отколовшимся куском солнца, помещенным высшей волей на высшую точку этой горы, сизой грядой возвышавшейся над городом. Вдоль стен одного из храмов висело несколько десятков бронзовых, в половину человеческого роста колоколов с длинными, удобными для захвата рукой круглыми билами. Каждый из многочисленных посетителей монастыря полагал необходимым позвонить хотя бы в один-другой колокол; Дрон с Нелли позвонили в пять-шесть, на Рада же вдруг накатило – он двинулся от колокола к колоколу, наклонялся, брался за било, ударял и переходил к другому, и так обошел весь храм, ударив во все колокола. И, зайдя в счете на пятый десяток, сбился со счета.
– Что, какая-нибудь примета? – спросила Нелли, когда он вернулся к ним.
– Все, теперь возвращение сюда неизбежно, – опережая Рада, сказал Дрон.
– Такая примета? – не ответив Нелли, спросил теперь Рад.
Дрон зафыркал, и Нелли, все поняв и без ответа Рада, тоже пустила серебряные шары переливчатого смеха.
– С тебя начнется, – заключил Дрон.
Шел второй день их пребывания в Чиангмае. Вчера, по приезде, шатались по городу, заходили в магазинчики, сувенирные лавки, приценивались к всякой белиберде и не покупали, осматривали некий разрушенный дворцовый комплекс с самой большой в прошлом ступой, ехали на "тук-туке", ланчевали в опрятном, совершенно европейского типа и с европейской едой ресторанчике, оказались на окраине, противоположной той, где поселились, ходили по пустынным залам Национального музея, какие в России называются краеведческими, с экспонатами в виде вырытых из земли кремневых орудий каменного века, потом долго не могли поймать такси, чтобы вернуться в центр, Нелли вдруг объявила, что хочет играть в гольф и нужно ехать искать гольф-клуб, Дрон пообещал ей это, но, когда наконец сели в такси-скамейку, велел ехать в центр и там отправился искать парикмахерскую, чтобы насладиться еще одним специфическим здешним удовольствием вроде тайского массажа – чисткой ушей. Чистка ушей заняла минут сорок. После чего выяснилось, что теперь снова не мешает поесть, и теперь поели в нормальном тайском заведении, переложив в себя гору коричневого жареного риса, а когда вышли на улицу, ехать в гольф-клуб было уже поздно. Впрочем, Нелли уже и не хотелось. "Вот правильно, – одобрил Дрон. – Что, дома с тебя этого удовольствия недостаточно? Бизнес-интереса нет – с тоски подохнешь эти шары гонять". Вечер закончили ночным базаром: целые кварталы были превращены в сплошное торжище, толпа текла вдоль торговых рядов спрессованной массой, возникало ощущение – здесь сейчас весь город, только местное население – с одной стороны прилавков, туристы – с другой.
В монастырь на горе подсказала поехать Эстер за завтраком. За завтраком, как накануне, вновь было прохладно, но когда поднялись на такси-скамейке по серпантину дороги на гору, к подножию монастыря, к которому от площадки парковки вела просторная лестница с перилами в виде бесконечного драконьего тела, уже стояла жара, небо полиняло, языки у бродячих собак, обессиленно лежавших на бетонных ступенях лестницы, галстуками вывалились наружу.
Мобильный у Дрона зазвонил, когда стояли на смотровой площадке монастыря и смотрели с нее на город, просторно лежавший под ними в долине – словно рельефная топографическая карта.
– Кому я понадобился, – пробормотал Дрон, извлекая телефон из кармана. – О, Крис! Хэллоу! – воскликнул он через мгновение, как приложил трубку к уху.
Слушая Криса, Дрон отделился от Рада с Нелли, двинулся от балюстрады, окружавшей смотровую площадку волнообразной дугой, вглубь монастыря – из теснившейся у балюстрады толпы на свободное пространство. Нелли смотрела вслед ему напряженным взглядом.
– Интересно, – произнесла она. – Что сие значит? Кроме Рада, адресата, к которому бы она могла обращаться, рядом не было, и Рад отозвался:
– О чем ты?
Нелли перевела взгляд на него.
– Как ты думаешь, а может быть, наша жизнь – лишь чье-то представление о нас? – проговорила она через паузу.
Взгляд у нее был невидящ, обращен вглубь нее самой, Рад не мог бы утверждать с уверенностью, что она сейчас видит его.
– Тебе эту мысль высказать бы на каком-нибудь семинаре по марксизму-ленинизму в оные годы, – уронил он.
– Тогда я о таком еще не задумывалась. – Взгляду Нелли вернулась зрячесть. – Молодой ум быстр, но глуп. Ты согласен?
– Устами младенца глаголет истина, – отделался Рад трюизмом.
– То младенца, – серьезно ответила Нелли.
Дрон, на ходу схлопывая складень мобильного телефона и заталкивая его обратно в карман, быстрым шагом возвращался в ним на смотровую площадку.
– Мне нужно срочно в Бангкок, – сказал он. – Сегодня же.
– Что за спешка? – Удивления в голосе Нелли, впрочем, не было. Словно возможность внезапного прерывания их поездки была изначально заложена в планы, и только это случилось уж слишком скоро. – Что, Крис прилетает?
Дрон согласно кивнул:
– Точно.
– Пусть прилетает сюда.
– Да неплохо бы, – согласился Дрон. – Только он понятия не имел, что мы здесь, а билет у него в кармане, и сам он, можно сказать, на пути в аэропорт.
– Пусть прилетает сюда из Бангкока. Дрон снова покивал:
– Да неплохо бы. Неплохо. Но как ты предполагаешь, если вдруг потребуется, мне всех сюда вызвать?
– Кого это всех?
Дрон вдруг взглянул на Рада.
– Вон Рад знает, – сказал он.
Намек на Майкла-Майка был очевиден. Неочевиден был смысл, ради которого Дрон сделал его.
– Помилуй бог, Дрон, откуда мне знать, – непонятно для Нелли сказал Рад. – А если что и знал – забыл.
Во взгляде Дрона выразилось удовлетворение. Возможно, ради подтверждения позавчерашних слов Рада в кафе Макса о Майкле-Майке он и намекнул на него.
– Я вас не зову лететь со мной. – Дрон говорил о них обоих, но обращался к Нелли. – Оставайтесь. Постережешь здесь номер. Думаю, через день я уже буду снова с вами. Познакомлюсь с его предложениями – и обратно.
– Это хороший симптом, что Крис возвращается так скоро, да? – спросила Нелли.
Дрон сделал неопределенный жест рукой.
– В общем, неплохой, – сказал он потом.
Обувь поджидала их на выходе из монастыря точно на том же самом месте, где они ее оставили. На всех ярусах лестницы с бесконечным драконом в качестве перил паслись ярко и чисто одетые дети. Они играли друг с другом в догонялки, в "а ну-ка отгадай!", пряча что-то в кулачках и выставляя их перед собой – были, казалось, полностью погружены в свои отношения, но только к ним приближался кто-нибудь туристического облика, они тут же прыскали к нему и наперебой звонко предлагали сфотографироваться: "Snap! Snap! Flash!" Однако когда объектив мыльницы оказывался нацелен на них, они дружно поворачивались к нему спиной и, глядя снизу вверх на того, кто фотографировался с ними, доверчивыми глазами, принимались выкликать с той же звонкостью: "Ten but! Ten but!" Получив просимую десятку, они так же дружно разворачивались к объективу, и радостные улыбки растягивали им рты до ушей. Очередная группа детей почему-то расстрогала Нелли больше, чем прочие, она пожелала сняться с нею, кредитка в десять бат обнаружилась лишь у Рада, он отдал ее самой взрослой из девочек в группе – против чего никто из группы не возражал, – и Нелли посредством цифрового "Sony" и Дрона запечатлела свой сход из монастыря для вечности.
– А ты почему не стал фотографироваться? – упрекающе спросила она Рада, когда двинулись дальше.
– А у него идиосинкразия на детей, – с серьезным видом ответил за Рада Дрон.
– В самом деле? – с удивлением посмотрела Нелли на Рада.
– Нет, на свой фейс среди детских прекрасных лиц, – сказал Рад – первое, что пришло в голову. Хотя, возможно, так проговорилось его подсознание.
– По-моему, у тебя очень хорошее лицо, – произнесла через паузу Нелли. – Думаю, оно прекрасно гармонировало бы с детскими.
– Он не уверен, что детские лица гармонировали бы с его лицом, – с прежней серьезностью выдал Дрон.
Нелли поглядела на него, поглядела на Рада.
– По-моему, вы оба валяете дурака, а? – не слишком уверенно вопросила она.
– А для чего мы здесь, как не валять дурака, – с удовольствием отозвался Дрон.
Рад подумал о том, что отъездом Дрона продолжение их отложенного разговора отодвигается по крайней мере на два дня.
– Я, Дрон, откровенно говоря, предпочел бы не заниматься дуракаваляньем, – сказал он.
Дрон на его намек не ответил.