Они достигли конца лестницы и сошли на простор заасфальтированной площадки перед ней. Сувенирные магазинчики направо от лестницы стояли с приглашающе распахнутыми дверьми. На краю площадки у склона громоздилось несколько автобусов, доставивших сюда организованных экскурсантов, подъезжали и уезжали такси-скамейки. Метрах в пятидесяти слева от лестницы был ресторан, из раскрытых окон его кухни едва уловимо, но вызывая слюноотделение, натягивало запахом еды. План, составленный по прибытии на гору, предполагал трапезу в этом хитро соблазняющем своей кухней ресторане, но теперь план требовал пересмотра.
– Давайте сразу в город. Выясним, какие есть рейсы, купим билет – тогда и поланчуем, – предложил Дрон.
Никто ему не возражал.
Через пять минут такси-скамейка несло их вниз, серпантин дороги разматывался в обратную сторону, в прорези окон задувал ветер, и после каменного жара монастырской теснины ощущать телом его суровую прохладу было блаженством.
* * *
Регистрация на рейс TG117 Тайских международных авиалиний, вылетающий по маршруту Чиангмай – Бангкок в девятнадцать часов пятьдесят минут, заканчивалась. Вернее, уже закончилась, началась даже посадка, и Дрона спасло отсутствие багажа. "OnIy this thing. – Только эта штука", – помахал он перед девушкой за стойкой легкой багажной сумкой, которую беспрепятственно мог пронести с собой как ручную кладь, и девушка, поколебавшись, простучала его билет компостером, пометила что-то в своих бумагах и выдала ему посадочный талон. "OnIy quickly, very quickly. – Только быстро, очень быстро", – понукнула она его скорее мчаться на проверку металлоискателем, а там и к посадочному выходу.
– Все, пока, созваниваемся, – торопливо, одной рукой приобнял Дрон Нелли, проштемпелевал ее таким же торопливым поцелуем в губы и обернулся к Раду, протянул руку: – Пока!
– Крису от меня привет, – проговорила Нелли.
– Непременно, а как же, – с той же торопливостью отозвался Дрон.
– Счастливо тебе, – сказал Рад.
Дрон отнял руку. И наставил на Рада указательный палец:
– Оставляю жену на твое попечение. Не совращать! Ты понял?
– Дро-он! – укоризненно развел Рад руками, не найдясь, что ответить.
Реакции Нелли на слова Дрона не воспоследовало.
– Come along please! – Поспешите, пожалуйста! – позвала Дрона девушка из-за стойки.
Придерживая рукой бьющуюся на бедре сумку, Дрон исчез в чащобе аэропортовских лабиринтов, и Рад с Нелли остались вдвоем.
И сразу он почувствовал себя с ней неестественно. Чему виной было наставление Дрона. Каков: ста тысяч в долг пожалел, а жену доверил.
– Двигаем? – посмотрел он на Нелли.
Для чего потребовалось некоторое усилие – казалось, что сейчас ни скажи, все прозвучит фальшиво.
– Ну разумеется, – не глядя на него, пожала плечами Нелли.
Ей тоже было неловко с ним. Без сомнения, по той же причине, что и ему.
Впрочем, общее дело: найти стоянку такси, договориться с водителем, потом мчаться сквозь темноту к гостинице, сидя на скамейке бок о бок, – все это приглушило чувство неестественности, и, когда остановились у знакомых двустворчатых ворот, оно было уже почти неощутимо.
– Я бы хотела принять душ, – сказала Нелли, когда шли засыпанным гравием темным двором к гостинице.
Это подразумевало: "перед ужином". Вернее, "перед обедом". "Ужина" в их с Дроном лексиконе не осталось.
Они договорились встретиться через полчаса в беседке около ступеней к реке и разошлись.
Рад через полчаса был на месте, но Нелли появилась спустя еще минут двадцать.
– Я не запоздала? – спросила она с таким видом, который ясно говорил: она прекрасно знает, что запоздала, но желает, чтобы считалось, что она точна, как королева.
– Ну так если и да, так что? – с интонацией Рабиновича из анекдота отозвался Рад.
Его мгновенно опахнуло тем заглушенным в дороге аэропортовским чувством, и он поспешил продемонстрировать Нелли, как она продемонстрировала ему свою женскую нравность, что он совсем не тот объект, кому эту нравность следует предъявлять.
Они пошли обедать в открытый ресторан по соседству с гостиницей, который присмотрели для этой цели – если будет поздно и неохота будет куда-то ехать – еще вчера. Ресторан представлял собой просторный деревянный помост на берегу реки, по периметру помоста на деревянных столбах горели масляные светильники, чтобы отгонять комаров, пару той же формы светильников, только меньше размером, официант, едва они сели, поставил им на стол и, спросив разрешения, зажег. С реки доносился плеск воды, кричали временами лягушки, лежала лунная дорожка – вкупе с ароматным дымком, поднимавшимся от горящих фитильков светильников, обстановка была довольно романтичной.
Но Нелли или решила строго следовать его иносказательному предложению не видеть в нем мужчины, или же та демонстрация своей женской ипостаси была чистой случайностью, – во всяком случае, она вела себя за обедом так, что о ее плотскости свидетельствовал лишь ее аппетит. Чему не помешала даже выпитая ими во время обеда бутылка сухого французского вина.
Было начало одиннадцатого, когда они вернулись в гостиницу. Рад довел Нелли до лестницы на второй этаж и тут остановился.
– Спокойной ночи, до завтра? – проговорил он с вопросительной интонацией, предполагая, что утвердительная форма может показаться ей обидной.
– Да, спокойной ночи. До завтра, – отозвалась Нелли с такой откровенной ноткой облегчения, что останется наконец одна, – Рад невольно пожалел, что не потребовал от медлительного официанта обслуживать их побыстрее.
Сам он, направившись было к себе в номер, но не дойдя до него, вернулся обратно к лестнице и тоже поднялся наверх. Сразу около лестницы на втором этаже была терраса, на террасе стояли диван, кресла, журнальный стол со стеклянной столешницей, а в небольшом шкафу около стены, открыл он сегодня утром, стояли и лежали навалом несколько десятков книг и журналы на английском. Делать в номере было нечего, только ложиться спать, но спать не хотелось. Он включил на террасе свет, открыл шкаф – и встретил новые сутки, листая изданный в Канаде роман, сочиненный бывшим благодарным постояльцем гостиницы и приподнесенный им в дар постояльцам будущим.
* * *
На следующий день была заказана поездка в горы.
Когда Рад, побрившись и приняв скорый душ, появился на ресторанной веранде, Нелли уже была там. Она сидела за одним из столов у перил, отгораживающих веранду от реки, лицом к входу, перед ней стояла тарелка с едой, она ела. Солнце у нее за спиной, еще едва оторвавшееся от горизонта, насквозь пробивало ей светом волосы, и вокруг головы у нее словно бы стоял золотистый нимб. Услышав приближающиеся шаги, она подняла глаза и увидела Рада.
– Привет! – произнесла она, опережая его. – И силен же ты дрыхнуть.
– Привет, доброе утро, – сказал он, подходя. – И сильна же ты, едва от подушки, порубать.
Нелли с удовольствием рассмеялась.
– Хороший аппетит – признак здоровья.
Рад отодвинул стул от стола и сел напротив Нелли, лицом к поднимавшемуся солнцу. Лучи низкого солнца скользили по самой поверхности воды, не наполняя ее светом, вода была темно-бурого, болотного цвета и казалась по-болотному покойной. Легкий туман стоял над нею, солнечный свет, отражаясь в его прозрачном мареве, наполнял воздух едва уловимым, но отчетливым для глаза золотистым свечением. Туман размывал очертания "Шератона" за изгибом реки, и его плывущий по небу парус выглядел ощутимо больше, чем был на самом деле, – словно под увеличительным стеклом. Оранжевая туша экскаватора на другом берегу была неподвижна. Его увенчанная кувалдой ковша членистая выя, переломившись в середине, тяжело упиралась в землю перед траками, словно ему невмоготу было держать ее от усталости и он набирался в таком положении сил перед своей тяжелой работой.
Около стола возникла барменша-мальчик. Она было начала перечислять, что имеется на выбор, но английский ее был такой, что Рад из всего перечисленного ею понял только "boiled eggs – вареные яйца". Дайте мне то же самое, указал он на тарелку, стоявшую перед Нелли.
– А собственных желаний у тебя нет? – посмотрела на него Нелли.
– Мои желания – следование твоему выбору, – не задумываясь, ответил Рад.
Он ответил – и осознал возможность такого толкования своих слов, которого он совсем не подразумевал. И Нелли, увидел он по ее глазам, эту их многозначность почувствовала.
– Неужели? – проговорила она через паузу.
Вчерашняя неловкость, возникшая в аэропорту, о которой он совсем забыл, оказывается, сидела невидимо где-то в глубине, готовая каждое мгновение вымахнуть наружу, и это мгновение не заставило себя ждать.
– За нами сюда, я понимаю, должны заехать? – произнес он некоторое время спустя, хотя прекрасно помнил, что было обещано в турфирме.
– Должны заехать? – эхом отозвалась Нелли.
– Да, должны заехать, – теперь утвердительно сказал Рад. Словно забыл, а во время разговора восстановил это в памяти.
Они уже заканчивали пить кофе, когда экскаватор на другом берегу выпустил обильную струю черного дыма, дернулся, поднял ковш с земли, повел им в одну сторону, в другую, чуть подался к обрыву, запустил выю в реку, проскреб там ковшом по дну и вознес над водой первую сегодня порцию речного грунта. Нелли, проследив за взглядом Рада, развернулась на стуле и некоторое время тоже наблюдала за воскреснувшим оранжевым бронтозавром.
– Пейзаж портит, а общую картину чудо как оживляет, да? – проговорила она затем, поворачиваясь обратно к Раду.
Это было удивительно точно. Она выразила то, что Рад чувствовал, но что не нашло в нем выражения словами.
– Да ты умная, что ли? – произнес он.
– Только что толку, – ответила она с усмешкой.
Машина приехала за ними минут через десять. Это был вишневый минивэн "тойота", может быть, не очень новый, но в отличном состоянии, мягко-упругий на ходу, с чуткими сильными тормозами, послушным рулевым управлением – Рад это так и почувствовал физически, только они тронулись. Он вдруг вспомнил желтую пятидверную "сузуки" Жени-Джени, которую вел, когда они с нею после ночи, проведенной в одной постели, ездили в Сергиев Посад. Воспоминание было таким острым, что его, уж совсем неожиданно, пронзило тоской по этой Жени-Джени, он вспомнил ее руки у себя на плечах, ее круглую маленькую ягодицу у себя в ладони, ее привычку в разговоре поглаживать себя пальцем по крыльям носа, и все это было так невероятно сильно, что он едва не спросил о ней – как она, что пишет в своих мейлах, – у Нелли. Удержаться и не спросить стоило труда.
В "тойоте" было двое: молодой и пожилой таец. Молодой – совсем молодой, лет двадцати, двадцати двух – или сколько там ему было на самом деле? – пожилой – более чем пожилой, почти старик, но оба в костюмах с галстуками, разве что у пожилого пиджак переношен, потерял форму и обвис, и у обоих зубы сверкали лазерной белизной, хотя, может быть, у пожилого то были искусственные челюсти. Пожилой и вел машину, и выполнял роль гида. Молодой, видимо, был у него или на подстраховке, или на стажировке.
– Сейчас мы с вами заедем еще в три места и возьмем других членов нашей группы, – крутя руль и одновременно оборачиваясь к ним назад, говорил пожилой. Английский был у него беглый, но, возможно из-за вставных челюстей, до того невнятный, что Рад понимал его с пятого на десятое и вынужден был просить Нелли переводить. – О нашем маршруте и порядке его прохождения я расскажу позднее, когда вся наша группа будет в сборе. А пока любуйтесь видами нашего замечательного города, заложенного на территории древнего королевства "Миллион рисовых полей" около двухсот пятидесяти лет назад. Надеюсь, мой английский понятен вам? – осклабясь во всю ширь своих великолепных зубов, как специально обращаясь к Раду, вопросил их гид и водитель. Нелли поспешила заверить его:
– Понятно, понятно. – После чего накрыла руку Рада, лежавшую у него на колене, своей. – Я буду и дальше твоим переводчиком. Мне это приятно.
Руку, договорив, она не отняла. Рука ее лежала на его руке, возникшая вчера в аэропорту неловкость была прорвана, как тонкая, паутинная пленочка, от нее не осталось и следа. Теперь вместо нее была ясность – содержание, должное неизбежно отлиться в форму. Вот этому, в какую форму, только и осталось определиться. Отсутствие Дрона диктовало форму почти с неумолимостью наступления рассвета или заката.
Рад попытался защититься от самого себя образом Жени-Джени, только что с такой остротой напомнившей ему о себе, но тщетно: образ Жени-Джени уже был мертв – как моментально прогоревший костер из соломы, лишь шевелились, дотлевая, жалкие пепельные остатки; вытеснения не получилось, вместо этого ему подумалось: как они схожи, Женя-Джени и Нелли. Не чертами лица, не обликом – типом. Повадками, манерой говорить, выражением глаз. Впрочем, еще и круглыми аккуратными попками.
Он почувствовал: если Нелли не отнимет своей руки еще мгновение, в следующее его ладонь будет уже ощущать на себе груз ее ягодицы.
Рад взял ее руку и, преодолевая сопротивление, переложил ей на колени. Нелли, пока он совершал эти манипуляции с ее рукой, смотрела на него с усмешкой.
– Боишься? – проговорила она, когда рука ее лежала у нее на коленях. – Чего ты боишься?
– Не надо, Нелли, – мягко сказал Рад. Она подняла словно бы в изумлении брови.
– А что, кто говорил, что надо? Мне приятно быть твоим переводчиком. Я что-то сказала еще?
"Тойота" сверкнула с улицы в проезд и остановилась около просторного высокого крыльца какого-то отеля – белоснежной бетонной глыбы, прошитой строчками окон. Пожилой повернулся к Раду с Нелли, бросил им, ослепив зубами: "Quite a minute", – и, открыв дверцу, выпрыгнул наружу. Молодой тоже повернулся, тоже улыбнулся им, но ничего не произнес.
– Перевести тебе, что было сказано? – спросила Нелли.
– "Буквально минуту", – ответил Рад.
– Неужели можешь обходиться без меня?
– Только на таких простых фразах.
– В общем, не увольняешь?
– Но только без зарплаты, – проронил Рад.
– О, я тебе нужна! – Нелли захлопала в ладоши. – Я тебе нужна!
Стеклянная дверь отеля раскрылась и выпустила на крыльцо пожилого, за которым, бурно щебеча друг с другом, шли две девушки-тайки. Они определенно были тайки, но что-то вместе с тем в рисунке их тайских лиц было не тайское. Не в чертах, а именно в рисунке.
Пожилой откатил перед девушками дверь салона, девушки, не переставая щебетать, пригнув головы, вошли внутрь, поздоровались, бегло, не с тайской щедростью, улыбнувшись, сели на сиденье за Радом с Нелли, защебетали дальше, и тут стало окончательно ясно, что щебечут они на английском. Причем английский их был без всякой тайской певучести, а настоящий, внятный английский язык, так что их речь, несмотря на скорость, с которой они пуляли друг в друга словами, была доступна и Раду.
Пожилой появился в кабине, захлопнул за собой дверцу, повернул ключ зажигания, и "тойота" тронулась.
Нелли наклонилась к Раду:
– Знаешь, кто такие? Рад пожал плечами:
– Нет, откуда.
– Метиски. Дети таек, вышедших замуж за европейцев. Приехали на историческую родину туристками припадать к корням.
– Почему ты так думаешь? – спросил Рад.
– А вот проверим, – не ответив ему, сказала Нелли, развернулась на сиденье и, мгновенно перейдя с русского на английский, звонко проговорила:
– Здравствуйте, мои дорогие! Будем вместе? Давайте знакомиться. Я Нелли. Моего друга зовут Рад. А вас?
Девушки назвались.
– Мы из России, – объявила следом Нелли – что, в общем, если не быть слишком уж точным, соответствовало действительности. – А вы?
Девушки оказались из Канады.
– Учитесь там или вообще там живете?
Девушки, перебивая друг друга, не замедлили сообщить, что и учатся, и вообще живут, и более того – там родились, а Таиланд – родина их матерей, и они очень любят сюда приезжать и путешествовать по этой земле.
– Н-ну? – проговорила Нелли, разворачиваясь обратно и усаживаясь на сиденье рядом с Радом лицом вперед. – Слышал? Кто тут не верил?
– Здорово! – сказал Рад. – Восхищен и преклоняюсь.
– Жена шпиона, – с небрежностью изрекла Нелли. Рад тотчас вспомнил их разговор с Дроном в день приезда сюда.
– А все же шпион? – спросил Рад. Хотя на самом деле после их разговора с Дроном в день приезда в Чиангмай это теперь не имело ровным счетом никакого значения.
Нелли ответила ему долгим, исполненным непонятного смысла взглядом. Во всяком случае, значение его Раду было недоступно.
– Хотела бы я знать, – сказала она потом.
– Ты что, не знаешь, служит он в разведке или нет? – Рад удивился ее словам.
– Не знаю, – сказала Нелли.
– Как это? Так не бывает. Как это жена может не знать?
На этот раз Нелли молча пожала плечами.
У Рада было чувство, он опять заглянул в самые дальние, захламленные комнаты их жилища. Царивший там хаос был грандиозен, и в щель, образованную приоткрывшейся дверцей потайного шкафа, виднелся выбеленный годами скелет.
"Тойота" остановилась у очередного отеля. Пожилой вновь выскочил из кабины, взлетел, пригибаясь вперед, по ступеням и скрылся за входной дверью. Отель снова был бетон и бетон – рукотворные пещеры, взгроможденные одна на другую и забранные стеклом.
– Замечательно, что мы не в таком, – глядя вместе с Радом в окно, сказала Нелли. – То ли дело наша деревенская гостиница с завтраком над рекой.
Рад согласился с ней:
– Да, это так.
– У Дрона звериный нюх на лучшее. Во всем. В чем угодно. На все. Чего ни возьми. Будь это выбор пива...
– Или страны проживания, – закончил ее фразу Рад.
Неллины колокольчики в горле прозвенели смехом.
– Нет, звериный, звериный. Я уже вроде привыкла, а все равно поражаюсь.
– Как у настоящего шпиона, – подытожил Рад.
– Ой, ну вот подала я повод для шуток, – Нелли будто отмахнулась от надоевшей мухи. – Совсем здесь шпион-нешпион ни при чем. – Это ему дано от рождения. Как цвет глаз. Как форма ушей.
Как форма носа, прозвучало в Раде. Но этой шуточки он уже себе не позволил.
– Слушай-ка, расскажи, как вы живете в Америке? – проговорил он чуть погодя. – А то ведь я даже не представляю себе.
– Как живем? – Она помолчала. – Ну, может быть, расскажу... А ты мне скажи, вы поговорили, о чем ты собирался?
Настала очередь Рада взять паузу.
– Зачем тебе? – Уж чего Рад не хотел делать – это обсуждать с ней свою историю. Расскажет ей Дрон – бога ради, но обсуждать еще с ней? Нет, плакаться в жилетку женщине – это было унизительно. – Если что, ты можешь как-то воздействовать?
– Едва ли, – тотчас отозвалась Нелли. – Даже точно нет, – добавила она следом.
– Ну так и нечего мне тебя грузить, – сказал Рад. – А разговора с ним мы еще не закончили. Еще продолжим.
– О, – протянула Нелли, – Дрон умеет канителить. В этом он тоже мастер. Все жилы вытянет – такую канитель на ровном месте разведет.
Пожилой выскочил из отеля один. Фраза, которую он бросил своему молодому напарнику, садясь в кабину, была на тайском, но смысл ее был ясен и без всякого перевода: здесь от экскурсии отказались.