Как только Алеша умолкает, братья замечают, что в доме действительно страшно воняет. Совершенно непостижимым образом труп Грушеньки начинает на глазах разлагаться. Это происходит быстрее, чем с телом Зосимы в предыдущей части романа. Наступает время действовать. Братьям нужен мешок и швабры. Иван вместе с Алешей бросается в сени. Кто-то из них задевает плечом керосиновую лампу. Ее огонек болтается из стороны в сторону, вслед за ним мечутся и тени по стенам. На пороге, не успев добежать до кладовой прислуги, братья замирают: прямо за дверью лежит Дмитрий. Он мертв. Братья тотчас же обвиняют один другого в отравлении. Алеша считает, что Иван убил Дмитрия из-за его денег; Иван же полагает, что это сделал Алеша, возжелавший - тогда еще живую - Грушеньку. Обменявшись гневными упреками и обвинениями, оба прощают друг другу грех убийства, совершенного, как уверен каждый из них, его визави. Они обмениваются братским поцелуем примирения - и вновь частицы пыли с ковра передаются через слюну от брата к брату.
- Твой сон - это еще цветочки, - нервно смеясь, говорит Иван. - У меня бывали и похуже. Вот, например, тот, что приснился мне года два назад в Безбожбурге. Я тогда слег с приступом туберкулезной горячки. Ну вот, лежу я себе в гостинице и тупо рассматриваю стену. Обои - череда цветочных горшков - явно плод трудов безбожников - французов или англичан каких-нибудь. Глаза к ним будто прилипают, но при этом правый глаз норовит убежать по веточкам и листочкам куда-то вправо, а левый - влево. Голова кругом пошла. Вдруг смотрю, а передо мной - не цветочки в горшочках, а алмазы. Один, другой, третий. Что все это значит? Глаза мечутся по этим поганым обоям вверх - вниз, и сквозь жар я вдруг вижу, что обои-то изнутри тлеют и вместе со стеной пульсируют. И тогда - я даже не знаю, как тебе объяснить все это, Алеша, - я внезапно осознал то, что я теперь знаю наверняка. Нет, ты только пойми, постарайся! В голове у меня что-то засвистело, да только я понял, что слышал этот свист много раз, но не осознавал, что слышу. Ну, да ты знаешь, такой уж я человек - весь из противоречий, из парадоксов.
Алеша уверяет брата, что именно за это его и любит.
- Нет-нет, ты подожди, дай мне договорить! - криком перебивает его Иван. - Дослушай, и вся твоя любовь превратится в сочувствие и сострадание ко мне, несчастному. Свист все усиливался, чертовски действуя мне на нервы, и вдруг я понял, что этот звук как нельзя лучше подходит к узорчику на стене, если вообще не порожден им. Я про те цветочки с горшочками-бриллиантами. Мир замкнулся вокруг меня, и не осталось в этом мире ничего, кроме этого узора со свистом да пульсирующих вокруг меня стен. Биение этого пульса становилось все сильнее, оно все ближе подбиралось ко мне, и вдруг я обнаружил, что оно - нет, я! - я бьюсь и пульсирую вокруг какой-то черной штуковины, такой маленькой, что ее можно было принять за песчинку, и такой большой, что, пожалуй, она могла бы вместить в себя целую вселенную. С каждым ударом пульса меня стало затягивать в эту штуку. Она была меньше меня и грязнее, но злая сила, излучаемая ею, была неодолима. Бесконечную тоску и уныние пророчила она мне. Даже в горячечном бреду я понимал, что моя жизнь, я сам гораздо интереснее, чем вечная тоска, и тем страшнее было ощущать бессилие, невозможность противостоять вознамерившейся пожрать меня дьявольской силе.
Тут Иван замолкает, потому что видит, что последние слова он, оказывается, говорил самому себе. Алеша по-прежнему сидит перед ним, но он мертв. Выглянув в сени, Иван замечает, что изо рта Дмитрия вытекла струйка крови и разлилась черным пятном по ковру. В центре застывающей лужи Иван видит что-то маленькое и темное. Похоже, это раздавленный таракан. Ивану начинает казаться, что именно в этом дохлом насекомом кроется причина всех смертей: разумеется - Грушеньки, Дмитрия и Алеши, но также и Федора, и Смердякова. И Иван тоже найдет здесь свою смерть. Судорожно копаясь в памяти, он вспоминает обрывки пересказанной ему Алешей проповеди отца Зосимы:
- Бог посадил в нашем мире семена из других миров; все, что могло здесь вырасти, выросло, но все эти творения Божьи живут лишь потому, что их питают семена из тех неведомых миров.
Иван глядит на ковер, и ему кажется, что он видит перед собой один из тех таинственных миров. Этим миром правят другие законы, смысл которых вовеки будет скрыт от человеческого разума. С бьющимся сердцем Иван смотрит на ковер - словно Бог, созерцающий результаты Творения, Результаты его не радуют: они грязны - в пыли и в пятнах крови.
- Что есть ад? - бормочет он. - Теперь мне дано знать, что это страдания Господа Бога, который не в силах полюбить Свое Творение.
Абсолютно бесстрастно Иван замечает, что даже во внутренностях давно сдохшего таракана теплится подобие жизни - там устроил свою крохотную колонию грибок. Уже безумный, Иван обращается к нитям плесени:
- Кто ты такой?
С пола доносится ответ:
- Я - Мукор Карамазов, пятое и самое греховное дитя Федора Павловича.
И в тот миг, когда Иван, мертвый, валится на пол, на гниющий грибок, тот, выдержав паузу, восклицает:
- С Карамазовыми покончено! Долой Карамазовых!
Должна сказать, что готова согласиться с Мукором. Еще студенткой я начиталась этих многозначительных русских романов - одновременно с большинством моих знакомых. Хорошо помню, как мы по несколько недель не могли сбросить с себя мрачное оцепенение, навеянное теми книгами. До сих пор удивляюсь, как я тогда не наложила на себя руки. (Сейчас мне остается только мечтать об этом - о том, чтобы найти свободное время и поразмыслить на досуге о самоубийстве или хотя бы просто почитать какой-нибудь длинный русский роман.) Сейчас, когда у меня выдается свободная минутка для чтения, я стараюсь не терять времени и читаю - читаю книги, которые учат быть если не образцовой, то уж точно - достойной домохозяйкой. Я просто уверена, что мои подруги весьма ограниченно воспринимают литературу: если встать на их точку зрения, получается, будто все то, что не есть проза, поэзия или драматургия, вообще не является литературой. Нет, разумеется, я далека от того, чтобы считать все подряд пособия по ведению домашнего хозяйства шедеврами, но, уверяю вас, многие из них явно недооценены именно с точки зрения принадлежности к Большой Литературе.
По-моему, я помню почти наизусть список чертовой дюжины "как надо" и "как не надо", который приводит М. Бакстер в своих "Приключениях с домашними делами". Приведу его целиком по памяти.
1. Нужно радоваться работе. Любую работу легче сделать, если она вас радует. Если вы не ощущаете радости от наведения чистоты в вашем доме, спросите себя, ту ли работу вы делаете и правильно ли выбрали себе род занятий.
2. Планируйте и организуйте свой день. Стоит составить список дел, а затем вычеркивать из него пункт за пунктом по мере их исполнения. Еще лучше - не полениться и составить таблицу домашних дел, что-то вроде расписания: дела по горизонтали, часы, отведенные под них, - по вертикали, или наоборот. Для оживления таблицы хорошо использовать контрастные цветные карандаши.
3. Старайтесь сделать большую часть домашней работы с утра, когда вы еще в лучшей форме. Таким образом вы можете стремиться к тому, чтобы увеличить остающуюся в вашем распоряжении свободную часть дня.
4. Всегда надевайте резиновые перчатки.
5. Избегайте расточительства. Разум дан для того, чтобы экономить и искать новое применение старым вещам и материалам.
6. Убедитесь, что предметы и устройства, которые вы собираетесь приобрести, действительно предназначены для той работы, на которой вы их собираетесь использовать.
7. Грязь бывает разная. Способ, которым вы будете от нее избавляться, зависит от того, к какому разряду она принадлежит.
8. Если у вас возникают трудности в отношении поддержания чистоты в доме, независимо от того, касается это самой грязи или средств для ее удаления, следует обратиться к квалифицированному авторитетному эксперту или опытному продавцу с хорошей репутацией; они будут только рады помочь вам.
9. Проявляйте сознательность. Проверьте, нет ли у вас в доме оголенных электропроводов, не оставлены ли без присмотра опасные лекарства, не валяются ли где попало иголки и булавки. Помните: старый, малый и пьяный - вот кто подвержен наибольшему риску в соседстве с этими вещами. Постарайтесь избавиться от них.
10. Экономьте. В тех случаях, когда дешевое моющее средство столь же эффективно, как и дорогое, покупайте то, что дешевле.
11. Стремитесь разнообразить ваш стол. Не готовьте на весь день блюда из одного мяса, а на следующий день - из одних овощей. Старайтесь смешивать исходные продукты и избегать однообразия в меню.
12. Составьте список всего, что есть в доме. В таком случае, забыв, где лежит какая-то вещь, вы легко сможете найти ее, сверившись со списком. Не забывайте своевременно обновлять список.
13. Будьте осторожны, если в дверь звонят незнакомые люди. Всегда проверяйте их документы перед тем, как впустить их в дом.
Вы абсолютно правы: это просто до примитивности, но это ведь только начало книги. Не знаю, мне нравится ее рабочая проза, простой, действенный язык и отсутствие избыточного количества прилагательных. Я понимаю, что Достоевский хотел сказать что-то о Боге, о страданиях, даже об обществе, но что именно - мне непонятно. Я уверена, что было бы куда лучше, если бы он расположил свои мысли и суждения в строгом - лучше алфавитном - порядке, пронумеровав их от первого пункта до последнего. И незачем вкладывать их в уста героев длиннющих, перегруженных персонажами романов, всех этих актрис, полицейских, монахов и еще неизвестно кого; все они только запутывают читателя, не давая ему постичь суть доктрины автора. Но в любом случае у меня есть сильное подозрение, что бакстеровские идеи куда лучше применимы на практике, чем суждения Достоевского. Лично я вовсе не намерена провести остаток своих дней, слоняясь по дому с головой, занятой одной мыслью: кто я - достойнейшая из святых или величайшая грешница. Ответ очевиден и давно известен мне: я - самая обыкновенная и больше никакая не самая-самая.
Ну вот, я, оказывается, переусердствовала с хлебом. Жирное пятно отошло, зато место, где оно было, и кусочек обоев вокруг него теперь выглядят явно бледнее, чем остальная стена. Эта трудность подстерегает всякого, кто вознамерится отчистить только часть обоев. Мне опять становится прохладно. Пора действительно что-нибудь накинуть на себя. Как и многим женщинам, мне нравится заниматься хозяйством голой - иногда. Я верю в то, что в жизни нужно рисковать, и работа в голом виде приятно щекочет мои нервы. В то же время иногда мне хочется убираться и стирать не только одетой, но даже излишне закутанной во множество вещей. Все зависит от настроения. Такая уж я уродилась: то деловая, то задумчиво-мечтательная, иногда задорно-озорная, а порой немного triste. То, что я - один и тот же человек, вовсе не означает однообразия моей личности.
Итак, я поднимаюсь в ванную комнату. Мукор шипит, приветствуя меня. Впрочем, это скорее не приветствие, а провокационные угрозы. Я делаю вид, что не обращаю на них внимания, и Мукор почти затихает, продолжая лишь бубнить что-то себе под нос, наблюдая, как я поднимаю с пола брошенную одежду. Бормотание Мукора вполне членораздельно; впрочем, от этого оно не становится менее зловещим. Мукор одержим навязчивой идеей: он уверен, что во мне есть нечто, что причисляет меня к его царству, к владениям тех Темных Сил, что стоят за ним. Я почему-то представляю себе этот знак принадлежности в виде какой-то особой частички грязи. А теперь скажите мне, пожалуйста, где бы вы стали прятать черную песчинку, доведись вам скрывать ее от посторонних глаз? Не в черной ли пустыне? Но вот Мукор прополз сюда из черных песков Гоби и не нашел ее… А значит - эта штуковина спрятана где-то здесь, у меня в доме.
Я вновь надеваю на себя одежду, в которой принимала гостей утром. Интересоваться, как Мукор потерял какую-то пылинку - непозволительно расточительная трата времени. Я, кажется, уже упоминала, что иногда мне нравится одеться слишком хорошо для домашних дел. В этом отношении я в некотором роде еретичка. Я не из тех замарашек, которые полагают, что для уборки в доме человек обязан обрядиться в лохмотья. Одежда - это часть играемого мною спектакля. А кроме того, я использую костюм для создания того, что, насколько мне известно, называется эффектом отстранения. Вот сейчас, например, я надеваю прямую белую юбку длиной чуть ниже колена. К ней подходит однобортный пиджак. Не самый типичный наряд для домашних посиделок, тем более - для мытья посуды. Может быть, именно поэтому Розмари со Стефани так таращились на меня все утро? Костюм получился очень узкий, и, если мне придет в голову заняться хозяйством, а для этого потребуется, например, наклониться или присесть, пиджак явно будет стеснять мои движения, а юбка непременно до неприличия задерется. Все это - одежда, то, как она сидит на мне, насколько она удобна, - помогает ощутить отстраненность от рутинной работы. В это понятие я вкладываю возможность посмотреть на себя и свои дела со стороны, обдумать, поговорить с самой собой о хозяйстве, о сути моей работы. Это придает мне бодрости, а работе - новизну; примерно то же самое, что представлять, будто ты - инвалид, которому пришлось взяться за мытье целой раковины грязной посуды.
Несомненно, я слежу за модой и делаю это совершенно осознанно. Когда выдается возможность, я проглядываю раздел моды в "Космополитэн", а "Элементы семиологии" Ролана Барта стали для меня настоящим откровением. Теперь я знаю, что, одеваясь так или этак, я оперирую знаками в рамках определенного смыслового кода, устанавливаю и выявляю его структурные оппозиции. Самый простой пример, за которым и ходить далеко не надо, - костюм, который на мне сейчас. Его строгость и закрытость противопоставлены разнообразию и бесконечности работы, которую я выполняю, а белый цвет представляется элементом оппозиции, где роль противовеса отводится грязи, с которой я воюю. Как видите, аналитически-творческий подход к выбору одежды способствует повышению уровня развития личности.
Ладно, пора заканчивать с посудой, и, может быть, настало время перекусить. Устраивать полноценный ленч уже поздно: нет ни времени, ни смысла. А это еще что? Кажется, кто-то звонит в дверь.
Глава 11
Звонят. Я открываю дверь. Человек, стоящий на пороге, выглядит, как положено выглядеть профессионалу, делающему свое дело. На нем костюм - тройка, на переносице - очки в роговой оправе. Через его руку перекинут белый плащ. Я позволяю себе сделать дерзкий дедуктивный вывод:
- Добрый день. Вы, наверное, из Института Белизны?
На миг это предположение выбивает его из равновесия. Мой гость о чем-то задумывается, словно прикидывая, кем же ему быть сегодня. Однако решение он находит весьма быстро:
- Э-э… а вы меня ждали?
- Не то чтобы ждала, но надеялась, что вы позвоните. Чем могу быть вам полезна?
- Тут такое дело… скорее, я смогу быть вам полезен. И если бы вы позволили мне войти, я постарался бы все объяснить…
- Ну что ж, входите. Что именно вам хотелось бы осмотреть? Ванная комната, гостиная, туалет - что предпочитаете?
- Да мне в общем-то все равно. Лишь бы вам было удобно говорить.
Задорно тряхнув головой, он торжествующе смотрит на меня. Столь блестящий ответ поменял нас местами, и теперь я чувствую себя неловко. Лично мне этот Доктор Роговые Очки (а именно так я мысленно окрестила его) не нравится, но - все-таки - специалист из Института Белизны! Неужели это не сон? Я позволяю глазам расслабиться, затем снова фокусирую взгляд: мой гость по-прежнему здесь. Теперь главное - не дать ему уболтать или переговорить меня.
- В таком случае - прошу в ванную. Там у нас стиральная машина. Я полагаю, вам будет небезынтересно взглянуть на нашу стиральную машину.
Судя по его физиономии, он несколько сомневается в том, что ему это будет очень интересно, но тем не менее решительно следует за мной.
В ванную комнату он входит крадучись, словно пантера, выслеживающая добычу. От его взгляда ничто не может укрыться; он цепляется за все: за оставшуюся лежать на раковине зубную щетку с намазанной пастой, за бельевую корзину, набитую нестираной одеждой, за колготки, свисающие с полуоткрытой дверцы стиральной машины… А ведь есть еще плесень, въевшаяся в стену над ванной. Неужели он не заметит Мукора? Но гость хранит молчание. Мукор что-то возбужденно шипит, подбадривая самого себя. Похватав из корзины кое - какие вещи, я напихиваю их в машину (на две трети предельной емкости барабана, так как машина не будет хорошо стирать, если набить ее до отказа). Все это время я тараторю без умолку: я рассказываю о том, как определить, линяет вещь или нет, как выбрать порошок (лучше - с биосистемой), в каком режиме - с кипячением или без него - стирать те или иные вещи. В его взгляде, сверлящем меня со спины, есть что-то такое, что заставляет меня говорить не переставая. Наконец машина загружена, дверца с громким щелчком захлопнута, набран номер программы. Я беру себя в руки и оборачиваюсь к гостю; при этом кладу пальцы на крышку машины, ощущая подушечками привычную вибрацию корпуса. Как бы неловко я себя ни чувствовала: нужно выглядеть уверенной в себе и при этом - непринужденно хорошенькой, чтобы дать ему понять, что легко справляюсь с домашними делами.
Его вопрос обрушивается на меня неожиданно - как мастерски проведенный удар карате.
- И что вы обо всем этом скажете? - спрашивает он меня.
- О чем "об этом"? А, вы о стирке? Так тут все в порядке. Нет, конечно, есть вещи, которые отстирываются хуже, чем остальные. Например, плохо отходят пятна пота в подмышках рубашек Филиппа. Еще хуже - пятна на нижнем белье. Я полагаю, что причина - в протеинах, входящих в состав пятен на трусах и кальсонах.
Я копаюсь в корзине с бельем в поисках подходящего примера, но лучшие образцы, к сожалению, уже отправились в чрево стиральной машины. Мгновение поколебавшись, я задираю юбку и стягиваю с себя трусики. Я протягиваю их ему и вижу, что он просто в восхищении от пятна на центральном клине в промежности. Разумеется, обычно я так не поступаю, но сейчас передо мной - человек науки, подходящий к столь интимным подробностям с чисто исследовательским интересом.
А Мукор, обнаружив в такой близости от меня (и от себя) пятно из промежности, начинает шипеть так громко, что я не могу не расслышать обращенный ко мне шепот.
- Это ему или мне? - почти свистит Мукор. - Марсия, ты же разлагающаяся женщина! Полностью разложимая, без остатка! Я разложу тебя на лужицы пота, стопку пятен и поток гноя. Да, гноя, гноя, гноя!
Поняв, что желаемого эффекта запугивание не дало, Мукор меняет тактику: