18
На Хэллоуин, в последний день октября, университет устраивает карнавальное шествие. Агнес часто рассказывала мне об этом, о костюмах, какие они надевали в предыдущие годы, о разнузданных вечеринках, проходивших потом в актовом зале. Уже за несколько недель до того она со своими подругами по квартету начала шить наряды. Они решили изображать эльфов. У меня с давних пор отвращение к маскам и маскарадам, так что я был рад, когда получил приглашение на вечеринку, которую устраивала в этот день "Амтрак", железнодорожная компания, так что у меня была извинительная причина не участвовать в процессии. Агнес была разочарована.
- Мне необходима помощь компании, - объяснил я, - так что если они меня приглашают, я не могу отказаться.
- Но я тебя пригласила еще несколько месяцев назад, - проговорила Агнес.
- Но ведь мы все остальное время можем быть вместе, - успокаивал я ее, - я буду там ровно столько, сколько необходимо, а потом приду на вечеринку в университет.
- Тогда это твое дело, как ты меня найдешь. Во всяком случае, костюм свой я тебе до того не покажу.
Агнес все еще злилась на меня, когда уходила вечером на маскарад. Костюм она затолкала в спортивную сумку. Я сказал, чтобы она надела вниз что-нибудь потеплее, ночь будет холодной. Но она ничего не ответила, ничего не сказала и тогда, когда я пообещал до полуночи прийти в университет.
На вечеринке компании "Амтрак" не было ничего особенного. Но когда я услышал, как по улице шла процессия, я обрадовался, что меня нет в этой шумной толчее. Я вышел на балкон и попытался угадать, в каком костюме моя Агнес. Я видел бесчисленное множество ведьм и скелетов, монстров и пугал. Некоторые размалевались светящимися красками, другие шагали на ходулях.
- Это они так представляют себе зло, - произнесла женщина, вышедшая вслед за мной на балкон. У нее был едва уловимый французский акцент, и в словах ее звучала легкая издевка: - Эти чудища пришли не из преисподней, они из вечерней развлекательной программы.
- Вы нездешняя? - спросил я.
- Нет. О Боже, - сказала она со смехом, - вы только посмотрите, что они вытворяют.
Внизу на улице компания скелетов устроила дикие пляски, то и дело оказываясь среди зрителей, которые с визгом отскакивали в сторону. Потом я увидел группу женщин в костюмах из белого тюля с золотыми лентами. На лице у них были переливающиеся полумаски. Хотя в суете их едва можно было различить, я вообразил, что одна из них движется как Агнес, что у нее та же напряженная походка.
- Я уже ребенком не любил маски, - сказал я и отошел на шаг назад.
- Поглядите-ка на этих невест, - заметила женщина, - шерстяные чулки с белым тюлем, мечта каждого жениха.
- Я думаю, что это эльфы, - пояснил я.
- Это видно по шерстяным подштанникам, - согласилась она, - мне жаль американских мужчин.
- Не все носят шерстяные подштанники, - возразил я.
- А, я сказала что-то лишнее? У вас здесь есть подружка? Давайте вернемся в дом. Здесь на воздухе слишком холодно.
Женщина пошла в зал. Я посмотрел вслед эльфам и был теперь совершенно уверен, что среди них была Агнес. Потом я последовал за женщиной, ожидавшей меня у дверей.
- Как дети, - не успокаивалась она, - разрешите представиться? Меня зовут Луиза. Я работаю на "Пульман лизинг".
Луиза рассказала, что она дочь французского торговца зерном и американки. Она уже пятнадцать лет живет в Чикаго, училась здесь и работает в отделе связей с общественностью компании "Пульман лизинг", которая предоставляет во временное пользование грузовые вагоны. Она все никак не может привыкнуть к образу мысли здешних людей, сказала она, хотя и провела в Соединенных Штатах половину жизни.
- Они дикари, повторяла она то и дело, - одичавшие люди.
Мы поговорили о Европе и Америке, о Париже и Швейцарии. Потом я рассказал Луизе о своей книге, и она преложила зайти как-нибудь к ней на работу. "Пульман лизинг" создавалась как дочерняя компания вагоностроительного завода Пульмана, и в архиве фирмы наверняка есть документы, которых я не найду в публичной библиотеке. Я поблагодарил ее и пообещал прийти. Когда я уходил после полуночи, она дала мне свою карточку, приписав от руки свой домашний телефон. Она поцеловала меня в щеку и сказала:
- Позвони мне. Я давно так славно ни с кем не говорила.
19
С вечеринки компании "Амтрак" я пошел в университет. Актовый зал был набит битком, и после получаса тщетных попыток разыскать Агнес я отправился домой.
Когда Агнес к утру вернулась домой, я проснулся. Я испытал облегчение, увидев, что на ней был вовсе не костюм тех эльфов, которых я видел с балкона. Она никак не могла снять платье, но, когда я попытался помочь ей, она отступила на шаг и стала так сильно дергать, что разошелся шов. Платье соскользнуло вниз, и Агнес стояла передо мной, пошатываясь, в светло-бежевом шерстяном белье. Ее лицо блестело, несмотря на макияж, хотя обычно она косметикой не пользовалась.
- Не смотри на меня так, - заявил она, - я напилась.
Она пошла к кровати и заползла под одеяло. Я лег рядом и хотел привлечь ее к себе, но она отвернулась и пробормотала:
- Оставь. Я смертельно устала.
Встала Агнес в отвратительном настроении. У нее болела голова, ей было нехорошо. Маскарадное шествие кончилось уже в десять часов, и она очень долго меня ждала. Потом она заметила меня у входа в зал, кричала мне, но я ее не слышал. Когда она наконец пробилась сквозь толпу, меня уже не было. И тогда она напилась в компании своих эльфов из математического института.
- Я видел маскарад и думал, что узнал тебя. Но это была не ты. Шествие было замечательное.
- Это можно знать, только если участвуешь в нем.
Агнес почти весь день пролежала в постели читая, а я пытался работать. Когда уже начало смеркаться, она пришла ко мне в кабинет. Подошла к окну и встала там спиной ко мне.
- Тебе лучше? - спросил я.
- Да, - ответила она, - я хотела бы тебя кое-что спросить.
Я выключил компьютер и повернулся на стуле к ней. Она продолжала смотреть в окно. Наконец она произнесла:
- Что ты, собственно, собираешься делать, когда твоя книга будет закончена?
- Начну писать следующую.
- Но где?
- Не знаю.
- Что будет с нами, когда ты закончишь работу?
Я медлил, наконец я произнес:
- Надо об этом поговорить.
- Да, - заметила Агнес, - именно это я и пытаюсь сделать.
Мы оба замолчали. Стал слышен шум кондиционера. Агнес совсем тихо издавала звук того же тона, словно подпевая ему, прерываясь только для того, чтобы набрать воздуха.
- Что бы ты хотела? - спросил я.
- Я думаю… Этот шум никогда не кончится?
- Летом они охлаждают, зимой согревают. - Мы снова замолчали.
Потом Агнес сказала:
- Я беременна… У меня будет ребенок. - И добавила: - Ты рад?
Я встал и пошел на кухню, чтобы взять пива. Когда я вернулся, Агнес сидела на моем столе и играла шариковой ручкой. Я сел рядом, не касаясь ее. Она взяла у меня из руки бутылку и сделала глоток.
- Беременным женщинам не следует пить, - произнес я и натужно засмеялся.
Она ударила меня в плечо.
- Ну, что скажешь? - спросила она.
- Не скажу, чтобы я именно на это рассчитывал. В чем дело? Ты забыла принять таблетку?
- Врач говорит, что это может случиться и тогда, когда принимаешь таблетки. Один процент, или вроде того, женщин, которые принимают таблетки…
Я покачал головой и ничего не сказал. Агнес начала тихо плакать.
- Агнес не беременна, - сказал я, - этого не было… Ты меня не любишь. Не по-настоящему.
- Почему ты так говоришь? Это неправда. Я никогда… никогда не говорила.
- Я тебя знаю. Я знаю тебя, может быть, лучше, чем ты сама себя.
- Это неправда.
Словно уговаривая самого себя, я только твердил:
- Она не беременна.
Агнес бросилась в спальню. Я слышал, как она упала на кровать и громко зарыдала. Я пошел за ней и остановился в дверях. Она сказала что-то, я не разобрал.
- Что ты говоришь?
- Это твой ребенок.
- Я не хочу ребенка. Мне ребенок ни к чему.
- Что мне делать? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Я ничего не могу изменить.
Я сел на кровать и положил руку ей на плечо.
- Мне не нужен ребенок.
- Мне тоже не нужен ребенок. Но он у меня будет.
- Это можно поправить, - тихо сказал я.
Агнес вскочила и посмотрела на меня, в глазах ее смешались отвращение и ярость.
- Ты хочешь, чтобы я сделала аборт?
- Я люблю тебя. Нам надо поговорить.
- Ты все повторяешь, что нам надо поговорить. Но никогда не говоришь.
- Вот я говорю.
- Убирайся прочь. Оставь меня. Ты мне отвратителен со своей историей.
Я оделся потеплее и вышел на улицу.
20
Я долго шел по берегу озера. В конце парка Гранта я обнаружил кафе. Внутри не было никого, но, когда я вошел, из внутреннего помещения появилась официантка. Она включила свет и спросила, что мне подать. Она принесла мне кофе и снова исчезла через дверь за стойкой.
За окнами темнело. Местность вокруг кафе постепенно становилась невидимой, и скоро единственное, что я мог различить, было мое отражение в стеклах.
Много лет назад я было поверил, что стану отцом. Когда лопнул презерватив. Я ничего не сказал своей подруге, но несколько недель был занят предстоящей мне ролью отца. Отношения с этой женщиной уже почти развалились, однако именно в это время меня охватила новая любовь к ней, любовь нежная, без эгоизма, в котором меня вечно упрекают. Когда в конце концов выяснилось, что подруга моя не беременна, я был разочарован и обиделся на нее, словно она была в этом виновата. Вскоре мы расстались. Я делал ей отвратительные упреки, которых она не понимала, не могла понять, потому что они были обращены к другой женщине, женщине, которая существовала только в моем воображении. С тех поря я больше никогда не желал ребенка.
Я хотел начать писать, однако оказалось, что в спешке я забыл блокнот. Я встал, чтобы попросить у официантки бумаги. Когда она наконец появилась, я расплатился и ушел.
Я двинулся дальше, зашел в какой-то бар, потом в другой. Было уже за полночь, когда я подошел к своему дому. Портье сменился, и заступивший на ночную смену портье, которого я прежде не видел, остановил меня и спросил, куда я.
- Я здесь живу.
- Какой номер?
- На двадцать восьмом этаже…
Я забыл номер своей квартиры, и мне пришлось диктовать по буквам свою фамилию. Портье сосредоточенно листал список жильцов, пока не нашел меня. После этого он долго извинялся и объяснил, что он здесь недавно, что он только исполняет свои обязанности, жильцы жалуются, что по дому болтаются посторонние.
- Гуляли? - механически спросил он. - Там ужасный холод.
Агнес в квартире не было. Из шкафа исчезла часть ее платьев, не было виолончели и ее туалетных принадлежностей.
Я лег в постель не раздеваясь. Когда я проснулся, было светло. Звенел телефон. Это была Агнес. Она сказала, что она дома, в своей квартире.
- Который час? Я спал.
- Я заберу свои вещи сегодня вечером после университета. Я бы не хотела, чтобы ты был там. Ключ я оставлю у портье.
- А ребенок?
- Можешь о нем не беспокоиться. Это мой ребенок. Когда надо будет, я поеду в Нью-Йорк, к Герберту.
Был уже день. Агнес, похоже, со всем разобралась, пока я спал. Я хотел извиниться перед ней, но теперь было слишком поздно. Она уже приняла решение.
- Ты не хочешь ребенка, - сказала она, - вот его у тебя и не будет.
Она положила трубку.
Вечером я пошел в библиотеку. Я взял какие-то заказанные книги, сел в зале и принялся читать. Я не мог собраться и заметил, что уже некоторое время сижу, уставившись на одну и ту же страницу. Я думал об Агнес, о том, как она сейчас в моей квартире собирает вещи. Так, значит, она позвонила Герберту. Я все время подозревал, что он значил для нее больше, чем она в этом признавалась. А то, что он ее любил, мне было ясно уже тогда, когда она рассказала о выпускном вечере.
Домой я пошел только тогда, когда библиотеку стали закрывать.
Квартира выглядела как прежде. Из кучи неглаженой одежды Агнес выудила свои вещи. Мои рубашки и футболки она собрала и сложила в стенной шкаф.
21
Несколько дней спустя я позвонил Агнес на работу. Секретарша сказала, что она уже ушла домой. Я позвонил туда. Механический голос ответил: "Sorry, this number has been disconnected". Я ждал, но голос повторял только эту фразу. Я написал Агнес письмо и отправил на университетский адрес. Ответа я не получил.
Как-то вечером, должно быть через неделю после того, как ушла Агнес, я решил подстеречь ее на улице, где она жила. Я устроился в кофейне. С того места, где я сидел, можно было видеть вход в ее дом. Агнес вернулась в обычное время из университета. Она несла бумажный пакет с покупками и вошла в дом, не оглядываясь. Немного погодя в квартире загорелся свет. Вот и все. Я подождал еще какое-то время, глядя вверх на освещенные окна, пока не пришел официант и не спросил, не желаю ли я еще чего-нибудь.
- Нет, - ответил я, расплатился и ушел.
Ноябрь выдался холодным и дождливым. Я снова был в кафе на улице, где жила Агнес, я стал ходить туда все чаще, в конце концов каждый день. Я ходил в магазины в ее районе, по субботам собирал белье и относил его в прачечную, в которой Агнес стирала свои вещи. Я снова побывал в индийском ресторане, в котором у нас с Агнес было первое свидание. Я не надеялся встретить Агнес в одном из этих мест, но там я ощущал, что нахожусь к ней ближе.
Почти каждый вечер я проводил не дома, чаще всего шел в кино, а потом в бар. Я почти не ложился спать не напившись. В течение дня я не мог находиться в квартире. Целыми днями я пропадал в библиотеке, но не работал, а заказывал какой-нибудь детектив и сидел с ним в читальном зале.
- Так это твоя работа? - раздался как-то позади меня голос. Я обернулся и увидел Луизу. Она взяла у меня из рук книгу и прочла с наигранным удивлением: - "Убийство с зеркалами", Агата Кристи. Тебе бы надо читать "Убийство в Восточном экспрессе", там, по крайней мере, речь идет о вагонах класса люкс.
Кто-то шикнул, чтобы мы говорили потише.
- Выпьем кофе? - спросила Луиза, не понижая голоса.
Я пошел за ней, мы вышли из зала, а потом и из библиотеки.
- Не здесь, - возразил я, когда она хотела зайти в кофейню, в которой я впервые пил кофе с Агнес. Но поблизости не было ничего другого, и я сказал, что можно и там, что я просто сентиментален. Я рассказал Луизе об Агнес и о том, что она от меня ушла. О ребенке я не сказал ничего.
- Я не б состоянии работать, - пояснил я.
- Агнес, - произнесла она, - забавное имя. Так это и была твоя маленькая подружка, американка в шерстяном нижнем белье?
- Да.
- Мне кажется, я должна тобой немного заняться.
В тот же вечер Луиза позвонила мне. Ее родители собрались устроить на День благодарения небольшой обед. Приглашены только деловые друзья ее отца, и она будет рада, если у нее за столом окажется сосед, с которым она сможет поговорить о чем-нибудь кроме урожая зерна и свиных потрохов. Луиза жила со своими родителями в Оук-парке, богатом пригороде Чикаго. Я пообещал прийти.
После разговора с Луизой меня мучила совесть. Я чувствовал себя так, словно обманул Агнес. Может быть, от этого я впервые за последние несколько недель раскрыл в компьютере файл с историей о ней и прочел. Я так и не смог написать ничего после той сцены на лестнице, того видения, в котором Агнес сказала мне, что боится меня. Я стер последний кусок и еще раз прочитал, как мы в зоопарке согласились пожениться.
* * *
Мы поцеловались.
Потом Агнес сказала:
- У меня будет ребенок.
- Ребенок? - удивился я. - Это невозможно.
- И все же это так.
- Как это получилось? Ты что, забыла принять таблетку?
- Врач говорит, что это может случиться и с таблетками. Один процент женщин, принимающих таблетки…
- Дело не в том, что я имею что-нибудь против тебя или ребенка. Я бы не хотел, чтобы ты подумала… - говорил я, - но я боюсь стать отцом. Что я могу дать ребенку… я не о деньгах.
Мы молчали. Наконец Агнес произнесла:
- Всякое случается. Ты справишься с этим не хуже других. Так, может, попробуем?
- Да, - ответил я, - как-нибудь разберемся.
22
- Франк Лойд Райт построил в Оук-парке около тридцати домов, - сказал отец Луизы. У него был более сильный французский акцент, чем у дочери.
- А еще здесь родился Хемингуэй, - добавила мать Луизы. - Швейцария чудесная страна. Прошлым летом мы были в Санктоне.
- Санкт-Антон находится в Австрии, cherie, - заметил отец Луизы и снова повернулся ко мне: - Я слышал, вы пишете книги?
- Луиза нам все о вас рассказала, - снова заговорила мать, - вы ей нравитесь. И мы рады, когда она немного успокаивается. Наши мужчины такие несерьезные. Я ведь и сама вышла замуж за европейца.
Она подмигнула мужу, который улыбнулся, словно извиняясь, и добавил:
- Мы познакомились в Париже. Моя жена приехала в Европу, чтобы подцепить какого-нибудь дворянина. В конце концов сошел и я.
- Я надеюсь, вы любите индейку, - сказала мать Луизы, - это ведь традиционное блюдо на День благодарения.
Я был рад, когда появилась Луиза, подхватил ее под руку и ускользнул от родителей.
- Я покажу ему сад, - сказала Луиза.
Ее мать подмигнула мне и ответила:
- Ну конечно. Вы, молодые люди, хотите побыть одни.
Мы шли по саду. Под огромным кленом был светло-голубой бассейн. На воде плавала сухая листва. Было прохладно, но вышло солнце и мы согрелись. Воздух был сух и очень ясен. Если поднять глаза вверх на крону дерева, то небо среди темно-красных листьев казалось почти черным.
- Я всегда удивляюсь, насколько ярче здесь все краски, - сказал я, - листва, небо, даже трава. Во всем больше силы, чем в Европе. Будто все здесь еще очень молодо.
- Человек живет и умирает в том, что он видит, говорит Поль Валери, но он видит только то, что созвучно его мыслям, - иронично заметила Луиза.
- Я и правда думаю, что краски здесь ярче. Может быть, это от воздуха.