И того, кто может выйти и наорать на водителя серебристой машины.
Мужчина сзади снова посигналил.
В этот самый момент Эльса приняла решение, которое превратило все утро в фейсбучный статус, иначе не скажешь. Она схватила свой ранец, достала оттуда самую тяжелую книгу, и, когда "КИА" остановилась, дернула ручку и выпрыгнула прямо на дорогу. Она слышала, как мама что-то кричит, но не оглядывалась. Эльса подбежала к серебристому автомобилю и со всей дури грохнула книгой по капоту.
На гладкой поверхности осталась вмятина. Руки у Эльсы дрожали.
Мужчина за рулем смотрел на нее так, будто не мог поверить, что все это произошло на самом деле. Как в тот раз, когда Эльса с родителями была в "Диснейленде" в Париже и поздно вечером по дороге домой увидела Золушку, которая писала в кустах и что-то по-французски кричала пирату, – впоследствии Эльса узнала, что это были грязные ругательства.
Эльса смотрела в глаза водителю. Тот таращился на нее как завороженный.
– Козел! – крикнула Эльса.
Мужчина молчал, и Эльса трижды со всей дури ударила книгой по капоту и погрозила мужчине кулаком.
– Ты что, не понимаешь, моя мама беременна! Зачем ты сигналишь как последний козел?! А?
Мужчина порывался открыть дверь. Но потом, похоже, передумал. Эльса занесла книгу над головой, как двуручный меч, и вонзила ее в капот, оставив глубокую рану.
Мужчина смотрел на нее в полной растерянности. Он почесал шею. Потянулся к боковому окну. Раздался щелчок разблокировки дверей.
– МОЖЕТ, У НАС БЫЛ ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ! А теперь приготовься, моя мама сейчас выйдет из машины и родит ребенка НА КАПОТЕ ТВОЕЙ ЧЕРТОВОЙ ТАЧКИ! – завопила Эльса во все горло.
Ну так, на всякий случай.
Мужчина опустил взгляд.
Эльса стояла на дороге между серебристым автомобилем и "КИА" и дышала так тяжело, что заболела голова. Мама что-то кричала, и Эльса как раз хотела вернуться в машину, честное слово. Она не собиралась этого делать. И тут почувствовала чью-то руку у себя на плече. Голос спросил ее:
– Тебе нужна помощь?
Обернувшись, Эльса увидела перед собой полицейского. От него пахло снюсом.
– Мы можем тебе чем-то помочь? – дружелюбно спросил он.
Полицейский был совсем молодой. Точно старшеклассник, который подрабатывает на каникулах. Только каникулы еще не начались.
– А чего он сигналит! – оправдывалась Эльса.
Полицейский-старшеклассник посмотрел на мужчину за рулем серебристого автомобиля. Тот изо всех сил сосредоточился на чем-то другом и не поднимал взгляд. Эльса повернулась к "КИА". Она не собиралась ничего говорить, слова сами посыпались у нее изо рта:
– Моя мама вот-вот родит, у нас был тяжелый день…
Она снова почувствовала руку полицейского у себя на плече.
– Твоя мама должна родить?! – крикнул он.
– Ну, не прямо… – начала Эльса.
Но было поздно.
Полицейский бросился к "КИА". Мама наполовину высунулась из машины, держась за живот, в котором сидел Полукто.
– Вы можете вести машину?! – крикнул полицейский так громко, что Эльса, поморщившись, зажала уши руками и демонстративно обошла "КИА" с другой стороны.
Мама была в недоумении.
– Что, простите? Конечно, могу. Или вы о чем? Что-то не так с…
– Я поеду перед вами! – заорал полицейский во все горло, не дослушав до конца, затолкнул маму обратно в "КИА" и помчался к полицейскому автомобилю.
Мама тяжело плюхнулась на сиденье. Посмотрела на Эльсу. Эльса лихорадочно осматривала бардачок, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– В чем дело? – спросила мама.
Полицейская машина проехала вперед, включив сирену на полную мощность. Полицейский-старшеклассник неистово махал рукой, призывая их ехать за ним следом.
– Кажется, он хочет, чтобы мы ехали за ним, – пробормотала Эльса, не глядя маме в глаза.
Машины перед ними разъезжались в стороны и уступали дорогу.
– Не понимаю… что происходит? – шептала мама, и "КИА" осторожно двигалась за полицейским автомобилем.
– Это как статус в Фейсбуке, – покашляла Эльса.
– Куда он едет? – спросила мама, одновременно кланяясь с извиняющимся видом всем, кто ее пропускал. – И сколько вообще времени?
– Надо говорить "который час", – не удержалась Эльса.
– Я спрашиваю. Куда. Он. Едет. Эльса? – отчетливо произнесла мама, и, если честно, Эльсе показалось, что в ее голосе прозвучал легкий упрек.
– Ну, наверное, в больницу, – пробормотала Эльса, уткнувшись в бардачок. – Он думает, что ты вот-вот родишь.
– Рожу, – машинально повторила мама, пока они ехали по освободившейся полосе под звуки сирены.
– Угу, – ответила Эльса.
– Зачем ты ему сказала, что я собираюсь родить?
– Я не говорила! Но что толку, меня все равно никто никогда не слушает! – огрызнулась Эльса.
– Ах вот оно что! И что мне теперь прикажешь делать? – огрызнулась в ответ мама. Она уже не очень владела собой.
– Ну теперь-то мы уже едем за ним так долго, что он может очень обидеться, если ты не родишь, – назидательно сообщила Эльса.
– Ты серьезно?! – заорала мама, окончательно перестав владеть собой.
Эльса предпочла не вступать в дискуссию о том, что это было – сарказм или ирония.
Машина остановилась возле въезда в отделение реанимации. Вид у мамы был такой, будто она собирается выйти из машины и во всем признаться полицейскому-старшекласснику. Она попыталась выбраться из машины, но полицейский затолкнул ее обратно и крикнул, что сейчас приведет подмогу. Он с воплями бросился ко входу, жестикулируя так, будто облился кипящим какао. Мама смотрела ему вслед несчастным взглядом. Они стояли у входа в больницу, где она работает. Начальником.
– Боюсь, персонал меня не поймет, – пробормотала мама и обреченно уткнулась лбом в руль.
– Может, сказать им, что это типа учения? – предложила Эльса.
Мама молчала. Эльса снова кашлянула.
– Бабушке бы это понравилось.
Слегка улыбнувшись, мама повернулась к Эльсе. Они долго смотрели друг другу в глаза.
– Да уж, бабушка небось охренела бы от восторга, – сказала мама.
– Хватит ругаться.
– Ты же сама все время ругаешься!
– Но я не мама!
Мама снова улыбнулась:
– Шах.
Эльса пару раз закрыла и открыла бардачок. Изучила фасад больницы. В одном из этих окон находится бабушкина палата. Где они вместе заснули в ту ночь, когда бабушка унеслась в Миамас в последний раз. Сейчас кажется, что это было давным-давно. И сама Эльса летала в Миамас давным-давно.
– А что это была за работа? – спросила она, просто чтобы отогнать воспоминания.
– Ты о чем? – не поняла мама.
– Ты сказала, что та поездка после цунами была последней, а потом бабушка получила другую работу. Какую?
Мамины пальцы слегка коснулись Эльсиных, она тихонько сказала:
– Бабушкой. Она стала бабушкой. И никуда больше не ездила.
Эльса медленно кивнула. Мама погладила ее по руке. Эльса закрыла и открыла бардачок. Подняла взгляд с таким видом, будто ее осенила какая-то идея – потому, что ей хотелось сменить тему разговора, невыносимо было думать о том, как она зла на бабушку.
– Прошу прощения, но что он вообще себе думает, этот полицейский? Что ты можешь рожать и одновременно вести машину? Разве можно это совмещать?
Мама погладила ее по плечу.
– Ты удивишься, когда поймешь, как мало большинство взрослых мужчин знает о родах, милая.
Эльса фыркнула:
– Вот маглы.
Мама нагнулась и чмокнула ее в висок. Эльса посмотрела ей в глаза.
– Вы с папой развелись, потому что любовь кончилась? – слова слетели у нее с языка прежде, чем она успела подумать.
– Почему ты спрашиваешь?
Эльса пожала плечами:
– Надо же нам о чем-то поговорить, пока мы ждем полицейского и твоих подчиненных, перед которыми тебе будет суперстыдно…
Мама снова помрачнела. Эльса ковыряла прокладку. Она поняла, что шутить на эту тему преждевременно.
– Люди женятся, потому что любят друг друга, и разводятся, когда любовь кончилась, – тихо сказала она.
– Это в школе так говорят? – улыбнулась мама.
– Это моя собственная теория.
Мама разразилась хохотом. Внезапным, как ливень в кино. Эльса хмыкнула.
– А у бабушки с дедушкой тоже кончилась любовь? – спросила она, когда мама перестала хохотать.
Мама вытерла глаза.
– Они никогда не были женаты, дружочек.
– Почему?
– Бабушка была необычной женщиной. С ней было трудно ужиться.
– Как это?
Мама помассировала веки.
– Как тебе сказать, милая. Понимаешь, в те времена женщины вроде бабушки встречались довольно редко. Н-да… таких женщин практически не было. Например, было не принято, чтобы женщины становились врачами. Тем более хирургами. Научные круги выглядели совершенно иначе. И…
Мама умолкла. Эльса вскинула брови:
– Знаешь сказку о маме, которая говорила загадками?
Мама виновато улыбнулась, словно сознавала, что сейчас скажет глупость:
– Наверное, если бы бабушка была мужчиной своего поколения, ее бы называли плейбоем.
Некоторое время Эльса молчала. Потом с серьезным видом кивнула.
– У нее было много парней?
– Да, – тихо сказала мама.
– Да, у нас в школе тоже есть кое-кто, у кого много парней.
– Э… Я не хотела сказать, что девочка из твоей школы э… – в ужасе возразила мама.
– Не девочка, а мальчик, – поправила Эльса.
Мама совсем растерялась. Эльса пожала плечами.
– Все сложно, – объяснила она.
Хотя на самом деле все проще простого. Но маме от этого не легче.
– Дедушка безумно любил бабушку. Но они никогда не были… вместе. Понимаешь?
– Понимаю, – ответила Эльса. Слава богу, интернет у нее есть.
Она потянулась к маме, взяла ее за указательные пальцы и крепко их сжала.
– Мамочка, мне так жаль, что бабушка была плохой матерью!
– Она была потрясающей бабушкой, Эльса. И с тобой наверстала все свои упущенные возможности, – сказала мама и погладила Эльсу по голове. – По-моему, бабушка так прекрасно чувствовала себя, когда кругом царил хаос, потому что сама была воплощением хаоса. Она знала, что делать при любой катастрофе. А вот будни и вся эта повседневная жизнь приводили ее в смятение.
– Как часы, которые спешат или отстают. Они показывают правильное время, просто находятся не в том месте земного шара, – сказала Эльса, пытаясь скрыть злость.
Без особого успеха.
– Да. Пожалуй. Так что… вот почему бабушки нет на старых фотографиях. Отчасти потому, что дома она бывала нечасто. А отчасти – потому что я их порвала.
– Зачем?
– Я была подростком. И злилась на нее. Дома всегда царил хаос. Неоплаченные счета, протухшая еда в холодильнике – если она вообще там была, потому что довольно часто есть было нечего. Господи. Даже не знаю, как тебе объяснить, милая. Просто я была очень зла.
Эльса откинулась на спинку сиденья, сложив руки на груди, и посмотрела в окно.
– Если не можешь ухаживать за детьми, нечего их заводить.
Мама снова легонько коснулась кончиками пальцев Эльсиного плеча:
– Когда я родилась, бабушка была уже немолода. Ну, или не то чтобы немолода, она была такого же возраста, как я, когда родилась ты. Но в те времена она уже считалась немолодой. И бабушка не думала, что может иметь ребенка. Она когда-то обследовалась.
Эльса почти уткнулась носом в ключицу.
– То есть ты родилась по ошибке?
– Да, несчастный случай.
– Значит, я тоже несчастный случай.
Мама скривила губы:
– Никто и никогда не хотел ребенка так сильно, как мы с папой, милая. Ты полная противоположность несчастному случаю.
Эльса смотрела в потолок "КИА", часто-часто смаргивая блестящую пелену.
– Поэтому твоя суперспособность – порядок? Ты не хочешь быть похожей на бабушку?
Мама пожала плечами:
– Я научилась все делать сама и не полагаться на бабушку. Под конец сложилось так, что, когда она приезжала, становилось только хуже. Я так злилась на нее, пока ее не было, что злилась еще сильнее, когда она была дома.
– Ты по-прежнему не можешь ее простить?
– Думаешь, это ужасно?
Эльса топнула по коврику:
– Нет. Если б я знала, что бабушка из тех, кто бросает своих детей, мы бы с ней установили новый рекорд по бойкоту.
Эльса почувствовала, что мама гладит ее еще быстрее.
– Понимаешь, она была бабушкой-одиночкой.
– Главное, что она была плохой матерью.
– Эльса, милая, не надо так говорить. Она старалась как могла. Как и все мы.
– Нет!
– Это не твое дело – злиться на бабушку.
– Но что я могу поделать, я все равно злюсь. Как можно быть такой чокнутой? И почему мне никто не рассказывал, как все было на самом деле? И почему теперь, когда я все знаю, я все равно так безумно по ней скучаю?!
Зажмурившись, мама прижалась лбом ко лбу Эльсы. У Эльсы дрожали губы.
– Я тоже, – шепнула мама.
И в этот самый момент полицейский-старшеклассник стремглав вылетел из больничных дверей. За ним во всю прыть неслись медсестры с носилками наперевес. Эльса и мама посмотрели друг на друга.
– Что бы на моем месте сделала бабушка? – спокойно спросила мама.
– Смылась бы поскорее, – ответила Эльса.
Они по-прежнему сидели прижавшись друг к другу лбами.
И вот, когда полицейскому-страшекласснику и медсестрам осталось до машины всего пара метров, мама не торопясь кивнула. Переключила передачу, колеса прокрутились в снегу и машина сорвалась с места. Никогда Эльса не видела, чтобы мама поступила так безответственно.
Ну как ее можно после этого не любить!
15. Стружки
Просонье населяют существа более или менее странные. В основном, конечно, более, потому что про них рассказывала бабушка, а она во всех отношениях была скорее более странной, чем менее.
Но вот уж кто действительно странный, даже по бабушкиным меркам, так это жалеи. Это дикие стадные животные, которые пасутся на пастбищах у стен Миамаса. Пища у них все время разная, никто толком не понимает, как они до сих пор не вымерли, учитывая все обстоятельства. На первый взгляд жалеев можно принять за белых лошадей, но они значительно более амбивалентны, поскольку страдают от биологического дефекта: они не умеют принимать решения. Это приводит к целому ряду проблем практического характера, ведь жалеи, как уже было сказано, животные стадные. Если, например, два жалея идут в одну и ту же сторону, они почти непременно столкнутся, а потом очень об этом пожалеют. Поэтому у жалеев на лбу всегда огромные выпирающие шишки, из-за которых в сказках, попавших в реальный мир, жалеев часто путают с единорогами. Сказочники Миамаса давно поняли, что не стоит брать напрокат жалея вместо единорога, чтобы урезать сказочный бюджет, – ни к чему хорошему это не приведет. А кроме того, никто, ну то есть совершенно никто, не в состоянии стоять в очереди к прилавку за жалеем.
"Поэтому нет никакого смысла себя жалеть, от этого одна головная боль!" – любила восклицать бабушка, хлопая себя по лбу. Вот о чем думала Эльса, сидя в "КИА" рядом с мамой возле своей школы.
Интересно, жалела ли бабушка всякий раз, когда оставляла маму одну? Были ли у нее на лбу шишки? Хотелось бы так думать.
Мама массировала виски и сыпала проклятиями сквозь зубы – явно жалела, что ретировалась таким экстравагантным образом. Похоже, она только сейчас осознала, что из школы ей надо прямиком ехать обратно в больницу и браться за работу – за работу начальника.
Эльса погладила ее по плечу.
– Может, свалить все на мамнезию? – предложила она.
Мама обреченно закрыла глаза. Что-то многовато мамнезии в последнее время. Утром она не нашла шарф Гриффиндора, а телефон все время кладет в разные экзотические места. Например, в холодильник, мусорное ведро, корзину со стиркой и даже в Джорджовы кроссовки для бега. Утром Эльсе пришлось звонить маме трижды, что не так уж и просто: после того как ее телефон познакомился с тостером, на экране у него все расплывается. Под конец они нашли мамин телефон, он звонил в Эльсином ранце. Там же был и шарф Гриффиндора.
– Вот они где! – воскликнула мама. – Вещь можно считать потерянной, только если твоя мама ее не нашла! – но Эльса лишь закатила глаза, и маме стало стыдно, она пробормотала что-то про мамнезию.
Вот и сейчас ей было стыдно. Она жалела о случившемся.
– Вряд ли меня оставят в руководстве больницы, если я скажу, что забыла, что меня доставили в больницу с полицейским эскортом, милая.
Эльса нагнулась к маме и погладила ее по щеке:
– Все будет хорошо, мам. Не расстраивайся.
Эльса поймала себя на том, что повторяет бабушкины слова. Мама положила руку на живот, где сидело Полукто, и, кивнув с напускной уверенностью, попыталась сменить тему.
– Не забудь, папа заберет тебя после обеда. А в понедельник Джордж отвезет тебя в школу. У меня конференция и…
Эльса с терпеливым видом потрепала мамины волосы.
– Мам, в понедельник я не иду в школу. У нас каникулы.
Мама накрыла Эльсину руку своей, прижала к губам и вдохнула ее ладонь, как будто хотела наполнить Эльсой свои легкие. Так делают мамы, когда обнаруживают, что их дочери выросли слишком быстро.
– Прости, милая. Я… забыла.
– Ничего, мам.
Хотя вообще-то очень даже чего.
Они обнялись, и Эльса выпрыгнула из машины. Она подождала, пока "КИА" исчезнет из поля зрения, открыла ранец и достала мамин телефон. Прокрутив список контактов до папиного имени, она написала ему эсэмэс: "Кстати: сегодня Эльсу из школы не забирай. Я ей займусь". Эльса знает их стиль переписки. Она объект, который можно забрать и которым надо заняться. Примерно как стирка. Она знает, что ничего плохого они в виду не имеют, но все-таки. Ни один семилетний ребенок, смотревший фильмы об итальянской мафии, не хочет, чтобы им "занялась" его семья. Вот только маме этого не объяснишь, потому что она строго-настрого запретила бабушке показывать Эльсе подобные фильмы.
Мамин телефон вибрировал у Эльсы в руке. На экране было папино имя и сообщение: "Понял". Эльса стерла и его, и свою эсэмэску из папки "отправленные". Постояла на тротуаре, считая назад от двадцати. На счете "семь" на парковку с заносом вырулила "КИА", мама в спешке опустила стекло. Эльса протянула ей телефон. Мама пробормотала про "мамнезию". Эльса поцеловала ее в щеку. Мама схватила себя за шею и спросила про шарф.
– У тебя в правом кармане пальто, – ответила Эльса.
Мама выудила шарф, взяла Эльсу за голову обеими руками и, притянув к себе, крепко поцеловала в лоб. Эльса закрыла глаза.
– Вещь можно считать потерянной, только если твоя дочь ее не нашла, – прошептала она маме на ухо.
– Ты будешь отличной старшей сестрой, – сказала мама.