Эльса проснулась оттого, что упала с кровати и ударилась лицом о паркет. Тяжело дыша, она лежала на полу и держалась руками за горло. Прошел миллион вечностей, прежде чем она смогла поверить, что находится в реальном мире. Что тени не схватили ее. С тех пор как они с бабушкой впервые оседлали облаконей и перенеслись в Просонье, Эльсе никогда не снились кошмары. Она уже успела забыть, каково это. Вся в поту, с пустой головой, она встала, пытаясь привести мысли в порядок.
Из прихожей донесся чей-то голос. Злой голос из реального мира. Эльса вспомнила про зловков из Миамаса, о которых любила рассказывать бабушка. Эти четвероногие очень похожи на волков, только гораздо злее. Больше всего зловки не любят волков, потому что те лишили их самых интересных вакансий во всех сказках. Последнего зловка много вечностей назад уволили из сказки, известной в реальном мире под названием "Красная Шапочка". Уволили по причине "неумения работать в коллективе". После этого волки повсеместно прописались во всех сказках и сделали себе неплохую карьеру, тогда как зловки по сей день работают обслуживающим персоналом в окрестностях Просонья, курят сигареты "Парламент", красят пряди в лиловый цвет и жалуются на жизнь.
Но вернемся к нашим баранам. Зловки к ним отношения не имеют, это другая история.
Итак, из прихожей доносился чей-то голос. Самый обычный злой голос. Эльса стряхнула сонную пелену и прислушалась к разговору.
Говорила Бритт-Мари. Потом мама. И опять Бритт-Мари.
– Вот оно что! Но, милочка, разве не странно, что они звонят тебе! Почему не Кенту? Кент является председателем этого кондоминиума, а я отвечаю за информационное обеспечение. И по таким делам у нас принято звонить председателю. А не кому попало!
Эльса поняла, что "кому попало" звучит унизительно, хотя голос у Бритт-Мари был очень благожелательным. Она представила, как Бритт-Мари стоит в прихожей, сложив руки замком на животе, и кивает маме с таким благожелательным видом, на какой способна только она.
Мама вздохнула так тяжко, что Эльсе показалось, будто ее вздох сквозняком проник к ней в комнату и шевельнул простыню на кровати.
– Я не знаю, почему они позвонили именно мне. Сегодня придет аудитор и все объяснит.
Эльса открыла дверь в прихожую. Там была не только Бритт-Мари, но также Леннарт, Мод и Альф. Саманта дремала на лестничной клетке. На маме был махровый халат, который едва сходился на животе. Мод держала банку с печеньем и улыбалась Эльсе доброй улыбкой. У Леннарта в руках был термос с кофе на всякий случай, он сделал глоток из крышки.
У Альфа, похоже, в кои-то веки было не самое ужасное настроение, он просто казался чем-то крайне раздосадованным. Он коротко кивнул Эльсе с таким видом, будто ему навязали какую-то тайну. И только тогда она вспомнила, что вчера оставила Альфа в гараже вместе с ворсом и убежала наверх. Паника накрыла ее с головой, но Альф жестом дал понять, что он все уладил. Эльса немного успокоилась. Она смотрела на Бритт-Мари, пытаясь вычислить, связан ли ее гнев с ворсом или это просто дежурный скандал. Вскоре стало ясно, что это, слава богу, плановые разборки. Сегодня страшный гнев Бритт-Мари был сосредоточен на маме.
– Значит, владельцы дома вообразили, будто могут продать нам квартиры в собственность? И это после всех писем, которые Кент им написал? Взяли и приняли такое решение? Раз, и готово? И позвонили тебе, а не Кенту? Значит, по-твоему, это нормально, милочка? Тебе кажется, это нормально? – вопрошала Бритт-Мари, складывая так и сяк руки в замок.
Мама снова вздохнула и попыталась туже затянуть халат.
– Может быть, они не дозвонились до Кента. Я все-таки живу здесь не первый год, вот они и…
– Вообще-то дольше всех в этом доме прожили мы с Кентом, дорогая моя. Дольше всех! – перебила Бритт-Мари.
– Дольше всех здесь живет Альф, – поправила мама.
Эльса вмешалась в разговор:
– Дольше всех здесь жила бабушка. – Но ее никто не слушал.
Особенно Бритт-Мари.
– Мы живем здесь дольше всех, милочка, и к тому же в таких случаях принято звонить Кенту! – продолжала она.
– Наверное, они ему не дозвонились, – повторила мама в отчаянии.
– Он в командировке! Его самолет еще не приземлился! – объяснила Бритт-Мари уже чуть менее благожелательно.
– Может, они поэтому и не дозвонились? А я позвонила тебе сразу, как только повесила трубку после разговора с ревиз…
– У нас принято в первую очередь обращаться к председателю кондоминиума!
– У нас не кондоминиум, – вздохнула мама.
– Но он у нас будет! – рявкнула Бритт-Мари.
Мама кивнула, по-прежнему владея собой:
– Для этого к нам придет аудитор от владельцев. Я же тебе говорю. Как только я с ним поговорила, сразу бросилась звонить тебе. А ты перебудила весь дом. И вот мы здесь. Бритт-Мари, милая, что ты еще от меня хочешь?
– Аудитор сам сказал, что придет? Он сам сказал? – Бритт-Мари наполовину спрашивала, наполовину констатировала факт, переходя на фальцет.
Мама еще подтянула пояс халата. Бритт-Мари вся тряслась от гнева, будто кто-то насыпал ей под блузку полное ведро злобных клещей.
– С какой такой стати он приходит в субботу? А? С какой стати? Такие дела по субботам не делаются, милочка, не делаются. Разве ты не согласна, Ульрика?
Разве цивилизованные люди так поступают? Тебе этого не понять!
Мама массировала виски. Задыхаясь от возмущения, Бритт-Мари повернулась к Альфу и Леннарту с Мод в поисках поддержки. Мод выдавила приветливую улыбку. Леннарт предложил кофе на крайний случай из термоса. Альф постепенно мрачнел, возвращаясь в свое привычное состояние.
Бритт-Мари повернулась и снова увидела Эльсу.
– Ну вот! Так я и знала! Мы разбудили ребенка. Так я и знала!
Она сказала "мы", явно подразумевая "ты". Мама посмотрела на Эльсу и заботливо откинула прядь волос у нее со лба.
– Звонил аудитор с предприятия, которому принадлежит наш дом, и сказал, что они готовы продать квартиры в собственность. Кент и Бритт-Мари долго этого добивались. Сегодня аудитор придет сюда, чтобы об этом поговорить, – устало пояснила мама. – Если, конечно, Кент успеет приехать к этому времени, – поправилась она.
Бритт-Мари складывала руки в замок с такой скоростью, как будто выполняла некий обряд рукопожатий в тайном обществе, которое состоит из нее одной.
– Да, думаю, лучше дождаться Кента. Это мое мнение. Будет лучше, если на таких встречах будет присутствовать Кент, такие встречи без него обходиться не могут. Такие встречи – дело серьезное, милочка!
Мама помассировала виски.
– Да. Да. Да. Но, господи, позвони же ему!
– Его самолет еще не приземлился! Он в командировке, милочка! – рявкнула Бритт-Мари.
Альф что-то буркнул у них за спиной. Бритт-Мари обернулась. Альф засунул руки в карманы кожаной куртки и снова что-то пробурчал.
– Ты что-то сказал? – в один голос переспросили мама и Бритт-Мари с диаметрально противоположными интонациями.
– Я говорю, черт побери, что послал Кенту эсэмэс двадцать минут назад, когда вы только начали свои разборки. Он ответил, что едет сюда, – мрачно пробубнил Альф. – Разве этот придурок допустит, чтобы без него вершились великие дела.
Последнюю фразу Бритт-Мари пропустила мимо ушей. Она смахнула невидимые пылинки с юбки, сложила руки в замок и надменно взглянула на Альфа: уж она-то знает, что Кент сейчас никуда ехать не может, его самолет еще не приземлился, он в командировке. Но в этот момент внизу хлопнула входная дверь и послышались шаги, явно принадлежавшие Кенту, – это ясно любому, потому что их сопровождает ор в телефон по-немецки – обычно так говорят фашисты в американских фильмах.
– Ja, ja Klaus! Ja! We will dizcuzz thiz in Frankfurt! Бритт-Мари во весь опор поскакала навстречу Кенту вниз по лестнице, чтобы рассказать ему, какая невероятная наглость имела наглость здесь произойти, пока его не было.
Джордж выглянул из кухни у мамы за спиной, на нем были спортивные легинсы, шорты, самая зеленая в мире футболка и еще более зеленый фартук. Он весело улыбался и держал в руках дымящуюся сковороду.
– Кто будет завтракать? Я приготовил яичницу.
Джордж уже готов был угостить всех свежими протеиновыми батончиками, но в последний момент решил этого не делать: а вдруг батончики быстро кончатся?
– А я принесла немного печенья, – радостно отозвалась Мод и протянула Эльсе целую банку, ласково потрепав ее по щеке.
– Угощайся, у меня есть еще, – шепнула она и пошла в прихожую.
– А можно кофе? – обеспокоенно спросил Леннарт, делая большой глоток из термоса с кофе на крайний случай. Леннарт последовал за Мод.
Властный топот Кента раздавался все ближе, и наконец он сам появился в дверном проеме. На Кенте были джинсы и дорогой пиджак. Эльсе это известно, потому что он любит рассказывать, сколько стоит его одежда. С таким видом, как будто выставляет оценки в финале "Евровидения". Бритт-Мари семенила за ним следом и тараторила без остановки:
– Какая наглость, Кент! Какая наглость, что они звонят не тебе, а кому попало. Правда? Нет, так продолжаться не может, Кент, ты согласен? Так продолжаться не может.
Кент протянул в мамину сторону указующий перст и требовательным голосом сказал:
– Я хочу в подробностях знать, о чем вы говорили по телефону! В подробностях!
Бритт-Мари стояла у него за спиной, энергично кивая на каждом слове:
– Кент хочет в подробностях знать, о чем вы говорили по телефону, милочка. В подробностях, о чем вы говорили. Кент должен немедленно узнать, о чем вы говорили по телефону!
Прежде чем мама успела открыть рот, Бритт-Мари смахнула с костюма Кента невидимые пылинки и прошептала внезапно изменившимся голосом:
– Кент, я думаю, сначала тебе следует зайти домой и сменить рубашку.
– Бритт-Мари, милая, мы решаем серьезный вопрос, – отмахнулся Кент. Обычно Эльса в том же духе возражает маме, когда та предлагает ей надеть что-то зеленое.
Бритт-Мари выглядела очень несчастной.
– Кент, милый, просто брось ее в стирку. У тебя в шкафу есть чистые глаженые рубашки. Нельзя встречаться с аудитором в мятой одежде. Что он о нас подумает? Вдруг он решит, что мы не гладим рубашки? – настаивала она.
Мама собралась было что-то сказать, но взгляд Кента упал на Джорджа.
– О! Как насчет яичницы? – радостно спросил Кент.
Джордж кивнул с довольным видом. Кент проскочил мимо мамы в прихожую. Бритт-Мари поспешила за ним, нахмурив брови. Поравнявшись с мамой, она сделала обиженное лицо и, не удержавшись, проворчала:
– Да, конечно, я все понимаю, милочка, у тебя ведь нет времени на уборку, одна карьера на уме, кто бы сомневался.
Хотя квартира была в идеальном порядке и каждый миллиметр сиял чистотой.
Мама поддернула халат, сделала глубокий вдох и сказала:
– Входите уже наконец.
Эльса юркнула в свою комнату и со скоростью света переоделась в джинсы, чтобы сбегать в подвал проведать ворса, пока все сидят наверху. С кухни доносился требовательный голос Кента, который допрашивал маму, и непрерывное поддакивание Бритт-Мари. В прихожей остался только Альф. Сунув в карманы джинсов большие пальцы, Эльса ковыряла носком порожек в полу, чтобы не смотреть Альфу в глаза.
– Спасибо, что не сказал про… – Эльса споткнулась на слове "ворс".
Альф угрюмо помотал головой.
– Зря ты вчера умчалась. Если уж завела животное, отвечай за него сама, хоть ты еще и ребенок.
– Никакой я не ребенок! – возмутилась Эльса.
– Тогда и веди себя как взрослый, твою мать, – проворчал Альф.
– Шах, – шепнула Эльса куда-то в пол.
– Зверюгу я оставил в подвале, в вашем отсеке. Я прибил там кусок оргалита, чтобы никто его не заметил. И сказал ему, чтобы помалкивал. Кажется, он понял. Только надо тебе подыскать ему местечко получше. Рано или поздно его найдут, – сказал Альф.
Эльса поняла, что он, когда говорил "найдут", имел в виду Бритт-Мари. Альф был прав. Ее страшно мучила совесть за то, что она бросила ворса. А если бы Альф позвонил в полицию и они бы его убили? Эльса бросила ворса так же, как бабушка бросила маму, и это похуже ночного кошмара.
– О чем они говорят? – спросила она Альфа, кивая в сторону кухни, – просто чтобы отделаться от этой ужасной мысли.
Альф усмехнулся:
– О чертовых кондоминиумах.
– Что это значит?
Альф застонал.
– Какого черта я должен все объяснять?! Кондоминиум отличается от арендуемого жилья тем, что…
– Да знаю, знаю, не дурочка.
– Тогда какого черта спрашиваешь?
– Я имею в виду, что все это значит! – пояснила Эльса тоном человека, который не очень ясно представляет, о чем говорит.
Альф засунул руки в карманы, куртка скрипнула. Он не снял ее, хотя мама Эльсы говорит, что в помещении верхнюю одежду надо снимать. Наверное, мама Альфа не придавала значения этому правилу.
– Кент нам всю плешь проел с этим кондоминиумом, с тех пор как переехал обратно. Он ведь не успокоится, пока не сможет подтираться деньгами, которые сам сначала и высрет, – пояснил Альф с видом человека, который не слишком близко знаком с семилетними детьми.
Сначала Эльса хотела спросить, что он имел в виду, когда сказал "переехал обратно", но все же решила сосредоточиться на главном.
– Разве не все на этом заработают? Ты, мама, Джордж и остальные.
– Если продать квартиры, то да, – буркнул Альф.
Эльса задумалась. Альф скрипнул кожаной курткой.
– Но этому черту, Кенту то есть, только того и нужно. Он всегда мечтал отсюда переехать.
Эльса посмотрела в никуда и исчезла в собственных мыслях. Так вот почему ей снятся кошмары. Когда обитатели Просонья стали появляться в доме, дом стал его частью. А если все они продадут свои квартиры, то…
– Значит, мы не бежим из Миамаса. Мы добровольно сдаемся. – Эльса продолжила думать вслух.
– Что? – удивился Альф.
– Да так, ничего, – пробормотала Эльса.
По лестнице эхом прокатился грохот хлопнувшей входной двери. Затем послышались тихие шаги. Эльса и Альф поняли: это идет аудитор.
На кухне Бритт-Мари перекрикивала Кента. Она не нашла понимания по поводу мятой рубашки и теперь искала объект для своей благородной ярости. А объектов хватало. Сложно было решить, какой из них бесит ее больше всего, поэтому она приступила к последовательному перечислению: если мама немедленно не уберет бабушкин тарантас с ее парковочного места, придется звонить в полицию; она потребует, чтобы полиция вскрыла замок на детской коляске, которая так и стоит внизу, пристегнутая к перилам; она сделает все, чтобы домовладелец установил на лестничных клетках видеонаблюдение, и положит конец этому безобразию, а то ходят тут всякие, вешают записки на доску объявлений, не спросясь ответственного за информационное обеспечение.
– Бритт-Мари, милая, люди не могут просто взять и установить камеры на лестнице, – вздохнула мама. – Есть такое понятие, как частная жизнь.
– Ах вот оно что! Если человеку нечего скрывать, то он не будет бояться видеонаблюдения! Разве я не права, Кент? Правда на нашей стороне, скажи, Кент. Разве я не права?
Кент что-то тихо ответил. А мама снова громко вздохнула:
– У людей есть право на неприкосновенность частной жизни. Они могут скрываться от преследований и жить под чужим именем. Существуют законы, которые регулируют такие вопросы, нельзя просто взять и…
– Какая такая частная жизнь? Что за секреты могут быть на лестничной клетке? – недоумевала Бритт-Мари.
Мама массировала виски.
– Я не говорю про секреты, Бритт-Мари, просто у человека есть право на…
Бритт-Мари, не дослушав, перекинулась на Кента:
– У кого, скажите на милость, есть секреты от соседей? Ты только послушай, Кент. Наверное, речь идет о типчике с нижнего этажа, что живет по соседству с бойцовой собакой. А, Кент, как думаешь? Понятное дело, у таких торчков есть право на неприкосновенность частной жизни, пусть торчат в тишине и спокойствии!
Кажется, никто не понял логику Бритт-Мари. Как бы то ни было, ее тираду прервал низенький мужчина с очень дружелюбным лицом. Он стоял в дверях за спиной у Альфа и стучал по косяку.
– Добрый день, я аудитор, – сказал он, приветливо улыбнувшись.
Аудитор посмотрел на Эльсу и подмигнул. Как будто у них была общая тайна. Во всяком случае, Эльсе так показалось.
Кент с начальственным видом вышел из кухни и, расставив руки так, будто собирается крутить хулахуп, смерил аудитора придирчивым взглядом.
– Ну что, как насчет кондоминиума? Почем отдадите квадратный метр? – Кент приступил к делу без лишних слов.
За ним в прихожую ворвалась Бритт-Мари.
– Как вы сюда попали? Кто вас впустил? Кент, ты запер дверь в подъезд? Дверь должна быть заперта! Я как раз об этом только что говорила, иначе кто попало сюда заходит и что попало вешает на доске объявлений! Не говоря уже о всяких наркоманах, они здесь шляются, как будто… как будто… у нас здесь притон!
– Подъезд был открыт, – приветливо сказал аудитор.
– Да-да, так что там с кондоминиумом? Почем метр? – нетерпеливо переспросил Кент.
Аудитор посмотрел на свой портфель и снова улыбнулся:
– Может быть, для начала сядем?
– Конечно, проходите, пожалуйста, – устало сказала Эльсина мама из-за спины Бритт-Мари и подтянула полы халата.
– У нас есть кофе, – радостно сообщил Леннарт.
– И печенье, – сказала Мод.
– И яичница! – крикнул с кухни Джордж.
– Извините за беспорядок, – благожелательно сказала аудитору Бритт-Мари. – В этой семье все заняты своей карьерой.
Мама владела собой и пропустила ее слова мимо ушей. Хотя и с трудом.
На полпути к кухне Бритт-Мари вдруг остановилась и, сложив руки в замок, благожелательно взглянула на Эльсу:
– Деточка, ты ведь понимаешь, что я ни в коем случае не имею в виду ваших с бабушкой друзей, когда говорю "наркоманы". Я ведь не знаю наверняка, что тот тип, который вчера тебя спрашивал, наркоман. Ничего плохого я в виду не имела.
Эльса смотрела на нее, раскрыв рот:
– Что? Какие друзья? Кто меня спрашивал?
Она хотела уточнить – Волчье Сердце? Но не стала, потому что была не уверена, что Бритт-Мари в курсе их дружбы. В ответ Бритт-Мари благожелательно разъяснила – явно не имея в виду Волчье Сердце:
– Твой друг, который вчера здесь был и искал тебя. Я его с лестницы спустила. Потому что у нас в подъезде не курят, так ему и передай. В нашем жилищном кооперативе на лестнице не курят. Я, конечно, понимаю, что у вас с бабушкой друзья необычные, но правила существуют для всех, не стоит этого забывать.
Она расправила невидимую складку на юбке, сложила руки в замок и продолжила:
– Думаю, ты знаешь, о ком я. Худощавый такой. Стоял тут на лестнице и курил. Сказал, что ищет ребенка, и тебя описал. Неприятный тип, я тебе доложу, вот я и спустила его с лестницы. Потому что у нас в кондоминиуме в подъезде не курят.