Дэнни встает так резко, что я пугаюсь. Идет к стеклянным дверям, выходит на балкон, смотрит на каньоны. Снаружи светло, тепло, за силуэтом Дэнни видно, как жар поднимается над холмами, и тут я говорю:
- Только не уходи, - а он говорит:
- Я даже не знаю, почему я здесь, - а я почти покорно спрашиваю:
- Почему ты здесь? - а он отвечает:
- Потому что отец выкинул меня из дома, - а я спрашиваю:
- Почему? - а Дэнни говорит:
- Потому что отец спросил: "Может, поработаешь?", а я ответил: "Может, хуй мне пососешь?" - Он умолкает, но я-то читала про Эдварда и сомневаюсь, что Дэнни и впрямь так сказал, и тут он говорит: - Меня тошнит от этого разговора. Мы об этом уже сто раз говорили.
- Мы об этом ни разу ни говорили, - тихо отвечаю я.
Дэнни прислоняется спиной к стеклу, тяжело сглатывает, смотрит в телевизор - там по MTV новый клип.
Я тоже смотрю в телевизор. Девушку в черном бикини запугивают три мускулистых, почти голых человека в масках и с гитарами. Она вбегает в комнату, цепляется за жалюзи, на нее наползает туман или дым. Конец клипа, все как-то разрешается, и я смотрю на Дэнни, а он все пялится в телевизор. Реклама конкурса "Потерянные выходные с "Ван-Хален"". Обкуренный Дэвид Ли Рот, а по бокам - две местами одетые девушки, все трое сидят, плотоядно пялятся в камеру, а он вопрошает: "Ну как, в лимузине прокатить?" Я оборачиваюсь к Дэнни.
- Только не уходи, - вздыхаю я. Плевать, если звучит жалко.
- Я туда записался, - сообщает он. Черных очков не снял.
Я отключаю телефон, думаю про отломанные дворники.
- На конкурс? На "Потерянные выходные"? - спрашиваю я. - Мы разве об этом говорили?
Я обедаю с Шелдоном на Мелроуз. Полдень, в ресторане уже людно и тихо. В колонках негромко играет рок. На потолке неспешно крутятся серебристые вентиляторы, от них ползет прохлада. Шелдон пьет "перье", и я жду, что он ответит. Шелдон ставит большой стакан со льдом, смотрит в окно - вообще-то на пальму, - и я моментально убита.
- Шелдон?
- Две недели? - спрашивает он.
- Одну, если больше нельзя. - Смотрю в тарелку: громадный нетронутый "цезарь".
- Зачем тебе эта неделя? Куда ты собралась? - Шелдону, похоже, и впрямь интересно.
- Куда-нибудь, - пожимаю плечами я. - Просто перерыв.
- Куда?
- Куда-нибудь.
- Где это "где-нибудь"? Господи, Шерил.
- Я не знаю, Шелдон, где "где-нибудь".
- Ты что, детка, бросаешь меня?
- Это что за разговоры, Шелдон? Что вообще творится? Ты мне дашь неделю или нет? - Я беру ложку, тычу в салат, подношу ко рту кусок латука. Он падает в тарелку. Я опускаю ложку. Шелдон смотрит на меня, он так смущен, что приходится отвернуться.
- Ну, знаешь… э… я постараюсь, - ошеломленно успокаивает он. - Ты же знаешь, я для тебя что угодно сделаю.
- Ты постараешься? - недоверчиво переспрашиваю я.
- Мало в тебе веры. Вот в чем твоя проблема. Веры не хватает. И в спортзал не ходишь.
- Мой агент мне говорит, что мне не хватает веры? Видимо, у меня и впрямь не жизнь, а катастрофа.
- Ты должна справиться, - вздыхает Шелдон.
- Мне хватает веры, Шелдон. Мне просто надо на неделю уехать в Лас-Крусес. - Я снова принимаюсь за салат, проверив, заметил ли Шелдон, что я взяла вилку. - Я всегда справлялась, - бормочу я. - Все время справлялась.
- Я выясню. Поговорю с Джерри. А Джерри с Ивеном. Но ты ведь знаешь, как говорят. - Шелдон вздыхает, разглядывает пальму за окном. - Из солнца воды не выжмешь.
- Что ты несешь? Подсел на что-то, а, Шелдон?
Приносят чек, Шелдон вынимает бумажник, потом кредитку.
- А ты все с тем красавчиком живешь? - с откровенным презрением осведомляется он.
- Мне он нравится, Шелдон, - отвечаю я, а потом, менее уверенно: - И я ему нравлюсь.
- В этом я не сомневаюсь. Не сомневаюсь, что ты ему нравишься. Ты десерт не заказывала, да?
Я качаю головой. Остатки салата меня наконец соблазняют, но официант уносит тарелку. Такое ощущение, будто в ресторане меня все узнают.
- У тебя улыбочка с ошибочкой. - Шелдон запихивает бумажник в карман.
- А что мне толку от улыбочек без ошибочек, толку-то что?
Шелдон так на меня смотрит, что я пытаюсь улыбнуться, положить салфетку на стол - прямо-таки нормальный человек.
- У тебя телефон… ну… занят в последнее время, - тихо замечает Шелдон.
- Можно звонить на студию. Это ничего не значит.
- С Уильямом в эти дни общалась?
- Что-то не хочется мне общаться с Уильямом.
- По-моему, он хочет с тобой поговорить.
- Откуда ты знаешь?
- Видел его пару раз. - Шелдон пожимает плечами. - Где-то тут.
- Господи. Видеть не хочу этого урода. Парнишка-мексиканец уносит наши стаканы с водой.
- Шерил, большинство моих знакомых поговорили бы с бывшими мужьями, если б мужья захотели поговорить. Это не конец света. Да что такое? Ты что, и по телефону с ним пообщаться не можешь?
- Пускай звонит на студию. Я с Уильямом говорить не хочу. Он жалок. - Я опять смотрю на улицу, на двух коротко стриженных девочек-блондинок в мини-юбках, что идут мимо, с ними высокий блондин, он напоминает Дэнни. Не в том дело, что он вылитый Дэнни - просто вылитый, - скорее в том, как равнодушно он шаркает, как разглядывает себя в окне ресторана, в очках - тех же "уэйфэрерах". И на секунду он снимает очки, смотрит прямо на меня, хотя не видит, приглаживает короткие светлые волосы, девочки подпирают пальму, которую разглядывал Шелдон, закуривают, а блондин надевает очки, проверяет, не погнулись ли, отворачивается, бредет по Мелроуз, и девочки отлипают от пальмы и следуют за ним.
- Знаешь его? - спрашивает Шелдон.
Уильям звонит мне на студию около трех. Я за столом тружусь над репортажем про двадцатую годовщину убийства Китти Дженовиз, и тут он звонит. Рассказывает, что у меня в последнее время был занят телефон и надо бы нам поужинать на неделе. Я отвечаю, что занята, устала, слишком много работы. Уильям все талдычит название нового итальянского ресторана на Сансете.
- А что же Линда? - Не стоило спрашивать, понимаю я, Уильям может решить, что я его предложение обдумываю.
- Она в Палм-Спрингз на пару дней уехала.
- Что же Линда?
- А что Линда?
- Что же Линда?
- Мне кажется, я по тебе соскучился.
Я бросаю трубку, разглядываю снимки тела Китти Дженовиз, и Уильям не перезванивает. Загримированный Саймон рассказывает, что работает над сценарием о брейке в Восточном Голливуде. Когда начинаются новости, я смотрю прямо в камеру и надеюсь, что Дэнни смотрит, - он на меня только в новостях и смотрит. Я тепло улыбаюсь перед каждой рекламной паузой, даже если это вопиюще неуместно, и в конце передачи меня подмывает одними губами сказать: "Спокойной ночи, Дэнни". Но возле "Гельсона" в Брентвуде я вижу кошмарно обгоревшего мальчика в корзине, вспоминаю, как Уильям сказал: "Мне кажется, я по тебе соскучился", - перед тем как я бросила трубку, и когда я выхожу из магазина, небо светлое, слишком фиолетовое, неподвижное.
На дорожке стоит белый "фольксваген-кролик", рядом красный "порш" Дэнни, а подле него - гигантское перекати-поле. Проезжаю мимо, паркую "ягуар" под навесом и долго сижу, а потом вылезаю, несу в дом пакет с продуктами. Ставлю на кухонный стол, открываю холодильник, выпиваю половину "Тэба". На столе записка на ломаном английском от служанки: звонил Уильям. Отключаю телефон, комкаю записку. В кухню входит мальчик - лет девятнадцати-двадцати, короткие светлые волосы, загар, в одних голубых шортах и сандалиях. Резко застывает. Секунду мы смотрим друг на друга.
- Э… привет, - говорю я.
- Здрасьте, - мальчик начинает улыбаться.
- Вы кто?
- Ну… я Бифф. Здрасьте.
- Бифф? - переспрашиваю я. - Вы - Бифф?
- Ага. - Он задом продвигается к двери. - Увидимся.
Я стою, в кулаке - записка про Уильяма. Выбрасываю ее и поднимаюсь по лестнице. Хлопает входная дверь, слышно, как "фольксваген-кролик" заводится, пятится с дорожки, катит по улице.
Дэнни лежит на моей постели под тонкой белой простыней, смотрит телевизор. У кровати, возле колоды карт таро и авокадо, валяются комки "клинексов". В комнате жарко, и я открываю дверь на балкон, в ванной надеваю халат, молча иду к "бетамаксу", перематываю кассету. Кошусь через плечо: Дэнни по-прежнему смотрит в экран, который я загораживаю. Жму кнопку, и начинается концерт "Пляжных мальчиков". Мотаю вперед, жму кнопку. Кроме "Пляжных мальчиков" - ничего.
- Ты сегодня новости не записал?
- Не, записал.
- Но тут ничего нет.
- Да? - вздыхает он.
- Тут нет ничего.
На секунду он задумывается, потом стонет:
- Ох, блин, прости. Мне надо было концерт "Пляжных мальчиков" записать.
Пауза.
- Тебе надо было записать концерт "Пляжных мальчиков"?
- Это последний концерт, потом Брайан Уильямс умер, - отвечает Дэнни.
Я вздыхаю, барабаню пальцами по видаку.
- Не Брайан Уильямс, тупица. Деннис Уилсон.
- Нет. - Дэнни чуть приподымается. - Брайан.
- Ты второй день подряд пропускаешь новости. - Я иду в ванную, открываю краны. - И кроме того, его звали Деннис, - кричу я оттуда.
- Понятия не имею, с чего ты это взяла, - слышу в ответ. - Его Брайан звали.
- Деннис Уилсон, - громко повторяю я. Наклоняюсь, пробую воду.
- Нетушки. Ты тотально ошибаешься. Брайан. - Дэнни встает с постели, завернутый в простыню, хватает пульт и ложится обратно.
- Деннис - Я выхожу из ванной.
- Брайан, - повторяет он, переключая на MTV. - Ты совсем пальцем в небо.
- Деннис, дурья башка, - ору я, спускаясь по лестнице. Включаю кондиционер, в кухне открываю белое вино. Беру с полки бокал, возвращаюсь наверх.
- Уильям днем звонил, - сообщает Дэнни.
- И что ты ему сказал? - Я наливаю вино, пью, пытаясь успокоиться.
- Что мы еблись всухую и ты не доползешь до телефона, - ухмыляется Дэнни.
- Еблись всухую? Недалеко от истины.
- Вот-вот, - фыркает он.
- Почему ты, черт бы тебя взял, телефон не выключил? - ору я.
- Ты чокнутая. - Он внезапно садится. - Что за фигня с этим телефоном? Ты чокнутая, ты… ты… - Он умолкает, не найдя нужного слова.
- И что этот малолетний серфер забыл в моем доме? - Я допиваю бокал, меня подташнивает, я наливаю второй.
- Это Бифф, - защищается Дэнни. - Он не серфер.
- Ну, на вид он был ужасно расстроенный, - громко язвлю я, скидывая халат.
В ванной я опускаюсь в теплую воду, выключаю краны, ложусь, пью вино. Завернутый в белое Дэнни входит в ванную, бросает в корзину "клинекс", вытирает руки о простыню. Опускает сиденье, садится на унитаз, поджигает косяк. Я закрываю глаза, делаю большой глоток. Единственные звуки - музыка на MTV, капающий кран, Дэнни посасывает тонкий косячок. Я только сейчас заметила, что сегодня Дэнни добела обесцветил волосы.
- Травы хочешь? - спрашивает он, закашлявшись.
- Что?
- Травы? - Он протягивает мне косяк.
- Нет. Никакой травы.
Дэнни откидывается назад. Мне неловко, и я переворачиваюсь на живот, но так неудобно, и я переворачиваюсь на бок, потом на спину, но Дэнни все равно не смотрит. Закрыл глаза. Излагает.
Монотонно:
- Бифф сегодня был на Сансете, рассказал, что на светофоре видел такую уродливую старуху с тотально огромной головой и длинными, толстыми, жирными руками и она, в общем, кричала, бредила, проехать не давала. - Он затягивается, не выдыхает. - Она голая была. - Он выдыхает, потом сочувственно прибавляет: - Стояла на остановке дальше по Стрипу, может около Хиллхёрста. - Он снова затягивается, не выдыхает.
Я вижу эту картину очень ясно. Подумав, спрашиваю:
- И на черта ты мне все это рассказываешь?
Он пожимает плечами, молчит. Лишь открывает глаза, смотрит на уголек, дует. Я тянусь через край ванны, наливаю себе еще вина.
- Теперь ты мне что-нибудь расскажи, - наконец предлагает Дэнни.
- Типа в обмен?
- Все равно.
- Я… хочу ребенка? - предполагаю я.
После долгой паузы Дэнни пожимает плечами, говорит:
- Пакость.
- Пакость. - Я закрываю глаза и очень ровно переспрашиваю: - Ты только что сказал "пакость"?
- Мать, не морочь мне голову. - Он встает, подходит к зеркалу. Скребет воображаемую отметину на подбородке, оборачивается.
- Бесполезно, - внезапно говорю я.
- Я слишком молод, - говорит он. - Тю.
- Я даже не помню, как мы познакомились, - тихо говорю я, потом смотрю на него.
- Что? - удивляется Дэнни. - Думаешь, я помню? - Он роняет простыню, голышом возвращается к унитазу, садится, глотает вина из бутылки. Я замечаю у него на бедре шрам, на внутренней стороне, касаюсь его. Дэнни отшатывается, затягивается. Моя рука остается висеть в воздухе, я смущенно ее убираю.
- Умник надо мной посмеется, если я спрошу, о чем ты думаешь?
- Я думал… - Пауза, потом Дэнни медленно продолжает: - Я думал о том, как это ужасно было. Девственность потерять. - Пауза. - Я об этом весь день думал.
- Ничего удивительного, если с дальнобойщиком-то. - Длинная, полная ненависти пауза. Я отворачиваюсь. - Глупо. - Мне снова хочется его коснуться, но я лишь отпиваю "шардоннэ".
- А почему ты, блядь, такая особенная? - Он щурится, стискивает зубы. Встает, подбирает с пола простыню, возвращается в спальню. Я вылезаю из ванны, вытираюсь и голой вхожу в комнату с бутылкой вина и бокалом, немного пьяна, забираюсь к нему под простыню. Он переключает каналы. Я не знаю, почему он здесь и где мы познакомились, а он голышом лежит рядом и смотрит телик.
- А твой муж знает? - с наигранным весельем спрашивает Дэнни. - Он сказал, развод еще не закончился. Сказал, что он не бывший.
Я не шевелюсь, не отвечаю, какую-то секунду не вижу Дэнни - вообще ничего в комнате не вижу.
- Ну?
Я хочу еще вина, но заставляю себя несколько минут подождать. Другой клип. Дэнни подпевает. Я вспоминаю, как сидела в машине на стоянке "Галлерии", а Уильям держал меня за руку.
- Это что, важно? - спрашиваю я, когда клип заканчивается. Закрываю глаза, легко воображаю, будто я не здесь. Когда открываю, вокруг темнее, и я гляжу на Дэнни, а он все смотрит телевизор. На экране - фотография ночного Лос-Анджелеса. По неоновому пейзажу летит красная полоса. Появляется название местной радиостанции.
- Он тебе нравится? - спрашивает Дэнни.
- Нет. Вообще-то нет. - Я отпиваю вина, растекаясь до усталости. - А тебе нравится… он?
- Кто? Твой муж?
- Нет. Бифф, Бофф, Буфф, как его.
- Что?
- Он тебе нравится? - повторяю я. - Больше меня?
Дэнни молчит.
- Можешь сразу не отвечать. - Можно было жестче, но я не стала. - Если способен.
- Не спрашивай об этом, - говорит он. Глаза полузакрыты - пасмурные, серо-синие, пустые. - Не спрашивай, и все. Не надо.
- Просто очень типично, - хихикаю я.
- Что сказал Тарзан, увидев, как по холму идут слоны? - зевает он.
- Что? - Я еще хихикаю, закрыв глаза.
- Вот по холму идут слоны.
- По-моему, я это уже слышала. - Я представляю себе длинные загорелые пальцы Дэнни, а потом - и это не так красиво - то место, где загар обрывается, начинается вновь, толстые неулыбчивые губы.
- Что сказал Тарзан, увидев, как по холму идут слоны в плащах?
Я допиваю вино, ставлю бокал на тумбочку возле пустой бутылки.
- Что?
- Вот по холму идут слоны в плащах. - Он ждет ответа.
- А… да? - наконец спрашиваю я.
- Что сказал Тарзан, увидев, как по холму идут слоны в черных очках?
- Дэнни, по-моему, мне неинтересно. - Язык отяжелел, я вновь закрываю глаза, все вокруг давит.
- Ничего не сказал, - безжизненно сообщает Дэнни. - Он их не узнал.
- Ну и зачем ты мне все это рассказываешь?
- Не знаю. - Пауза. - Типа развлечься, наверное.
- Что? - Я уже плыву. - Что ты сказал?
- Развлечься?
Я на минуту засыпаю рядом с ним, потом просыпаюсь, но глаз не открываю. Дышу ровно и чувствую, как два сухих пальца скользят по ноге. Лежу совсем неподвижно, не открываю глаз, Дэнни трогает меня - без малейшего жара, - а потом нежно взбирается сверху, и я лежу совсем неподвижно, но вскоре приходится открыть глаза, потому что я слишком тяжело дышу. В ту же секунду Дэнни слабеет, скатывается. Когда я просыпаюсь среди ночи, его нет. Его зажигалка - золотой пистолетик - лежит на тумбочке возле бутылки и большого бокала, и я вспоминаю: когда Дэнни мне ее показал, я решила, он и вправду выстрелит, но он не выстрелил, и я почувствовала, как жизнь обернулась разочарованием, и глядя ему в глаза - этот взгляд, что меняется необъяснимо, эти озера, неспособные помнить, - я ныряла в них все глубже, пока не утешилась.
В одиннадцать меня будит музыка с первого этажа. Я торопливо набрасываю халат, спускаюсь, но это всего лишь служанка моет окна и слушает "Клуб Культуры". Я говорю " gracias" , выглядываю из окна, которое она отмывает, замечаю, что ее маленькие дети вдвоем плавают в небольшом бассейне, с той стороны, где мельче. Я одеваюсь, брожу по дому, жду, когда вернется Дэнни. Выхожу на улицу, смотрю туда, где стояла его машина, а потом озираюсь, нет ли где намека на садовника - тот почему-то уже три недели не появляется.