– Ой, а покраснел-то, покраснел… Прямо не мужик, а целка! – радостно провыла Шон, и Никите захотелось убить ее. Прямо сейчас. Например, пырнуть огромным ножом, которым она резала сыр. Но о резких движениях нечего было и думать – от навалившихся ужаса и стыда он вообще не мог пошевелиться. И даже продолжавшийся за столом разговор долетал до него словно издалека, сквозь мучительную густую пелену.
– Короче, я жидяру не боюсь, да и остальных Циммершлюзов – тоже, – бодро подытожил Витек, поднимаясь и разминая жилистые плечи. – Попробует меня в какое-нибудь говно втянуть – ему же дороже обойдется…
– А мне бы только старика Копейкина встретить, остальное вообще не ебет, – с мерзким акцентом отозвалась Шон, гремя чашками в углу кухни. – С ним мне и Циммершлюз, и вообще все по барабану…
– А я счастливый… – тихо и доверчиво произнес шаман Харалдай.
– Это в каком смысле? – подозрительно спросил Витек.
– А у прямом… – тяжело вздохнул шаман. – Я у жизни так мало добра от людей бачил, шо отталкивать его по доброй воле не стану… У садике меня обижали, смеялись, бо я до шести лет писялся. У школе тоже… Школа хулиганская была, а я сам росту был небольшого и драться не умел… В армии меня вообще очень сильно обижали! Личная жизнь, як то кажуть, не сложилась… Ну, про тюрму шо и говорить…
– Погоди, а ты чего, сидел?! – В голосе Витька зазвенели нотки восторженного удивления. – Ну даешь, бурят! Я и не знал!..
– Нашо тебе чужое горе? – спокойно продолжал Харалдай. – Всяко у жизни бувае… Но, як не крути, а Марик Аронович, дай ему Бог усякого счастья, нам токо добро делает, шо – не так? Так. От и выходит, шо светлая он душа…
– Ага! Такая светлая, что ты, даже когда камлаешь, ее в упор не видишь! – заржал Витек.
– Я на Ароныча не камлав, не бреши, Витя, – невозмутимо возразил шаман. – А шо души его не вижу – так, может, цэе… духовно не дорос…
– Эй, господа квартиранты! – бодро прозвучало снизу. – Я дома!..
– Сейчас обосремся от радости… – криво улыбнулся Витек и повернулся к Никите: – Давай, братуха, действуй, потроши жида. Узнаешь что интересное – не забудь рассказать…
* * *
Въезжать в новый московский день было почти не страшно.
И не только из-за тумана, который маскировал лучший город земли до степени неузнаваемости, были и другие причины.
Во-первых, Никита не стал испытывать психику на прочность и перед самым выходом от души приложился к лечебному микеринскому порошку, во-вторых, приближение к столице было постепенным – уютный холл подъезда, стоянка, шлюз КПП с автоматчиком. А в-третьих, "эффект "мерседеса"" продолжал действовать – пролетающая за окном реальность со всеми ее угрюмыми сюрпризами казалась отстраненной и не более опасной, чем происходящее, скажем, на экране телевизора.
Но главным излучателем ни на чем не основанного спокойствия был сам Марик Циммершлюз, сидящий рядом. В легком черном костюме поверх тонкого бордового джемпера он выглядел еще роскошнее, чем вчера. К тому же явно побрился всего несколько часов назад, поэтому платиновый налет щетины только начинал проступать на его худых щеках.
– Как спалось на новом месте? – приветливо спросил он, когда машина поднырнула под ползущий вверх шлагбаум.
– Спасибо, хорошо, – честно ответил Никита. – Только знаете, Марик, у меня, ну… как бы это сказать, есть много вопросов…
– Это понятно, – не удивился Циммершлюз и запредельно-метросексуальным жестом поправил идеальную прическу. – Это только у матросов нет вопросов, потому что за лишние вопросы боцман сразу бьет в морду… Время для беседы у нас еще будет, обещаю, давай пока с предыдущим этапом твоей жизни разберемся. Как пели большевики: "Отречемся от старого мира…"
Последнюю фразу он даже не продекламировал, а коротко пропел.
– Вы так просто об этом говорите, – уныло отозвался Никита. Он в эту минуту как раз думал, как бы отодвинуть подальше встречу с реальностью, в которую Марик тянул его с таким бодрым оптимизмом.
– Нет, вот тянуть и усложнять мы точно не будем, хорошо? – сказал Циммершлюз. – Оно того не стоит. Я тут с утра подсуетился, собрал твои вещи…
– Какие вещи? – не понял Никита.
– Откровенно говоря, только не обижайся, – барахло полное. Что ни возьми. Я сначала даже решил не тащить его, а прямо там, во дворе, в мусорный бак бросить и спалить, но без тебя не решился. Напрасно, кстати говоря… Ты же молодой продвинутый парень, Никита, а живешь, как спивающийся бюджетник-непротивленец… Нехорошо… Как говорила одна мудрая женщина, Лора Кэбот, даже ведьмы должны понимать важность процветания…
Злость и возмущение, клокотавшие в душе Никиты и готовые вырваться наружу, не поспевали за стремительным Циммершлюзом.
– Погодите, вы что, были в Лаврушенском?!
– Ну да, – Марик закурил и сочувственно покачал головой. – Гиблая хата. Жуть!.. В такой кто угодно кровью блевать начнет. Да, кстати, держи сразу единственно ценное…
Последние слова Марик произнес без всякой иронии, наоборот – негромко и проникновенно, нагнувшись, вынул из бардачка плотный офисный конверт и бросил его Никите на колени.
Единственно ценное и правда было на месте – маленький латунный крестик, мятая голубая лента, пахнущая Настей, весной и вечностью, бабушкино кольцо, тонкая пачка старых фотографий…
– Вы, конечно, все пересмотрели… – укоризненно пробурчал Никита.
– За кого ты меня принимаешь! – возмутился Циммершлюз. – Так, пробежал глазами из любопытства… Да и времени особо не было! Захочешь – дома сам все не спеша покажешь.
– Не захочу, – зло отрезал Никита и, закрыв конверт, сунул его под куртку. – Кстати, мне все равно придется вернуться. За машиной…
– Это за синенькой такой? Которая во дворе стояла? На инвалидную мотоколяску похожая…
– Ну, "ниссан-микра", – запнувшись, признал Никита, полный нехороших предчувствий. – Синий, да…
– Редкая мерзость, – поморщился Циммершлюз. – Я бы ни за что не поверил, что твоя, если бы документы в общей куче не нашел… Еле впарил ее этому мужику. Чтобы за квартиру расплатиться…
– Да вы… – возмущенное бешенство, кипевшее в Никите, прорвалось, наконец, сквозь отупение странного утра. – Вы рехнулись?!Что значит – впарили?! Какому еще мужику?!
– Бомжеватому такому, с подбитым глазом… – брезгливо пожал плечами Марик. – Мне, извини, выбирать не приходилось…
"Сумасшедший, – пронеслось в голове Никиты с беспощадной ясностью. – Опасный сумасшедший… Может, ударить его прямо сейчас по голове и сбежать? Все равно куда…"
– Я не пойму, с чего ты так разволновался, – словно прочитав его мысли, беззаботно сказал Циммершлюз. – Да это удача, что ее хоть кто-то купил, эту твою "микру" или как там ее… Сидеть в таком говне – примерно то же, что ездить на ослике вместо красивой лошади!.. А ты же модный парень! Музыкант! Натурал, опять же… Неужели она тебе действительно нравилась? Ни за что не поверю…
– Вообще-то я о "мини-купере" мечтал, – неожиданно для самого себя признался Никита. – Но ребята заладили: "пидорская машина, пидорская машина"…
– Наши мечты – планы Бога, – серьезно отозвался Марик. – Если мечтаешь о чем-то – никого не слушай, – и, помолчав, добавил: – Хотя машина, конечно, пидорская по определению… Мы тебе что-нибудь реально правильное купим, не переживай…
– Вы?! Вы мне ничего не купите! – взвился Никита. – И вообще, Марк Аронович, в отличие от ваших, как вы говорите, квартирантов, я не собираюсь…
– Да, кстати, я тебя даже не спросил, как они тебе! – восторженно перебил Циммершлюз. – Совсем забегался, прости… Хорошие ребята, правда?
– …Странные немного, – чуть помедлив, ответил лихорадочно соображающий Никита. – Постойте, а Микерина вы откуда знаете?
– Кого?! – поразился Марик. – Слушай, Никита, не знаю я никакого Микерина!.. Главное – фамилия какая неприятная! И вдобавок подозрительная… Кто он такой, этот твой Микерин?
– Это человек, который познакомил нас с вами, – отчеканил Никита. – Который звонил вам по телефону…
– А… – с облегчением протянул Марик, – этот… Ну, так бы сразу и сказал! Я его вообще-то под другим именем знаю…
– Как это – под другим? – растерялся Никита.
– Тут как раз ничего загадочного нет. Он промышленными драгметаллами занимается, а это лютый бизнес, в нем единицы выживают… Я его, честно говоря, не очень хорошо знаю.
– Мне обязательно, слышите, Марк Аронович, обязательно нужно его найти!
– Успеешь еще. – "Мерседес" затормозил и ловко вклинился в единственное свободное место на парковке. – Приехали…
Место, где они оказались, не понравилось Никите с первого взгляда – прохожих почти не было, сквозь туман проглядывали угрюмые серые пятиэтажки, похожие на вражеские доты, машины на парковке были очень грязными, очень дорогими и все как одна – черными.
– Где это мы? – настороженно спросил он.
Марик кивнул на ближайший дом.
– Ресторан "Роза Гудермеса". Говорят, дивное место. У нас здесь через сорок минут важная встреча…
Вход в ресторан был обшарпанным, ступени – сбитыми, вывеска – кооперативно-убогой, старой и почти незаметной в тумане.
Как только они оказались в мрачном холле, им навстречу вышел крупный небритый брюнет в черном костюме с искрой и наглухо застегнутой рубашке без галстука.
К этому моменту Никите уже хотелось не просто уйти отсюда, а убежать, причем немедленно и все равно куда – из-за приоткрытой двери зала доносились громкие гортанные голоса, хриплые выкрики и совершенно разбойничий смех.
– Ассалам Алейкум, – громко пропел брюнет, сдержанно вскинув ладони.
– Помилте, барин, – беззаботно улыбнулся Циммершлюз. – Мы сами из жидов будем…
– Ну, так я же сразу вижу – интеллигентные лица! – еще шире заулыбался брюнет. – Позвольте представиться, Лев Солоницер, владелец заведения.
– Марк Циммершлюз. – Марик непринужденно пожал протянутую руку. – А это – мой друг Никита…
– Очень рад. – Ладонь у Солоницера была большой и мягкой. – Могу чем-нибудь помочь, друзья?
– У нас здесь назначена встреча… – начал было Циммершлюз, но не договорил – дверь зала резко распахнулась, и оттуда вышел, направившись к выходу, кривоногий кавказец с небритым свирепым лицом и мобильным телефоном в украшенной огромным перстнем руке.
– …А ты ему скажи, козлу недоеному, что я его папу фак и маму фак! Без всякий уважение скажи, да?.. Что? Да, билет мне Зураб уже купил, "Дельта Эйрлайнз", на пятнадцатый число… И когда я это… флай бэк, я ему нос отрежу, слушай, а свой зироу-ван-ван пусть он зазвонится в натуре, я ему его собственный зироу по любому порву, да?.. Так и скажи, только не перепутай ничего, как брата тебя прошу…
Проходя мимо, кавказец, не прерывая разговора, успел учтиво пожать руку владельцу заведения и бросить внимательный взгляд на незнакомцев. Никита почувствовал, что его начинает подташнивать от ужаса.
– Я все понял, Марик, – с улыбкой произнес Солоницер. – Думаю, у меня есть как раз то, что вам нужно… Прошу за мной!
Он широко распахнул потертую лакированную дверь и скрылся за ней.
Ватные ноги Никиты отказывались слушаться, но подлый Циммершлюз уже подталкивал его ладонью в спину, бубня что-то неуместно-радостное.
Зал – узкий и длинный – был похож на забитый посетителями вагон-ресторан неимоверных размеров, следующий по одному из самых адских маршрутов Родины. По обе стороны от узкого прохода за квадратными столиками, плотно заставленными едой и бутылками, сидели компании небритых людей в кожаных куртках и золотых цепях. Переговаривались все громко и с нездоровым возбуждением, словно после короткого победного боя. Оружие особо не прятали, видимо, здесь это было не принято. Ни одной женщины в зале Никита не увидел. Пахло потом, дорогими парфумами, шашлыком и гашишем. Поймав несколько устремленных на них, идущих по проходу, спокойно-одобрительных взглядов, Никита понял, в чем дело. Для завсегдатаев "Розы Гудермеса" они явно представляли собой очень знакомую и гармоничную картину – два высоких невозмутимых брюнета ведут маленького напуганного русского паренька куда-то, куда ему ну совершенно не хочется идти…
Когда Никите начало казаться, что у этого вагона-ресторана попросту нет конца, они подошли к точно такой же двери, с которой все начиналось. За ней оказался маленький – на три столика – отдельный зал, уютный и чистый. Дверь закрылась, и гортанные крики, сквозь которые они только что шли, превратились в едва различимый и совсем не страшный гул.
– Располагайтесь, как вам удобно, друзья, – вежливо произнес Солоницер. – Предложить вам что-нибудь?
Марик вопросительно посмотрел на Никиту, но тот лишь злобно засопел и отвернулся.
– Вот что, Лев, – Циммершлюз с видом ресторанного гурмана потер худые ладони. – Если вас не затруднит, дайте-ка нам правильной икорочки, ну а к ней – на свой вкус…
– Не продолжайте. Мне все понятно, – заговорщицки пропел хозяин и мгновенно исчез за дверью.
– Циммершлюз, – Никита с трудом сдерживал бешенство после пережитого стыда и страха. – Вы идиот!.. Я, конечно, тоже идиот, что вчера сел к вам в машину, но… это уж Микерину спасибо!..
– Кому – спасибо?.. – Марик удивленно поморщился.
– Сами знаете, кому!.. Так вот, я, конечно, всего лишь маленькое ничтожество, но я не буду вашей игрушкой, ясно?! И для своих звериных фокусов вам придется найти другого провинциального дурачка с поломанной судьбой!.. А мне скажите, сколько я должен за ночлег, – и идите к черту!..
Никита говорил и говорил, задыхаясь от обиды, а Марик даже не пытался перебить его. Лишь элегантно закурил и смотрел через стол с чуть снисходительной грустной улыбкой, которая бесила Никиту больше всего остального. Он замолчал, только когда открылась дверь и появившийся Солоницер ловко и быстро выставил на стол перед ними запотевший графинчик водки, блюдо икры на льду, пахучее желтое масло и корзинку ржаных гренок, а сам, тихо пробормотав что-то вежливое, сразу исчез.
Никита никогда в жизни не пил днем, но тут вдруг налил сам себе полную стопку и бросил ее в душу одним жадным глотком. Водка оказалась потрясающей.
– Кошмар, Никита, ты, я вижу, совсем не умеешь радоваться жизни. – Марик раздавил в пепельнице сигарету и принялся с рекламной легкостью намазывать масло и икру на ржаной краешек. – Знаешь, выпей-ка ты еще. Только закусывай, я тебя прошу…
Никите захотелось ответить резко и по-хамски, но у него не получилось. Он вообще не умел ругаться, а недавняя гневная тирада и вовсе измотала душу. Поэтому он ограничился тем, что выпил вторую стопку, не глядя на Циммершлюза и словно не замечая его. Зачерпнул ржаным гренком икры прямо из вазочки и вдруг – уже не в первый раз за последние сутки – почувствовал, что до встречи с этим гадом Мариком ни водка, ни икра не казались ему такими пронзительно-вкусными. Но вместо благодарности в душе мелькнула маленькая гадкая обида.
"Это все жидовские штучки, прав Витек… Ох как прав!.."
Несколько минут они просидели в тишине. Водки и закуски поубавилось.
– Ну, ты хоть немного успокоился? – Марик произнес это с ласковой укоризной, словно разговаривал с больным ребенком.
Никита не ответил, хрустя бутербродом. Хотя злости у него в душе уже не осталось. Наоборот – стало ясно, что он некрасиво мстил другому человеку за собственную трусость. Нужно было срочно сказать что-нибудь простое и примирительное, но он не мог придумать, что. Марик сам ему помог.
– Ну все, давай мириться, как говорят дети. Тем более нам сейчас, выражаясь блатным просторечием, предстоит стрелка…
– Какая еще стрелка? – напрягся Никита. – С какой стати вы меня вообще в свои дела впутываете?
– Я тебя ни во что не впутываю, наоборот – распутываю то, что ты сам запутал. У нас стрелка с певцом Бакланом. Твое здоровье…
И Марик интеллигентно употребил стопочку, сразу же зачерпнув ложку икры и делая вид, что не замечает реакции оторопевшего Никиты.
– С Бакланом?! И вы думаете, он сюда придет?!
– Ну а как иначе? – искренне удивился Циммершлюз. – Не будет же он от меня по всей Москве бегать, не мальчик…
– Бегать-то он точно не будет, – задумчиво протянул Никита и вспомнил довольно свирепую драку с пьяными финнами в ночном баре Хельсинки. Он тогда искренне позавидовал храбрости рэпера – размашистой, по-разбойничьи русской, пугачевской…
– Бегать не будет, – повторил Никита. – Как бы нам самим не побежать. Он и сам-то человек не робкий, ну а его личный охранник, Сергей Сергеевич, вообще – не то бывший ФСБшник, не то альфовец, не то…
– Ясно, если одним словом – человек с биографией… – невозмутимо кивнул Марик. – Ничего, разберемся. Зато мы же с тобой для беседы дивное место выбрали. – Он бросил взгляд на "Брегет". – Давай лучше, пока есть время, наши дела обсудим…
– Какие наши дела? – не понял Никита.
– Ну как это – какие? Если я правильно тебя понял, тебе у меня не понравилось, тексты какие-то обидные выдаешь – "сколько должен за ночлег"… Бред! Я же тебе сразу сказал – ты мне ничего не должен.
– В том-то и дело, – Никита мучительно подыскивал слова, понимая, что сгоряча действительно наговорил Марику кучу обидных и несправедливых слов. – Понимаете, так же не бывает. Подбираете меня на улице, кормите икрой непонятно с какой радости… Я же все-таки не ребенок, давно знаю, что бесплатный сыр…
– Все, не продолжай, я понял. – Циммершлюз произнес это с грустью и легкой досадой. – Сколько же у этого мира таких вот зверских поговорок, с ума сойти… – Он снова закурил, красиво держа сигарету в тонких и длинных, как у скрипача-виртуоза, пальцах. – Знаешь, на что это похоже? Вот представь, гуляешь ты по огромному заросшему саду – уже очень испохабленному, но все еще – как ты там вчера говорил? А, ну да, лучшему из возможных… Вот, а на каждом шагу – таблички "Осторожно – злая собака". Только написано не на заборе у ворот – тогда бы хоть понятно было, – а развешено по всему саду, чтобы ты особо не удивлялся, если тебе вдруг оторвут ногу или перегрызут горло. А главное, чтобы постоянно испытывал липкий страх и дергался от каждого шороха…
– Я и сам об этом часто думаю… – признался чуть опьяневший Никита. – Не так образно, конечно, а вообще…
– Правда? И что надумал?
Никита с кривой улыбкой пожал плечами:
– Ничего… Мир не переделаешь…
– Это верно. – Марик разлил остатки водки, получилось ровно по половине стопочки. – А главное – лучше не пытаться.
– Почему? – удивился Никита.
– Потому что каждый раз, когда очередная группа сильных товарищей пытается изменить мир, он становится еще злее и беспросветней. И отвратительных пугающих табличек становится еще больше. Скажешь – нет?
Никита лишь невесело покачал головой и выпил остатки вкусной водки.
– Тогда я не понимаю, о чем мы спорим, Марк Аронович. Вы точно так же, как и я, понимаете, что от нас ничего не зависит. Просто, в отличие от меня, живете стильно и красиво, потому что у вас больше мужества и денег… Все просто…
– Все еще проще, – улыбнулся Марик.
– А именно?
– А именно – нужно думать не о мире, а о себе в нем. Понимаешь?
– Не очень, – честно признался Никита.