Стало противно оттого, что я снова оказался прав, и хотя за этим подтверждением таилось торжество моей самоуверенности и снисходительности к милой девушке, все это было невыносимо унизительно, словно я повторяю этот момент постоянно и ничего нового не могу придумать. Больших усилий мне стоило не поцеловать ее, дабы еще больше не усилить этот эмоциональный протест, возникший во мне.
Как всегда, на выручку пришла милиция.
После гаишников подъехали страховые агенты. Стали заполняться бланки, проставляться подписи.
"Слава богу, - решил я, - есть время подумать, как действовать дальше". Девчонка неплохая. Наверно, живет в квартире, снимаемой этим гоблином. Везти ее к себе? Но я решил об этом не думать. Пусть все будет, как будет.
С некоторых пор я вообще не строю планов. Плановое хозяйство ушло вместе с придуманным когда-то социализмом и забрало с собой отца. Словно он остался там, где все было расписано по годам: детский сад, школа, институт, брак, рождение ребенка, постановка в очередь на квартиру, новоселье, второй ребенок.…
Надеюсь, у него там все в порядке, и кто-то снова называет его "папой" а он опять учит кого-то кататься на велосипеде и держать равновесие.
Я не хочу иметь детей. Мне кажется это насилием. Когда ты из своего эгоистического самоутверждения, решаешь за будущего ребенка, что ему будет здесь хорошо. Кто дал тебе такое право? Кто дал тебе гарантии на его благополучие и счастье? Страна? Эти зажравшиеся нувориши с мешками на головах, живущие в своих мирах?
Так решили мои родители, не понимая и не желая видеть, что творится вокруг. Хотели показать, что они тоже хотят и могут. Доказать себе, что они ничем не отличаются от своих родителей и их предков, которые так же бездумно рожали детей и выкидывали их в мир жестокости и ненависти.
Кому мы пытаемся все время что-то доказать? Кому это нужно? Почему наша страна не может жить спокойно и заботиться о своих гражданах? Почему она всегда кому-то доказывает, что мы лучшие, что мы первые, что мы…
Что мы?
Мы готовы бросать своих детей как слепых котят в сточную канаву и радоваться, если те смогли зацепиться за край и вылезти на сушу. А потом с умилением наблюдать, как они мыкаются всю жизнь, адским трудом выпрашивая подаяние, взращивая в себе уверенность, что делают это во благо своих будущих детей, искренне веря, что их канава будет не такая глубокая, как была когда-то у них.
…Когда все формальности были улажены, я проверил машину Марго. Посмотрел рулевое и передний привод.
Она признала себя полностью виновной, и гаишники не стали просить с меня деньги за справку. Выписали ее сразу, проставив все необходимые атрибуты и печати.
- Куда поедешь в ремонт? - спросил я.
- Не знаю, - ответила она, откровенно расстроившись, - у меня же крестины. Я тебе говорила, что сегодня торжественный день. Но теперь, наверно, придется все отложить. Подруга будет ждать, и вот на тебе - авария! Может, это знак, какой? Как думаешь? Надо ей позвонить, что не смогу.
- Какие крестины? - не понял я, пытаясь вспомнить, о чем она говорила раньше.
- Какие обычно бывают у детей, - засмеялась она. - Просто мои родители были ярые коммунисты, неверующие, и решили, что это не надо. А мне хочется что-то изменить в себе, понимаешь, почувствовать веру во что-то. Ты читал Библию?
На миг мне показалось, что у нее что-то с головой не в порядке, но я не привык осуждать людей за их взгляды, если они меня не беспокоят и уклончиво сочинил:
- Очень давно, как-то в деревне у бабки.
- Тебе понравилось? - обрадовалась она.
- Не помню, - буркнул я - Но ты ведь уже большая!
- Понимаешь, с тех пор как я уехала из дома, чувствую себя не в своей тарелке. И все вроде бы неплохо. Работаю в фирме, снимаю… (здесь она запнулась) квартиру, есть подружки. Но как-то нет душевного равновесия. Нет уверенности в том, что я все делаю правильно. Все ищу чего-то. Чего не знаю.
- И поэтому ты решила облиться водой из-под крана? - усмехнулся я, с уверенностью подумав о себе, что она уже нашла, кого искала.
- Ну почему из-под крана - она же святая! - возразила Марго.
- Ну да, попы ее на горбе с голгофы таскают и по бутылочкам разливают! - не унимался я.
Честно говоря, мне было наплевать на этих попов, которые взялись здесь на земле представлять господа Бога. Но я ненавидел их потому, что они тоже указывали и говорили всем, как надо жить, чтобы попасть в царствие небесное. Я туда не собирался, и мне хотелось жить здесь. Делать то, что именно я считаю нужным. Продолжать наказывать уродов, любить женщин, встречаться с товарищами. И чтобы это никуда не девалось. Чтобы Жаба снова прилетел со своей планеты, и его родители при встрече со мной не глядели так, словно это я похитил их сына. Чтобы Серега Потапов бросил свой автомат в песок и вернулся домой пить с нами пиво. Наверно оба они делали не то, что хотели на самом деле. Обоим им кто-то указывал.
…Марго молчала.
Не ожидая ответа, я подумал про себя, что опять оправдал свое прозвище: человек решил найти веру, договорился в церкви о крестинах, а я взял и своим грузовиком подмял ее мечту. И теперь заставил сомневаться в правильности намерений. Конечно, подонок! Единственное, чем я мог загладить свою вину - это помочь ей. Но говорить об этом не стал, сделав вид, что ничем ей не обязан:
- Давай поставим твою машину в ремонт, и я тебя отвезу. Есть у тебя подходящее место?
Было видно, что здесь, в городе, Марго не умеет и не любит решать проблемы. За нее это делали другие.
"Наверно она умеет расплачиваться", - подумал я пошло и с ехидцей спросил:
- Может обратиться к твоему брату?
Она улыбнулась в ответ, но промолчала. За что показалась мне достаточно умной или опытной.
Мне вдруг почудилось, что она сможет войти в мою жизнь и что-то там переставить. Но что можно переставить в пустой комнате? Вместе с этой боязнью неожиданно почувствовал неприятную фальшь в душе, которая заскребла меня изнутри, предупреждая о возможных дальнейших сложностях в отношениях. Стало противно, будто я изворачиваюсь у школьной доски из-за невыученного дома урока.
Отбросив свой меркантильный страх, я решил отвезти ее к моему приятелю в сервис.
Место ДТП мы покинули вместе. Мне кажется, что женщине за рулем верить нельзя. Она чувствует себя слишком защищенной, находясь под покровительством лошадиных сил своего металлического мустанга. Поэтому в голову ей могут придти неадекватные мысли.
Пару месяцев назад вот так же решив с женщиной вопрос по обоюдному согласию без оформления, я покинул место происшествия. А женщина вызвала ГАИ и оформила ДТП, сказав милиции, что я скрылся. Могла бы сказать, что номер не запомнила, но на это у нее ума не хватило. А может быть, женщины тоже бывают подонками? Долго мне пришлось потом доказывать, что я не верблюд. Слава богу, Шмель помог выкрутиться. Пришлось всему отделению поляну накрыть.
…После того, как Опель загнали в ангар, мы рванули на Охту в маленькую церквушку на кладбище. Там выяснилось, что предполагаемый крестный застрял где-то в пробке, и мне ничего не оставалось, как его заменить.
Помещение внутри было небольшое. Стены увешаны иконами, под самыми крупными из которых стояли столики со свечками. Все как на картинках старых русских художников. Быть может, я когда-то давно бывал в аналогичных местах, но сейчас припомнить это не мог. Заунывное пение, маслянистый запах, легкая задымленность от горящих свечей и лампад действовали на меня немного тягостно.
Посетителей было человек десять взрослых и пяток детей, в основном, грудничкового возраста.
В центре стояла серебряная купель, наполненная водой. Нам вручили зажженные свечки и все пошли хороводом по кругу за попом. Мне напомнило это новогоднее веселье с Дедом Морозом. Только вместо посоха, на одной руке у него была раскрытая книга, а в другой - чадящее кадило. Вместо елки - купель.
Поп был молодой, но молитвы читал неестественным басом. Это было смешно. Из уважения к обряду я делал серьезное лицо и выполнял все необходимые требования. Шел за Марго, неся в левой руке зажженную свечу. Через правую была перекинута ее шубка. В своем коротком желтеньком платьице она ежилась от холода и волнения, сильнее прижимая локти к бокам, и периодически вздрагивала.
Пропев все что требовалось, поп остановился у купели и, повернув лицо к хороводу, стал пропускать клиентов мимо себя.
Детей в воду не опускал, как я сначала подумал, а только смачивал кисточкой тело. Дошла очередь и до Марго.
Поп пару раз махнул кистью, а затем пропел басом:
- Оголи ногу…
До этого он тоже много чего пел, поэтому я не обратил внимание на его фразу. Но то, что наша очередь остановилась, заставило меня быть внимательней. Лицо Марго оказалось на уровни огромного креста висящего на груди попа. Поэтому я вполне мог разглядеть его холеную, розоватую как у поросенка, с жидкой порослью физиономию. Мелкие черные глазки, словно пуговки, прятались в косматой рыжей челке. Широкий нос оканчивался картошкой, покрытой сетью коротких красных царапин в виде тонких загогулин, словно по нему пару раз проехались теркой.
На вид он был моложе меня. Не замечал стоящую перед ним девушку, глядя вдаль. Со свечкой и шубой через руку, я словно подталкивал Марго к нему, чувствуя, напирающих позади еще человек пять.
Те, кто шел впереди, уже закутывали своих чад и направлялись к выходу. Я заметил, как Марго приблизила свое лицо к редкой мохнатой бороде попа и что-то зашептала.
Меня мало интересовало их общение, и я продолжал стоять, глядя по сторонам, сдерживая напирающих сзади. В этот момент снова басом на распев прозвучало поповское:
- Оголи ногу…
Теперь до меня уже дошел смысл сказанного. Я понял, что это не божественная фраза из книги, которую нараспев читал поп, а нечто реальное и понятное.
Переложив свечку в правую руку, Марго приставила левую ладонь ко рту. Стараясь отгородить произносимое от посетителей, она снова приблизила свое лицо к бороде попа, и я услышал незнакомый взволнованный, немного пищащий голос:
- У меня колготки…
Поп словно не слышал, что она ему говорит. Он даже не смотрел на нее. Стоял, словно проглотил кол, и глядел мимо, вдоль оставшейся очереди. Нанизывая всех, кто был повыше, на свой взгляд как жертву на шампур. Устремляя его дальше, сквозь стены своего храма, только ему одному открывшейся истине. Его редкая кучерявая бороденка, схожая с взрослеющим пушком девичьего лобка, едва скрывала красные пятнышки на щеках и белые струпья перхоти. Похоже, что он страдал псориазом.
"Это от нервов, - подумал я, - если он не может найти согласие с собой, как он может найти его со своим богом?"
Из-за всех этих противоречий и несуразностей, соединенных вместе, казалось, что низкий голос, плавно текущий из едва приоткрываемых им губ, принадлежит не попу, а сидящему в нем дьяволу.
- Оголи ногу…
- Батюшка, у меня колготки… - на этот раз с чувством обреченности зашептала Марго.
Я увидел как она, глядя на попа, левой рукой стала приподнимать сбоку свое желтенькое платье. Ее рука медленно скользила вдоль бедра, собирая в складки материю, надеясь, что поп опустит взгляд и удостоверится в правдивости сказанного.
Поп продолжал стоять не шелохнувшись. В левой руке он держал книгу, а в правой кисточку, смоченную в купели. Подобно художнику с этюдником, ожидающим живую натуру.
- Батюшка, у меня колготки, - произнесла Марго уже больше для формальности, словно в последний раз предупреждая о предстоящей необратимости того, что сейчас случится. Почувствовав бесполезность мольбы, стоя перед жестоким непреклонным религиозным сутенером, требующим от нее божественного соития. Она резко подняла платье на бедре, едва засветив свои красненькие трусики и, зацепив большим пальцем пояс колготок, дернула их вниз.
Я увидел, как открывшийся оголенный треугольник бедра мгновенно покрылся мурашками, стал особенно белым с черными точками поднявшихся коротеньких волосков. И тут же мокрая кисть хлобыстнула по ним так, что в разные стороны полетели брызги. Словно кто-то наказывал негодницу за развратную оголенность. Вмиг покрасневшая кожа, стыдливо скрылась под упавшим подолом желтого платья.
Я посмотрел на попа. Можно было подумать, что это не он только что заставил оголиться девушку.
И тут он неожиданно улыбнулся, глядя прямо в глаза Марго, протянул ей крестик, который предварительно окунул в купель. Этот кусочек белого металла на вытянутой поповской ладони, выглядел платой за представление.
Когда мы вышли из церкви, Марго молчала. Она куталась в свою шубку и старалась не глядеть на меня.
Мы сели в кабину, и я стал прогревать двигатель. В этот момент из церкви вышел знакомый поп. Его ряса, словно черное исподнее, выглядывала из-под длинного кожаного пальто с меховой оторочкой. Увидев его, Марго прислонилась к стенке кабины и подняла воротник шубы в надежде спрятаться. Но не успела. Его самодовольный взгляд уперся прямо в нее. Теперь он улыбался, надменно, по-хозяйски, как будто вне церкви властителем душ становился он сам и только что, на глазах у всех, отымел Марго по полной программе.
Я его ненавидел. Он прошел мимо и сел в белый мерседес, стоящий позади меня. Марго тоже заметила это.
Моя рука сама включил заднюю передачу, и грузовик медленно попятился.
Реакция у попа оказалась хорошей. И как только кузов грузовика был готов коснуться капота мерседеса, раздался пронзительный непрерывный сигнал. Он звучал как воздушная тревога, словно истошный, полный ужаса, испуганный крик попа, сжигаемого на святом огне инквизиции.
Стоящие рядом и выходящие с территории кладбища люди с возмущением оборачивались. Кто мог позволить себе таким безудержным воплем потревожить усопших? С негодованием видели перепуганное лицо священнослужителя в окне иномарки.
- Стой! - закричала Марго и засмеялась от всей души, громко и заливисто. Нам показалось, что в этот раз мы заставили оголиться при всех попа и отмерить ему дозу мокрой кисточкой по толстому заду.
Грузовик резко остановился, а затем, набирая скорость, поспешил от кладбища, весело виляя задом на пробуксовывающих колесах.
Выезжая, мы еще долго смеялись, вспоминая прошедший обряд, обращая все в шутку.
Я предложил ей покататься со мной по городу:
- Не хочешь посмотреть на все сверху?
- С удовольствием! - радостно ответила она.
В ее голосе звучало чистосердечное признание.
- А как твой брат? - снова съязвил я.
- Ты хочешь взять его с собой? - с наивной хитрецой спросила Марго.
Мы поняли друг друга.
Глава 7. Чистильщики
Я сделал двойную перегазовку, как учили на грузовиках, и моя ласточка понеслась к центру города. Понеслась - это сильно преувеличено. Я проехал через Петровский мост к Суворовскому проспекту, затем по Лиговскому.
Все было завалено снегом. По радио губернатор рассказывала, что на борьбу со стихией выехала тысяча снегоуборщиков. Это выглядело смешно, поскольку кроме кладбищенского трактора со щеткой мы не встретили ни одного.
- Ну что, почистим город от хамов? - спросил я Марго.
- А что это возможно? - засмеялась она и вытянула вперед ноги, упершись в резиновый коврик, - Я готова!
Мы свернули на Пушкинскую улицу с одностороннем движением, и покатили среди оставленных под снегом слева и справа автомашин. Они стояли вдоль дороги, как разноцветные снеговики, накрытые белыми шубами и шапками снега. Словно оторванные уши, висели на проводах сорванные боковые зеркала. На кузовах виднелись рыжие полосы свежей ржавчины, успевшей покрасить неглубокие царапины.
Я осторожно выруливал, чтобы ничего не задеть.
- А давай диранем какой-нибудь дорогой мерсюк! - предложила Марго неожиданно - Чего они здесь растопырились! Страсть как хочется иногда сделать пакость. Ведь ты же можешь и не почувствовать это своим Бентли?
Я посмотрел на нее с серьезным видом и понял, что она не шутит. В ней продолжала скрываться многолетняя ненависть, взращенная искусственно насаждаемой уравниловкой города и деревни.
- Сейчас поищем, - ответил я.
Искать пришлось недолго.
Колонна, в которой мы ехали, неожиданно снизила скорость. Пешеходы стали обгонять нас и вскоре я увидел коряво припаркованный серебристый БМВ Х-5. Прозрачные стекла позволяли увидеть в салоне прилепленных меховых кошечек и собачек, которые, словно подсмеиваясь, покачивались на нитках в такт резким порывам ветра, ударяющим в кузов кроссовера. Еще парочка пушистых зверей лежала на торпеде.
Я остановился примериваясь. Но мгновенно раздавшийся сзади оркестр оглушительных клаксонов заставил меня снова двинуться вперед. На всякий случай я тоже бибикнул пару раз. Затем легонько толкнул бампером БМВ. Сработала сигнализация, и со второго этажа, где, судя по рекламе, размещался косметический салон, выглянули две очаровательные молоденькие девушки.
Я спросил знаками их ли эта автомашина. Одна кивнула и показала на свои ручные часы. А затем рукой нарисовала в воздухе круг. Судя посему, жест означал что-то круглое - "жди, когда кончатся процедуры или выезжай задним ходом". Водители стоящих позади автомашин тоже его видели и стали снова возмущенно гудеть. Но девушка, сжав кулак правой руки, выкинула вверх средний палец и отошла от окна. Негодованию водителей не было предела. Они готовы были в ручную двинуть меня с места.
Вот так общественность заставляет нарушать законодательство нашей страны - подумал я и нажал на газ. Если бы не кабины и работа моторов, я бы верно услышал гром аплодисментов и бурные овации: БМВ дернулся и зарылся носом в сугроб, словно ему стало стыдно за свою хозяйку.
Пусть она звонит своему Шрэку, - подумал я.
Собачки с кошечками прощально мотнулись вверх и закивали головами. Звери с торпеды соскользнули вниз. Движение восстановилось!
Марго захлопала в ладоши и, привстав, в радостном восторге поцеловала меня в щеку. Я почувствовал аромат ее духов. Необычный, призывный, игривый запах солнца и фруктов. Почти такой же невесомый, как в далекие интернатовские нашествия. Совсем не соответствующий обстановке в кабине грузовика и снаружи. Она была счастлива.
"Как мало надо женщине, - подумал я, - чтобы она почувствовала душевное равновесие, забыв, что несколько минут назад была готова забиться в угол от стыдливой реальности".
Мы продолжали свое путешествие. Объезд садика на Пушкинской улице преграждала спортивная Хонда. Ее владелец даже не потрудился припарковаться ближе к сугробу, где места было вполне достаточно. Быть может, она ему не нужна?
- Посмотри справа, - попросил я Марго.
И та, опустив окно, выглянула в холод наружу.
- Можно… потихоньку, - сказала она, глядя назад, - а теперь правее.
Это облегчило мне задачу объезда сугроба слева.
- Ну все, - сказала она, - проехали, поддай газку, вон тебя впереди подрезают!
Я увидел, как на круг со стороны Лиговского переулка въезжает грузовая газель и прибавил скорость.
- Оп-па! - радостно воскликнула Марго и обернулась ко мне загадочно счастливым лицом с очаровательной улыбкой, - пусть учится парковаться!
Я услышал легкий хлопок и посмотрел в зеркало заднего вида. Увидел болтающееся на разноцветных проводах зеркало легковушки. Оно еще продолжало раскачиваться - видимо я сорвал его защитой заднего колеса.