- В том-то и дело, что исключение из правил - такой дальнобойщик. А твои эти мужички-уроды - норма сегодняшней жизни! Так что лучше ни в какие ситуации, даже "для попробовать" не соваться. Времена сейчас не те. Человеческая жизнь ничего не стоит и никому до нее дела нет.
М-да уж, незавидная роль у Меланьи. Старшая сестра и педагог отряда в одном лице. Как ни крути - обязана назидать, да воспитывать. Я б повесилась. Хотя ей, вроде, нравится."
Артур злился, не понимая, зачем Сонечка писала ему это. Что за ценность в этих разговорах? Особенно задевало, что сквозь беззаботность тона, отчетливо проступали истеричные нотки ностальгии, а между якобы безобидных общих описаний, все равно встречались целые куски, посвященные новой Сонечкиной пассии. И эти куски - Артур чувствовал совершенно ясно - были главными для писавшей. Казалось, будто Сонечка намеренно пытается превратить свою трагедию расставания с одним человеком в тоску по целой компании. Причем обмануть она пыталась не столько Артура, сколько саму себя. Осознав это, Артур перестал злиться. Сонечку внезапно стало очень жалко. Артур не знал, что там приключилось у нее с Киром, но видел, что наивную Сонечку явно обидели там… Впрочем, в тексте письма пока ни о чем таком не говорилось… Хотя глупые воспевания Кира уже появились и читать становилось все сложнее.
"- "Спать на трассе опасно, но как хочется спать!/ Нас ненавидят за то, что не в ногу идем/" - ухмыльнувшись, запел "мальчик с глазами". Я уже успела влюбиться в его манеру начинать песни внезапно, ничего не объявляя, и используя их в сугубо прикладном смысле, а вовсе не как отдельный номер. Кир наравне со всеми участвовал в разговоре, только говорил песнями… Некоторые - исполнял целиком. Другие - те, из которых к текущей теме подходила лишь конкретная строчка, - нещадно крошил, и доносил нам кусочками. И в этом крылось что-то на редкость волшебное. По крайней мере для меня, которая все эти песни прекрасно знала и ловила мысль по первым аккордом, сразу ассоциируя и понимая, что мальчик с глазами собирается сообщить. Точнее не понимая, а чувствуя. Потому что, когда речь идет о простом понимании, достаточно объяснить текстами. Песни же несут нечто большее - конкретную эмоцию, энергетику в целом, целый громадный ассоциативный ряд… Короче, мне такой способ общения сразу страшно понравился.
"Будь осторожен, спрячь свой хаер под шляпу!/ Они перестроились и отменили костры", - продолжал поддерживать затронутую мною тему мальчик с глазами, - "Теперь не станут бить/Будут просто за душу лапать./ Эти делам они, как и прежде, верны…"
Песня была старая, наивная в своей надрывности. О ее авторе я практически ничего не знала, кроме того, что звали его Дог, и в Москву он приехал в перестроечные времена из Харькова. Рассказывали, что как-то одна перспективная цивильная дамочка с радио - аккуратные очёчки, белая блузочка с воротником-стойкой, тесно сжимающим шею, поразительная уверенность в безграничнсоти собственных познаний о жизни - решила одарить Дога путевкой в жизнь.
- И голос у тебя отличный, и музицируешь хорошо. Но что ты пишешь?! Попробуй сменить взгляд на ободряющий. Напиши что-нибудь, например, о родном городе. А мы запишем в эфир пустим. Имеем такие полномочия…
И Дог неожиданно для самого себя выполнил ЦУ. Вышла предельно честная песня о родном городе. Вернее о том, каким он стремиться быть - законопослушным, покорно сносящим, облицованным фальшивой звонко-пианерской бодростью. И это тот самый город?! Тот самый, в котором когда-то, сгорая то ли от революционной сумятицы, то ли от кокаиновых допингов, организовывались один за другим и тут же рушились поэтические общества, зарождались громкие теории и смелые мысли… Город, в котором на какое-то время нашли опору Мандельштам и его будущая супруга, которому поклонялся Олеша, и о котором (то ли взаправду, то ли стараниями потомков) Маяковский писал лихие матерные стишки… Город, на кухнях которого ночами не спали, устраивали квартирники первым проповедникам рокенролла, и всегда собирали рекордное количество слушателей на андеграундовые концерты. Именно этот город теперь официально "держал лицо" и боялся шагу ступить без веления столиц… "Вы сволочь, Харьков!/ Стреляйте первым!" - оканчивалась та песня Дога. На радио ее, разумеется, записывать не стали. Зато запомнили и начали исполнять все остальные. И вот результат. Самого Дога ни я, ни Кир никогда не видели, ничего ни о его прошлом, ни о его будущем не знаем, никаких записей его никогда не слышали и были ли такие - понятия не имеем, но при этом поем его песни. Кстати, мотив, который я слышала раньше к этому тексту несколько отличался)…"
Артур все-таки нашел отрывок, где снова упоминалась Морская Котиха. Перечитал, в поисках фактов, которые можно лихо ввернуть в разговоре. На предстоящую беседу с Леной Артур делал серьезные ставки. Она должна была многое прояснить…
"Кстати, Артурка, не думай, что на все эти дни я забыла о тебе. Помнила! И моя Морская Котиха тому свидетель. Им со Светиком я многое рассказывала, и о тебе в том числе. Правда частенько всякие смешные выдумки. Не со зла, а просто от желания всех позабавить. Ты ведь не обижаешься?
Именно с одного из таких разговоров однажды чуть не вышел скандал. После этого случая я стала лучше понимать Ленино неприятие футбола. Мы сидели внизу, в городе, на веранде Котиков. Котиха, Светик и я. Все трое прибывали в крайне расстроенных чувствах. На гору приехала очередная проверка, и Лене пришлось на весь день закрыть точку. Я переживала не самый лучший момент в личной жизни. А Светик всегда была готова поддержать компанию. Через пару часов мимо дома Котиков должен был проезжать один Светкин друг, который обещал захватить меня с собой на Ай-Петри, потому я, рассчитавшись с Виктором довольно рано, забросила все дела, ни о чем не думала и решила расслабиться. Короче, мы планомерно напивались.
- Мужики - дураки! - упрямо твердила я, вспоминая всевозможные подтверждения сего очевидного, в общем-то, факта. В качестве доказательства я, кажется, решила привести какой-то смешной эпизод из опыта нашего с тобой недопонимания. Хоть убей, не помню, какой именно. Возможно даже сходу мною придуманный или позаимствованный у кого-нибудь из известных юмористов. Что-то вроде того, что ты в свои почти сорок до сих пор твердо уверен, что пыль из пылесоса уходит по проводам в стены или еще какой-то бред. Мне хотелось нести чушь, паясничать, веселить присутствующих и это явно получалось.
- Тебе, Леночка, никогда меня не понять! - в завершение добивала публику я. - Вы с Виктором - душа в душу. Вы - одна сатана и одного поля ягоды. А у меня вечно все наперекосяк случается… Вот, например, как-то маман - она у меня агентством недвижимости заведует - поручила мне разместить в газете объявления о продаже элитной квартиры. Мне, разумеется, было не до того, и пришлось перепоручить дело тогдашнему моему молодому человеку. Существу вообще-то неплохому, но в силу своей принадлежности к мужскому полу, довольно неразумному и проверять наборщиц не привыкшему. В общем, в результате, вместо "спальня 46 метров", в объявлении красовалось заявление "сральня 46 метров"! Маман чуть не разорвала меня на кусочки…
- Ой, не могу! От это номер! - заливались мои уже хорошенько наклюкавшиеся слушательницы.
- Тихо вы! - внезапно заорал Виктор из комнаты. Натурально заорал. Грубо, разгневанно. Спустя миг, выскочил на порог и повторил свои требования. Мы втроем моментально притихли. Лена с Теткой испуганно, я - ошарашено. Никогда раньше своего работодателя в таком состоянии не видела. Глаза навыкате, волосы всклокочены. Короткая ватная спецовка, наброшенная поверх обычной его домашней тельняжки смотрелась очень странно, если учесть, что из-под нее торчали голые волосатые ноги, сверху туго обтянутые полосатыми семейниками. - Молчать, кому сказал!!! - гаркнул хозяин и, убедившись, что требуемая тишина действительно наступила, гордо удалился в комнату. И дверью еще хлопнул так, что с потолка штукатурка посыпалась.
- Мы пойдем, да? - в себя я пришла первая и, разумеется, зашептала приличествующее. Разумеется, лезть с расспросами о том, что случилось, сейчас было абсолютно не уместно, но и делать вид, будто ничего не произошло тоже казалось глупым. А еще вдвойне неловко делалось о того, что буквально только что я все эти свои "душа в душу" выпаливала, и выходило теперь, будто сглазила.
- Сидите, - потемнев лицом, апатично махнула хозяйка. - Только тихонечко. Это у нас бывает. Это называется - Витеньке помешали принимать любимый наркотик. Футбол называется. У нормальных сумасшедших припадки в полнолуние, а у моего - под футбольные матчи. Все ему кажется, у нас телевизор слишком тихо работает…
В первый раз за всю историю знакомства мы с теткой хоть на что-то среагировали одинаково. Синхронно подняли руки, синхронно покрутили пальцами у висков.
- Согласна, - моя Лена снова улыбалась. - Но, что поделаешь. А в остальном Сонечка, ты не пугайся, и впрямь душа в душу, одна сатана и прочие гадости. У всех свои тараканы в отношениях, у всех свои придури…
Мы еще посидели немного, но прежнего азарта разговора как-то уже не возникло. Обещанная попутка загудела под калиткой, едва начало темнеть и я отправилась на гору. Притихшая и ошарашенная.
А наутро совершенно нормальный Виктор, как обычно, расхаживал по двору, напевая себе под нос, кормя кошек и здоровался, как ни в чем не бывало. У каждого свои тараканы в голове. Каждый из нас - немного сумасшедший…"
К этому моменту письма Сонечка и сама заметила, что нить разговора ускользает от нее и текст разваливается, из-за отсутствия какой-то единой мысли. Разумеется, тут же Сонечка применила свое давнее оружие - объявила все предыдущее письмо недействительным.
"Тьфу, да что я пишу? Пишу все не туда и не о том. Да разговоры, да компашка, да, друзья. Вряд ли все это интересно тебе. Да и поделиться мне, если честно, хочется совсем другим. Тем, чем, вообще говоря, не делятся…
Видит Бог, я хотела открыться, написать, позвать тебя и спастись тобой и твоим пониманием… Сколько бумаги перевела, сколько формулировок перепробовала… Не судьба. Не получается. Знал бы ты в который раз я пытаюсь написать это письмо. В который раз пытаюсь и быть честной, и не сломать возможность наших дальнейших отношений и…
Я чувствую себя не нужной и всеми брошенной. Ты нужен мне. Но использовать тебя вслепую - это гадко. А, узнав все в открытую, ты вряд ли останешься во мне заинтересованным. Вот такой вот замкнутый круг. Похоже, то, что письмо никак не складывается - знак свыше. Свидетельство того, что я не имею право привлекать тебя на помощь и выкарабкиваться из своей депрессии твоими силами. Похоже, это письмо - ошибка"
И, разумеется, уже со следующей страницы, Сонечка начинала все сначала.
"Привет, Артурка!" - как ни в чем не бывало, сообщала она. - "Вот, решила написать тебе письмо…"
Артур страдальчески закатил глаза к потолку и неприлично выругался.
- Сколько можно! - простонал он, в конце концов, но послушно принялся просматривать текст, чтобы отделить то, что уже читал от нововведений, сделанных специально для этого варианта письма. По количеству черновиков к посланию, Сонечкино письмо (кстати, так и не отправленное) вполне могло претендовать на попадание в книгу рекордов Гиннеса.
* * *
"- Как, ты говоришь, называется эта тропа? - название показалось забавным, потому не отстаю.
- Таракташ, - с достоинством отвечает Егорушка.
- Крута уж больно. Становишься вверх, а потом "таракт-таракт-таракт" - тарактиш вниз… - смеется Меланья…"
После вереницы обязательных приветствий и краткого описания своего знакомства с новой компанией - очень краткого, совсем безымоционального, в корне отличающегося от предыдущего восторженного послания, - Сонечка внезапно меняла тон:
"А потом все в моей жизни перевернулось вверх дном. Я влюбилась. И вышло все так неуклюже, так глупо, что по сей день прибываю в страшно горестном состоянии. Мне кажется, я никому не нужна… Итак, начну по порядку."
Признание заставило Артура сначала отбросить послание в сторону, а потом мужественно взять его в руки и читать очень внимательно. На самом деле, знать правду - очень важный козырь. Какой бы неприятной она не оказалась.
Начиналось все у Софии, как обычно, с пустых разговоров:
"- Ничего подобного! Из всех спусков к Ялте Таракташский, кажется, самый безопасный, а уж то что самый живописный - факт неоспоримый. - впрочем, Егорушку занимают сейчас совсем другие вещи. - Послушай, - в своей удивительно мягкой манере, он вкрадчиво заглядывает мне в глаза. - Ты два месяца тут живешь, и не изучила еще окрестности? Ни разу не спускалась по Таракташской тропе? Как же так?! - он откровенно недоумевает. - И ты можешь после этого спокойно пить чай и чувствовать себя человеком? Жуть!
- Ты так говоришь, будто я не просто сама не спускалась, но и кого-то по этой тропе уже спустила, причем насмерть. Ну не спускалась, но все впереди ведь…
- Немедленно! Немедленно отправляемся в поход! - обрадовался Алишер. Спустимся, потом застопим что-нибудь идущее обратно и к ночи вернемся.
- Фиг ты до отбоя вернешься. А на вечерней поверке все должны быть на месте. И ты - не исключение! - заворчала Меланья.
- А я? - внезапно заговорил Кир. - Я исключение? - и тут же сам себе ответил. - Вероятно, да. У нас ведь с Егоркой еще ни один выходной не использован. Теоретически, если мы уходим, ты, Меланья, остаешься за старшую, а … тебе в торжественно передается в помощники.
- О нет! - схватился за голову …. А потом внезапно обернулся ко мне: - Леди, сжальтесь, не будьте так жестоки к бедному шуту. Не оставляйте меня в подарок этой зловредной госпоже!
- Точно что "шуту"! - фыркнула Меланья. А я совершенно не знала, что ответить.
- Что я могу для вас сделать? - я интимно склонилась к уху паясничающего…
- Откажитесь от экскурсии, - ответил он, а потом уже нормальным тоном, совсем не кривляясь, пояснил: - Я ведь тоже ни разу не спускался по этой самой тропе. И следующего раза может не представиться. Лучше послезавтра, когда народ на автобус поведем, все вместе и спустимся…
- Обязательно, - пообещал Кир, твердо снимая дискуссию. - Но все вместе - потом. А сегодня - мы сами. Надоело мне тут, хочу в город, развеяться…
Это высказывание из уст дикаря-Кира звучало настолько фальшиво, что даже болван … начал что-то понимать.
- Иди переоденься, - бросил мне Кир. - Там спуск довольно крутой. А ты, Егорушка, будь добр, прихвати спальник, может, придется заночевать внизу. Зачем на ночь глядя на трассу идти… Там места такие, как раз для ночевки…
Самое забавное, что меня при этом никто ни о чем не спрашивал. Мое участие в вылазке считалось делом решенным и без моего согласия. Только я открыла рот, чтобы немного поломаться, как пришлось громко клацнут челюстью, демонстрируя крайнюю степень удивления. Ситуация приняла совсем уж однозначный оборот.
- Я не поеду! - поспешно сообщил Егорушка, не мигая, честными-честными глазами глядя из-за своих защитных стекол. И именно из-за этого старательно честного взгляда, всем за версту понятна притянутость за уши его оправданий. - При всем желании не могу. Обещал ребятам показать аккорды. Нехорошо детей обманывать.
Все понимающе замолчали. Во мне, разумеется, тут же проснулся дух противоречия:
- Вот видишь, - как ни в чем ни бывало сообщила я …., - Все разрешилось просто великолепно. Егор остается с Меланьей, а ты идешь с нами. Посмотришь Таракташ…
Произнося все это, в глубине души, я страшно боялась, что … согласится. Но Егорушка и тут решил продемонстрировать глубины своего чертового понимания:
- Нет. Он мне партию в нарды должен. Мы сегодня ночью играть станем…
Как они собираются одновременно играть и на гитаре и в нарды я решила не уточнять.
В общем, совершенно без инициативы с моей стороны, поспешно и прилюдно, мы с Киром огласили, что собираемся уйти этой ночью вместе. По большому счету это никого не волновало, но все же мне казалось слишком грубой такая лобовая предначертанность.
- По-хорошему, я не должна была принимать твое приглашение, - признаюсь уже в пути. - Порядочные девушки на ночь глядя с посторонними джентельменами скитаться по темным горам не ходят…
- Не волнуйся, - будто и не понимая контекста, серьезно заверил Кир. - До темноты мы уже пройдем все самые крутые места и подойдем к Учан-Су. Водопад на самом деле сумасшедшее красивый. Это туристам его неправильно показывают. Места знать надо…
- И часто ты водишь в эти места женщин, утомленных длительным одиночеством? - я не люблю фальши, я не люблю делать вид, будто не происходит очевидных вещей, потому говорю почти напрямую. Смотрю, по крайней мере, так, что трактовать мой взгляд, как обычный дружеский уже не получится.
- А, ты в этом смысле, - как-то смешавшись, отвечает Кир. А потом находит совершенно идиотский, можно даже сказать оскорбительный для меня ответ: - Не бойся, в этом смысле я никаких иллюзий не питаю. - отводит глаза и продолжает с невесть откуда взявшейся горечью, - Кто я такой…
От моей длительной смертельной обиды Кира спасло лишь то, что он, как оказалось, обманул".