С тех пор я не очень доверяю статусам. Странные встречи на трассе - те, в которых бритоголовые бандюки в Мерсах и с новорусскими замашками открываются душевнейшими и интереснейшими людьми, старательные мужчики с ответственными лицами и взрослыми сыновьями оказываются меркантильными тварями, хлюпики-интеллиегнтики, упившись, ведут себя как последние подонки, а граждане, имеющие "серьезные проблемы с нашими правоохранительными" ведут себя безупречно и героически… - все эти ситуации раз и навсегда отучили меня судить людей по их социальным принадлежностям…"
Дочитав, Артур закурил. Вдруг страшно захотелось немедленно увидеть Софию. Схватить за плечи, оторвать от земли, встряхнуть несколько раз… Да чтобы пришла в себя! Чтобы поняла, наконец, что в мире действительно есть человек, способный оградить ее от всех гадостей, в которые она себя окунала и собирается окунать впредь. И этот человек - вот он - приехал, и сбегать от него не надо, и… Впрочем, она все равно ни черта бы не поняла.
Артур снова уставился на письмо.
После ссылки на вкладыш, послание превратилось в какой-то хаотичный набор воспоминаний о вечерах, проведенных с новой компанией. Артуру все эти подробности совсем не казались какими-то впечатляющими. Сонечка же представляла их так, будто рассказывала о каком-то невозможном чуде. Она всегда отличалась слишком сильной привязчивостью.
В обычном, кривляке-острослове Языке - да таких ходит полмосквы, и никто не слушает их, потому что все привыкли и все давно ищут чего-то более глубокого - Сонечка видела образец артистичности и очарования.
В грубоватой и мрачной Меланьи - девушку редкой внутренней гармонии и духовной силы. При этом еще и царицу Томару по внешнсоти…
К счастью, своими мыслями о предводителе всего этого сборища в этом письме Сонечка старалась делиться не слишком часто. Вообще-то и без них в письме хватало глупых дифирамбов, и Артур откровенно раздражался, вчитываясь.
Кроме того, за каждой строчкой, за каждым словом стояла странная, дикая какая-то тоска-ностальгия. "На грани закипания, наш чайник дорогой,/Распалась компания, не надобно другой!" - приводила строки из песни Вероники Долиной Сонечка, когда пыталась описать свое нынешнее состояние. Артур никак не мог взять в толк, о чем она так сожалела…
В общем, это письмо вышло весьма бестолковым - сто отрывков из разговоров, описания кусочков чужих судеб и никакой сути. Кому писала, зачем писала - не ясно!
Разумеется, сама это почувствовала, и даже об этом сообщиал:
"В результате, я узнала о ребятах много интересного. Вернее, по большей части обычного вполне, житейского. Но мне именно такое тогда нужно и было… Мне в моем аскетическом заточении так не хватало чего-то мирского…"
Артур все это "мирское" давно уже осточертело, но он, ведомый Сонечкой, вынужден был изучать фрагменты чужих биографий.
"Язык, Кир и Егорушка выросли в Симферополе. С детства не отличались особым послушанием и, оставив несчастным родителям краткую записочку, запросто могли смыться из дому на неделю. Усаживались в электричку на Бахчисарай, и пропадали в окрестностях Тепе-Кермена - удивительного пещерного города, в котором, между прочим, вплоть до последнего времени еще проживали люди. Нет, не археологи, а настоящие человеческие семьи-отшельники. Держались они довольно обычно. Люди, как люди. Пацанва мало интересовалась ими, куда большее внимания уделяя самим пещерам и окружающим их развалинам. Много позже, когда Тепе-Кермен окончательно признали музеем под открытым небом и стали водить туда толпы, семьи эти куда-то исчезли, и Язык до сих пор страшно жалеет, что не сообразил в свое время с ними подружиться. Раз в год, для проверки силы духа компании, ребята ночевали на старинном заброшенном караимском кладбище. Без фотографий и русскоязычных надписей, с мрачными серыми каменными плитами исписанными иноязычными значками, расположившиеся под многолетними отчего-то сплошь сухими деревьями полуразрушенные древние могилы внушали священный ужас. Ночевать нужно было без палатки и костра, в полной тишине. Егорушка и Язык по сей день поливают последними словами идиота, придумавшего эту традицию. Идиотом, разумеется, был Кир. К счастью, на третий год такая проверка духа уже не казалась странной и решили придумать что-нибудь другое…
- А то бы мы точно в институт седыми поступали! - комментировал Язык.
Поступали в Москву. Когда уезжали, близкие - и родители, и девушки, которыми, естественно, к тому времени ребята уже обзавелись, и всевозможные друзья-соратники - особо не расстраивались. Были уверены, что ребята завалят экзамены и вернуться. Немного настораживал тот факт, что эти лоботрясы и двоечники, ради хорошего аттестата в старших классах вдруг взялись за головы и выровняли успеваемость. Но этого по всеобщему мнению все равно было мало для поступления в один из самых престижных ВУЗов страны.
Разумеется, ребята не вернулись. Кир с Языком не поступили, но покориться этому не смогли. Остались в Москве, устроившись дворниками, а сами засели за подготовку к поступлению. Егору посчастливилось оказаться зачисленным на первый курс. Друзья ходили к нему постоянно и многие преподаватели потом удивлялись: "Погодите, мальчики, вы же в прошлом году были на лекциях первого курса. Что вы опять тут делаете?"
После института, юных историков разбросало по разным городам - в то время еще существовало понятие распределение. Больше всех повезло Киру - оставили в Москве, сочтя первоклассным специалистом. В родном институте, на родной кафедре… Но не суждено было Кириллу стать ученым. Шер ше ля фа! Его шефиня оказалась особой властной, стервозной, да еще и положившей глаз на молодого сотрудника.
"Натуральное домогательство с использованием служебного положения!" - рассказывал о перенесенных другом тяготах Язык.
В общем, лавируя на грани, Кир протянул ровно три месяца. После чего, на какой-то очередной конференции, после идиотского совершенно разговора и злых придирок, сопровождающихся: "Вы ведь не хотите идти мне навстречу, Кирилл. Отчего же я должна одобрять ваши проекты…" Кир, психанув, разорвал диплом на мелкие кусочки и смыл их в уборной. А потом вышел к гостям и смутил всех искренним заявлением: "Поздравьте меня с облегчением! Замечательным, важным и значимым!"
Ясное дело, карьера его пошла прахом. Собственно, тогда прахом пошла вся страна и Кир, тут же устроившийся в работать во дворец детского творчества археологом, не разу не пожалел о содеянном. Он ушел в действующие педагоги, и нашел, наконец, свое настоящее поприще. Друзья-приятели, разумеется, до сих пор почитают за честь поподклывать, попрекая утопленным в унитазе образованием. Но это Кира ничуть не задевает.
Всего за год Кир со своим кружком развел грандиозную деятельность и перетащил к себе Языка и Егорку. Идею фирмы, выводящей группы на экскурсии по горному Крыму подсказала Меланья. На тот момент - вот уж чего никак не ожидала! - она была действующей женой Языка. Расстались они совсем недавно, причем друзьями и совместную работу бросать не собирались.
С этим своим кооперативом ребята страшно намучались. Доверчивого Языка подставляли на каждом шагу, причем все - и клиенты, и советчики, и (правда нечаянно) сами ребята! В конце концов, свое предприятие было решено закрыть и отдаться на юридическое ведение одному симферопольскому турагенству. Так и поступили. Схема оказалась надежной и оправдывала себя по сей день. Кировский кружок, в котором летом, разумеется, объявлялись каникулы, иногда полным составом отправлялся на первые летние экскурсии. Родители Киру очень доверяли… И правильно, он - и это было видно с первого же взгляда - заслуживал настоящего доверия. Все из группы его страшно уважали и даже за глаза величали по имени отчеству…"
Артур брезгливо опустил абзац с дифирамбами Киру и переместил взгляд ниже. Еще Сонечке зачем-то понадобилось пересказывать воспоминания о детстве, к которым периодически скатывались разговоры у костра:
"И что-то в этом такое милое было, такое бесконечно доброе. Рассуждать с детьми о детстве. О поре, когда все деревья кажутся большими, а люди - добрыми. Причем для меня их возраст - как раз та пора. А сами себе они кажутся уже взрослыми…
- Когда мне было столько лет, сколько тебе, - говорю Алишерке с улыбкою…
- Не может быть! - тут же мило льстит мой юный друг. - Я думал ты меня младше…
- Ну, разумеется, ты так думал, - морщусь скептически, - Особенно после того, как мы с твоей старшей сестрой громогласно выясняли, на каком бардовском фестивале познакомились…
Алишерчек теряется, а его слабые попытки оправдаться тонут в очередных дебатах общественности.
- Вспоминать детство, как пору блаженства - показатель трусости. Детство - незнание. Незнание - глупость. Глупость - беззаботность и легкость. Выходит, ваши ностальгирования по детству - бегство от жизни и тоска по глупости! - Меланья, как всегда совершенна в своей чудо-категоричности.
- По чистоте! - раздувая щеки, вступает в спор девочка с косичками.
- Ага, - все агрессивнее панкующий Костик внезапно отвлекается от обнюхиваняи своих носков и ныряет в разговор. - По чистоте. Я вот, например, до школы матерился, по чем свет стоит, и был при этом чист, как слеза. Потому что слово "пиздец" и слово "капец" считал полными синонимами, без каких-либо нюансов. А потом вырос, узнал истинное значение слов. И мараю теперь себя на каждом мате принадлежностью к чужим влажным и вонючим половым органам!
- Ой, фу-у-у! - хором визжим мы с девчонками и гоним довольного Костика куда подальше.
- А для меня детство, это детские страхи. - честно признаюсь я. - Я боялась красных мышей. Они жили под кроватью, и проедали мир до пустоты. Где откусят кусок мира - ничего не остается, даже воздуха. Было очень страшно.
"Кто-то сильный и большой, наблюдает за тобой", - наигрывает мотивчик Кир. Делаю удивленное лицо, мол, когда это он успел тут появиться.
На самом деле, конечно, его появление я заметила. Почувствовала кожей, и непроизвольно собралась вся. Спину ровней, глаза пошире… И даже тщетно отращиваемые мною волосы, кажется, на сантиметр длиннее стали от его здесь появления. Продолжаю рассказ, стараясь не расплескать это прекрасное, накатившее вдруг ощущение собственной значимости. Не знаю, что думают остальные, а Он слушает меня, ловит оттенки и подыгрывает ощущениям. Я не одна, я понимаема и это так важно, так много, так…
До чего я докатилась? Сиюминутное восхищение мимолетного мальчика вгоняет в ощущение восторга. Давненько никто не любил меня, да? И твоей, родненький Артур, вины в этом предостаточно. Но не о том речь.
- А одна моя юная знакомая ужасно хотела увидеть живых Неуклюжей. Ну, тех, что бегут по лужам вместе с пешеходами… Искала их в зоопарке среди медведей.
- А одна девочка приехала с севера, и потому на полном серьезе искала у друзей на даче соленые огурцы. Думала, сорт такой…
- А у меня сестра уверено рассуждала в садике: "у курицы - цыпленок, у свиньи поросенок, а у коровы - говядина"… - это говорит Алишер, потому все тут же переводят взгляды на Меланью. Она с невозмутимым видом мешает что-то своей ведьмацкой колотушкой в огромном чане с очередным загадочным кашасупом. - Уже тогда проявляла странные кулинарные наклонности!
- Ага, а братец мой с детства отличался повышенной романтичностью и страстью к абсурду. - не остается в долгу воспитатель. - Я ему задачку: "Алишек, вот сидело на дереве три птички, одна улетела, сколько осталось?" Он сосредоточится, посопит немножко, ответит правильно. И тут же мне свою задачку задает: "Сидело на дереве три собачки, одна улетела, сколько осталось?"
- И что тут абсурдного, не пойму? - пожимает плечами Алишер. - Смотрела "Бесконечную историю"? Думаешь, это дракон был? Нет! - с мечтательной улыбкой он подпирает ладонью небритый подбородок. - Тот дракон был - собака! Большая, мягкая, летающая собака…
"Мне кажется, я узнаю себя,/ в том мальчике, читающем стихи./ Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь./ И кровь течет с руки…" - мой мальчик внезапно врывается в наши умы гребенщиковской балладой. И я трепещу от восторга. О, как я его понимаю. Как точно ловит он сейчас мои мысли…"
- Ну вот, опять! Так мне придется пропустить все письмо, - фыркнул Артур. - О, а вот и что-то здравое. Если вообще в этом послании хоть какие-то мысли можно считать таковыми.
Несколько абзацев были посвящены Лене Морской Котихе. Она тоже частенько бывала вечерами на описываемых Сонечкой посиделках. Артур решил обязательно расспросить добрую барменшу. Может, она сможет объяснить, что такого выдающегося было в этих сборищах?
Артур еще раз отыскал отрывки, где упоминалась Лена. МорскаяКотиха, оказывается, с интересом следила за происходящим. Особенно интересовалась авотостоповскими спорами своих гостей. Сонечка бесконечно восторженно описывала эти споры. Тема ей явно была по душе. Вот, например:
"- А я считаю, все в жизни нужно попробовать. - в разговор вмешивается смешная, похожая на хомячка девочка с двумя косичками и увядшим ромашковым венком на голове. - Если что-то для тебя лишнее - сразу почувствуешь. Вот я, например, как-то тоже автостопом решила заняться. Хотелось ощутить себя взрослой, да и в душном автобусе трястись от дачи до города надоело… Так из этого такое вышло, что я на всю жизнь отбросила всякие подобные идеи…
- Дай-ка угадаю, - Алишерка с видом повидавшего все в жизни, властным жестом останавливает девочку. - Стали приставать. Верно? Это потому что головой надо думать, и одной не шастать, приключения себе зарабатывая… Девчонкам по одиночке нельзя…
- Да нет, - усмехается девочка. - Не в приставаниях дело. Просто за рулем мой отец оказался. Он водителем на фирме ишачит, всегда разные тачки гоняет… В общем, досталось мне хорошо. А потом еще дома от матери. Я, конечно, разобиделась и решила уйти из дому. У меня одна подруга когда-то так сделала, целую неделю у всякого народа кантовалась. И все ее жалели, и все помощь свою предлагали. А я, помню, в глубине души страшно ей завидовала. Но и тут мне оказалась не судьба. Едва договорилась, у кого ночевать впишусь, вбегает одна моя одноклассница, говорит, моя мать в больнице с сердцем. Ну, тут уж не до игр в свободу… И с тех пор меня как-то совсем на все эти подрастковые бзики не тянуло. Это как с резаньем вен. Ты, Алишерчик, из-за каждой несчастной любви себе руки режешь, и будешь резать впредь, весь в шрамах ходить, как увечный. А Костик, вон, и рад бы так над собой поиздеваться, да не станет уже. Потому что в первый же раз, когда вены вскрыть попытался - сразу получилось. И скорую вызывали, и зашивали, и в психушку чуть не уложили… Если б ты хоть раз вену всерьез повредил, то, думаю, тоже забросил бы все свои эксперименты. Так и с автостопом. Не важно - девчонка ты, мальчишка… Если тянет - попробуй. Если нельзя - тебе это покажут.
- Глупости! - сердится Меланья. - Во-первых, иногда показывают в таких формах, что этой одной пробы уже достаточно, чтоб всю жизнь человеку испортить. А, во-вторых, некоторым дубинам показывай/не показывай, они все равно лезут. Тому же Алишеру, вон! Ведь по сей день хромает. Если б дальнобойщик тот не помочился ему на голову, так и погиб бы, наверное…
- Чего-чего? - оживляются все присутствующие и начинают забрасывать брата с сестрой вопросами. - Мы этой истории не знаем. Валяй, Алишер, рассказывай, кто там на тебя мочился???
- Да чепуха это все! - рычит разъяренный Алишер. - Вы что, Меланью, что ли, не знаете! Вечно вывернет все кверху пузом. Нашла же как ситуацию описать! Лишь бы клоуном меня вставить! Ведьма языкастая…
- А ты и есть клоун, - беззлобно ругается Меланья. - Все нервы матери вытрепал, а теперь кричит: "Не было ничего"! Давай уж, рассказывай коллективу. Пусть знают, чем чреваты ваши игры в хиппующих…
Вспоминаю по теме одно любопытное высказывание Макаревича. Он на своем сайте частенько появляется и довольно красиво отвечает на всевозможные вопросы любопытствующих. Некая юная особа задавала вопрос наподобии: "Мы были, аля хиппи. Пели (плохо), аскали на еду и выпивку (достаточно успешно)… Что вы думаете по этому поводу?" Андрей Вадимович что-то такое ответил абстрактное, а потом добавил: "Мне кажется, все хорошо в свое время. Когда-то были хиппи, а сейчас - игра в хиппи". Очень мне сейчас правильными показались эти его слова, применительно к происходящему вокруг нашего костра разговору.
- Не молчи, - настаивает, тем временем, Меланья. Набрасываясь на брата. - Может, кому ума твоя история приманит. А то развели тут романтику! - она сердито зыркает в мою сторону. - Складывается впечатление, будто в жизни все легко и безопасно. Вышел на дорогу, рукавом взмахнул, как царевна-лебедь и все желания тут же поисполнились… Вот Алишерка мой тоже как-то раз так вышел…
- Вовсе и не раз! - окончательно обижается смуглячок. - Я по жизни стопом ездил, и буду ездить, и все эти ситуации мне не указ…
- Говорю же - некоторым, как не показывай, все мало, - выворачивает его слова в сторону своей правоты Меланья. - А если б замок заблокирован оказался? Из какой бы больницы я тебя б тогда доставала?
- С того света, - мрачно отвечает Алишер. - Или из тюрьмы. Я б или их всех порезал, или повесился бы. - дело принимает совсем интересный оборот. Все - полны внимания. - Ну что вы так смотрите? - психует Алишер. - Ну, было дело. Голосую - останавливаются. Немолодые уже дядечки, четверо. Сначала нормально ехали. Только косятся все как-то странно, и между собой перемигиваются. Мне-то что - коситесь на здоровье. А потом один говорит: "А ты расплачиваться как будешь?" Я думаю: "Все ясно! На деньгососов нарвался!", говорю: "Я ж, когда в машину садился, предупреждал - денег нет. Если по пути - подбросьте." "А мы и не про деньги говорим!" - заявляет один и пристально так мне в глаза смотрит. Я начинаю прозревать: "Остановите, машину", - говорю. - "Я лучше пешком пойду…" А они смеются. Дескать, ты ж парень, уже километра три проехал, все равно расплатиться придется. А один - тот, что ближе ко мне, берет и руку мне на колено кладет. Нагло так, да еще и пальцами перебирает, типа, поглаживает. Я к двери прижался: "Убери руки, сука, а то пришибу!" - ору. А они хохочут. "Всех четверых пришибешь?" - спрашивают. Ну, я, короче, дверь распахнул. "Сейчас прыгну!" - кричу. Тот, что рядом сидел, трусоват оказался. Шарахнулся. А тот, что с переднего пассажирского, уже лапы тянет обратно в салон меня затянуть. Я из ветровки выскочил, рюкзак схватил посильнее и на обочину прыгнул. Там яма сразу за дорогой была, я в нее сразу укатился… Так эти козлы даже не остановились посмотреть, живой я, иль нет! Умчались в своем направлении. Для них человека прикончить - как таракана раздавить… Я встать попытался и отключился вдруг. Оказалось - перелом и сотрясение. Это мне уже позже, в больнице сказали. А так пришел в себя от того, что рядом урчит что-то… Оказалось. дальнобойщик затормозил и помочиться вышел. - Алишер бросает в сторону сестры полный негодования взгляд: - И ничего не на меня! Рядом! Нечего все так по-идиотски выворачивать! В общем, отвез он меня до больницы. Туда потом мать вызвали… Кстати, если б на трассе не было нормальных людей, он бы со мной связываться не стал. Проехал бы мимо, будто не заметил. А он свое время тратил, и денег каких-то там врачам давал и…