Богушек шутливо приложил руку ко лбу и сделал отмашку, как бравый вояка из второсортного боевика, и молча покинул кабинет. Они знали друг друга так давно и прошли вместе через такое, что никакие лишние слова им были не нужны.
Незадолго до окончания рабочего дня Богушек сам принес данные. В некоторых случаях он словно бы не доверял сетям – скорее демонстративно, чем на самом деле.
– И? Со щитом? – Спросил Майзель, как только тот вошел.
– С целыми цареградскими воротами, – пробормотал Гонта, подходя к столу и протягивая Майзелю носитель. – Мне удалиться или будут вопросы?
– Нет, вопросов сразу, думаю, не будет, я сначала посмотрю материал. Но ты будь на связи, ладно?
– Не вопрос, – Богушек как-то странно замялся.
Майзель заметил, конечно. И кивнул ободряюще:
– Ныряй, дружище. Тут неглубоко.
– Ты поаккуратнее с этой штучкой, Дракон, – вздохнув, буркнул Гонта. – Она даром, что блондинка. Котелок у нее варит и язык, что твоя бритва.
– Ого, – Майзель откинулся в кресле и прищурился. – Пан Гонта, ты чего это?
– Да так, – по-стариковски вздохнул опять Богушек. – Чует моя ментовская жопа – хлебнем мы с этой дамочкой!
– Ну-ну, без фанатизма, – Майзель выбил пальцами замысловатую дробь на зеркально-гранитной поверхности стола. – Не в первый раз. Но за предупреждение премного, как говорится.
– Давай, пойду я. А то все дела забросил, пока эту фифу прокачал. Звякни, если что.
– Обязательно, – Майзель кивнул и вставил носитель в порт компьютера. Богушек снова вздохнул и вышел из кабинета.
Майзель открыл файл. Увидев снимок, откинулся в кресле и, улыбнувшись, сложил руки на груди.
Ай да Гонта, подумал он, ай да старый друг.
Фотография была явно гимназическая, черно-белая. Серьезно, без всякой улыбки, смотрела в объектив молоденькая девушка, почти девочка, светловолосая, с мягкими, правильными чертами еще по-детски чуть припухлого лица и яркими, пронзительно-чистыми, наверное, голубыми или серыми глазами. В школьной форме и фартуке. И такие ямочки на щеках...
Да нет, не может быть, нахмурился он. Этого просто не может быть. Потому что не может быть. Никто. Никогда. Невозможно.
Он нажал кнопку "вниз", и экран продвинулся до текста.
Елена Томанова, год рождения... Ага. О-о, это интересно. Матиаш Томан, профессор славистики, Карлов университет. А это еще интереснее. Мать, урожденная княжна Мышлаевская. Ах, первая эмиграция... Стоп. Из тех самых Мышлаевских?! Внучка адмирала Витгефта и баронессы фон Остен?! Ну, дела! Так мы и по-русски, наверное, разговариваем. И, наверное, совсем недурственно? Та-ак... Поступила на факультет журналистики Карлова университета в 198...-м. В 198...-м по студенческому обмену направлена на учебу в Москву, на факультет журналистики МГУ. В 198... вернулась в Прагу. Дипломная работа... Окончила с отличием... Стажировка в "Курьере"... Вышла замуж в 199... Развод в 199... Хм. Какой это идиот выпустил из рук такое чудо?! Ладно. Поехали дальше. Снова "Курьер". Но... Ага, не понравилась тебе моя газетка, ну-ну. Какие мы вольнолюбивые. "Пражское Время". Корреспондент. И сразу в раздел политики, посмотри-ка. Редактор политического отдела. Выпускающий редактор политического отдела с 199...-го. Радиопрограмма "Эхо событий". Странно, почему не ТВ, на такую красотку сбегались бы со всех каналов просто поглазеть, рейтинг был бы на потолке. Может, поэтому и не пошла? Хм... Ну, это все этапы большого пути, давай глубже, пан Гонта. Ага. Интересно. Из МГУ исключена за пропаганду антисоветских идей среди студентов. Отчаянная девка, ты посмотри. В восьмидесятых-то! Так... Зарегистрирован брак с Франтой Горалеком. А-а, и этого хмырька я тоже знаю. Неудивительно, что она его не смогла долго терпеть. Та-а-ак... Ну-ка, ну-ка... Обращалась в гинекологию госпиталя Св. Витта по поводу сохранения беременности. Девять раз. О, Господи, бедная девочка, что ж это такое там с ней?! Анамнез... Диагноз: бесплодие. Ах, ты, срань Господня, вот так номер... Осложнения после... Аборта? Какой еще аборт? В Москве... Ах, ты, черт. Вот откуда ножки у нас растут. Вот мы что видели. Ну, понятненько. Остальное можно, как говорится, и не читать. Ладно, психоаналитик, дальше давай... Родители. Ого, в сорок с хвостиком годочков доченьку родили, тоже отважные ребята, да будет земля им пухом... Вот ведь, как все сразу, и отец, и мать – в один год. Но выкарабкалась, ты смотри. Так. Романы. Романы-романчики-интрижки. Ага. Этот. Ну, этот... Ладно. Будем считать, что можно. Одобряем-с. И этот... А этот-то ей на кой хрен сдался?! Твою мать, что ж это ее так на всякую интеллигентскую... Что за мужиков она себе выбирает, – просто обнять и плакать. Да с ними и любовью заниматься-то невозможно, только сопли им подтирать. Командировки... Да, действительно, несет ее черт в самое пекло. Карабах. Чечня. Босния. Косово. Ливан. Венесуэла. А-а, вот тут бы ты без наших ребят не выскочила! Слава Богу, успели. А что, меня это трогает?! Ух, как интересно... Руанда. Никарагуа. Тимор. Опять Чечня. Вот неугомонная девка, просто бес какой-то!
Он опустил курсор, и целая подборка фотографий Елены в разных интерьерах – от заснеженных кавказских склонов и выжженных солнцем иорданских ландшафтов до буйно-зеленых сельв Коста-Рики и мангровых зарослей индонезийских тропиков – появилась на экране. И везде она была в окружении мужчин – иногда до зубов вооруженных, иногда нет, но всегда с удовольствием демонстрирующих свои мужские игрушки перед этой прелестной женщиной, кажущейся невообразимо хрупкой. И у Майзеля что-то шевельнулось в груди. Что-то похожее на ревность. Но он не придал этому значения. Ведь это было невозможно.
Он продвинул экран еще на страницу вниз.
Да– да, конечно. Лучшие репортажи. Безрассудный вызов кровавым деспотам Кремля. Ага, ага, понятно. Одни превосходные степени прилагательных. "Бриллиантовое перо". Кукушка хвалит петуха. Любят себя господа интеллектуалы. Премии себе дают. Соль земли, твою мать. Прямо не коллеги, а ангелы, христово воинство, чтоб их... Ну, понятно мне все. Или не все, но очень многое.
Майзель снова набрал Богушека. Тот появился так быстро, как будто ждал в приемной:
– Будут указания?
– Машина у нее есть?
– Есть, – вздохнул Богушек.
– Н-да, что-то ты распыхтелся сегодня, – поморщился Майзель. – Что еще?
– Ну... Этот корчваген я бы поостерегся машиной назвать. Двести пятая "Пежо", и лет ей точно никак не меньше двадцати.
– Вот же комплексы интеллигентские, что ты будешь делать. А водит она как?
– Как все бабы, – усмехнулся Богушек. – Ну, малость получше.
– Поставь маячок.
– Ну, начинается, – простонал Гонта и накуксился, как ребенок. – Уже стойку на нее сделал, да?! Мало у меня работы?
– Думал провести меня, ментяра чертов?! Что за снимок ты мне подсупонил, засранец?! Первый раз в первый класс?! Где ты его выкопал?!
– А я знаю, что у тебя на девочек не стоит, – проворчал Богушек, глядя в сторону.
– Тебе все равно не повезло. Потому что она давно не девочка – и блондинка.
– Драко-о-он...
– Что там за московская история с абортом?
– А, пустяки, дело житейское. Широко известный в узких кругах пачкун. А что?
– Хочешь услышать детальные пожелания? – Майзель приподнял правую бровь. – Скажи лучше, есть возможность?
– Да-а, младшего обидеть всегда легко.
– Гонта, перестань кривляться.
– Уже. Так что? Аннулировать?
– Да уж придумай что-нибудь. И доктора этого найди, черт его знает, сколько женщин он в своей жизни покалечил.
– А скольким жизнь спас? И мир в семье? Суровый ты мужик, Дракон, – Богушек поглядел на Майзеля исподлобья.
– Вот и проверь, скольких спас, а скольких покалечил, – оскалился Майзель и в упор уставился на Богушека.
Тот не выдержал, отвел взгляд:
– И что?
– Выясни – и реши, что.
– Бу сде... – буркнул Богушек. И выдохнул: – Не царское это дело, Дракон.
Майзель оторвал взгляд от экрана и озабоченно посмотрел на Богушека:
– Что с тобой, дружище? – тихо спросил он. – Не хочешь отдохнуть? Возьми жену, слетай на Майорку или на Мальту, поплавай в теплой водичке. Я уж как-нибудь перебьюсь недельку, ничего со мной не будет. А?
– У меня все в цвет, Дракон. Зуб даю, – Гонта крутанул шеей так, что хрустнули позвонки.
– Ну, добро, – Майзель прикрыл глаза и усмехнулся. – В цвет, так в цвет. А когда у младшенькой твоей день рождения? Скоро совсем? Сколько ей будет, девятнадцать?
– Дракон!
– Все я знаю, братец мой Гонта. Все, – Майзель встал, подошел к нему, приобнял за плечи, встряхнул. – Делай, что надо, и случится, что должно. Помнишь?
– Помню.
– Если не мы, то некому. Помнишь?
– Помню.
– Ну, молодец. Ты же знаешь, я просто не верю, что пакостники бывают маленькими. Они все большие. Только некоторые болеют. Ты ведь меня понимаешь, Гонта?
– Понимаю, – Богушек чуть отстранился, и некое подобие улыбки прорезалось у него сквозь усы.
– Ну, тогда работай, дружище, – Майзель похлопал его по плечу и ласково подтолкнул к выходу.
ПРАГА, "GOLEM INTERWORLD PLAZA". ИЮНЬ
Через день Богушек попросился на аудиенцию. Майзель ждал его, сидя на диване в мягком углу. Войдя, Гонта, не говоря ни слова, протянул ему газету. Это был российский бульварно-скандальный листок "Мегаполис-экспресс", свернутый на странице происшествий. Майзель погрузился в чтение.
"Сегодня утром известный музыкант и исполнитель авторских песен М. был обнаружен у себя дома в постели, связанный по рукам и ногам. В самом интересном месте у М. находился пластиковый пакет с сухим льдом. С диагнозом "необратимые трофические поражения половых органов вследствие длительного воздействия сверхнизких температур" М. был доставлен в Московскую клиническую больницу им. Бурденко. Состояние М. характеризуется как стабильно тяжелое. Медики выражают осторожную надежду на улучшение, однако подчеркивают, что предстоит несколько сложнейших операций, исход которых предсказать сейчас никто не берется..."
"Странное нападение было совершено сегодня на женскую консультацию № 18 в микрорайоне "Медведково". Хулиганы не тронули никого из персонала и оставили в неприкосновенности оборудование. По словам очевидцев, они выволокли из кабинета во двор врача П. и в течение нескольких секунд превратили его пальцы на обеих руках в костяную муку, как заявил нашему корреспонденту один из коллег П., поспешивший ему на помощь. Хулиганы же буквально растворились в воздухе. Врач П., по сведениям анонимных источников, много лет занимался незаконной частной практикой, в т.ч. абортами..."
Майзель бросил газету обратно Богушеку:
– Ну, Гонта, молодец. Просто массовик-затейник. Позабавил. Благодарю, братец, за службу.
– Да ладно. Говно вопрос.
ПРАГА. КВАРТИРА ЕЛЕНЫ. ИЮНЬ
Получив приглашение на встречу в королевский дворец, Елена так удивилась, что даже не раздумывала, – идти, не идти.
Она придирчиво пересмотрела весь свой гардероб, остановившись на брючном костюме густого темно-синего цвета, который ей очень шел, и атласной блузке такого же оттенка, декольтированной достаточно смело, что, впрочем, скрадывалось приталенным пиджачком костюма. Украшений Елена никогда не носила, но надевать бижутерию на королевский прием сочла неуместным. И выбрала старинный аккуратный золотой медальон с изображением Мадонны, на темно-синей же бархатной ленточке, который подарила ей бабушка по матери на крестины. Поколебавшись, решила, что каблук будет вполне ничего – сантиметров шесть, не больше. Елена никогда не посещала прежде дворцовые мероприятия, – еще и потому, что считала институт монархии архаическим пережитком. Хотя Вацлав V почти не оставил шансов усомниться, что этот архаический инструмент умеет применять вполне современно. Ни убавить, ни прибавить, подумала Елена. Ей было немного смешно, и мелькнула мысль надеть джинсы. Впрочем, она никогда не была поклонницей эпатажных выходок. Елена была красивой женщиной, которая знала это о себе и пользовалась своим оружием умело и с полным удовольствием.
И когда ей позвонили из королевской пресс-службы, уточняя протокол и время прибытия, Елена решила, что затевается что-то из ряда вон выходящее. И не ошиблась.
ПРАГА, ЛЕТОГРАДЕК. ИЮНЬ
После протокольной части, в самый разгар весьма милого и скромного фуршета, когда Елену увлек разговор с одним из коллег с Третьего канала, к ней неожиданно приблизился гофмейстер :
– Пани Томанова?
– Да?
– Ее Величество ожидает вас в библиотеке.
– Меня?! Это какая-то...
– Прошу вас, – гофмейстер склонился в полупоклоне и показал рукой направление, в котором ей следовало двигаться.
Елене ничего не оставалось, как извиниться перед коллегой и подчиниться. Недоумевая, для чего она могла понадобиться королеве, Елена зашагала вслед за гофмейстером.
Королева стояла у стола, видимо, заканчивая разбирать какие-то бумаги. Услышав их шаги и выслушав короткий доклад гофмейстера, Марина улыбнулась:
– Спасибо, дружочек. Можешь возвращаться к гостям. Проходите, пани Елена, – королева указала на кресла и шахматный столик в северном углу библиотеки и, пропустив Елену вперед, прошла следом. Опустившись в кресло, пригласила и Елену: – Прошу вас, дорогая.
Она была совершенно такая же, какой знала ее Елена по многочисленным фотографиям и телерепортажам, – эффектная, стройная черноглазая шатенка с ослепительной нежной улыбкой. И не скажешь, что у нее шестеро детей и возраст за сорок, подумала с оттенком белой зависти Елена.
– Благодарю вас, ваше величество.
– Я знаю, вы удивлены приглашением и моим вниманием, – продолжила Марина. – Я и его величество буквально на днях прочли вашу последнюю книгу.
– Спасибо. Это просто очерк.
– Нет-нет, пани Елена. Это не просто очерк, – королева с улыбкой чуть наклонилась к Елене. – Я вами восхищаюсь. Вы удивительно смелая... Вы удивительно смелый человек.
– Я просто честный человек, ваше величество, – улыбнулась Елена. Ей неожиданно польстила похвала королевы, и, осознав это, Елена слегка нахмурилась. – Я понимаю, что этот... очерк несколько в стороне от моих...
– Именно поэтому мы и полагаем, что только вам по плечу то, о чем пойдет сейчас речь. Мы хотели бы предложить вам пообщаться с паном Данеком.
– С кем?!? С Дра... с Майзелем?!
– Да, – и королева снова улыбнулась, утвердительно кивнув.
Вот оно, подумала Елена. И ощутила поднимающуюся внутри волну адреналина, – Майзель? С ней? Неужели?!
– Я знаю, что вы давно пытаетесь к нему подобраться, – сказала Марина. – Но он никогда ничего никому не объясняет. Это сознательная позиция – вы, вероятно, догадываетесь.
– После всего, что я о нем писала, – он может согласиться? Простите, ваше величество...
– Он уже согласился, пани Елена, – мягко улыбнулась королева, и Елена снова удивилась, – какая все-таки чудесная улыбка у этой женщины. – Дело теперь за вами.
– Каким образом?!
– Мы с его величеством попросили его об этом. Мы полагаем, что настало время ему выйти из тени на свет. Потому что он очень светлый человек, пани Елена. И вы лучше, чем кто-либо другой, сможете это увидеть и объяснить.
– Мы имеем в виду одного и того же человека? Или речь о ком-то другом?!
– Именно о нем. Другого я не знаю, – спокойно сказала Марина. И легонько дотронулась до руки Елены: – Я не думаю, что нам стоит слишком долго говорить о нем без него самого. Поверьте, дорогая, – никто лучше, чем он сам, не умеет ничего говорить.
– Он разве умеет разговаривать? Я полагала, что он умеет только давить.
– О, нет, – покачала головой Марина. – Нет-нет. И вы знаете это. Вы защищаетесь. Я понимаю вас, дорогая. Если хотите...
– Разумеется, я согласна.
– Вы не будете против, если я позову его?
– Сейчас?!
– Ну да, – пожала плечами Марина. – К чему откладывать дело в долгий ящик?
– И вы поэтому пригласили меня сегодня?
– Вы обиделись? – участливо-встревоженно спросила Марина, снова дотрагиваясь до ее руки. – Ради Бога, мы хотели...
– Нет-нет. Просто... Это несколько неожиданно.
– Конечно. Но ведь вам интересно?
– Безумно, – просияла Елена. – Безумно, ваше величество. Вероятно, мне следовало давно попросить вас походатайствовать перед ним о встрече.
– Ну, вряд ли он согласился бы на это раньше, – Марина, улыбаясь, смотрела на Елену.
– А что изменилось?
– Многое, дорогая. И я думаю, вам лучше будет узнать об этом от него самого.
Королева подняла висевший у нее на шее предмет, оказавшийся чем-то вроде пульта управления, оформленным под кулон, за который его и приняла сначала Елена, и нажала на кнопку. И встала. Поднялась и Елена.
Он вошел в королевскую библиотеку, и Елена опешила. Она никогда раньше не видела Майзеля, – вообще никогда. Конечно, она слышала о нем очень много. И откровенных глупостей, и вещей, более или менее похожих на правду. И знала, как относятся к нему люди, – особенно в Праге. Ее это не то чтобы злило, – удивляло. Сама она никакого пиетета к этому персонажу не испытывала, тем более заочно. К тому же для нее он был всегда абсолютно недосягаем. Словно парил в небе. О, нет, Елена отнюдь не воображала его эдаким пузатым буржуином с окровавленным топором, восседающим на огромном мешке с золотом, но... Она знала, как его называют и за глаза, и в глаза, – Дракон. Что-то в нем такое имелось. Майзель был жутко красив – именно жуткой красотой едва ли не на грани уродства: крупные, явно семитские, черты не смуглого даже, а словно опаленного потаенным внутренним пламенем лица, огромные уши, – еще немного, и он был бы похож на карикатуру на самого себя. Черные блестящие, зачесанные назад, крупно вьющиеся густые волосы, даже на вид жесткие, как проволока, высокий лоб. И он был значительно моложе, чем она могла подумать, – для человека, который за такой короткий срок столько всего натворил: ее ровесник, быть может, чуть старше, – в любом случае он, несомненно, принадлежал к ее поколению. Вдобавок он был такого роста, что Елена едва доставала ему макушкой до плеча.
Одежда его поразила Елену едва ли не сильнее, чем все остальное. Высокие, до зеркального блеска отполированные полуботинки из толстой кожи с квадратными носами, каких уже сто лет не носили, узкие брюки, длинный, едва ли не до колена, не то плащ, не то пиджак с тремя разрезами, взметавшийся при каждом движении, как крылья, "английским" воротником и полудюжиной пуговиц, сорочка с V-образным вырезом у горла, обтягивающая, словно резиновая, мускулы торса, – и все это из какой-то тускло поблескивающей ткани цвета вороненой стали, легкой и движущейся на складках, как ртуть.