- У нас вроде и инвалидов в городе нет, - удивлялись в магазине райпо "Теремок". - Гавриловна! Инвалиды к нам в магазин ездиют?
- А я тебе не инвалид, что ли? - с вызовом гаркнул из торгового зала однобезногий льготник Феоктист Тетюев. - Нашла здорового!
- Людей с ограниченными возможностями очень много, - принялась заверять Любовь. - Просто они не могут из дома выбраться, в магазины заехать - кругом ступеньки, лестницы. И получается замкнутый круг: инвалиды сидят по домам, потому что город для них не приспособлен, а в городе ничего не делается для удобства колясочников, потому что их вроде бы и нет.
- Гавриловна! - заорал Феоктист Тетюев. - Нас много!
- Тьфу, леший надавал! - вскинулась Гавриловна. - Чего орешь?
- Чтоб завтрева спандус сделала! А не то я в комитет советских женщин Терешковой напишу!
- Слыхали? - передавали директора магазинов друг другу. - Веленность к ноябрьским лестницы все горками сделать, чтоб, значит, Терешковой легче было подниматься, чтоб как в космосе. Терешкова к нам едет!
- Ну?! Это почто?
- При чем тут Терешкова? - морщился заведующий аптекой Ефим Наумович Казачинский. - Это все план пандусикации всей страны.
- Бандусикации? - скреб между пальцами, там у него была экзема, заочник кооперативного техникума, заведующий магазином "Электротовары". - А транспарант? Транспарант вывешивать?
- А вы как думали? Какие ноябрьские без повешения? Это ж вам не Новый год. "Коммунизм - есть советская власть, плюс бандусикация всей страны", - меленько, вроде как шутил, но с намеком смеялся Ефим Наумович.
- Опять месячник высокой культуры обслуживания? - предположила директор магазина "Ткани" товароведу. - Надоели эти месячники.
- Совсем уж там с ума посходили! - с чувством согласилась товаровед. - Скоро круглый год высокую культуру обслуживания требовать будут.
- Я понимаю в мебельном съезд с крыльца сделать, - шумела директор, - а у нас что скатывать? Трикотин?
Товаровед громко смеялась шутке. Именно трикотин она натягивала на деревянный метр весь последний месяц, отмеряя его в подсобке уважаемым женщинам города. Каждое натягивание на щербатый эталон длины давало товароведу пять сантиметров ткани в собственный карман. Это было очень приятно, ведь трикотин стоил тридцать рублей за метр, а одна только Зинаида Петровна Каллипигова взяла два отреза по три метра. Простые женщины покупали ситец и штапель. Его натягивание давало копеечную выгоду, поэтому простых женщин товаровед презирала. Тот факт, что покупательниц ситца в подсобки, где хранились трикотин и турецкий тюль, не пускали, товароведа с мысли не сбивал.
- Трикотин скатывать, ха-ха, - весь следующий день тревожно заливалась смехом товаровед, указывая плотнику деревянным метром, как положить доски на крыльцо.
- Я все-таки не пойму, - размышляла в торговом зале магазина "Теремок" заведующая Гавриловна. - Почто Терешковой мостки на лестницу настилать?
- Пулемет закатывать! - гаркнул однобезногий инвалид Феоктист Тетюев, поджидавший возле прилавка, когда выгрузят портвейн. - Орудие к бою!
Гавриловна вздрогнула.
- Прикрой, атакую! - вошел в раж Феоктист Тетюев.
- Я вот те милицию сейчас вызову! - пригрозила Гавриловна.
- Орудие, по милиции прямой наводкой! - шумел Феоктист Тетюев.
В три часа ночи в квартире Каллипигова раздался телефонный звонок.
- Спишь, товарищ Каллипигов? - строго спросил голос начальника районного отдела комитета государственной безопасности товарища Преданного.
Имени самого товарища Преданного, а так же его батюшки не знал никто, даже молодая супруга Анжелика - в целях повышенной конспирации.
- Не сплю, - почему-то соврал Каллипигов.
- В курсе, значит, уже? - произнес Преданный.
- В курсе, - на всякий случай вновь соврал Каллипигов.
- И что думаешь делать?
- Отдать себя без остатка идее, вплоть до способности в любой миг пожертвовать за нее жизнь, - со сна доложил Каллипигов.
- Ну партбилет ты всегда на стол положить успеешь, - по-товарищески сказал Преданный. - Что ты в данной ситуации делать собираешься?
- Бюро собрать.
- Мысль! - согласился Преданный. - И перед лицом…
- Перед твой в данный момент никого не интересует. Тут не до моральной нечистоплотности, твоей и…
- И Ларисы, - понизив голос, признался Каллипигов, покосившись на постанывающую во сне Зинаиду Петровну.
- Я так думаю, ломать все срочно надо, - голос Преданного был тверд. - Причем до начала рабочего дня успеть.
- До утра не успеть, - на всякий случай сказал Каллипигов. - Как ни как, семьдесят лет строили.
- Ты мне эти аллегории брось! Бандусикация у тебя семьдесят лет, что ли, висит? Вчера еще не было.
- Где не было? - уточнил Каллипигов.
- На "Электротоварах". Ты в городе, что ли, отсутствовал? - догадался Преданный.
- Отсутствовал, - обрадовался Каллипигов. - В район ездил. В связи с…
- Так ты не в курсе, что тут без тебя творится?
- Без меня! - у Каллипигова отлегло от сердца: если что, его в городе не было. - Слушай, буквально на день, в смысле на неделю отъехал, и тут такое! Какое, кстати?
- Такое! - накатом понес Преданный. - Брустверы по всему городу настроены. Для орудий. На милицию пулемет запланирован. К каждому магазину накат возведен. Буквально у каждого крыльца - свежий съезд.
- И о чем митингуют на съездах? Что требуют? Мое имя упоминается?
- Твое - нет. Но твоей матери неоднократно. И все это в тот момент, когда в город едет делегация из Москвы во главе с первой женщиной-космонавтом Терешковой!
- Уже известно, кто эти сволочи?
- В делегации?
- Да нет, затеял антисоветскую деятельность - кто?
- Некто Любовь Зефирова и Феоктист Тетюев.
- Кто такая, Зефирова? - задумался Каллипигов.
- Сопля безногая, - раздраженно бросил Преданный.
- Народ, однако, за собой повела, - раздумчиво произнес Каллипигов. - Вот что. Весь этот коммунизм плюс бандификацию срочно удаляем, брустверы ломаем, Зефирову - на бюро. У тебя, кстати, товарищ Преданный, средства индивидуальной личной защиты наготове?
- Которые?
- Я про противогаз, - уточнил Каллипигов.
- Так бы и говорил. А что, есть опасность химической атаки?
- А черт ее знает.
- Кого?
- Зефирову.
- Зефирова завербована, как пить дать!
Каллипигов обмер.
- Погоди-ка, товарищ Преданный, я у Зинаиды Петровны водички попить попрошу. Зина! Зи-на!
- Ты сейчас не водочки, ты сейчас коньяку шарахнешь, как узнаешь, что я тебе еще скажу. Эта Зефирова ручной пилой, лобзиком из дома пионеров, выпилила вчера порог на почте. Дескать, чтоб легче на почту заезжать. Ты понимаешь, товарищ Каллипигов?
- Банки, мосты, телеграф?!
- Сбербанки! Народ пилами вооружается. Наши топоры лежали до поры.
- Я теперь до самого бюро не усну, - тревожно поделился Каллипигов. - Ты, товарищ Преданный, прерви сейчас со мной связь. Я на телефон сяду - с соответствующими товарищами повестку бюро вырабатывать.
- Повестка одна: борьба с контрреволюцией в лице гражданки Зефировой.
- А Феоктист Тетюев?
- Тетюева придется замять.
- Насмерть? - проявил партийную жесткость Каллипигов.
- Пока нет. Пока замнем устно.
- А чего медлить? Цель заминки какая?
- Ты пойми, товарищ Каллипигов. Руководство скажет: это как же так, один преклонный инвалид, честно скажем, алкоголик, весь комитет государственной безопасности на единственной ноге обошел? В то время, как комитету выделены две "Волги"…
- Верно, - согласился Каллипигов. - Валим все на здоровую Зефирову. Нет, но Тетюев, мразь какая. Родина у него в финскую войну руку отняла, в великую отечественную - ногу. Казалось бы - живи, да радуйся! А он, мразь, так отплатил советскому государству.
- Перерожденец, - с ненавистью произнес Преданный.
- Перерожденец, - согласился Каллипигов. - Ну, до бюро?
В семь часов утра, когда птицы громко пели русскую народную песню, к Зефировым прибыла курьер с бумажкой, приглашавшей гр. Зефирову Л. Г. прибыть к девяти ноль-ноль в райком партии.
- А что случилось? - удивились Зефировы.
- Не знаюти ничаво! - закричала курьер, по совместительству выполнявшая в райкоме обязанности технички.
- Думаю, партия хочет тебя отблагодарить, - догадался Геннадий Павлович.
- За что? - растерялась Люба.
- За инициативу с пандусами.
- Ой! - радостно сказала Люба.
- Инициатива наказуема, - с тревогой напомнила Надежда Клавдиевна.
- Что ты, в самом деле, Надежда! - укорил Геннадий Павлович Надежду Клавдиевну. - Для чего при ребенке высказывать свои ошибочные пессимистические мысли. Ребенок сделал прекрасное доброе дело, ребенка хотят отметить, отблагодарить. А вот я уверен, Любочку путевкой наградят. Или даже грамотой из Москвы.
- Я разве против? Я рада, - Надежда Клавдиевна погладила Любу по голове.
Переехав через мостки на дорогу, Люба услыхала скрежет выдираемых досок, мат топора и дружелюбные крики рабочих. Весь этот трудовой накал разрушенья доносился от книжного магазина "Пропагандист". Люба налегла на ободья колес.
- Товарищи, товарищи! - принялась окликать Люба двух плотников, споро курочивших свежий дощатый пандус.
- Что тебе, девочка?
- Почему вы ломаете? - дрожащим голосом спросила Люба.
- Это ты не у нас спрашивай. Наше дело маленькое. Сказано сломать к лешему, вот и ломаем.
- А кто сказал?
- Каллипигов распорядился. Телеграмма из Москвы пришла - возвести удобства для Терешковой. А она приехать не смогла. Видать, заливали капитально.
- Гондоны! - сказал молодой плотник, который все никак не мог разъехаться с тещей.
У Любы отлегло от сердца.
"Торопились успеть к приезду делегации из Москвы, - догадалась она, - поэтому возвели дощатые мостки. А раз никто не приедет, решили временные доски убрать, а залить пандусы из бетона, чтоб капитальные. Правильно. - Она согласилась с решением городских властей, и в радостном возбуждении покатила к райкому. - Интересно, чем там ее наградят?"
"Конечно, капитальные настилы лучше, - рассуждала на ходу коляска. - Доски - что? Сгниют, как и многие другие инициативы".
Люба ехала по городу с восторженной песней в душе и с удовольствием глядела, как возле каждого магазина орудовали рабочие, разламывая временные деревянные съезды, с тем, чтобы не сегодня-завтра, приступить к возведению бетонных, кирпичных, а кое-где, возле школы, например, и мраморных пандусов.
В холле районного комитета партии и райсовета с Любой приключилась пробка: в здании не было никаких приспособлений для перемещения инвалидов - ни лифта, ни металлических уголков по лестницам, ни узеньких и маневренных колясок для посетителей.
"Вроде, Любушка, нас тут не ждали", - с некоторой тревогой произнесла коляска.
"Как - не ждали? - встрял в разговор покрытый половиком стул вахтера. - Час уж дожидаются в кабинете у товарища Каллипигова".
Вахтер снял трубку внутреннего телефона и доложил, кому следует:
- Зефирова по повестке прибыла.
- Не по повестке, а по вызову, - поправила его секретарша Инесса. - Здесь вам прокуратура, что ли?
- Виноват, привычка.
- Явилась, - прикрыв трубку, доложила Инесса.
- Что же не идет? - раздраженно спросил Каллипигов. - Сколько можно ждать?
- Что не идет? - потребовала Инесса у вахтера. - Сколько можно ждать?
- Подняться, говорит, никак не могу, - принялся передавать вахтер, глядя на кивающую Любу. - Здеся, говорит, будет сидеть, и дожидаться справедливого приговора. Виноват, разговора.
- Просит, чтобы бюро само к ней спустилось, - с ужасом в глазах доложила Инесса. - Здание, говорит, - голос Инессы затрепетал, - не приспособлено. Не располагает, в смысле.
- Это как понимать? - поднял брови Каллипигов. - Какая-то Зефирова смеет утверждать, что наша партия не способна встретиться с трудящимися? Не идет на контакт?
- Видно, так, - заикаясь, согласилась Инесса.
- Что она предлагает? - четко спросил Инессу Преданный.
- Я ж говорю: чтоб вы сами вниз спустились.
- Где это видано, чтоб руководство партии спускалось к народу вниз? - закипел Каллипигов. - Ну, знаете!
- Слушай, товарищ Каллипигов, - наклонившись через стол, тихо предложил Преданный. - Давай сейчас не будем нагнетать напряженность в политической обстановке. Сделаем вид, что просьбам трудящихся идем навстречу, чтоб потом не было со стороны Зефировой клеветы, мол, сами не пошли на контакт. Спускаться вниз, кончено, не будем, это было бы идеологическим отступлением от линии, а попросим, чтоб эту мразь под руки в кабинет внесли.
- Я рук марать не собираюсь, - гордо заявил Каллипигов.
- Товарищ Брюхов, - окликнул Преданный завхоза. - Организуйте, пожалуйста, подъем гражданки Зефировой в кабинет.
- Я? - вздрогнул завхоз Брюхов. - А, ну да…
- Возьмите техничку в помощь, вахтера, еще какой-нибудь вспомогательный персонал.
- Будет сделано, - без энтузиазма отозвался Брюхов.
- А враг-то крепкий попался, - поделился тревогой Преданный. - Даже крепче, чем я предполагал.
- Нет, ты подумай, каковы требования выдвинула, - возмущенно повторял Каллипигов. - Сама к вам, коммунистам, ни ногой, пускай руководство к ней на поклон выходит.
- Опускается до ее уровня, - поддакнула Инесса.
- Я с народом общаться не боюсь, - запальчиво продолжал Каллипигов. - Я, если надо, и в поле к трудящимся выйду, и в окопы. И в подсобку заглянуть не чураюсь, жену даже к этому приучил. Но в данный момент - дело принципиальное. Зефирова попирает все нормы.
- Это не та ли Зефирова? - задумчиво пробормотал представитель райкома комсомола Готовченко.
- Что вы сказали, Юрий Савельич? Знаете Зефирову?
Готовченко вздрогнул. Если сейчас вскроется факт укрытия им, завотдела культуры Юрием Готовченко, фактов антисоветского поведения ученицы школы номер два Любови Зефировой, предложившей однажды сыграть роль Ленина в школьном утреннике, дело запахнет керосином. Что же вы, скажут, Юрий Савельич, вовремя Любовь не пресекли, не задавили Зефирову в зародыше?
- Нет, спутался, - уняв дрожь, соврал Готовченко. - Это не та Зефирова. Та в художественной самодеятельности не участвовала. А эта - участвовала.
Через некоторое время в приемной послышались кряхтение и толчея, и еще через секунду в дверях кабинета показалась растрепанная от подъема и сияющая, как роженица в окне роддома, Люба.
Вид Любы, оказавшейся школьницей, несколько смутил товарища Каллипигова, ожидавшего увидеть матерого, в смысле матерую, прости господи, диссидентку.
- Ребенок совсем, - поделился он с Преданным.
- Э-э, ты на возраст не гляди.
- Павлик Морозов тоже невелик был, - шепотом встрял завхоз Брюхов, - А как батьку родного? О!
- Вчера ко мне на улице тоже такой пионер подошел, - привел пример Преданный, - Закурить, говорит, не дадите? Ты бы, товарищ Каллипигов, стал у начальника КГБ закурить просить?
Каллипигов отпрянул.
- Или в колонии для несовершеннолетних случай недавно со мной произошел, - продолжал Преданный. - Подходит деваха, вот такая же точно возрастом, как эта Зефирова, и нагло, цинично предлагает: минет не хотите? Вот ты, товарищ Каллипигов, стал бы начальнику КГБ минет предлагать?
Товарищ Каллипигов снова отпрянул.
- Вот! Не стал бы, - глаза Преданного затуманились. - А она - стала…
Преданный встрепенулся:
- Не забывай, эта Зефирова чуть вторую Октябрьскую революцию нам тут не устроила! Так что мой тебе совет: изживай ты, товарищ Каллипигов, эту свою жалость к детям.
Люба улыбалась до ушей и радушно оглядывала кабинет, в тайне полагая отыскать глазами лежащую на столе грамоту или конверт с наградной путевкой.
- Обрати внимание, как издевательски улыбается, - приглушенно сообщил Преданный Каллипигову.
- Смеется над всеми присутствующими, - возмутился Каллипигов, поглядев на портрет Ленина.
- Здравствуйте, - поздоровалась Люба, стараясь скрыть робость судорожными манипуляциями с коляской.
"Отцепись ты от меня! - возмутилась коляска. - Все обода свернула!"
- А ты молчи! - от волнения вслух ответила ей Люба.
Инесса, в протяжении Любиных выкрутасов прижимавшая ногой в белой туфле конец ковровой дорожки, выпучила глаза.
- Тебя не спросили! - возмущенно ответила Инесса Любе.
- А вот сейчас и спросим, - ухватился Каллипигов. - Гражданка Любовь Геннадьевна Зефирова?
- Да.
- Тебе выпало счастье жить в СССР! - строго уличил Каллипигов.
- Выпало.
- Как же так?! - возвысил голос Каллипигов.
- Сама не знаю, - растерянно ответила Люба.
- Назови мирные инициативы СССР, - внезапно перекрестно приказал Преданный, по роду своей профессии талантливо ставивший вопросы впросак.
- Пусть всегда будет солнце? - предположила Люба.
- Под теплым солнышком отсидеться захотели? - не удержался в укрытии Готовченко.
Каллипигов благодарно кивнул ему лбом.
"Ограничение вооружений, - громко принялась подсказывать коляска, любившая программу "Время". - Ограничение вооружений!"
- Ограничение вооружения? - повторила Люба.
- Странно, что вы, Зефирова, против мирных инициатив нашей родины.
- Почему против?
- Это мы у вас… у тебя хотим спросить. Почему? Кто дал тебе указание вооружить пулеметом гражданина Феоктиста Тетюева, возраст шестьдесят семь лет, беспартийный, владеет навыками конно-сабельного боя, - резко бросил Преданный.
- Никто не давал.
- Инесса, фиксируете? "Действовала одна".
- Считай, повезло нам, товарищ Каллипигов, - сообщил Преданный на ухо Каллипигову. - Организация не массовая, заговор представлен одним человеком.
Каллипигов облегченно выдохнул.
- Призывая гражданина Феоктиста Тетюева вооружаться, ты попирала инициативу партии на ограничение стратегических вооружений. Играла на руку империалистическим державам!
- Я не играла, - испуганно проговорила Люба.
- Как зовут руководителя коммунистической партии Болгарии? - резко спросил Преданный.
- Бисер Киров? - наморщив лоб, пробормотала Инесса.
"Гэсс Холл, - толкнула Любу под руку коляска. - Видать, Любушка, тебя в Болгарию путевкой наградят".
- Жи… - нахмурился завхоз Брюхов. - Как же, чтоб егоразорвало? Жив…
- Гэсс Холл, - сказала Люба. - Он еще жив. А Бисер Киров - это певец.
- Гэсс Холл, - зафиксировал Преданный. - Значит, все-таки американские спецслужбы. Действовали через Кирова?
- Киров Сергей Миронович уже погиб, - вставил из укрытия Готовченко.
- Да нет, товарищ Преданный, - засомневался Каллипигов. - Все ж таки американские коммунисты - наши друзья. К тому же связной агент Киров уже погиб. Так что американский след здесь не просматривается.
- Ну ладно, - согласился Преданный. - Расскажи, как ты организовала возведение действующих огневых точек возле стратегически важных объектов городской инфраструктуры?
- Возле чего? - переспросила Люба.