- Каменная лестница, наверху, - прочитал я один из ярлыков.
Паук нажал какие-то четыре кнопки. Синие и зеленые лампочки подмигнули из дальнего левого края "схемы метро". Тут же бесшумно включился магнитофон, закрутилась кассета.
- Ну как, здорово? Правда, здорово? - все приставал Паук.
- Покажи ему главное освещение, - велел Макси.
Из центральной части королевских покоев разлился яркий багровый свет, напомнивший мне цвет одеяния епископов, которые приезжали к нам в миссию: "тайное дитя" всегда следило за ними издалека, из общежития для прислуги.
- Главное освещение и королевские покои - запретная зона, если только лично Филип не даст иного указания, - предупредил Макси. - Микрофоны там - на всякий случай. Для архива, не для использования. Мы записываем, но не слушаем. Ясно?
- Ясно, Шкипер, - кивнул я, но тут же сам себя удивил опрометчивым вопросом: - А кого именно Филип консультирует, сэр?
Макси впился в меня жестким взглядом, словно я нарушил субординацию. Паук застыл у своей "схемы метро". От меня, правда, бывает трудно отделаться, причем я и сам толком не понимаю, откуда взялось такое качество: вдруг в самый неподходящий момент как заупрямлюсь…
- Он ведь консультант, так? - не унимался я. - То есть он кого-то по каким-то вопросам консультирует. Я вовсе не хотел бы показаться настырным, Макси, однако я имею право знать, на кого работаю, не так ли?
Макси открыл было рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не придумал. Как мне показалось, он даже несколько растерялся: видимо, и впрямь не понимал, что именно мне известно, а что нет.
- А что, Андерсон разве не объяснил? Ну, про все это?
- Про что - "про все это", Шкипер? Мне лишь нужно уяснить себе общую картину. Ведь если меня, переводчика, не ввести в курс дела по максимуму, качество моей работы будет не на все сто, понимаешь?
Снова повисла пауза, во время которой Макси украдкой обменялся изумленным взглядом с Пауком.
- Филип - наемник. Кто ему платит, того и консультирует. Плюс у него связи.
- Связи? С кем? С британским правительством? С Синдикатом? С кем конкретно, Шкипер?
Не зря говорят: "Если уж попал в яму, не делай ее глубже". Но меня иногда как понесет - не остановишь.
- С кем надо, парень! Ты что, про связи никогда не слышал? У меня вот есть связи. И у Паука тоже. Мы ведь не официальные лица, мы - сами по себе, но у нас есть связи, мы - кочерга, которой тащат каштаны из огня. Мир так устроен, черт возьми! - Затем он, похоже, надо мной сжалился. - Филип - наемный консультант, работает по контракту. Он специалист по проблемам Африки, так что в нашей операции он главный. Если для меня этого достаточно, то и для тебя сойдет.
- Как скажешь, Шкипер.
- Филип заарканил делегатов, выработал условия соглашения, собрал их всех за одним столом. Еще двое суток назад они бы ни за какие коврижки в одно помещение не вошли. Так что заткни фонтан и восторгайся его подвигом.
- Так точно, Шкипер. Я в восторге. Нет вопросов…
Макси сердито взлетел вверх по каменной лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки, так что я еле поспевал за ним. В библиотеке он рухнул в одно из кресел, мне указал на другое, и так мы с ним, подобно двум праздным джентльменам, постепенно пришли в себя. За французскими окнами радующие глаз лужайки мягкими уступами поднимались к нашпигованной микрофонами беседке.
- Чуть не в тысяче миль отсюда, где-то в Дании, - заговорил наконец Макси, - сейчас проходит международный семинар. Сечешь?
- Да, Шкипер.
- Называется он "Форум Великих озер". Слышал о таком?
Нет, не слышал, ни разу.
- Если коротко, целая команда длиннобородых кабинетных мыслителей из Скандинавии затеяла неофициальные переговоры по решению проблем Восточного Конго еще до предстоящих выборов. Всего делов-то: согнать в одно место всех этих мужиков, которые друг друга ненавидят, дать им спустить всех собак друг на друга - и будет тебе чудо, если ты, конечно, все еще веришь в сказки.
Я понимающе улыбнулся. Мы снова были в одной лодке.
- Сегодня на форуме день отдыха. Всех повезут осматривать рыбокоптильные заводики да скульптуры под открытым небом, но трое участников отпросились на день, чтобы приехать сюда. Провести, так сказать, собственное неофициальное совещание. - Макси бросил на стол передо мной папку. - Вот тебе твоя "общая картина". Краткие биографии участников, их этническое происхождение, языки, на которых они говорят. Плоды праведных трудов Филипа. Три делегата, нечестивая троица. - Он помедлил. - Еще несколько месяцев назад они друг другу животы вспарывали, из жен противника колбасу делали, угоняли скот, отнимали землю, похищали природные ископаемые. Им немножко помогли, с ними поработали - и вот они уже создают коалицию.
- Против кого же на этот раз, Шкипер? - с подобающей долей скептицизма поинтересовался я.
Мой тон говорил сам за себя: в самом деле, в чем смысл любой коалиции в тех отсталых, мрачных райских кущах, если она не создается против какого-то общего врага? Оттого я не сразу воспринял всю глубину, всю судьбоносность и важность его ответа:
- На этот раз, в порядке исключения, вопрос стоит иначе. Не против кого, а под чьей эгидой. Ты, кстати, не слышал про этого спасителя Конго, как он сам себя называет? Бывший профессор чего-то там, он нынче на всех подмостках. Он еще имечко себе придумал - Мвангаза, это вроде "свет", да?
- Или просвещение, - поправил я, просто в силу безусловного рефлекса, этой профессиональной болезни переводчика. - Зависит от того, что имеется в виду - буквальный смысл или переносный.
- Короче, Мвангаза - это наше всё, в каком хочешь хренососном смысле. Если поставим его в нужную позицию до выборов, дело в шляпе. А если нет - мы в глубокой жопе. Серебряная медаль не предусмотрена.
Сказать, что от слов Макси у меня закружилась голова, было бы недопустимым преуменьшением. Скорее уж вылетела на орбиту по спиральной траектории, одновременно посылая исступленные сигналы Ханне.
*
Сальво, я была на его митинге, рассказывает мне Ханна, переходя с французского на английский, в один из редких моментов отдыха посреди нашей любовной страды. Он настоящий апостол истины и примирения. В Киву он выступает на всех местных радиостанциях. Две недели назад, в свой выходной, я с друзьями до самого Бирмингема доехала, где он держал речь перед огромной толпой. В зале было так тихо, что если бы муха пролетела, ее бы все услышали. Его движение называется "Путь золотой середины". И оно добьется того, на что не способна никакая политическая партия, потому что это движение души, а не кошелька. Оно объединит все население Киву, и на севере, и на юге. Оно заставит воротил из Киншасы вывести свои продажные войска из Восточного Конго и дать нам возможность самим управлять своей страной. Оно сможет разоружить все эти военные формирования, всех этих головорезов и вышлет их обратно, в Руанду, где им и место. А тем, кто имеет право оставаться в Киву, позволит доказать, что они действительно хотят быть конголезцами. А еще знаешь что, Сальво?
Что, Ханна?
В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, во время великого восстания, Мвангаза сражался на стороне Патриса Лумумбы и даже был ранен!
Как же ему это удалось, Ханна? Ведь агенты ЦРУ со скромненькой помощью бельгийцев убили Лумумбу в шестьдесят первом. То есть за три года до того, как началось восстание.
Сальво, ну и зануда же ты! Ведь участники восстания боготворили Лумумбу. Для них он оставался кумиром. Они сражались за свободу Конго и за идеи Патриса, не важно, жив он или нет.
Выходит, я занимаюсь любовью с революционеркой.
Ну вот, теперь ты еще и глупости говоришь. Мвангаза никакой не революционер. Он за умеренность, за дисциплину и за соблюдение закона, он желает избавиться от всех, кто лишь расхищает богатства нашей страны, кто не предан ей. Он не хочет прослыть воякой, он желает нести мир и спокойствие всем истинным патриотам Конго. Он человек, каких мало, Сальво, он великий герой, пришедший исцелить нас от всех наших невзгод. Может, я просто тебе надоела?
Заявив, что я, похоже, не принимаю ее слов всерьез, она раздраженно откидывает простыни и садится на кровати. И надо знать, какая она красивая, какая озорная в любовных играх, чтобы представить, насколько соблазнительно это зрелище. Нет, Ханна, вовсе ты мне не надоела. Просто меня на минуту отвлек ночной шепот покойного отца, мечтавшего, как и ты:
Объединить бы Киву, сынок… Чтобы здесь царил мир, Сальво, по воле Божьей и под флагом Конго… Избавиться бы от этой чумы, от пришлых эксплуататоров, да сплотить тех, кто искренне желает обратить Богом дарованные природные богатства на благо нашего народа, нести ему просвещение… Помолимся же, Сальво, сынок, чтобы ты дожил до этого дня.
*
Макси тем временем ждал ответа. Слыхал я про этого спасителя Конго или нет? По примеру Мвангазы я выбрал золотую середину.
- Не исключено, - с наигранным безразличием признался я. - Какой-то очередной проповедник всеобщего согласия?
- Ты, может, знаком с ним?
- Да бог с тобой! - И как только я мог навести Макси на подобные мысли? - Если честно, Шкипер, я стараюсь держаться подальше от политики Конго. По-моему, так оно спокойнее.
Что до появления Ханны, вообще говоря, было правдой. Ведь если желаешь ассимилироваться, приходится делать выбор.
- Тогда собирайся с духом, скоро познакомишься, - сообщил Макси, еще раз взглянув на часы. - С великим человеком и его свитой, в которой двое: один - его верный сторонник, он же политический советник, другой - не особо верный посредник Феликс Табизи, ливанец по прозвищу Тэбби. Профессор говорит на языке ши, его правая рука тоже.
"Ага, Тэбби", - повторил я про себя, тут же мысленно переносясь в шикарный особняк на Беркли-сквер. Тот самый гнусный мерзавец, который в последний момент будет готов на любые выкрутасы, лишь бы все расстроить. Я уже собрался задать вопрос, что этот не особо верный ливанский посредник делает в свите Мвангазы, но Макси опередил меня:
- Тэбби - неизбежное зло. В окружении любого африканского лидера обязательно есть такой тип. Этот раньше был радикальным мусульманином, водил дружбу с палестинцами из ХАМАС, но недавно принял христианство от греха подальше. Помогает старику вести предвыборную кампанию, стелет ковровую дорожку, заведует финансами, стирает носки…
- А какие у него языки, Шкипер? Я имею в виду мистера Табизи.
- Французский, английский, арабский плюс всякая всячина, которой он успел поднабраться за время своих похождений.
- А Филип на каких языках говорит?
- У него французский, лингала, чуть-чуть суахили.
- А английский?
- Ясен черт. Он англичанин.
- А профессор, надо думать, говорит на всех языках, какие только существуют. Он-то человек образованный.
Я вовсе не собирался подкалывать Макси насчет его лингвистической бездарности, однако, боюсь, мои слова были восприняты именно так - судя по тому, как недовольно он нахмурился.
- Это ты к чему? - раздраженно бросил он.
- К тому, что на самом деле я там и не нужен вовсе, а, Шкипер? Наверху не нужен. Как переводчик. Раз Мвангаза говорит и на французском и на суахили. Я лучше засяду в бойлерной, вместе с Пауком, и займусь прослушкой.
- Чушь собачья! Запомни: ты - звезда нашего представления. Эти ребята, мнящие себя вершителями судеб мира, не будут тебе еще и переводчиками работать. А уж Табизи я не поверю, даже если он мне скажет, сколько времени, хоть на каком долбаном языке. - Тут Макси на мгновение призадумался. - Как ни крути, без тебя не обойтись. Мвангаза предпочитает говорить на суахили, потому что французский для него - язык колонизаторов. Вот и получается: один у нас прекрасно говорит по-французски, но кое-как на суахили, а другой знает суахили, но французский у него через пень-колоду.
Пусть мне и польстило, что меня назвали "звездой представления", однако мне нужно было задать еще один вопрос. Точнее, не столько мне, сколько Ханне.
- А каков желаемый конечный результат конференции, Шкипер? В идеальном варианте? Как бы мы его определили? Я об этом всегда клиентов спрашиваю.
Это, впрочем, не так, но мое упрямство задело Макси за живое.
- Порядок там навести, Синклер, черт тебя дери! - едва сдерживаясь, процедил он. - Внести в тамошний безумный бардак хоть немного ясности. Мы же всем этим местным затравленным бедолагам хотим вернуть их собственную страну. Мы заставим их научиться терпимости, зарабатывать деньги, нормально, черт побери, жить. Тебя что-то не устраивает?
Явная искренность его намерений, которую я и сегодня не имею оснований ставить под сомнение, вынудила меня призадуматься, но отнюдь не согласиться.
- Все меня устраивает, Шкипер. Но помнишь, ты же сам говорил, что надо внедрить демократию, хотя бы и под дулом автомата. И меня, естественно, заинтересовало: а кто у тебя на прицеле? То есть на кого направлен автомат? Особенно если скоро выборы. Надо ли опережать их исход, вот в чем вопрос.
Я уже упоминал, что Ханна - сторонница пацифистских идей, как выразился бы мистер Андерсон? Что в ее миссионерской школе, которую финансировали американские пятидесятники, группа монахинь-раскольниц проповедовала квакерские идеи отказа от применения насилия, причем особый упор делался на то, чтобы всегда подставлять другую щеку?
- Мы с тобой ведь о Конго говорим, так?
Так, Шкипер.
- А это ведь одно из самых чудовищных кладбищ в мире, так?
Так. Нет вопросов. Наверное, самое чудовищное.
- Там люди мрут как мухи, все время, и прямо сейчас, в эту минуту. Там убивают, не задумываясь, только за то, что ты из чужого племени. Там свирепствуют болезни, голод, в солдаты забирают десятилетних детей, там сверху донизу полный паралич, полная, охеренная недееспособность всякой власти, там никак не прекратятся насилие и кровавая бойня. Верно?
Верно, Шкипер.
- Выборы в этих условиях не принесут Конго демократию, а лишь ввергнут страну в хаос. Победитель сорвет желанный куш, а проигравших пошлет на хер. Проигравшие заявят, что результаты подтасованы, и уйдут в джунгли. А поскольку голосуют там исключительно из этнических соображений, все опять вернется в исходную точку, разве что станет гораздо хуже. Если только…
Я затаил дыхание.
- …мы не выставим заранее своего умеренного лидера, если не доведем до избирателей суть его программы, если не докажем, что она эффективна, и не разорвем весь этот заколдованный круг. Сечешь?
Так точно, Шкипер.
- Вот в чем стратегия Синдиката, и именно ее мы сегодня должны им вдолбить. Выборы - это все западный онанизм. Упредить остальных, поставить своего человека на нужное место, дать наконец-то народу кусок пирога, который ему причитается по праву, - глядишь, и мир наступит. Любая транснациональная корпорация ненавидит бедняков: кормить миллионы голодных, знаешь ли, нерентабельно. Выгодно другое: провести приватизацию, а потом пусть хоть сдохнут все те, кому ничего не досталось. Так вот, наш небольшой Синдикат думает иначе. Как и Мвангаза. Они собираются создавать инфраструктуру, совместно использовать ресурсы, для них важна долгосрочная перспектива.
Я тут же с гордостью подумал о лорде Бринкли и о мультинациональной группе его соратников. Но отчего же - небольшой Синдикат? Да я в жизни не видел, чтобы столько крупных шишек собралось в одном помещении!
- Инвесторы, само собой, должны вернуть свою мошну с деньжатами, кто же против? - не унимался Макси. - Нельзя же пожалеть тому, кто так сильно рискует, полагающийся ему фунт мяса. Но и местным немало останется после всех передряг: школы, больницы, новые дороги, водоснабжение. А главное - свет в конце туннеля для следующего поколения, для тех, кто только народится. Твои возражения?
Ни единого. Ни у меня, ни у Ханны. А уж тем более не стал бы возражать Ноа, как и миллионы его соотечественников.
- Значит, если в первые несколько дней придется пожертвовать сотней-другой жизней - а так оно и получится, - то кто мы тогда: хорошие ребята или плохие? - продолжал Макси, энергично растирая свое натруженное бедро велосипедиста. - Да, вот еще что, пока мы не отвлеклись. - Новые пассы массажа. - С туземцами не брататься. Ты здесь не приятелей заводишь, а работаешь. Когда объявляют перерыв на ланч, ты - мигом в бойлерную, посидишь на галетах вместе с Пауком. Есть вопросы?
Нет. Кроме одного: "Разве я - туземец?"