Филип как раз завершает свою приветственную речь. Через несколько мгновений замолкаю и я. Он садится на свое место, отпивает воды из стакана. Я тоже делаю глоток, однако не потому, что мне хочется пить, а потому, что я машинально повторяю за ним. Тут я вновь тайком поглядываю на громадного Франко и его соседа, изможденного Дьедонне. У Франко на лице вертикальный шрам, проходящий через середину лба до кончика носа. Может, у него и руки-ноги были так же надсечены во время обряда инициации, который призван защищать его от пуль? У Дьедонне высокий лоб, с нежной, гладкой, как у девушки, кожей, а его мечтательный взгляд будто направлен куда-то ввысь, на родные горы. Щеголь Хадж по другую сторону от Франко напустил на себя такой вид, будто остальных здесь и вовсе нет.
*
- Доброе утро, друзья мои! Все ли обратили на меня свой взор?
Он такой миниатюрный, Сальво. Скажи, вот отчего тщедушные мужчины зачастую храбрее здоровяков?
Что ж, Мвангаза и в самом деле небольшого роста, точно как наш предводитель Кромвель, зато энергии от него исходит вдвое больше, чем от любого из присутствующих. На нем легкая хлопчатобумажная куртка, практичная и ноская, как и подобает странствующему проповеднику. Вокруг головы венчик седых волос, ни дать ни взять Альберт Эйнштейн в негритянском варианте, только что без усов. А у горла, там, где должен быть галстучный узел, у него золотая монета размером с пятипенсовик, о которой мне говорила Ханна:
Это его ошейник раба, Сальво. В знак того, что он не продается. Что у него уже есть хозяин, так что - увы… А принадлежит он людям всего Киву, и вот этой монетой они его купили. Он - раб Пути золотой середины!
Да, на тебя, Мвангаза, направлены все взоры. И мой тоже. Мне уже не нужно таращиться на бутылку "Перье" в ожидании твоего выступления. Наши три делегата, поначалу из вежливости не проявлявшие любопытства к африканскому просветителю, теперь оставили приличия и пожирают его глазами. Кто он? Какие духи направляют его? Какое колдовство он припас для нас? Что он сейчас сделает: засыплет угрозами или запугает, раздаст индульгенции или рассмешит; а может, сделает нас богатыми, заставит всех танцевать, обниматься и откровенничать друг с другом? Или же обескуражит, заставит почувствовать себя несчастными, виноватыми, вынудит обличать самих себя - что для нас, конголезцев и полуконголезцев, дело привычное? Как же, Конго ведь посмешище всей Африки, разграбленная, нищая, коррумпированная, смертельно опасная страна, сто раз обманутая, всеми презираемая; страна, что прославилась на весь Черный континент недееспособностью, продажностью и беспределом.
Мы все напряженно гадаем, когда и с чего Мвангаза начнет свою речь, но он медлит: ждет, пока у нас пересохнет горло, пока мы лишимся последних сил - во всяком случае, так считает одно незаконнорожденное дитя за этим столом, поскольку наш великий Избавитель до жути напоминает отца Андре, записного оратора миссии. Точь-в-точь как отец Андре, Мвангаза по очереди рассматривает каждого из членов своей паствы: сначала Франко, потом Дьедонне, потом Хаджа и, наконец, меня - каждый получает по долгому суровому взгляду, с той лишь разницей, что я по милости своей гиперактивной памяти ощущаю на себе помимо глаз еще и руки.
- Ну вот, господа! Видя меня сейчас, не полагаете ли вы, что, приехав сегодня сюда, совершили весьма серьезную ошибку? Может, лучше бы блистательный пилот месье Филиппа высадил вас на каком-нибудь другом острове?
Голос рвется из его горла, он куда мощнее его тела, однако я, как всегда, перевожу на французский тихо, почти как театральную ремарку "в сторону".
- Что ищете вы здесь, вот какой вопрос задаю я себе! - гремит Мвангаза, глядя через стол на старину Франко напротив, и тот гневно стискивает зубы. - Вы же не меня желали здесь встретить, верно? Я не соратник ваш, не сторонник. Я - Мвангаза, провозвестник гармоничного сосуществования и процветания для всего региона Киву. И я мыслю головой, а не ружьем, не кинжалом и не чреслами. Я не связываюсь с воинствующими головорезами маи-маи, о нет! - Он обращает свое негодование на Дьедонне. - Я также не имею дел с гражданами второго сорта, такими, как вот эти баньямуленге. Ни за что! - Мвангаза пренебрежительно кривит губы, косясь на Хаджа. - Как не общаюсь и с молодняком, богатенькими денди из Букаву. Нет уж, благодарю покорно. - Однако же мелькает заговорщицкая улыбочка сыну Люка, старинного соратника и соплеменниками. - Нет-нет, пусть даже мне предложат бесплатное пиво и работу на золотом прииске под пятой руандийцев. О нет, никак нет! Я - Мвангаза, истинное сердце Конго, неподкупный служитель могучего объединенного Киву. И если вы приехали, чтобы встретиться именно с этим человеком - всякое ведь бывает… дайте-ка подумать, хм, может быть, вы и в самом деле приземлились на нужном острове.
Громоподобный голос делается тихим, глубоким, доверительным. Мой перевод на французский вьется за ним следом.
- Вот вы, милостивый государь, может, вы еще и тутси? - вопрошает он, впиваясь взглядом в налитые кровью глаза Дьедонне. Тот же вопрос он задает каждому из делегатов по очереди, а потом всем вместе. Кто они? Тутси? Хуту? Бембе? Рега? Фулеро? Нанде? Или ши, как он сам?
- Если это так, будьте любезны покинуть помещение. Немедленно. Сию секунду. Без обид! - Мвангаза театральным жестом указывает на раскрытые настежь французские окна. - Ступайте! Счастливого пути, господа! Благодарим за визит. И не забудьте, пожалуйста, прислать мне счет по всем вашим расходам.
Все замерли, кроме подвижного Хаджа, который, закатив глаза, с усмешкой переводит свой взор от одного соседа по столу к другому - уж больно разношерстная собралась компания.
- Что же вы, друзья мои? Что вас останавливает? Ну же, не робейте! Ваш самолетик вон там, на летном поле. У него два мощных, надежных двигателя. Он ожидает вас, чтобы бесплатно доставить назад, в Данию. Отправляйтесь с богом, поезжайте домой, никто вам ничего не скажет.
И тут вдруг лучистая африканская улыбка от уха до уха озаряет его эйнштейновскую физиономию, и вот уже все собравшиеся улыбаются в ответ, облегченно вторя его смеху, причем Хадж громче других. Отец Андре тоже отлично умел пользоваться этим приемом: снять напряжение, когда паства меньше всего этого ожидает, и все тут же испытывают благодарность, все хотят быть его друзьями. Даже Макси - и тот ухмыляется. Как и Филип, и Дельфин, и Табизи.
- Если же вы уроженцы Киву, будь то с севера, с юга или же из центра, - теперь гулкий бас насквозь пронизывает слушателей радушием, - и если вы настоящие, богобоязненные сыновья Киву, если вы любите свою родину и желаете преданно служить Конго под управлением честного и компетентного правительства в Киншасе… Если вы мечтаете раз и навсегда изгнать прочь с нашей земли руандийских палачей и кровопийц, тогда милости прошу, оставайтесь на своих местах. Тогда я прошу вас: останьтесь, поговорите со мной. Поговорите друг с другом. Давайте, дорогие мои братья, совместно определим нашу общую цель и решим, как ее лучше всего достичь. Ступим же все вместе на Путь золотой середины, праведный путь единства, примирения и терпимости.
Он умолкает, размышляя над сказанным, затем, словно что-то вспомнив, продолжает:
- Ах да, этот Мвангаза, он же опасный сепаратист, не так ли вам говорили обо мне? Им руководят безумные личные амбиции. Он ведь спит и видит, как бы расколоть наше любимое Конго, как бы по кускам скормить его заграничным шакалам! Я, друзья мои, куда более верен нашей столице Киншасе, чем она верна себе самой. - Высокая нота, хотя это еще не все: сами сейчас увидите, что мы можем и выше. - Я более верный сын Конго, чем солдаты из армии Киншасы, которым не платят жалованье, и они грабят наши города и селения, насилуют наших женщин! Я верен настолько, что желаю выполнять обязанности Киншасы куда лучше, чем это когда-либо делала сама Киншаса! Я хочу нести в наш регион мир, а не войну. Я хочу нести нам манну небесную, чтобы люди не умирали с голоду. Хочу построить школы, дороги, больницы, хочу создать нормальную систему управления, искоренив губительную коррупцию! Я хочу сдержать все обещания, которые нам давала Киншаса! Я даже согласен сохранить Киншасу!
*
Он дает нам надежду, Сальво.
Она осыпает поцелуями мои веки, давая надежду мне. Мои руки ласкают ее голову, точно высеченную резцом скульптора.
Разве ты не понимаешь, что означает надежда для жителей Восточного Конго!
Я люблю тебя.
Эти несчастные конголезцы так изнемогают от нескончаемой боли, что уже не верят в возможность исцеления. Если Мвангаза способен вдохновить их, дать им надежду, его поддержат все. Если же нет, война никогда не кончится, а он окажется очередным лжепророком на пути в ад.
Да, будем надеяться, покорно откликаюсь я, что он сможет донести свои идеи до избирателей.
Сальво, ты неисправимый идеалист! Ведь пока у власти остается нынешнее правительство, любые выборы будут проходить кое-как, с чудовищными нарушениями. Те избиратели, кого нельзя купить, отдадут голоса за кандидатов от своего племени, плюс результаты будут подтасованы, и это лишь усугубит напряженность в стране. Для начала нам нужны справедливость и стабильность. Только после этого можно будет проводить выборы. Если бы ты послушал Мвангазу, то согласился бы с ним.
Я лучше тебя послушаю.
Тут ее губы отвлекаются от моих век и отправляются в весьма захватывающее путешествие.
Ты, конечно, в курсе, что Изверг всегда носил с собой волшебную трость, которую не мог поднять ни один простой смертный - только сам Изверг?
Нет, Ханна, этот алмаз из сокровищницы легенд мне неведом. Она имела в виду покойного генерала Мобуту, презренную личность, верховного правителя и разрушителя Заира, - это единственный, насколько мне известно, персонаж, удостоившийся ее ненависти.
Так вот, у Мвангазы тоже есть волшебная трость. Он носит ее с собой повсюду, точно как Изверг, но только она сделана из особого, необыкновенно легкого дерева. И каждый, кто верит в Путь золотой середины, может взять ее в руки и убедиться, насколько легко и просто присоединиться к этому движению. А когда Мвангаза умрет, знаешь, что случится с его волшебной тростью?
Может, она поможет ему добраться пешком до неба, еле выговариваю я непослушными губами - моя голова покоится на животе Ханны.
Тебе бы все шутить, Сальво. Нет, серьезно, ее же поместят в прекрасный новый Музей единства на берегу озера Киву, где всякий сможет ее увидеть. Это будет мемориал в честь того дня, когда регион Киву стал гордостью Конго - объединенным и свободным.
*
Вот она, трость. Та самая. Лежит перед нами на зеленом сукне стола, миниатюрная копия жезла из палаты общин. Делегаты уже ознакомились с ее магическими знаками, попробовали, насколько она легка. Для старого Франко она имеет особый смысл - только какой именно? Для Хаджа она лишь товар, выставленный на продажу. Из какого материала она сделана? Выполняет ли свою функцию? Мы могли бы продавать такие же, но подешевле. Реакцию Дьедонне определить труднее. Принесет ли эта трость мир и равноправие моему народу? Одобрят ли наши жрецы ее силу? Если мы начнем воевать за нее, защитит ли она нас от Франко и ему подобных?
Макси отодвинулся от стола, вытянув ноги. Он прикрыл глаза, откинулся на спинку кресла, сцепил руки на затылке - словно спортсмен, ждущий своего выступления. На лице моего спасителя Филипа - спокойная, уверенная улыбка импресарио. У него, вдруг осознаю я, вневременное лицо английского актера. Возраст его может быть от тридцати пяти до шестидесяти, из зрительного зала нипочем не определить. Если Табизи и Дельфин и прислушиваются к моему переводу, внешне они этого никак не показывают. Речи Мвангазы они знают наизусть - как я когда-то знал репертуар отца Андре. Зато в лице трех делегатов я неожиданно обретаю внимательных, пристрастных слушателей. Поскольку Мвангаза обращается к ним со своей пламенной речью на суахили, они имеют возможность услышать его идеи еще раз, в моем куда более сдержанном переводе на французский. Хадж, как человек образованный, слушает придирчиво, Дьедонне заново обдумывает каждое драгоценное слово. А вот Франко внимает мне, сжав кулаки, готовый отправить в нокаут любого, кто осмелится ему перечить.
*
Но вот Мвангаза перестает разыгрывать политика-демагога и превращается в профессора экономики. И я, соответственно, беру заданный им курс. Киву постоянно грабят, строго сообщает Мвангаза. Ему-то известно, сколько на самом деле стоит Киву и сколько этому региону недоплачивают. У него есть все цифры, вот они - Мвангаза терпеливо выжидает, пока я запишу их в блокнот. Я исподтишка улыбаюсь ему в знак благодарности. Заметив это, он принимается перечислять горнодобывающие компании, финансируемые из Руанды, которые хищнически разрабатывают наши ресурсы. Поскольку у большинства из них французские названия, перевод не нужен.
- Почему же мы позволяем им это? - с негодованием вопрошает Мвангаза, вновь повышая голос. - Отчего мы стоим в сторонке и наблюдаем, как богатеют враги, эксплуатируя наши недра, тогда как сами только и мечтаем вышвырнуть их вон?
Он поворачивается к карте региона. Ее только что приколол к доске Дельфин, и Мвангаза тычет в нее своей магической тростью: то тут стукнет, то там, а сам разливается соловьем. Следом за ним со своего конца стола разливаюсь соловьем и я, но не так громко и напористо, смягчая его слова, умеряя пыл - и из-за этого Мвангаза видит во мне если и не активного противника, то по крайней мере человека, которого следует переубедить.
Мвангаза обрывает словесный поток, я, соответственно, тоже. Он таращится на меня, используя известный шарлатанский прием: напряженно щурится, чтобы сложилось впечатление, будто его взгляд пронзает насквозь. Даже и не в глаза мне смотрит, а изучает оттенки моей кожи - лицо, потом руки (вдруг они другого цвета?).
- Вот вы, уважаемый переводчик!
- Да, Мвангаза…
- А ну-ка выйди сюда, сын мой.
Для публичной порки тростью? Исповедоваться перед одноклассниками в своих прегрешениях? Пока я обхожу стол, все смотрят на меня, а когда встаю перед Мвангазой, оказывается, что я на целую голову выше его.
- Итак, сын мой, скажи: кто же ты? - в шутливом тоне интересуется он, указывая сначала на Макси с Филипом, а потом на трех чернокожих делегатов. - Один из них или один из нас?
Хоть он и застал меня врасплох, в риторических навыках я ему не уступаю.
- Я - один для всех, Мвангаза! - восклицаю на суахили.
Он заливается смехом, повторяя мои слова по-французски. С обеих сторон стола раздаются аплодисменты, однако зычный голос Мвангазы легко их перекрывает:
- Господа! Этот славный юноша идеально символизирует наш Путь золотой середины! Так последуем его примеру, будем принимать всех в свой круг, будем учитывать все интересы. Нет-нет, не уходи, сынок, постой со мной еще, будь добр.
Мвангаза вроде как оказывает мне честь, но я отнюдь не польщен. Назвав меня "славным юношей", оставив рядом с собой, он и дальше тычет в карту своей тростью, расхваливая запасы полезных ископаемых в Восточном Конго, и мне не остается ничего иного, как, сцепив руки за спиной, переводить слова учителя, не прибегая к помощи блокнота, - что, впрочем, демонстрирует участникам конференции мою прекрасную память.
- Вот здесь, в Мвенга, друзья мои, золото! А вот тут, в Камитуга, - и золото, и уран, и касситерит, и колтан, и - только, ш-ш-ш, никому ни слова! - алмазы. В Кабамбаре - золото, касситерит и колтан. - Мвангаза намеренно повторяет одно и то же. - Здесь тоже колтан и касситерит, а вот тут, друзья мои, - его трость несколько неуверенно продвигается в сторону озера Альберт, - нефть. Никем еще не измеренные и, возможно, неизмеримые запасы бесценной нефти! И знаете, что еще? Есть в нашем регионе настоящее чудо природы, причем малоизвестное, хотя заполучить его желали бы многие. Встречается оно столь редко, что алмазы в сравнении с ним - уличные булыжники. А называется оно, друзья мои, камитугаит и состоит почти на пятьдесят семь процентов из урана! Кому и для чего это может понадобиться, вы, случайно, не знаете?
Мвангаза выжидает, пока стихнет безрадостный смех.
- А теперь скажите мне: кому достанутся прибыли от всех этих природных богатств нашего края?
Он вновь умолкает, улыбаясь мне и дожидаясь, пока я не задам тот же вопрос слушателям. Я улыбаюсь ему в ответ согласно своей новой роли - любимчика строгого учителя.
- Ну, тузы-воротилы из Киншасы, конечно, получат свою мзду, это точно! Они от своих тридцати руандийских сребреников не откажутся, никак нет! Только не потратят они их на школы, на дороги или на больницы в Восточном Конго, о-о, никак нет! Вот в роскошных универмагах или бутиках где-нибудь в Иоханнесбурге, Найроби, Кейптауне они, пожалуй, осядут, но только не здесь, не в Киву… Никак нет!
Снова пауза. Улыбка, адресованная на сей раз не мне, а трем делегатам. И опять вопрос:
- Разве жители Киву становятся богаче, когда очередной грузовик с колтановой рудой пересекает границы нашей страны?
Магическая трость неумолимо движется на восток, через озеро Киву.
- А когда нефть потечет в Уганду, станут от этого богаче жители Киву? Нет, друзья мои, нефть уйдет за пределы страны, и они обеднеют еще больше. Но ведь это же наши рудники, друзья, это наша нефть, наше богатство, Господь даровал его нам, чтобы мы берегли его и не знали нужды! Это ведь не колодец, который после сезона дождей вновь наполняется водой. Все, что эти проходимцы и воры отберут у нас сегодня, после не восполнится - ни завтра, ни послезавтра.