Песня для зебры - Джон Ле Карре 20 стр.


*

ХАДЖ: И что, ты сильно болен? (Ботинки выбивают дробь: вверх на пару ступенек, вниз на три, потом тишина - остановился.) Совсем беда? (Ответа нет. Новый залп чечетки.) И жены тоже? И дети? (Дьедонне кивает в ответ? Видимо, так.) Мать твою! Сколько ж тебе осталось? (Ответа нет.) На ком поймал-то?

ДЬЕДОННЕ: На ком, на ком… На девчонке, а ты что подумал?

ХАДЖ: А когда?

ДЬЕДОННЕ: В девяносто восьмом.

ХАДЖ: На войне?

ДЬЕДОННЕ: Где ж еще?

ХАДЖ: Пока дрался с руандийцами? (Опять незримый кивок.) Мочил руандийцев и трахался во имя единой и неделимой Демократической Республики Конго?! Мама родная! Тебя за это хоть кто-нибудь поблагодарил?

ДЬЕДОННЕ: За что? За то, что чуму подхватил?

ХАДЖ: За то, что сражался в очередной бессмысленной войне. (Снова вверх-вниз по ступенькам.) Вот черт… Тьфу! (Дальше непечатные ругательства.) Этот Синдикат без имени мечтает вас поиметь, понимаешь? (Неразборчиво.) У баньямуленге лучшие воины, прекрасная дисциплина, мотивация и лучшие запасы полезных ископаемых… золото и колтан на плоскогорье… и вы их даже не добываете… слишком любите своих долбаных коров!

ДЬЕДОННЕ (непрерывно кашляя, хладнокровно): Тогда диктовать условия будем мы. Придем к Мвангазе и скажем: сначала дай нам все, что обещал, иначе не станем за тебя воевать, а выступим против тебя. Так и скажем.

ХАДЖ: К Мвангазе?.. Ты в самом деле думаешь, что тут всем Мвангаза заправляет? Вот уж герой так герой! Мирового уровня… про-све-титель! Бескорыстный друг обездоленных, мать его! Да у него самая захудалая на свете вилла в Испании за десять миллионов долларов. Уж мой папа знает… В каждой уборной по плазме… (Яростный перестук штиблет, речь становится невнятнойу потом опять слышно хорошо. Неожиданно ласково): Дьедонне… Послушай меня внимательно. Ты хороший человек. Ты мне нравишься.

ДЬЕДОННЕ: (неразборчиво).

ХАДЖ: Не умрешь. Я не хочу, чтобы ты умер. Договорились? По рукам? Ни ты, ни кто-либо еще из баньямуленге. Хватит уже. Ни из-за войны, ни от голода, ни от последствий войны, ни от СПИДа. Если непременно желаешь отбросить коньки, лопни от пива. Обещаешь?

ДЬЕДОННЕ (мрачно смеется): От пива и антиретровирусных препаратов.

ХАДЖ: Понимаешь, не хочу я, чтобы в Конго люди помирали. Хочу, чтобы все жили долго-долго, а если какому-нибудь ханурику уж очень приспичит, то пусть… тихо-мирно… от пива… С тебя пот льет, как со шлюхи при исполнении. Сядь-ка.

Теперь лучше слышно. Антон сообщил через Сэм, что Дьедонне устроился на каменной скамье под буком, чуть ниже беседки. Хадж вьется вокруг него, в радиусе двух-трех метров. Я по-прежнему там, с ними.

ХАДЖ: …руандийцы сильнее нас, ты ведь знаешь, да? сильнее, чем… баньямуленге, сильнее громил маи-маи. (Пыхтит и ревет, изображая гориллу.) Да они куда сильнее, чем всё… Киву, вместе взятое… Так ведь? Согласись.

ДЬЕДОННЕ: Может, и так.

ХАДЖ: Так, так, и ты прекрасно это понимаешь. Послушай… (Наклоняется к Дьедонне, шепчет ему на ухо - прием стопроцентный, наверное, от микрофона, закрепленного на нижних ветках бука.) …Люблю отца своего, как подобает африканцу. Почитаю его. У тебя отец жив еще? Ну, значит, ты почитаешь его дух. Ты разговариваешь с его духом, повинуешься ему, он тебя ведет по жизни. Мой-то жив еще, так? Три жены у него и шлюх сколько влезет… Владеет добрым куском Гомы, и пятьдесят один процент моего бизнеса принадлежит ему, а руандийцы воруют у него сделки, во всяком случае, он так считает.

Антон опять сообщает через Сэм, что Хадж то пропадает позади бука, то появляется. Это подтверждает и звук в моих наушниках: то слышно, то нет.

ХАДЖ: Значит, вызывает он меня к себе пару месяцев назад… По торжественному поводу, кхе-кхе… в офис, не домой… не хочет, чтоб жены подслушивали у замочной скважины… И сообщает про этот замечательный "Новый курс" для Конго, на который он тоже подписался… и что еще до выборов, от которых нечего ждать, кроме гражданской войны, его давний приятель Мвангаза влезет на престол, выкинет всех, кто ему неугоден, а любимчикам набьет кошельки. Народ наш тоже разбогатеет, потому что за Мвангазой стоит этот распрекрасный бескорыстный Синдикат и у них куча денег, благие намерения, оружие и боеприпасы. Звучит заманчиво, отвечаю я. Точь-в-точь то же самое говорил король Леопольд, когда впервые объявился в Конго. Папа, естественно, давай орать… Ну, я подождал, пока он отойдет немного… уже на следующий день… (Звук прерывается, потом восстанавливается.) …тем временем плохи. Хуже некуда… Я проконсультировался с парочкой весьма темных личностей… в Киншасе… Знал бы папа, что я с ними якшаюсь, прибил бы на месте… с такими лучше быть повежливее, если не хочешь утром на том свете проснуться… (Снова очень неразборчиво.) …что они сказали, эти парни? Взяв с меня клятву молчать как рыба о страшной тайне, которую я сейчас тебе солью? Киншаса - в курсе. В доле. Киншаса свое получит, и мало никому не покажется…

Слышимость безупречная. Сэм докладывает, что Хадж и Дьедонне сидят рядом на скамейке, микрофон на высоте двух метров над ними и на улице ни ветерка - никаких помех.

ХАДЖ: Так вот, возвращаюсь я к нему и говорю: отец, я тебя люблю и благодарен за то, что ты оплатил мне возможность вырастить в голове кучу долбаных мозгов, и уважаю твои добрые побуждения относительно Мвангазы и Восточного Конго. Поэтому позволь на основании моего профессионального опыта сказать тебе, что в данном случае ты дважды осел, да еще какой. Во-первых, продавшись этому бесхвостому Синдикату, ты и твой приятель Мвангаза продешевили примерно на тысячу процентов. А во-вторых, уж прости мою дерзость, но кому нужна очередная блядская война? Наш с тобой бизнес полностью зависит от Руанды. Руандийцы вывозят наши товары и отправляют их по всему миру. Кто угодно, кроме конголезцев, увидел бы в этом прочную основу для прибыльного и дружеского торгового союза. А не поводом убивать жен и детей друг друга или водружать в кресло правителя дряхлого, неопытного в политике лидера, который к тому же, как бы хорошо мы с тобой к нему ни относились, торжественно обещает вышвырнуть вон из Конго все и вся, что только пахнет Руандой. И что, дальше я рассказываю ему про своих нехороших друзей из Киншасы? Хрена лысого. Зато рассказываю про моего хорошего друга Мариуса, жирную голландскую задницу, делившую со мной университетскую скамью в Париже.

Звук временно пропадает. Ребята Сэм сообщают, что объекты медленно прохаживаются за беседкой. Звук возвращается, но очень плохой.

ХАДЖ: …сорок лет… (две секунды неразборчиво) …куча денег от разных организаций… африканский [?] вице-президент… (семь секунд неразборчиво) …И сказал отцу… (четыре секунды неразборчиво) …выслушал меня… кричал, что я его самая большая ошибка в жизни… опозорил наших предков… потом спросил, где бы встретиться с этим Мариусом, чтобы… объяснить, что, только перекрыв границу Конго с Руандой, можно разумно уладить все мировые проблемы… Так папа выражается, когда не хочет, чтобы ты сообразил, что он готов пересмотреть свое решение.

Металлический скрежет, скрип подушек, четкость звучания восстановилась. Сэм сообщает, что они уселись в беседке, лицом к морю. Хадж говорит с горячей настойчивостью.

ХАДЖ: В общем, садится папа в свой частный самолет и отправляется в Найроби повидать Мариуса. Люк обожает Найроби. У него там роскошная телка. И Мариус ему симпатичен. Выкуривают они вместе пару сигар. Симпатия взаимна, поэтому Мариус популярно разъясняет отцу, в какую он сел лужу. Вас, говорит, совершенно точно описал ваш непутевый сын. Вы мудрый и тонкий человек. Так зачем же вы со своим Мвангазой собираетесь изгонять руандийцев из вашего Киву? Чтобы они больше не могли вас эксплуатировать? Прекрасная идея, если бы не одно обстоятельство. Вы что же, всерьез полагаете, они не заявятся снова, чтобы вытрясти из вас душу и с процентами вернуть все, что вы у них отобрали? Разве не так они всякий раз поступают? Так отчего бы не сделать по-настоящему умный ход? Почему бы не совершить немыслимое в кои-то веки? Вместо того чтобы вышвыривать руандийцев вон, посмотритесь в зеркало, улыбнитесь во весь рот и изобразите дружелюбие. Вы же все равно с ними дела ведете, нравится вам это или нет, - так пусть лучше нравится! Тогда, возможно, моя компания выкупит у вас долю, а то и все предприятие целиком. Посадим в совет директоров молодых смышленых ребят вроде вашего непутевого сыночка, с Киншасой договоримся полюбовно и, вместо того чтобы посылать на смерть еще три миллиона человек, наладим хоть какую-то мирную жизнь.

ДЬЕДОННЕ (после долгого раздумья): И твой отец заключил союз с этим человеком?

ХАДЖ: Это же Люк, мать его так. Он лучший в Гоме игрок в покер. Но знаешь что? Жирная голландская задница права. Когда руандийцы таки вернутся, что они с собой принесут? Правильно: полный абзац. Как в последний раз, только гораздо хуже. С ними из Анголы, Зимбабве и хрен знает откуда еще припрется куча народу, все, кто мечтает выпустить нам кишки и захапать наше достояние. И вот тогда-то можно забыть и о примирении, и о помощи международного сообщества, и о выборах, потому что твои несчастные раздолбаи баньямуленге будут умирать как мухи - у вас это отлично получается. Мне-то что, я в Париж уеду и там буду помирать, но только со смеху.

Оставайся на месте, Брайан, дорогой. Помощь подходит.

*

- Это у тебя питмановская, что ли, система? Какой-то рулон колючей проволоки.

Надо мной в позе Буки склонился Макси: опираясь руками о подлокотники моего "электрического стула", он разглядывает мои конспекты, которые мистер Андерсон изволит называть "вавилонской клинописью". Паука нет, Макси его отослал куда-то. Филип в розовой рубашке и красных подтяжках маячит на пороге. Непонятно отчего, я чувствую себя так, будто вывалялся в грязи. Все равно что занялся любовью с Пенелопой после ее возвращения с очередного "семинара выходного дня".

- Мой домашний рецепт, Шкипер, - отвечаю я. - Немного скорописи, немного классической стенографии, но в основном значки собственного изобретения.

Я всегда так говорю клиентам: жизнь научила, что ни в коем случае они не должны думать, будто у переводчика в блокноте протокол переговоров, иначе по судам затаскают… в лучшем случае.

- А ну-ка прочти нам еще раз, старик.

Я снова зачитываю, как приказано, все, что успел зафиксировать на бумаге. По-английски, не упуская ни единой, даже мельчайшей детали и так далее. Макси с Филипом меня раздражают, хотя я тщательно скрываю это. Я уже сказал им, что без хитроумного усилителя из арсенала мистера Андерсона мы можем всю ночь здесь проторчать, однако это их ничуть не смутило. Теперь им нужно прослушать собственно звук у меня в наушниках, что представляется мне абсолютным бредом, поскольку ни тот ни другой не знают ни слова на моих языках ниже ватерлинии. Кусочек, который они упорно пытаются разобрать, - это те самые семь секунд невнятного бормотания после первого упоминания толстяка-голландца, который курит сигары. Но, помилуйте, если даже я ни черта не понял, с какой стати Филип и Макси решили, будто им это удастся?

Я протягиваю Филипу гарнитуру, полагая, что каждый возьмет себе по наушнику, однако Филип хватает оба и трижды прослушивает запись, всякий раз многозначительно кивая Макси. Потом отдает наушники ему, приказав мне снова воспроизвести нужный кусочек, и наконец Макси тоже понимающе кивает, чем лишь подтверждает мои подозрения: они совершенно точно знают, что им нужно, а мне не сказали. А ведь ничто не ставит переводчика экстра-класса в такое глупое положение, ничто не заставляет его почувствовать себя более бесполезным, чем утаивание нанимателем важных инструкций. Более того, это моя пленка, а не их. Мой трофей. Это я вырвал победу у Хаджа, не они. Я сражался с Хаджем, это был наш с ним поединок.

- Молодчина, старик, - хвалит меня Макси.

- Рад стараться, Шкипер, - отзываюсь я, исключительно из вежливости. А сам думаю: нечего похлопывать меня по спине, благодарю покорно, не нуждаюсь - даже от вас с Филипом.

- Просто блеск, - мурлычет Филип.

И вот оба уже ушли, хотя по лестнице, насколько я слышу, поднимается только один человек. Филип ведь у нас совершенно бесшумный консультант - меня бы не удивило, если бы он и тени не отбрасывал.

*

После их ухода я долгое, как мне показалось, время бездействовал. Снял наушники, отер лицо носовым платком, надел их обратно, посидел немного, подперев подбородок рукой, а потом принялся снова и снова воспроизводить семисекундный кусочек записи. Что же такого расслышали в нем Макси с Филипом, чего не могли доверить мне? Я замедлял воспроизведение, ускорял, но так ничего нового и не обнаружил: какое-то длинное слово, потом еще длиннее, на "г", трехсложное с "ий" на конце, еще несколько слогов и в финале четкое резкое "ёр", дающее безграничный простор для фантазии: сапёр? Жонглёр? Бузотёр?

Наконец я в который раз снял наушники и, закрыв лицо руками, зашептал что-то во тьму. Что именно, сейчас и не вспомню. Не могу сказать, что у меня уже возникло ощущение предательства. Максимум, что признаю, - заползавшую в душу тревогу, причины которой я решительно отказывался извлекать на свет. Тем более что после изнурительной звуковой дуэли с Хаджем я чувствовал себя медузой, выброшенной на песок. Мне даже стало казаться, будто поединок - лишь плод моего воспаленного воображения, но тут я вспомнил, как Хадж опасался прослушивания еще в апартаментах для гостей. Однако я вовсе не "уходил в несознанку", в чем так любила обвинять меня Пола, закадычная подружка Пенелопы. Даже еще не разобрался, чего именно мне не хотелось осознавать. Если я кого-то и подвел, то только самого себя, мысленно объяснял я Ханне. Мне до сих пор кажется, что это был самый паршивый момент того судьбоносного дня.

Сэм? Это я, Брайан. Как делишки?

Никак. Сэм нет на посту. Я-то рассчитывал получить хоть капельку женского сочувствия, однако в наушниках слышна лишь мужская болтовня на заднем плане. Она даже не потрудилась отключить свой микрофон, что, на мой взгляд, довольно рискованно и безответственно. Я посматриваю на часы тетушки Имельды. Перерыв что-то затягивается. Похоже, невразумительный рассказ Хаджа о шашнях его отца с конкурирующей организацией, которой руководит толстый любитель сигар из Голландии, произвел нешуточный переполох. Так ему и надо, нечего было меня зеброй обзывать. Паук куда-то запропал. Слишком многое от меня скрывают в отношении местной топографии. Например, я не представляю, откуда со мной связывается Сэм. С каких точек группа Антона ведет наблюдение. Где прячется Джаспер. Где шляется Бенни. Но мне этого знать не положено, верно? Я ведь всего лишь переводчик. Всем надо знать, и только мне - ни к чему.

Я разглядываю "схему метро". Хадж и Дьедонне уже расстались. Бедняга Дьедонне сидит один в апартаментах для гостей. Может, решил покамест быстренько помолиться. Хадж вернулся в беседку, где одержал свою мнимую победу. Ох, если б он только знал! Представляю, как он таращится в морскую даль, радуясь про себя, что столь удачно подложил свинью Мвангазе. Лампочки, обозначающие местонахождение Франко, все еще потушены. Заседает с Мвангазой в королевских покоях, надо полагать. Вне игры. Только для архива.

Мне нужны звуки. Не нравятся мне обличительные голоса, зудящие у меня в голове, и прежде всего голос Ханны. Я сюда приехал не для того, чтобы меня критиковали. Я лишь старался как можно лучше выполнить свою работу. А как, по-вашему, я должен был поступить? Притвориться, будто не слышал того, что сказал Хадж? Утаить? Но ведь я приехал сюда, чтобы заработать деньги. Наличными. Пусть даже это мелочи в сравнении с тем, что платят Джасперу. Я - синхронист. Они говорят - я перевожу. Я не умолкаю, если люди говорят что-то не то. Я ничего не перевираю, не редактирую, не выкидываю и не добавляю от себя, как поступают некоторые мои коллеги. Я воспроизвожу все, как слышу, иначе не ходил бы в любимчиках у мистера Андерсона и не был бы виртуозом в своем деле. Юридическая тематика или коммерческая, гражданская или военная - я перевожу четко и беспристрастно, всех одинаково, независимо от цвета кожи, расы и вероисповедания. Я всего лишь канал связи. Мост. Аминь.

Я снова пытаюсь вызвать Сэм. Она еще не вернулась. Мужские разговорчики в центре управления смолкли. Вместо них благодаря неосторожности Сэм я слышу Филипа. Более того, он говорит вполне громко и внятно. Его голос отражается по меньшей мере от одной стены, прежде чем попасть в микрофон Сэм, однако это мне ничуть не мешает. После поединка с Хаджем у меня настолько обострен слух, что, чихни в микрофон муха, я бы с ходу определил ее возраст и пол. Удивительно другое: Филип сейчас до того вышел из привычного мне великосветского образа, что поначалу я даже не уверен, он ли это. Собеседника зовут Марк, и, судя по властному тону Филипа, это его подчиненный.

ФИЛИП: Мне надо знать, кто его врач, мне нужен диагноз, какое лечение назначено и назначено ли вообще, если его собираются выписывать, то когда, кто его навещает, кто вхож к нему помимо жен, любовниц и телохранителей… Нет, я не знаю, в какой именно он больнице, Марк, выяснять - твоя работа, за это тебе и платят, зря ты, что ли, там торчишь. Да что, в Кейптауне много кардиологических клиник, черт возьми?

Отбой. Нештатные консультанты экстра-класса - слишком важные птицы, чтобы прощаться. Теперь Филипу надо поговорить с Пэт. Во всяком случае, набрав еще один номер, он просит к телефону Пэт.

ФИЛИП: Зовут Мариус, голландец, толстый, лет сорок, курит сигары. Недавно был в Найроби и, насколько мне известно, до сих пор там. Учился в бизнес-школе в Париже, сейчас является представителем наших давних знакомых - Объединения горнодобывающих компаний Великих озер. Что еще о нем есть? (Пауза минуты на полторы, Филип время от времени хмыкает, давая понять, что он слушает и записывает - как и я. И наконец): Спасибо большое, Пэт. Великолепно. Именно то, чего я опасался, только хуже. Как раз то, что мы хотели - то есть совсем не хотели - знать. Я вам очень признателен. До свидания.

Ну вот, теперь все встало на свои места. Никаких саперов-жонглеров - Великие озера. Хадж назвал горнодобывающий консорциум, представителем которого в странах Африки является толстяк-голландец. Тут я замечаю Паука - он стоит у своего пульта, проверяет работу механизмов, заменяет пленки, надписывает новые. Я приподнимаю наушники и улыбаюсь ему из товарищеской солидарности.

- Видать, набегаемся в обеденный перерыв по твоей милости, Брайан. - Валлийская мелодия его интонаций звучит загадочно. - Столько всякого-разного запланировано…

- Например?

- Ага, так я тебе и сказал! Помнишь завет мистера Андерсона? Никогда не меняйся секретами, не то обязательно прогоришь на сделке.

Назад Дальше