Я вновь надеваю наушники, не сводя глаз со "схемы метро". Сиреневая лампочка, обозначающая местонахождение Мвангазы, манит меня, словно вывеска борделя. Ну же, Сальво? Что тебя останавливает? Школьная мораль? Запретная зона, пока Филип лично не даст иных указаний. Только для архива, не для использования. Мы записываем, но не слушаем. То есть переводчики-зебры не слушают. Но если мне запрещен доступ к этим записям, то кому он разрешен? Мистеру Андерсону, который вообще не говорит ни на одном языке, кроме своего северного провинциального английского? Или бесхвостому Синдикату, как выразился Хадж? Им-то зачем? Может, в качестве развлечения за портвейном и сигарами в своей цитадели на Нормандских островах.
Куда это текут мои мысли? Неужели, сам того не заметив, я проникся вредительской агитацией Хаджа? Может, мое африканское сердце бьется куда громче, чем кажется? Или это сердце Ханны? Иначе отчего моя правая рука тянется к тумблеру так же решительно, как вышвыривала в мусоропровод приготовленный для Пенелопы ужин? И медлю я вовсе не от угрызений совести, проснувшихся в последний момент. Вдруг, если перекинуть тумблер, по всему дому завоют сирены? Или сиреневая лампочка начнет отчаянно мигать, подавая сигналы бедствия? Или Антоновы парни в "алясках" ворвутся сюда по мою душу?
Но я все равно переключаю тумблер и оказываюсь в гостиной королевских покоев, куда мне вход воспрещен. Франко говорит на суахили. Звук идеальный, ни помех, ни шумов. Я представляю себе пушистые ковры, шторы, мягкую мебель. Франко держится непринужденно. Может, ему налили виски. Но почему именно виски? Просто такой, как Франко, должен любить виски. Беседует он с Дельфином. Пока ничто не свидетельствует о присутствии Мвангазы, хотя что-то в их интонациях дает мне понять: он неподалеку.
ФРАНКО: Мы слышали, для этой войны понадобится много самолетов.
ДЕЛЬФИН: Верно.
ФРАНКО: У меня есть брат. У меня много братьев.
ДЕЛЬФИН: Благословил господь твою семью.
ФРАНКО: Мой любимый брат - прекрасный воин, но у него, увы, рождаются одни лишь дочери. Пять дочерей от четырех жен.
ДЕЛЬФИН (приводит пословицу): Сколько ни длится ночь, день все равно настанет.
ФРАНКО: У старшей дочери киста на шее, из-за этого ее никак не выдадут замуж. (Напряженное кряхтение поначалу сбивает меня с толку, но потом я догадываюсь: Франко показывает расположение кисты на своем изуродованном теле.) Если бы Мвангаза помог вывезти мою племянницу в Йоханнесбург на анонимное лечение, брат принял бы близко к сердцу Пути золотой середины.
ДЕЛЬФИН: Наш Просветитель - преданный муж и отец множества детей. Транспорт будет.
Звон бокалов скрепляет обещание. Следуют взаимные заверения в почтении.
ФРАНКО: Этот мой брат - достойнейший человек, все его любят и уважают. Когда Мвангаза станет правителем Южного Киву, благоразумие велит ему назначить моего брата начальником полиции всего региона.
ДЕЛЬФИН: При новом демократическом строе все назначения будут осуществляться путем открытого голосования.
ФРАНКО: Мой брат заплатит сто коров и пятьдесят тысяч долларов наличными за то, чтобы на три года получить этот пост.
ДЕЛЬФИН: Предложение будет рассмотрено в демократическом духе.
Паук пялится на меня с другой стороны своей стойки, удивленно задрав брови. Я стягиваю наушники.
- Что-то не так? - спрашиваю.
- По мне все так, сынок.
- А чего ты на меня так смотришь?
- А того, что колокольчик уже прозвонил. А ты и не слышал, увлекся прослушкой.
Глава 12
- Три базы, джентльмены! Каждая из них близ открытого, но минимально разработанного карьера и каждая - ключевая составляющая возрождения Киву.
Макси, стоя во главе стола с бильярдным кием в руках, снова толкает речь. Аэропорт взят, Мвангаза пришел к власти. В скором времени Синдикат возьмет под контроль рудники и шахты всего Южного Киву, но до той поры надо заняться вот этими тремя. Они находятся в глухомани, концессии на разработку официально никому не выданы, так что с этой стороны проблем нет.
У меня складывается впечатление, будто участники заседания сменили театральные костюмы. Хадж и Дьедонне, всего несколько минут назад обсуждавшие весьма щекотливые темы, теперь ведут себя так, словно даже не знакомы. Хадж что-то тихонько напевает, самодовольно ухмыляясь и глядя куда-то вдаль. Дьедонне задумчиво теребит бороду тонкими пальцами. Исполин Франко застыл между ними, его шишковатая физиономия - воплощение порядочности. Кто бы мог подумать, что он только что пытался подкупить блаженного Дельфина? И уж конечно Филип никак не мог гневно рычать на подчиненных по спутниковому телефону. Пухлые руки сцеплены на груди, взор праведника исполнен безмятежности. Интересно, он расчесывает свою волнистую седую шевелюру между заседаниями? Поправляет завитки-рожки за ушами? Лишь один Табизи, похоже, не способен притворяться, сдерживать обуревающую его ярость. В целом кое-как он с собой справляется, но мстительный блеск угольно-черных глаз выдает его с головой.
Карта, по которой ориентирует нас Макси, настолько велика, что Антону пришлось расстелить ее на столе, как скатерть. По примеру Шкипера он тоже снял пиджак. Руки его от запястья до локтя покрыты татуировками: голова бизона, двуглавый орел, сжимающий в когтях земной шар, череп на фоне звезды - символ вертолетного десанта, эскадрона смерти в Никарагуа. Он держит перед собой поднос с пластмассовыми фигурками: тут и тяжеловооруженные вертолеты с погнутыми винтами, и двухмоторные самолеты с отломанными пропеллерами, и гаубицы с прицепами для перевозки боеприпасов, и пехотинцы - одни бегут в атаку с примкнутыми штыками, другие, более осторожные, ползут вперед по-пластунски.
Макси, с кием на изготовку, вышагивает вдоль стола. Я стараюсь не встречаться глазами с Хаджем. Но всякий раз, как Макси указывает кием точку на карте, я отрываюсь от блокнота и натыкаюсь на его настойчивый взгляд. Что он пытается мне сказать? Что я его предал? Что никакого поединка не было? Что мы закадычные приятели?
- Вот здесь крошечный поселок под названием Лулингу. - Наконечник, кия норовит проткнуть бумагу. Макси обращается к Франко: - В самом сердце территории маи-маи. Le cœur du MaïMaï. Oui? D'accord? Ну, молодцом. - Поворачивается ко мне. - Допустим, я попрошу его отрядить сюда триста лучших бойцов - окажет он мне такую услугу?
Пока Франко размышляет над вопросом, Макси уже метнулся к Дьедонне. Не для того ли, чтобы посоветовать ему проглотить упаковку аспирина? Дескать, нечего тащиться позади стада, все равно вот-вот сыграешь в ящик?
- Тут ваша территория, так? Ваши люди. Ваши пастбища. Ваш скот. Ваше нагорье.
Кий движется вниз, вдоль южного берега озера Танганьика, на полпути останавливается, отклоняется влево и вновь замирает.
- Да, это наша территория, - кивает Дьедонне.
- А сможете мне вот тут поддерживать укрепленную базу?
Лицо Дьедонне омрачается.
- Тебе?
- Себе! Ради вас, баньямуленге. Ради объединения Киву. Ради мира, справедливости и процветания всех его жителей. - Похоже, Макси неплохо усвоил мантры Мвангазы.
- Кто обеспечит снабжение?
- Мы. По воздуху. Будем сбрасывать вам все, что понадобится, и столько раз, сколько нужно.
Дьедонне смотрит на Хаджа - умоляюще? - потом прижимает к лицу длинные тонкие пальцы и на некоторое время застывает в этой позе. На долю секунды я присоединяюсь к нему во тьме. Переубедил ли его Хадж? Если так, то переубедил ли он меня? Дьедонне поднимает голову. Лицо его выражает решимость, однако на что именно он решился, остается лишь догадываться. Четко, лаконично он выстраивает свои аргументы:
- Нас приглашали присоединиться к армии Киншасы. Но только затем, чтобы нас нейтрализовать. Нам предлагали посты, которые дают лишь иллюзию власти, а на самом деле ничего не стоят. Если состоятся выборы, Киншаса так очертит границы, чтобы баньямуленге не имели голоса в парламенте. Если нас начнут истреблять, Киншаса пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Но руандийцы поднимутся на защиту. Что обернется очередной катастрофой для Конго. - И сквозь свои сплетенные пальцы Дьедонне заключает: - Мой народ не может позволить себе пренебречь таким шансом. Мы будем сражаться на стороне Мвангазы.
Хадж изумленно таращится на него во все глаза и издает короткий, визгливый смешок. А Макси уже постукивает кончиком кия по предгорьям к юго-западу от Букаву.
- Вот этот замечательный рудник принадлежит тебе, Хадж? Верно? Тебе и Люку?
- Номинально, - соглашается Хадж, пожимая плечами в своей раздражающей манере.
- Если он не ваш, то чей же тогда?
Тон у Макси отчасти шутливый, отчасти вызывающий, и я даже не пытаюсь смягчить его при переводе.
- Наша компания передала его субподрядчику.
- Какому?
- Есть у отца деловые знакомства, - уходит от ответа Хадж. Интересно, кто еще, кроме меня, расслышал бунтарскую нотку в его голосе.
- Руандийцы?
- Да, но эти руандийцы любят Конго. Так тоже бывает.
- И, надо думать, они верны Люку?
- В большинстве случаев. В каких-то обстоятельствах они верны только себе, и это нормально.
- А если мы утроим добычу руды и будем выплачивать им долю, пожелают ли они хранить верность нам?
- Кому это - нам?
- Синдикату. Если, конечно, они хорошо вооружены и у них достаточно боеприпасов, чтобы отразить любое нападение. Твой отец говорил, что они готовы сражаться за нас до последнего солдата.
- Что отец говорит, то и следует считать истиной.
Макси изливает свою досаду на Филипа:
- Я думал, это все согласовано заранее.
- Ну конечно согласовано, Макси, - успокаивает его Филип. - Вопрос решен, сделка состоялась по всем правилам. Люк давным-давно на это подписался.
Поскольку обсуждение ведется на английском и носит приватный характер, я не перевожу, однако это ничуть не мешает Хаджу мотать головой с придурковатой ухмылкой. Тихое бешенство Феликса Табизи едва не выходит из берегов.
- Итак, три лидера, три независимых анклава, - кует железо Макси, обращаясь уже ко всем. - В каждом есть собственная взлетно-посадочная полоса, которая не используется, используется частично или же целиком. Снабжение производится по воздуху из Букаву. Одним ударом разрешаются все проблемы доступа, добычи и транспортировки. Базы невозможно обнаружить, и они, если враг не задействует авиацию, неприступны.
Враг задействует авиацию? Какой именно враг? Интересно, Хадж задается тем же вопросом, что и я?
- Вы только подумайте, уникальная военная операция, позволяющая платить солдатам буквально из земли, на которой они несут службу, - настаивает Макси, как будто ему кто-то возражает. - Да еще испытывать удовлетворение от того, что заодно вы и стране своей помогаете. Скажи им, старик, ладно? Дави на социальные выгоды. Каждый гарнизон будет сотрудничать с дружественными нам местными вождями, соответственно, каждому вождю перепадет от щедрот. А почему бы и нет? При условии, конечно, что он поделится со своим кланом или племенем. В долгосрочной перспективе базы способны отлично функционировать как населенные пункты на полном самообеспечении. Школы, магазины, дороги, медицинские центры - все, что угодно.
Все отвлекаются, следя, как Антон устанавливает пластмассовую модель транспортного самолета на базу Франко в джунглях. Это "Антонов-12", поясняет Макси. У него на борту экскаваторы, самосвалы, грузоподъемники, инженеры и техники. Длины взлетной полосы хватит с запасом. Кому бы что ни понадобилось, "Ан-12" все в лучшем виде доставит. И снова его на полном скаку осаживает Хадж. На этот раз он, как послушный ученик, благочинно поднимает руку и ждет, пока ему дадут слово.
- Месье Филипп?
- Да, Хадж?
- Верно ли мое впечатление, что, согласно предлагаемому договору, военизированные отряды должны будут занимать базы как минимум на протяжении шести месяцев?
- Совершенно верно.
- А что по прошествии этого времени?
- Мвангаза займет свой пост как народный избранник, и начнется создание мирного объединенного Киву.
- Но эти полгода, до того, как рудники перейдут в руки народа, кто будет их контролировать?
- Синдикат, кто же еще?
- И Синдикат будет самостоятельно добывать руду?
- Надо думать. Собственноручно. - Шутка.
- И вывозить ее?
- Разумеется. Мы все это уже объясняли Люку.
- А будет ли Синдикат также продавать руду?
- Вы хотите сказать - находить для нее рынки сбыта?
- Я сказал - продавать.
- А я сказал - находить рынки сбыта, - парирует Филип с блаженной улыбкой: дескать, ничего нет лучше дружеского спора.
- И все барыши Синдикат оставит целиком себе?
На другом конце стола Табизи, кажется, готов взорваться от негодования, но проныра Филип, как всегда, начеку.
- Барыши, Хадж, - хотя я бы употребил более уместное слово "доходы" - в первые шесть месяцев, как вы верно подметили, пойдут на покрытие предварительных издержек Синдиката. К ним относятся, кстати, и весьма солидные затраты на поддержку Мвангазы на пути к власти.
Все присутствующие наблюдают, как Хадж переваривает информацию.
- А вот эти рудники, три базы, которые выбрал ваш Синдикат, - по одному для каждого из нас…
- Так, и что с ними?
- Это же не просто какие-то старые рудники, выбранные наобум, правильно? Может, с виду по ним и не скажешь, но они представляют собой объекты особого назначения.
- Боюсь, Хадж, тут вы обращаетесь не по адресу. В технических тонкостях я совсем не разбираюсь.
- Там и золото есть, и алмазы, не так ли?
- О, я очень на это надеюсь! В противном случае мы совершаем ужасную ошибку.
- А еще там огромные отвалы.
- В самом деле?
- В самом деле. Их сплошь окружают терриконы колтановой руды. Руду добывали, ссыпали в накопительные отвалы, а потом забросили: наши были по уши заняты вымиранием, так вывезти руки и не дошли. А сейчас достаточно провести первичную переработку на месте, чтобы уменьшить вес, да организовать транспорт - вот вам и золотая жила. На это и полугода не нужно. Двух месяцев вполне хватит.
Краем глаза я замечаю, как Табизи кончиками унизанных кольцами пальцев бережно ощупывает оспины у себя на подбородке. По-моему, у него руки чешутся свернуть челюсть Хаджу.
- Что ж, спасибо за предоставленные сведения, Хадж, - невозмутимо отвечает Филип. - Не думаю, чтобы это ускользнуло от внимания наших экспертов, однако передам непременно. Вообще-то колтан уже не тот чудо-минерал, каким считался раньше, но это, разумеется, и без меня всем известно.
*
- Что такое "роумер", Шкипер?
Я поднимаю руку, прося разъяснений. Макси раздраженно их дает. Ну откуда мне было знать, что это средства радиосвязи, которые так быстро изменяют частоту приема-передачи, что не только в Букаву, но и по всей Африке не найдется оборудования, способного их засечь?
- Какие еще гуси, Шкипер?
- Дикие, твою мать! Наемники! По-твоему, у нас тут урок зоологии? Говорил же, что знаешь военную лексику.
Не проходит и двух минут:
- А ЧВК, Шкипер?
- Частная военная компания. Ты, Синклер, вчера, что ли, родился?
Я извиняюсь - а этого переводчик экстра-класса делать не должен. Никогда.
- Кордоны. Сечешь, старик? Французское словечко, справишься. Закрепившись на базе, устанавливаем вокруг кордоны. Радиус - пятнадцать миль, никто не входит и не выходит без нашего разрешения. Снабжение всего предприятия осуществляется по воздуху, вертолетами. Вертолеты наши, пилоты наши, база - ваша.
Антон водружает на каждую точку по игрушечному вертолетику. Стараясь не встречаться взглядом с Хаджем, я не сразу замечаю, что Филип перехватил инициативу.
- Эти вертолеты, господа… - Любитель театральных эффектов, он умолкает, дожидаясь полной тишины, и когда она наступает, начинает снова: - Эти вертолеты, господа, жизненно важные для нашей операции, будут выкрашены в белый цвет. Так их проще опознать. В качестве меры предосторожности, чтобы обеспечить им свободу передвижения, мы также предлагаем нанести на них опознавательные знаки сил ООН, - добавляет он как бы невзначай.
Я по мере сил воспроизвожу его непринужденный тон, а сам тем временем гипнотизирую бутылку с минералкой и старательно игнорирую возмущенные возгласы Ханны, все громче звучащие в моем сознании.
Макси опять берет слово. Особым его расположением пользуются шестидесятимиллиметровые минометы, непременный атрибут столь любезных Пауку заварушек. Пару добрых слов находит Макси и для реактивных гранат, бьющих на расстояние около километра и способных разнести в клочья целый взвод, разорвавшись по приземлении. Но сердце его принадлежит шестидесятимиллиметровке. Переводя, я как будто бреду по длинному узкому туннелю, и собственный голос эхом доносится до меня из темноты:
В первую очередь завозим горючее, потом боеприпасы.
Каждому бойцу будет выдан "Калашников" чешского производства. Лучшего полуавтоматического оружия на всем свете не сыщешь.
Каждая база получит по три пулемета российского производства калибра семь шестьдесят два, по десять тысяч патронов и по одному белому вертолету для транспортировки войск и грузов.
На каждом белом вертолете в носовом обтекателе будет установлен пулемет Гатлинга, способный делать четыре тысячи выстрелов в минуту патронами калибра двенадцать и семь десятых.
Необходимо выделить как можно больше времени для боевых упражнений. Тренировка никогда не бывает лишней.
Давай, старик, выдай им все это.
И я выдаю.
Колокольчик молчит, но стрелка настенных часов не стоит на месте, а для нас, людей военных, режим - это все. Двойные двери в библиотеку распахиваются. Позабытые нами дамы стоят навытяжку в клетчатых фартуках у роскошно сервированной буфетной стойки. Из какого-то нематериального далека я рассматриваю омаров на льду, лосося с огурчиками, ассорти холодных мясных закусок, сырную доску, в том числе мягкий "бри", счастливо избежавший мусородробилки, бутылки белого вина в запотевших серебряных ведерках, пирамиду свежих фруктов и - ни дать ни взять бриллиант в короне - двухъярусный торт, украшенный флажками Киву и Демократической Республики Конго. Как по сигналу, с улицы входят в строгом порядке, по старшинству, Мвангаза, его прилизанный секретарь Дельфин и, в качестве замыкающего, Антон.
- Перерыв на ланч, господа! - игриво провозглашает Филип, когда мы послушно встаем. - Прошу не стесняться!
Белые вертолеты с опознавательными знаками ООН, повторяю я про себя. Палящие из пулеметов Гатлинга в носовом обтекателе со скоростью четыре тысячи выстрелов в минуту в интересах мира, справедливости и процветания Киву.