Том ухватился за борт двумя руками. Смешанное чувство облегчения и неверия овладело им, и тут же он ощутил жжение в горле и боль в груди, появлявшуюся с каждым вдохом. Прежде чем забраться в лодку, он, ни о чем не думая, отдохнул минуты две, а то и больше, собираясь с силами. Наконец Том медленно подтянулся и резко перебросил тело через борт. Он упал лицом вниз, а ноги повисли за бортом. Какое-то время он не двигался, ощущая на кончиках пальцев липкую кровь Дикки; изо рта и из носа у него струилась какая-то жидкость, смешавшаяся с морской водой. Прежде чем пошевелиться, он подумал о своих дальнейших действиях; лодка была в крови, значит ее нельзя возвращать. А еще нужно запустить мотор и решить, в какую сторону следует плыть.
Потом он вспомнил о кольцах Дикки. Пошарив в кармане своей куртки, он убедился, что они по-прежнему там, да и куда они могли деться? Тома одолел приступ кашля, и, когда он стал оглядываться, нет ли поблизости другой лодки и не спешит ли кто к нему, его взор затуманили слезы. Он протер глаза. Лодок не было, не считая той небольшой моторки, что плыла где-то вдалеке. Вряд ли те, кто в ней сидит, обратили на него внимание. Том взглянул под ноги. Удастся ли отмыть кровь? Он где-то слышал, что кровь отмывается с большим трудом. Поначалу он хотел вернуть лодку, и, если бы лодочник спросил, где его приятель, он бы ответил, что высадил его на берегу. Теперь об этом не могло быть и речи.
Том осторожно потянул на себя рычаг. Мотор завелся. Он даже этого испугался, но мотор был отзывчивее и гуманнее моря, а потому не так страшен. Том взял курс к берегу, к северу от Сан-Ремо. Возможно, удастся найти там какое-нибудь место, заброшенную бухточку, где можно будет оставить лодку. А что, если лодку найдут? Проблема казалась неразрешимой. Он попробовал собраться с мыслями, но никак не мог понять, как избавиться от лодки.
Том увидел сосны, безлюдный берег и оливковую рощу в зеленоватой дымке. Он медленно подплыл сначала к правой части пляжа, потом к левой, чтобы убедиться, нет ли здесь людей. Никого не было. Тогда он направился к низкому берегу, тщательно следя за скоростью, поскольку не был уверен, что мотор не выкинет еще какую-нибудь штуку. Скоро нос лодки заскрипел о песок. Он повернул рычаг и выключил мотор. Потом осторожно ступил в воду, подтащил, насколько хватило сил, лодку к берегу и вынес из нее две куртки, свои сандалии и флакон духов Мардж. В этой маленькой бухточке – не больше пятнадцати футов шириной – он чувствовал себя спокойно и в безопасности. Людей нигде не было видно. Тому пришло вдруг в голову, что лодку можно затопить.
Он принялся собирать камни величиной с человеческую голову, потому что ничего тяжелее он поднять не мог. Том бросал их в лодку, но в конце концов пришлось собирать маленькие камни, потому что больших поблизости не было. Он работал без остановки, не давая себе передышки, потому что знал: стоит только расслабиться на секунду, и он тотчас рухнет от изнеможения и будет лежать на берегу до тех пор, пока кто-нибудь его не найдет. Набросав полную лодку камней, он оттолкнул ее и принялся раскачивать, пока вода не начала перехлестывать через борт. Лодка стала погружаться. Том подтолкнул ее и побрел за ней. Она затонула, когда он оказался по пояс в воде. Он с трудом побрел к берегу, а добравшись до суши, рухнул на песок лицом вниз и тотчас же стал думать о своем возвращении в гостиницу: что он скажет и что предпримет в дальнейшем. Из Сан-Ремо следовало уехать до наступления ночи и вернуться в Монджибелло. Но ведь и там придется что-то рассказывать.
13
Том вернулся в гостиницу под вечер, в тот час, когда итальянцы и все прочие ее обитатели, приняв душ и переодевшись, уже оккупировали столики возле кафе и занялись разглядыванием прохожих, не пропуская ничего из того, что могло показаться занимательным. На Томе были лишь плавки, сандалии и вельветовая куртка Дикки. Свои слегка испачканные кровью брюки и куртку он нес под мышкой. Он шел неторопливой походкой, потому что страшно устал, хотя голову держал прямо – ради того, чтобы на пути к гостинице его видели сотни людей. Едва выбравшись из Сан-Ремо, он подкрепился в придорожном баре: выпил пять чашек кофе, не пожалев сахару, и три рюмки бренди. Теперь он играл роль ведущего здоровый образ жизни молодого человека, который проводит день на суше и на море, потому что ему нравится проводить время и там, и там, ведь он хороший пловец, не боится холода и плавает по вечерам даже в прохладную погоду. Он добрался до гостиницы, взял ключ, поднялся в свой номер и повалился на постель. Надо отдохнуть часок, подумал он, но засыпать нельзя, иначе проспишь долго. Он полежал немного и, когда его потянуло ко сну, поднялся и ополоснул лицо под краном. Потом смочил полотенце и снова лег, помахивая полотенцем, чтобы не дать себе заснуть.
Наконец он поднялся и начал замывать пятно крови на брючине. Он тер его мылом и пилкой для ногтей, а когда устал, оставил это занятие и принялся собирать чемодан. Он сложил вещи Дикки так, как тот обыкновенно их складывал, положив зубную пасту и щетку в левый кармашек. Потом снова взялся за брючину. На его куртке было столько пятен крови, что ее вряд ли удастся когда-нибудь надеть, придется от нее избавиться, но можно надеть куртку Дикки – она такого же бежевого цвета и почти такого же размера. Том сшил себе похожий костюм и у того же портного в Монджибелло, что и Дикки. Он положил костюм в чемодан. Потом спустился вниз и потребовал счет.
Служащий за конторкой спросил, где его приятель, и Том ответил, что собирается с ним встретиться на вокзале. Служащий любезно улыбался и пожелал Тому buon’ viaggio.
В двух кварталах от гостиницы Том зашел в ресторанчик и заставил себя съесть тарелку куриного бульона с овощами – в надежде, что еда придаст ему сил. Он то и дело озирался, боясь увидеть лодочника. Главное, думал он, это сегодня же покинуть Сан-Ремо, взять такси, если нет поезда или автобуса, и уехать в другой город.
На вокзале Том узнал, что есть ночной поезд на юг, отходящий в десять двадцать четыре. Назавтра просыпаешься в Риме и пересаживаешься на поезд в Неаполь. Все показалось ему вдруг так легко и просто, что он самоуверенно подумал, что неплохо бы заехать на несколько дней в Париж.
– Spetta un momento, – сказал он служащему, который уже начал оформлять ему билет.
Том прошелся вокруг чемодана, размышляя о Париже. Всего одна ночь. Провести там, скажем, два-три дня. Мардж можно ничего и не говорить. Но он тотчас отверг Париж. Там ему будет неспокойно. Ему не терпелось добраться до Монджибелло и покопаться в вещах Дикки.
В поезде аккуратно выглаженные белые простыни показались ему вершиной блаженства. Прежде чем погасить свет, он погладил их руками. А чистое серо-голубое одеяло, маленькая черная сетка над головой, в которую можно положить все что угодно… У Тома захватило дух, когда он подумал, сколько удовольствий можно себе позволить на деньги Дикки – совсем другие постели, столы, моря, пароходы, чемоданы, рубашки, годы свободы, годы наслаждения. Он выключил свет, уронил голову на подушку и почти тотчас заснул – счастливый, довольный и абсолютно уверенный в себе. Так он себя никогда в жизни не чувствовал.
В Неаполе он зашел на вокзале в туалет, достал из чемодана зубную щетку и расческу Дикки и завернул их в его плащ вместе со своей вельветовой курткой и брюками с пятнами крови. Перейдя через улицу, он засунул все это в мешок для мусора, лежавший возле стены какого-то дома. Потом выпил на завтрак кофе с молоком и съел сладкую булочку в кафе на площади, где находилась автобусная остановка, и сел в уже знакомый ему одиннадцатичасовой автобус в Монджибелло.
Том вышел из автобуса и тут же увидел Мардж. Она была в купальнике и свободной белой кофточке – так она обычно ходила на пляж.
– Где Дикки? – спросила Мардж.
– В Риме. – Том был готов к этому вопросу и без труда улыбнулся. – Остался на несколько дней. Я приехал взять кое-что из его вещей.
– Он там с кем-то?
– Да нет, живет в гостинице. – Изобразив на лице улыбку, означавшую прощание, он направился вверх, но спустя несколько шагов остановился. – Что тут произошло без нас интересного? – спросил он.
– Скучно было. Как обычно. – Мардж улыбнулась.
Ей было с ним не по себе, но она пошла следом за ним в дом. Калитка была не заперта, и Том взял большой железный ключ от двери на террасу там, где его обычно прятали, – за полусгнившей деревянной кадкой с чахлым кустиком. Они вместе зашли на террасу. Стол был немного сдвинут в сторону, на нем лежала книга. Значит, Мардж сюда заходила, пока их не было, подумал Том. Он отсутствовал всего лишь трое суток, но ему казалось, что прошел целый месяц.
– Как поживает Скиппи? – весело спросил Том, открывая холодильник и доставая формочку для льда.
Скиппи была бродячей собакой, которую Мардж подобрала несколько дней назад, – беспородный черно-белый пес, которого Мардж баловала и кормила, как старая дева, обожающая животных.
– Убежал. Я и не думала, что он останется.
– Жаль.
– Судя по твоему виду, вы неплохо провели время, – заметила Мардж с оттенком грусти.
– В общем, да, – улыбнулся Том. – Хочешь что-нибудь выпить?
– Нет, спасибо. Как ты думаешь, когда Дикки вернется?
– Ну… – Том задумчиво нахмурился. – Трудно сказать. Говорил, что хочет сходить на несколько выставок. Думаю, он просто радуется перемене обстановки. – Том налил себе большую порцию джина, добавил содовой и положил в стакан дольку лимона. – Наверное, через неделю. Кстати! – Том достал из чемодана флакон духов. Обертку он выбросил, потому что на ней были пятна крови. – Твой "Страдивари". Мы купили его в Сан-Ремо.
– Спасибо… большое спасибо. – Мардж с улыбкой взяла духи и бережно и задумчиво открыла их.
Том прошелся по террасе со стаканом в руке. Он ждал, когда Мардж уйдет, и потому молчал.
– А ты… – произнесла наконец Мардж, – ты долго здесь будешь?
– Где?
– Здесь.
– Одну ночь. Завтра уезжаю в Рим. Днем, наверное, – прибавил он, вспомнив, что раньше двух почту не получит.
– Кажется, мы больше не увидимся, если только ты не придешь на пляж, – сказала Мардж, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучали дружеские нотки. – Желаю приятно провести время. И скажи Дикки, чтобы прислал открытку. В какой гостинице он остановился?
– Э-э… как там ее? Около Пьяцца ди Спанья.
– "Ингильтерра"?
– Точно. Но он, кажется, говорил, что писать ему лучше на "Америкэн экспресс". – Звонить Дикки она не будет, подумал Том. А если напишет, завтра он заберет ее письмо. – Наверное, завтра утром схожу на пляж, – сказал Том.
– Хорошо. Спасибо за духи.
– Не за что!
Мардж спустилась вниз по тропинке и вышла через железную калитку.
Том тут же подхватил чемодан и бросился в спальню Дикки. Он выдвинул верхний ящик: письма, две записные книжки с адресами, браслет для часов, ключи и что-то вроде страховки. Он выдвинул один за другим все ящики и так их и оставил. Рубашки, трусы, аккуратно сложенные свитера, носки. В углу комнаты горой лежали папки и блокноты для рисования. Работы предстояло немало. Том скинул с себя всю одежду, голым сбежал вниз и быстро принял холодный душ, потом натянул старые белые парусиновые брюки Дикки, которые висели в шкафу.
С верхних ящиков он начал по двум причинам: важно было ознакомиться с последними письмами на тот случай, если ситуация изменится и потребуется его немедленное вмешательство, а еще потому, что если днем вернется Мардж, то у нее не должно возникнуть впечатления, будто он немедленно принялся растаскивать весь дом. Тем не менее уже сейчас можно начать складывать в самый большой чемодан лучшие вещи Дикки, подумал Том.
Том до полуночи рылся в доме. Чемоданы Дикки были упакованы, и теперь он обдумывал, чего стоила обстановка и домашние принадлежности, что можно оставить Мардж и как избавиться от всего остального. Пусть Мардж забирает этот чертов холодильник себе. Это доставит ей удовольствие. Тяжелый резной шкаф в фойе, в котором Дикки хранил белье, стоит, наверное, несколько сотен долларов, подумал Том. Когда однажды Том спросил насчет этого шкафа, Дикки сказал, что ему четыреста лет. Cinquencento. Он решил переговорить с синьором Пуччи, заместителем управляющего "Мирамаре", чтобы тот взял на себя роль агента по продаже дома и обстановки. А заодно и яхты. Дикки как-то говорил ему, что синьор Пуччи оказывал подобные услуги жителям деревни.
Том собирался взять все вещи Дикки с собой в Рим, но, поскольку Мардж наверняка удивится, что он берет так много на такое короткое время, Том решил, что лучше представить дело таким образом, будто Дикки задумал перебраться в Рим.
На следующий день, часа в три, Том отправился на почту, где получил любопытное письмо Дикки от его знакомого в Америке. Больше писем не было. Возвращаясь домой, он вообразил, будто читает письмо от Дикки. Он даже слова видел, так что, если понадобится, мог процитировать их Мардж и даже немного удивиться тому, что Дикки переменил свои планы, удивиться вполне правдоподобно.
Добравшись до дома, он стал упаковывать лучшие картины Дикки в большую картонную коробку, которую взял в бакалейной лавке Альдо. Он действовал спокойно и методично, ожидая, что в любой момент может явиться Мардж, но она пришла только после четырех.
– Ты все еще здесь? – спросила она, войдя в комнату Дикки.
– Да. Только что получил от Дикки письмо. Он решил перебраться в Рим. – Том выпрямился и улыбнулся, словно эта новость и для него явилась сюрпризом. – Он хочет, чтобы я захватил с собой как можно больше его вещей.
– Перебраться в Рим? Надолго?
– Не знаю. Наверное, до конца зимы.
Том продолжал связывать холсты.
– Он этой зимой сюда уже не приедет? – спросила Мардж с потерянным видом.
– Нет. Говорит, что, возможно, даже продаст дом. Пока еще ничего не решил.
– Боже мой! Да что же такое случилось?
Том пожал плечами.
– Наверное, хочет провести зиму в Риме. Сказал, что напишет тебе. Ты сегодня не получала от него письма?
– Нет.
Наступило молчание. Том продолжал укладываться. Ему вдруг пришло в голову, что он еще не собрал свои вещи. Даже в свою комнату не заходил.
– А в Кортину он собирается? – спросила Мардж.
– Нет. Сказал, что напишет Фредди и откажется от поездки. А ты вполне можешь туда съездить. – Том посмотрел на нее. – Между прочим, Дикки просил тебя принять от него в подарок холодильник. Кто-нибудь поможет тебе его перетащить?
Подарок в виде холодильника не произвел перемены в выражении лица Мардж – она была ошеломлена. Том знал, что ее интересует только одно – будет он жить вместе с Дикки или нет, а поскольку у него такой беспечный вид, значит, заключила она, будет. Том догадывался, что она подбирает нужные слова, – он видел ее насквозь, как ребенка. Наконец она их произнесла:
– Вы будете жить в Риме вместе?
– Какое-то время. Помогу ему устроиться. В этом месяце я собираюсь в Париж, а где-то в середине декабря думаю вернуться в Штаты.
Мардж совсем упала духом. Том знал, что она уже вообразила себе, как ей будет одиноко все эти недели – даже если Дикки будет совершать периодические набеги на Монджибелло, чтобы проведать ее: утром в воскресенье одна, за обедом одна.
– А что он думает насчет Рождества? Где он собирается его провести – в Риме или здесь?
– Вряд ли здесь. Мне кажется, ему очень хочется побыть одному, – ответил Том с ноткой раздражения в голосе.
Эти слова ее буквально потрясли. Она умолкла. "Подожди, я тебе еще из Рима напишу", – подумал Том. Конечно, он будет добр с ней, добр, как Дикки, но из недвусмысленного письма она поймет, что Дикки не желает ее больше видеть.
Несколько минут спустя Мардж поднялась и рассеянно попрощалась с Томом. Он вдруг подумал, что она может сегодня же позвонить Дикки. Или даже поехать в Рим. Ну и что с того? Дикки вполне мог перебраться в другую гостиницу. А в Риме столько гостиниц, что ей на несколько дней работы хватит, чтобы их обойти, даже если она специально туда для этого поедет. А если она его не найдет – ни после звонка в Рим, ни после поездки, – ей ничего не останется, как предположить, что он уехал в Париж или в какой-нибудь другой город вместе с Томом Рипли.
Том просмотрел газеты из Неаполя, надеясь найти там сообщение о затопленной лодке, которую нашли близ Сан-Ремо. "Barca affondata vicino San Remo" – примерно такой заголовок. Из-за пятен крови, если они там еще остались, поднимется, конечно, большой шум. Итальянские газеты любят описывать подобные вещи в мелодраматическом стиле: "Джорджо ди Стефани, молодой рыбак из Сан-Ремо, вчера, в три часа дня, сделал на глубине двух метров поистине ужасное открытие. Моторная лодка, внутри которой множество кровавых пятен…" Но в газетах Том ничего не нашел. И во вчерашних тоже. Не исключено, что лодку найдут только через несколько месяцев, подумал он. Или вообще никогда не найдут. А если и найдут, как узнать, что лодку брали напрокат Дикки Гринлиф и Том Рипли? Своих имен лодочнику в Сан-Ремо они не называли. Лодочник дал им маленький оранжевый билет, который какое-то время лежал у Тома в кармане, пока он его не выбросил.
Том уехал из Монджибелло на такси около шести часов вечера, после того как выпил кофе у Джорджо и попрощался с Джорджо, Фаусто и другими деревенскими жителями, с которыми они с Дикки были знакомы. Всем им он рассказал одну и ту же историю о том, что синьор Гринлиф остается на зиму в Риме и шлет им оттуда привет. Том сказал, что вскоре Дикки наверняка приедет ненадолго в Монджибелло.
Холсты Дикки ему упаковали днем в "Америкэн экспресс", и он отослал коробки в Рим на имя Дикки Гринлифа вместе с сундуком Дикки и двумя тяжелыми чемоданами. С собой в такси Том взял два своих чемодана и один чемодан Дикки. Он переговорил с синьором Пуччи в "Мирамаре", сообщив ему, что, возможно, синьор Гринлиф захочет продать дом вместе с мебелью. Не согласится ли синьор Пуччи взяться за это? Синьор Пуччи с радостью согласился. Том поговорил также с Пьетро, хозяином пристани, и попросил его подыскать покупателя для "Пипистрелло", потому что этой зимой синьор Гринлиф наверняка захочет избавиться от своей яхты. Том сказал, что синьор Гринлиф готов продать ее за пятьсот тысяч лир, почти за восемьсот долларов, а это совсем ничего за яхту с двумя спальными местами. Пьетро сказал, что сумеет продать ее в течение нескольких недель.
В поезде по пути в Рим Том, тщательно обдумывая каждое слово, сочинил письмо Мардж. Он даже выучил его наизусть, пока писал. Поселившись в гостинице "Хасслер", Том сел за машинку Дикки, которую вез в одном из его чемоданов, и тотчас напечатал письмо.
"Рим, 28 ноября 19…
Дорогая Мардж!