Том тоже пожал плечами.
– В тот день в Сан-Ремо человек, наверное, двести брали напрокат лодки.
– Ну не совсем столько. Около тридцати. Совершенно верно, этим человеком мог быть любой из этих тридцати. Или любые двое, – прибавил он с улыбкой. – Мы даже не знаем их всех поименно. Но начинаем склоняться к мысли, что пропал Томас Рипли.
Он скосил глаза в угол гостиничного номера. Судя по выражению его лица, он размышлял, как показалось Тому, о чем-то другом. А может, ему просто нравится сидеть в кресле рядом с теплым радиатором?
Том нервно закинул ногу на ногу. Ясно, что происходило в голове у итальянца: Дикки Гринлиф дважды находился на месте убийства или недалеко от него. Пропавший Томас Рипли отправился двадцать пятого ноября на лодочную прогулку с Дикки Гринлифом. Следовательно… Нахмурившись, Том спросил:
– Вы не верите, что я видел Тома Рипли в Риме примерно первого декабря?
– Нет-нет, я этого не говорил! – Офицер сделал умоляющий жест. – Просто я хотел выслушать, что вы скажете о вашем… о вашем путешествии с синьором Рипли после Сан-Ремо. Дело в том, что мы не можем его найти.
Он еще раз широко, примиряюще улыбнулся, обнажив желтоватые зубы.
Том раздраженно пожал плечами. Было очевидно, что итальянская полиция не собиралась вот так сразу обвинить американского гражданина в убийстве.
– Мне жаль, что я не могу вам сообщить, где он точно сейчас находится. Попробуйте поискать в Париже. В Генуе. Он всегда останавливается в небольших гостиницах, они ему больше нравятся.
– У вас есть открытка, которую он прислал из Генуи?
– Нет, – ответил Том.
Он взъерошил волосы, как это иногда делал Дикки, когда был раздражен. Он почувствовал себя лучше, и, войдя на несколько секунд в роль Дикки Гринлифа, пару раз прошелся по комнате.
– Вы знаете кого-нибудь из друзей Томаса Рипли?
Том покачал головой.
– Нет, я и его-то не очень хорошо знаю, да и познакомились мы совсем недавно. Не знаю, много ли у него в Европе друзей. Он говорил, что знаком с кем-то в Фаэнце. Еще во Флоренции. Но имен его знакомых я не знаю.
Если итальянец думает, что он защищает кого-то из друзей Тома от расспросов полиции и потому не выдает их имена, то пусть так и думает, решил Том.
– Va bene, мы наведем справки, – сказал офицер.
Он убрал бумаги, в которые внес не менее дюжины записей.
– Пока вы не ушли, – проговорил Том с дрожью в голосе, – я хотел бы спросить, когда мне можно уехать из города. Я собирался на Сицилию. Если это возможно, то я бы очень хотел отправиться сегодня же. Я предполагаю остановиться в гостинице "Пальма" в Палермо. Если я понадоблюсь, вы без труда меня найдете.
– Палермо, – повторил офицер. – Ebbene, это возможно. Я позвоню?
Том закурил итальянскую сигарету и стал слушать, как офицер попросил соединить его с капитаном Ауличино, после чего совершенно безучастно принялся ему излагать, что синьор Гринлиф не знает, где находится синьор Рипли, – возможно, уехал в Америку, а может, по мнению синьора Гринлифа, он во Флоренции или в Фаэнце. "Фаэнца, – старательно повторил он, – это недалеко от Болоньи". Когда на другом конце провода приняли все это к сведению, офицер сказал, что синьор Гринлиф хочет сегодня отправиться в Палермо.
– Va bene. Benone.
Офицер с улыбкой повернулся к Тому:
– Вы можете сегодня ехать в Палермо.
– Benone. Grazie.
Том проводил их до дверей.
– Найдете Тома Рипли – дайте и мне знать, – бесхитростно произнес он.
– Разумеется! Будем держать вас в курсе событий, синьор! Buon’ giorno!
Оставшись один, Том принялся, насвистывая, складывать в чемодан те вещи, которые успел вынуть. Он ощущал радость оттого, что назвал Сицилию вместо Майорки, потому что Сицилия – это еще Италия, а Майорка нет и, естественно, итальянская полиция охотнее отпустит его, если он останется на итальянской территории. Он думал об этом, как вдруг ему пришло в голову, что в паспорте Тома Рипли не было отмечено, что после поездки по маршруту Сан-Ремо-Канны он еще раз побывал во Франции. Он помнил, как писал Мардж, будто Том Рипли говорил ему, что поедет в Париж, а оттуда домой, в Америку. Если Мардж когда-нибудь спросят, был ли Том Рипли после Сан-Ремо в Монджибелло, она подтвердит, что позднее он уехал в Париж. А если он когда-нибудь снова станет Томом Рипли и предъявит свой паспорт полицейским, то они увидят, что после поездки в Канны он во Франции не был. Лучше просто сказать, что он изменил свои планы после того, как говорил Дикки о своей предполагаемой поездке в Париж, и решил остаться в Италии. Но так ли это все важно?
Неожиданно Тома пронзила мысль: а что, если все это подстроено? Он даже перестал складывать чемодан. Что, если полицейские предоставляют ему свободу действий и разрешают поехать на Сицилию, давая понять, что он вне подозрений, исключительно ради того, чтобы он совершил какую-нибудь ошибку? Какой хитрый подлец этот офицер! Он как-то назвался. Как же его? Равини? Роверини? Ну и что с того, что они дают ему свободу действий? Он же ясно им сказал, куда направляется. Он вовсе не собирается от них скрываться. Единственное, чего он хочет, – это уехать из Рима. Страшно хочет! Он побросал последние вещи в чемодан, захлопнул крышку и защелкнул замок.
Опять телефон! Том схватил трубку.
– Pronto?
– О Дикки!.. – услышал он задыхающийся голос Мардж. Она была внизу, он сразу это понял.
– Кто это? – взволнованно произнес он голосом Тома.
– Это ты, Том?
– Мардж! Привет! Где ты?
– Я внизу. Дикки там? Я могу подняться?
– Только минут через пять, – со смехом произнес Том. – Я не совсем одет.
Гости всегда звонят из будки в холле. Значит, гостиничные служащие не могут их подслушать.
– Дикки там?
– Сейчас нет. Вышел с полчаса назад, вот-вот вернется. Я знаю, где он, если он тебе нужен.
– Где?
– В восемьдесят третьем полицейском участке. Нет, извини, в восемьдесят седьмом.
– У него серьезные проблемы?
– Нет, просто отвечает на вопросы. Он должен был там быть в десять. Дать тебе адрес?
Он пожалел о том, что заговорил голосом Тома: можно было притвориться служащим гостиницы, приятелем Дикки, кем угодно, и сказать ей, что Дикки придет через несколько часов.
– Не-ет. Я подожду его, – упавшим голосом проговорила Мардж.
– Да вот же он! – воскликнул Том, будто и в самом деле нашел адрес. – Виа Перуджа, двадцать один. Ты знаешь, где это?
Том и сам не знал, но хотел отослать ее в сторону, противоположную "Америкэн экспресс", куда решил заглянуть до отъезда из города.
– Я не хочу никуда уходить, – сказала Мардж. – Если не возражаешь, я поднимусь и подожду с тобой.
– Видишь ли… – Он рассмеялся так, как мог смеяться только Том, и Мардж этот смех был хорошо знаком, – дело в том, что я с минуты на минуту поджидаю одного человека. У нас деловой разговор. Насчет работы. Хочешь верь, хочешь нет, но известный тебе Рипли пытается устроиться на работу.
– Вот как, – произнесла Мардж совершенно равнодушно. – А что Дикки? Почему ему нужно объясняться с полицейскими?
– Да просто потому, что они с Фредди в тот день немного выпили. Ты ведь читала газеты? В газетах раздуто в десять раз больше по сравнению с тем, что было на самом деле, а причина простая – у сыщиков нет никаких улик.
– И давно Дикки здесь живет?
– Здесь? Всего одну ночь. Я был на севере. Как только услышал про Фредди, сразу приехал в Рим, чтобы повидать Дикки. Если бы не полиция, ни за что бы его не нашел!
– Знаю! Я сама пошла в полицию, когда совсем отчаялась его найти! Я так волновалась, Том! Он мог бы мне позвонить или узнать у Джорджо, где я, или у кого-нибудь еще…
– Я страшно рад, что ты в городе, Мардж. Дикки до чертиков обрадуется, когда увидит тебя. Он тревожился по поводу того, что ты вообразишь себе после всех этих газетных публикаций.
– Правда? – недоверчиво произнесла Мардж, но, похоже, она была довольна.
– Может, подождешь меня у "Анджело"? Это бар на той стороне улицы, если идти к Пьяцца ди Спанья. Попробую удрать через пять минут; может, выпьем чего-нибудь, а?
– Хорошо. Но в этой гостинице тоже есть бар.
– Не хочу, чтобы мой будущий шеф видел меня в баре.
– Ну конечно. Ты сказал "Анджело"?
– Его нельзя не заметить. Прямо напротив гостиницы. Пока.
Он засуетился, укладывая в чемодан последние вещи. Осталось только уложить пальто, висевшее в шкафу. Сняв трубку, он попросил приготовить счет и прислать носильщика. Аккуратно составив чемоданы возле двери, чтобы носильщик их забрал, он спустился вниз по лестнице. Ему хотелось посмотреть, не стоит ли еще Мардж в холле и не дожидается ли его; может, кому-нибудь звонит. Наверняка ее здесь не было, когда приходила полиция. После того как ушли полицейские, прошло пять минут, и только потом она позвонила. Он надел новый плащ и шляпу, чтобы скрыть волосы, которые были теперь светлые. На его лице было скромное, слегка испуганное выражение, присущее Тому Рипли.
В холле Мардж не было. Том уплатил по счету. Служащий протянул ему еще одну записку: заходил Вэн Хьюстон. Записку написал сам Вэн десять минут назад.
"Прождал тебя полчаса. Ты что, вообще не выходишь? Наверх меня не пустили. Позвони мне в "Хасслер". Вэн".
Может, Вэн и Мардж встретились, если были знакомы, и теперь сидят вместе у "Анджело"?
– Если меня кто-нибудь еще будет спрашивать, скажите, что я уехал из города, – сказал Том.
– Va bene, синьор, – ответил служащий.
Том вышел к поджидавшему его такси.
– Остановитесь, пожалуйста, у "Америкэн экспресс", – сказал он водителю.
Таксист поехал не по той улице, где находился бар "Анджело". Том успокоился и поздравил себя. Он поздравил себя прежде всего с тем, что вчера так сильно разнервничался и благодаря этому перебрался из своей квартиры в гостиницу. В квартире он бы от Мардж ни за что не отделался. Адрес она наверняка узнала из газет. Если бы он остался в квартире, она бы настояла на том, чтобы прийти туда и подождать Дикки там. Можно считать, ему повезло!
Он взял почту в "Америкэн экспресс" – три письма, одно из них от мистера Гринлифа.
– Как ваши дела? – спросила его молодая итальянка, протягивая ему письма.
Тоже газеты читает, подумал Том. Он взглянул на ее простодушное лицо, смотревшее на него с любопытством, и улыбнулся. Ее звали Мария.
– Очень хорошо, спасибо, а как у вас?
Отойдя в сторону, он подумал о том, что уже никогда не сможет пользоваться услугами римского отделения "Америкэн экспресс" для получения писем на имя Тома Рипли. Для Тома Рипли останется неаполитанское отделение, хотя он еще не обращался туда, не писал им с просьбой переслать ему что-нибудь, потому что не ждал для Тома Рипли ничего важного – даже очередной порции недовольства со стороны мистера Гринлифа. Когда все уляжется, он заглянет как-нибудь в неаполитанское отделение "Америкэн экспресс" и предъявит паспорт на имя Тома Рипли, решил он.
Будучи Томом Рипли, ему нельзя обращаться в римское отделение "Америкэн экспресс", но Том Рипли должен продолжать существовать с паспортом и в своей одежде на всякий непредвиденный случай вроде сегодняшнего, когда Мардж позвонила по телефону. Мардж чудом не оказалась в его номере. Пока, по мнению полиции, невиновность Дикки Гринлифа небесспорна, и думать нечего о том, чтобы уезжать из страны под именем Дикки, но если придется перевоплотиться в Тома Рипли, то в паспорте Рипли не обнаружится отметок, что он покидал Италию. Если он хочет уехать из Италии – и сделать так, чтобы Дикки Гринлиф оказался вне досягаемости полиции, – ему нужно сделать это, будучи Томом Рипли, а потом он снова въедет в страну как Том Рипли и, как только закончится полицейское расследование, опять станет Дикки. Так и надо действовать.
Казалось, все просто и безопасно. Нужно только выдержать несколько дней, вот и все.
19
Пароход медленно, как бы на ощупь вошел в гавань города Палермо, осторожно продвигаясь среди плавающей апельсиновой кожуры, соломы и обломков ящиков для фруктов. Осторожно вел себя и Том, подплывающий к Палермо. Он провел два дня в Неаполе, но в газетах не появилось ничего интересного о деле Майлза и вообще ничего о моторной лодке в Сан-Ремо. Полиция, насколько ему было известно, так и не предприняла попыток связаться с ним. А что, если они просто не хотели искать его в Неаполе, думал он, и поджидали в гостинице в Палермо?
На пристани полицейских не было. Том поискал их глазами. Купив несколько газет, он взял такси и вместе с багажом отправился в гостиницу "Пальма". И в гостиничном вестибюле полицейских не было. Вестибюль был богато украшен мраморными колоннами и большими кадками с пальмами. Портье сказал, какой для него приготовлен номер, и вручил ключ коридорному. Том почувствовал такое облегчение, что решился подойти к стойке, где оставляют почту, и, набравшись духу, спросил, нет ли сообщений для синьора Ричарда Гринлифа. Ему ответили, что нет.
После этого он совсем расслабился. Это означало, что и от Мардж ничего нет. Мардж наверняка успела побывать в полиции и поинтересовалась, где Дикки. На пароходе Тому приходили в голову самые ужасные вещи: Мардж раньше его прилетает в Палермо на самолете, Мардж оставляет ему записку в гостинице "Пальма", в которой говорится, что она приедет следующим пароходом. На пароходе, отплыв из Неаполя, он все время высматривал Мардж.
Теперь он стал думать, что после случившегося Мардж, возможно, махнула на Дикки рукой. Вероятно, она пришла к выводу, что Дикки избегает ее и хочет быть только с Томом. Ах, если бы это пришло в ее тупую голову! Лежа вечером в теплой ванне и глядя, как роскошная мыльная пена сползает по его рукам, Том раздумывал, а не написать ли ей обо всем этом письмо. Ведь должен Том Рипли написать ей письмо, думал он. Уже пора. В нем он сообщит, что все это время старался вести себя тактично, но не хотел обо всем говорить ей по телефону в Риме, а теперь чувствует, что она и сама все поняла. Им с Дикки было хорошо вместе, но этому пришел конец. Том весело захихикал и, не в силах остановиться, зажал нос и ушел под воду.
"Дорогая Мардж, – скажет он, – пишу тебе, потому что не уверен, что Дикки когда-нибудь тебе напишет, хотя я и просил его об этом не раз. Ты слишком хороший человек, чтобы кто-то так долго морочил тебе голову…"
Он снова захихикал, но взял себя в руки, сосредоточившись на одной небольшой закавыке, которую еще не разрешил: Мардж, наверное, сказала итальянским полицейским, что разговаривала с Томом Рипли в "Ингильтерре". У полицейских возникнет естественный вопрос: куда, черт побери, он после этого делся? Возможно, сейчас полиция разыскивает его в Риме. Его наверняка будут искать там, где может быть Дикки Гринлиф. Но тут его подстерегала еще одна опасность. Если полицейские, допустим, сочтут, что он, согласно описанию Мардж, и есть Том Рипли, то, обыскав его, найдут не только его паспорт, но и паспорт Дикки. Впрочем, что он там говорил насчет риска? Риск – это просто здорово, ради этого стоит жить. Он запел:
Papa non vuole, Mama ne meno,
Come faremo far’ l’amor’?
Том вытирался и пел. Пел глубоким баритоном Дикки, которого никогда не слышал, но был уверен, что Дикки остался бы его пением доволен.
Он надел один из своих новых немнущихся костюмов и вышел из гостиницы. Палермо погрузился в сумерки. Напротив гостиницы, на другой стороне площади, стоял огромный собор в норманнском стиле, о котором он читал в путеводителе. Там сообщалось, что собор построил английский архиепископ Уолтер Милльский. На южной стороне острова находился город Сиракузы, где когда-то произошло грандиозное морское сражение между римлянами и греками. И "Ухо Дионисия". И Таормина. И Этна! Остров большой, и для него совершенно новый. Сицилия! Оплот Джулиано! Была колонизирована древними греками, потом захвачена норманнами и сарацинами! Завтра он начнет прилежно знакомиться с местными достопримечательностями, а пока просто отдаст дань восхищения нескольким памятникам, думал он, останавливаясь перед высоким, с башнями, собором. Как чудесно смотрятся эти покрытые пылью веков арки на фасаде, и как приятно думать о том, что завтра он зайдет внутрь, какое это будет удовольствие – вдыхать заплесневелый, сладковатый запах, настоявшийся на бесчисленном количестве свечей и ладана, воскуренного за последние столетия. Предвкушение! Ему пришло в голову, что предвкушение доставляет ему больше удовольствия, чем ощущение. Неужели так будет всегда? Когда он в одиночестве проводил вечера, перебирая вещи Дикки, просто рассматривая его кольца на своих пальцах, шерстяные галстуки, черный бумажник из крокодиловой кожи, что это было – предвкушение или ощущение?
За Сицилией следовала Греция. Том определенно хотел посмотреть Грецию. Он хотел посмотреть Грецию как Дикки Гринлиф – с деньгами Дикки, в одежде Дикки, с манерой Дикки общаться с незнакомыми людьми. А что, если он не увидит Грецию как Дикки Гринлиф? Ведь ему может что-то помешать – убийство, подозрение, люди? Он не хотел убивать, его вынудили обстоятельства. Идея отправиться в Грецию и таскаться по Акрополю в качестве американского туриста Тома Рипли совершенно его не воодушевляла. Лучше тогда вообще не ехать. Он смотрел на колокольню, и в этот момент на глазах у него выступили слезы. Он повернулся и побрел по какой-то улице.