В полдень он вышел из гостиницы, чтобы купить газеты. О случившемся писали все газеты: "На Аппиевой дороге Антика убит американец… Шокирующее убийство богатого американца Фредерика Майлза минувшей ночью на Аппиевой дороге… Убийство американца на Аппиевой дороге. Улик нет…" Том вчитывался в каждое слово. Ключей к разгадке действительно не было, по крайней мере пока, – ни следов, ни отпечатков пальцев, ни подозреваемых. Но во всех газетах упоминался Герберт Ричард Гринлиф и сообщался адрес Тома, по которому Фредди в последний раз видели. Ни в одной газете, однако, не высказывалось предположения, будто Герберт Ричард Гринлиф находится под подозрением. В газетах писали, что Майлз, по-видимому, немного выпил, а то, что он пил, перечислялось в традициях итальянской журналистики – от "американос" до шотландского виски, бренди, шампанского и даже граппы. Не хватало только джина и перно.
Том не пошел обедать. Точно в ловушке, ходил он взад-вперед по номеру, чувствуя себя подавленным. Он позвонил в бюро путешествий в Риме, где покупал билет в Пальму, и попросил отменить заказ. Ему ответили, что он может получить двадцать процентов от стоимости билетов. Следующий пароход в Пальму отправится только через пять дней.
Часа в два настойчиво зазвонил телефон.
– Алло, – сказал Том нервным, раздраженным голосом Дикки.
– Привет, Дикки. Это Вэн Хьюстон.
– А-а, – произнес Том, будто узнал, с кем говорит, однако не выразил ни чрезмерного удивления, ни теплоты.
– Как ты? Давненько мы не виделись. – Голос у говорившего был хриплый, вымученный.
– Давно уже. Ты где?
– В "Хасслере". Вместе с полицейскими копался в чемоданах Фредди. Послушай, надо бы встретиться. Что это вчера с Фредди произошло? Знаешь, я весь вечер пытался тебя найти, потому что Фредди должен был вернуться в гостиницу к шести. Адреса твоего у меня не было. Так что же вчера случилось?
– Хотел бы я знать! Фредди ушел от меня около шести. Мы оба выпили довольно много мартини, но мне показалось, что он вполне может вести машину. Иначе бы я его не отпустил. Он сказал, что его машина стоит внизу. Ума не приложу, что произошло. Возможно, посадил кого-то, а попутчик стал угрожать ему пистолетом или что-то в этом роде.
– Но он был убит не из пистолета. Я согласен с тобой, что кто-то заставил его туда поехать или же у него было помутнение разума, ведь для того, чтобы попасть на Аппиеву дорогу, надо проехать через весь город. "Хасслер" всего в нескольких кварталах от того места, где ты живешь.
– Он раньше когда-нибудь терял сознание? За рулем.
– Послушай, Дикки, могу я тебя увидеть? Я сейчас свободен, если не считать того, что мне лучше сегодня не выходить из гостиницы.
– Мне тоже.
– Пусть тебя это не волнует. Оставь записку, где ты, и приходи ко мне.
– Не могу, Вэн. Полиция явится через час, и я должен быть здесь. Может, попозже позвонишь? Вечером встретимся.
– Хорошо. Во сколько?
– Часов в шесть.
– Ладно. Бодрись, Дикки.
– Ты тоже.
– Пока, – услышал Том слабый голос на другом конце.
Том повесил трубку. У Вэна в конце разговора был такой голос, будто он вот-вот расплачется. "Pronto", – произнес Том, снова сняв трубку. Услышав голос гостиничного оператора, он попросил никого с ним не соединять, кроме полиции. Абсолютно никого.
После этого телефон не звонил целый день. Часов в восемь вечера, когда стемнело, Том спустился вниз, чтобы купить газеты. Он осмотрелся в вестибюле в поисках человека, похожего на Вэна, а также заглянул в бар около главного холла. Он был готов к чему угодно, даже к тому, что внизу сидит Мардж и поджидает его, но не увидел никого, даже на агента полиции никто не был похож. Он купил вечерние газеты, сел за столик в маленьком ресторанчике неподалеку от гостиницы и принялся их читать. Улик по-прежнему не было. Он узнал, что Вэн Хьюстон был близким другом Фредди, ему двадцать восемь лет, они вместе приехали в Рим из Австрии, а закончиться их поездка должна была во Флоренции, где, как писали газеты, Майлз и Хьюстон имели квартиры. Были опрошены трое итальянских юношей, двоим было по восемнадцать, одному – шестнадцать лет. Их подозревали в совершении "ужасного деяния", но затем юноши были отпущены. Том с облегчением прочитал, что так и не было обнаружено отпечатков следов, которые можно было бы считать свежими или полезными для дела, на "belissimo" "Фиате-1400", принадлежавшем Майлзу.
Том медленно жевал свою costoleta di vitello, потягивал вино и просматривал колонки экстренных сообщений, которые в итальянских газетах вставляли в номер непосредственно перед отправкой в печать. О деле Майлза больше ничего. Но на последней странице последней газеты он прочитал:
"Barca affondata con macchi di sangue trovata neil’ acqua poco fondo vicino San Remo".
Он быстро пробежал глазами заметку. Его охватил еще больший ужас, чем тогда, когда он нес тело Фредди по лестнице или когда полиция приходила его допрашивать. Это уже было похоже на возмездие, это был кошмар, ставший реальностью, даже текст заголовка внушал ему страх. Лодка была описана в подробностях, и в его воображении возникла вся сцена: Дикки сидит на корме у рычага переключения передач, Дикки улыбается ему, тело Дикки погружается в воду, а на поверхности появляются пузыри. В заметке говорилось, что пятна похожи на кровь, но не утверждалось, что это так. Не говорилось также о дальнейших шагах полиции. Но полиция все равно что-то будет предпринимать, думал Том. Лодочник, наверное, сообщит полиции, когда пропала лодка. Потом полиция проверит, кто останавливался в этот день в гостиницах. Лодочник может вспомнить, что лодку не вернули два американца. Если полиция задастся целью проверить регистрационные книги в гостиницах за те дни, то имя Ричарда Гринлифа никак не обойдут вниманием. А пропавшим, разумеется, сочтут Тома Рипли, который, возможно, был убит. Воображение Тома работало в трех направлениях. Допустим, полиция начнет искать тело Дикки и найдет его. В этом случае будут считать, что нашли тело Тома Рипли. Подозрение в его убийстве падет на Дикки. Как следствие, Дикки заподозрят и в убийстве Фредди. За одну ночь Дикки превратится в "маньяка-убийцу". С другой стороны, лодочник может и не вспомнить, в какой день не была возвращена одна из лодок. А если и вспомнит, то полицейские не станут проверять все гостиницы. И в-третьих, итальянская полиция может вообще не проявить большого интереса к этому делу. Всякое может быть.
Том сложил газеты, расплатился и вышел.
У портье он спросил, нет ли для него сообщений.
– Si, signor. Questo e questo e questo…
Служащий разложил их на стойке веером, как карты.
Два от Вэна. Одно от Роберта Гильбертсона. (Нет ли Роберта Гильбертсона в записной книжке Дикки? Проверить.) Одно от Мардж. Том внимательно прочитал эту записку: "Синьорина Шервуд звонила в три тридцать пять дня и позвонит еще. Звонок междугородный, из Монджибелло".
Том кивнул и собрал сообщения.
– Большое спасибо.
Портье за стойкой ему не понравился. Итальянцы чертовски любопытны!
Поднявшись наверх, он сел в кресло, подался вперед и, закурив, задумался. Он пытался представить себе, каков будет логический ход событий, если он ничего не будет делать, и что может произойти вследствие предпринятых им действий. Вполне вероятно, что Мардж приедет в Рим. Очевидно, она уже позвонила в римскую полицию и узнала его адрес. Если она приедет, то он должен будет предстать перед ней как Том и попытаться убедить ее, что Дикки ненадолго вышел, как это было в случае с Фредди. А если не удастся… Том нервно потер ладони. Ему не нужно встречаться с Мардж, вот и все. Не сейчас, когда заварилась вся эта каша с моторной лодкой. Если они встретятся, все пойдет наперекосяк. Это конец всему! А вот если он затаится, возможно, ничего и не произойдет. Просто сейчас такой момент, небольшая неприятность из-за истории с лодкой и неразгаданного убийства Фредди Майлза, потому все так и усложнилось. Но с ним решительно ничего не случится, если правильно себя вести и правильно говорить. Потом паруса опять наполнятся ветром. Греция, а то и Индия. Цейлон. Далекие, очень далекие страны, где ни один из старых друзей не постучится в дверь. И как только ему пришло в голову остаться в Риме! Это все равно что поселиться на Центральном вокзале или выставить себя в качестве экспоната в Лувре!
Том позвонил на Stazione Termini, узнал, что завтра в Неаполь отходят пять поездов, и записал время их отправления. Ближайший пароход на Майорку отплывает из Неаполя через пять дней, и он решил переждать это время в Неаполе. Все, что ему нужно, – это чтобы его отпустила полиция, и если завтра ничего не случится, он может быть свободен. Не могут же они держать человека вечно без всяких оснований для подозрений только для того, чтобы время от времени задавать ему какие-то вопросы! Он решил, что завтра ему позволят уехать, это было бы вполне логично.
Том снова снял трубку и сказал дежурному, что если еще раз позвонит мисс Марджори Шервуд, то он будет с ней разговаривать. Если она еще раз позвонит, то он сумеет за пару минут убедить ее, что все в порядке, что убийство Фредди не имеет к нему никакого отношения, что он переехал в гостиницу потому, что его раздражают телефонные звонки от совершенно незнакомых людей, а еще затем, чтобы полиция смогла его найти, если им потребуется помощь в установлении личности подозреваемых. Он скажет, что завтра или послезавтра улетает в Грецию, поэтому не стоит приезжать к нему в Рим. Вообще-то, подумал он, в Пальму из Рима можно добраться и самолетом. Как это ему раньше не пришло в голову!
Он почувствовал усталость и лег на кровать. Он решил не раздеваться, потому что у него было предчувствие, что что-то сегодня еще произойдет. Том попытался думать о Мардж. Он представил себе, что в эту самую минуту она сидит у Джорджо или потягивает "Том Коллинз" в баре гостиницы "Мирамаре" и раздумывает, не позвонить ли ему еще раз. Он видел ее сдвинутые брови, взъерошенные волосы. За столиком она сидит одна, ни с кем не разговаривает, и все ее мысли о том, что могло случиться в Риме. Вот она встает и идет домой, а на следующий день берет чемодан и садится на двенадцатичасовой автобус. Том стоит на дороге возле почты, кричит ей, чтобы она не ехала, пытается остановить автобус, но тот отъезжает…
Сцена растворилась в желто-серых тонах – цвета песка на пляже в Монджибелло. Том увидел, как ему улыбается Дикки, одетый в вельветовый костюм, в котором он был в Сан-Ремо. Костюм насквозь мокрый, с галстука капает вода. Дикки склоняется над ним и принимается трясти его за плечо. "Я выплыл! – говорит он. – Том, вставай! Со мной все в порядке! Я выплыл! Я жив!" Том дернулся в сторону. Он услышал, как Дикки смеется над ним своим веселым смехом. "Том!" – тембр был ниже, богаче, лучше, так Тому сымитировать еще не удавалось. Он вскочил на кровати. Он чувствовал тяжесть во всем теле, будто пытался выбраться из глубины.
"Я выплыл!" – снова и снова раздавался голос Дикки у него в ушах, будто эхо в туннеле.
Том осмотрелся, надеясь увидеть Дикки в желтом свете лампы в темном углу, где стоял высокий шкаф. Том чувствовал, что глаза его широко раскрыты от страха, и хотя он знал, что его страх не имеет оснований, он продолжал искать глазами Дикки – под задернутыми наполовину портьерами, на полу, с другой стороны кровати. Он заставил себя встать с постели, шатающейся походкой прошелся по комнате и раскрыл сначала одно окно, потом другое. У него было такое ощущение, будто его отравили. "Мне подсыпали что-то в вино", – неожиданно подумал он. Он встал на колени возле окна и стал жадно глотать холодный воздух, изо всех сил пытаясь превозмочь это ужасное состояние. Он боролся со своим состоянием так, будто оно было чем-то осязаемым и непременно должно было его одолеть, если он сам с ним не справится. Наконец он пошел в ванную и обмыл лицо под краном. Ему стало лучше. Конечно же, его никто не отравил. Просто он позволил своему воображению увести его слишком далеко и потерял контроль над собой.
Том взял себя в руки и принялся медленно развязывать галстук. Он действовал как Дикки – разделся, принял ванну, надел пижаму и лег в кровать. Он попытался думать о том, о чем мог бы думать Дикки. О своей матери. В ее последнее письмо были вложены две фотографии: они с мистером Гринлифом сидели в гостиной и пили кофе. Он вспомнил, что в тот вечер, когда он пил с ними кофе после ужина, все было обставлено точно так же. Миссис Гринлиф говорила, что Герберт сам щелкал затвором. Том принялся сочинять им следующее письмо. Они были довольны, что он стал писать чаще. Ему не следует так изводить себя из-за Фредди, уж они-то Фредди знают. Миссис Гринлиф как-то интересовалась Фредди в одном из писем. Том, однако, никак не мог сосредоточиться, потому что, пытаясь сочинить письмо, прислушивался, не зазвонит ли телефон.
18
Первая, о ком Том подумал, когда проснулся, была Мардж. Он снял трубку и спросил у дежурного, не звонила ли она ночью. Нет, не звонила. Его охватило жуткое предчувствие, что она едет в Рим. Эта мысль заставила его вскочить с постели, но, пока он брился и принимал ванну, его настроение переменилось. А стоит ли так волноваться из-за Мардж? Он всегда умел с ней обращаться. Раньше пяти-шести она не явится, потому что первый автобус уходит из Монджибелло в полдень, а на такси в Неаполь она не поедет.
Возможно, ему еще утром удастся уехать из Рима. Надо бы позвонить часов в десять в полицию и все разузнать.
Он заказал кофе с молоком и булочки в номер, а также попросил принести утренние газеты. Очень странно, но ни в одной газете не было ничего ни о деле Майлза, ни о лодке в Сан-Ремо. От этого ему стало так же страшно, как и накануне вечером, когда он вообразил, будто Дикки находится в комнате. Он швырнул газеты в кресло.
Зазвонил телефон, и он послушно снял трубку. Это могли быть либо полиция, либо Мардж.
– Pronto.
– Pronto. Здесь два господина из полиции, которые хотят повидать вас, синьор.
– Очень хорошо. Скажите им, чтобы поднимались.
Спустя минуту Том услышал их шаги в коридоре, устланном ковровой дорожкой. Офицер был тот же, что и накануне, а молодой полицейский был другой.
– Buon’ giorno, – вежливо сказал офицер и слегка поклонился.
– Buon’ giorno, – откликнулся Том. – Нашли что-нибудь новое?
– Нет, – ответил офицер так, словно и сам хотел спросить об этом же.
Он сел на предложенный Томом стул и открыл коричневый кожаный портфель.
– Возник еще один вопрос. Вы ведь знакомы с американцем Томасом Рипли?
– Да, – ответил Том.
– Вам известно, где он?
– Примерно месяц назад он уехал в Америку.
Офицер заглянул в бумаги.
– Понятно. Это должны подтвердить в Иммиграционной службе Соединенных Штатов. Видите ли, мы пытаемся найти Томаса Рипли. Мы считаем, что он мертв.
– Мертв? Почему вы так думаете?
Губы офицера под кустистыми усиками стального цвета мягко сжимались после каждой произнесенной им фразы, и казалось, он улыбался. Эта улыбка и накануне немного сбивала Тома с толку.
– Вы вместе ездили в Сан-Ремо в ноябре, не так ли?
Ага, они проверили гостиницы.
– Да.
– Где вы видели его в последний раз? В Сан-Ремо?
– Нет. Я видел его еще раз в Риме.
Том вспомнил, что Мардж было известно, что после Монджибелло он вернулся в Рим, – он говорил ей, что хотел помочь Дикки устроиться в Риме.
– Когда вы в последний раз видели его?
– Вряд ли я смогу назвать точное число. Месяца два назад. Кажется, я получал от него открытку из… из Генуи. Он писал, что возвращается в Америку.
– Вам так кажется?
– Да, – сказал Том. – Почему вы думаете, что он мертв?
Офицер оторвался от бумаг и подозрительно посмотрел на него. Том бросил взгляд в сторону молодого полицейского, который стоял, сложив на груди руки и прислонившись к бюро, и безучастно смотрел на него.
– Вы ездили в Сан-Ремо на лодочную прогулку с Томасом Рипли?
– На прогулку? Где?
– В небольшой лодке. Вокруг порта, – быстро проговорил офицер, глядя на Тома.
– Кажется, ездили. Да-да, вспомнил. И что с того?
– Дело в том, что эту лодку нашли под водой, а на ней – какие-то следы, возможно и кровавые. Она пропала двадцать пятого ноября. То есть ее не вернули туда, где брали напрокат. А двадцать пятого ноября вы были в Сан-Ремо с синьором Рипли.
Офицер не спускал с него глаз.
Тома оскорбляло то, что на него так смотрят. Ему казалось это нечестным. Но он из кожи вон лез, чтобы вести себя так, как требовала ситуация. Ему представилось, будто он наблюдает за этой сценой со стороны. Он даже позу принял другую, более расслабленную, и облокотился о спинку кровати.
– Но с нами ничего не случилось во время этой поездки. Не было никакого происшествия.
– Вы вернули лодку?
– Разумеется.
Офицер по-прежнему не спускал с него глаз.
– Фамилия синьора Рипли не зарегистрирована ни в одной гостинице за двадцать пятое число.
– Вот как? И давно вы ищете?
– Не настолько давно, чтобы успеть обыскать все итальянские деревушки, но в главных городах мы проверили все гостиницы. Мы узнали, что вы жили в "Хасслере" с двадцать восьмого по тридцатое ноября и…
– Том… то есть синьор Рипли не жил вместе со мной в Риме. Примерно в это время он ездил в Монджибелло, где пробыл пару дней.
– А где он останавливался, когда приезжал в Рим?
– В какой-то гостинице. Не помню ее название. Я не был у него.
– А где вы были?
– Когда?
– Двадцать шестого и двадцать седьмого ноября. То есть после Сан-Ремо.
– В Форте-деи-Марми, – ответил Том. – Остановился там по дороге назад. Я жил в пансионе.
– В каком?
Том покачал головой.
– Не могу вспомнить название. Совсем небольшой пансион.
В конце концов, думал он, через посредство Мардж он сможет доказать, что Том был в Монджибелло, живой, после Сан-Ремо; так какой смысл полиции интересоваться, в каком пансионе жил Дикки Гринлиф двадцать шестого и двадцать седьмого ноября?
Том присел на краешек кровати.
– Все равно я не понимаю, почему вы думаете, будто Том Рипли мертв.
– Мы думаем, что в Сан-Ремо кто-то погиб, – ответил офицер. – Кто-то был убит в этой лодке. Затем лодку и утопили – чтобы скрыть следы крови.
Том нахмурился.
– Вы уверены, что это следы крови?
Офицер пожал плечами.