Наверное, хочет побыть одна, подумал Том. Он решил было отнести ей бренди, но тут же передумал. Бренди ей вряд ли поможет. Он понимал ее состояние. С мрачным видом Том отнес обе рюмки в бар. Поначалу он собирался вылить в бутылку только одну из них, но вылил обе и поставил бутылку на место.
Он снова опустился в кресло и, перекинув ногу через подлокотник, принялся болтать ею. Сил на то, чтобы снять башмаки, уже не оставалось. Ему вдруг пришло в голову, что он испытывает точно такую же усталость, как в тот раз, когда убил Фредди Майлза, или после убийства Дикки в Сан-Ремо. И сейчас он был близок к этому! С каким хладнокровием обдумывал он, как будет бить ее каблуком до тех пор, пока она не рухнет без чувств, причем делать это, чтобы не повредить кожу, он хотел не грубо, и как потом потащит тело через холл, вытащит, предварительно выключив свет, чтобы их никто не увидел в дверь; и как быстро он сочинил историю о том, что она поскользнулась, а потом подумал о том, что она наверняка приплывет обратно к ступеням, но он вовсе не собирался ни прыгать в воду, ни звать на помощь… Он даже представил себе, какими именно словами они потом обменяются с мистером Гринлифом, мистер Гринлиф будет потрясен и ошеломлен, да и он, очевидно, будет потрясен не меньше, но именно что "очевидно". Внутренне он сохранит то же спокойствие и ту же уверенность, что и после убийства Фредди, потому что рассказ его будет неопровержим. Как и рассказ о Сан-Ремо. Его истории были неопровержимы, потому что он так тщательно обдумывал их, что и сам начинал в них верить.
Какое-то время он даже слышал свой собственный голос: "…Я стоял на ступеньках и звал ее, думал, что она вот-вот всплывет или что она шутит надо мной… Я не был уверен, что с ней что-то случилось, всего за минуту до этого она была в прекрасном настроении…" Том напрягся. В голове у него будто крутилась пластинка, прямо в гостиной разворачивалась небольшая драма, и он не мог ее остановить. Он видел себя с итальянскими полицейскими и с мистером Гринлифом возле больших дверей, которые вели в холл, и слышал, как честно все рассказывает. И ему верят.
Но пугали его не этот диалог и не полная убежденность в том, что он сделал это (он знал, что этого не делал), а то, что он помнил, как стоял перед Мардж с башмаком в руке и хладнокровно и методично представлял все свои дальнейшие действия. Дважды это уже произошло, и оба раза были не плодом его воображения, а реальностью. Он мог бы сказать, что вовсе не хотел этого делать, и, однако же, сделал. Он не хотел быть убийцей. Иногда он совершенно забывал о своих убийствах – только сейчас до него это дошло. Но иногда – как теперь – вспоминал их. Сегодня, размышляя о смысле вещей и о том, почему ему нравится жить в Европе, он явно о них забыл.
Том повернулся на бок, положив одну ногу на диван. Он был весь в поту, его трясло. Что с ним происходит? Что произошло? Увидевшись завтра с мистером Гринлифом, не наболтает ли он ему всякой чепухи о том, как Мардж упала в канал, как он звал на помощь, как прыгнул в воду и не смог ее найти? Даже если Мардж будет стоять рядом, не разойдется ли он и не расскажет ли всю эту историю, тем самым обнаружив, что он маньяк?
Завтра ему предстоит сообщить мистеру Гринлифу о кольцах. Нужно пересказать ту же самую историю, которую уже слышала Мардж. Чтобы рассказ звучал правдоподобно, необходимы подробности. Он начал их сочинять. Его мозг успокоился. Том представил себе номер в римской гостинице, как они стоят и разговаривают, как Дикки снимает оба кольца и протягивает ему. Дикки говорит: "Никому об этом не говори…"
27
Мардж позвонила мистеру Гринлифу в половине девятого утра, чтобы узнать, когда к нему можно зайти в гостиницу. Но мистер Гринлиф, должно быть, заметил, что она чем-то расстроена. Том слышал, как она начала рассказывать ему о кольцах. Мардж говорила теми же словами, что и Том, когда рассказывал о кольцах, – очевидно, она поверила ему, – но какова была реакция мистера Гринлифа, Том не знал. Он боялся, что после этой новости все встанет на свои места и, когда они увидятся утром с мистером Гринлифом, тот окажется в обществе полицейского, который арестует Тома Рипли. Такая возможность сводила на нет преимущество его отсутствия в тот момент, когда мистер Гринлиф узнает о кольцах.
– Что он сказал? – спросил Том, когда Мардж повесила трубку.
Мардж устало опустилась на стул, стоявший в другом конце комнаты.
– Кажется, он чувствует то же самое, что и я. Так и сказал. Похоже на то, что Дикки собирался покончить с собой.
У мистера Гринлифа будет еще время поразмыслить об этом, прежде чем они туда доберутся, подумал Том.
– Когда нам нужно там быть? – спросил он.
– Я сказала ему, что около половины десятого. Как только выпьем кофе. Кофе уже готов.
Мардж поднялась и ушла на кухню. На ней был тот же костюм, в котором она приехала сюда.
Том нерешительно присел на краешек дивана и ослабил узел галстука. Он спал на диване в одежде, и Мардж разбудила его несколько минут назад. Он понять не мог, как сумел проспать всю ночь в холодной комнате. Это его обескуражило. Мардж очень удивилась, обнаружив его там. Том чувствовал, как затекли его шея, спина и правое плечо. Ощущение было неприятное. Неожиданно он вскочил.
– Пойду наверх, умоюсь, – сказал он Мардж.
Заглянув в свою спальню наверху, Том увидел, что Мардж уже упаковала дорожную сумку и закрыла ее на замок. Том надеялся, что она уедет вместе с мистером Гринлифом на одном из утренних поездов. Наверняка уедут, потому что мистер Гринлиф встречает сегодня в Риме американского сыщика.
Том разделся в соседней комнате, потом пошел в ванную и пустил душ. Взглянув на себя в зеркало, он решил сначала побриться и вернулся обратно в спальню, чтобы взять электробритву, которую без особой причины убрал из ванной, когда приехала Мардж. На обратном пути он услышал, как зазвонил телефон. Мардж сняла трубку. Том перегнулся через перила и прислушался.
– Да-да, хорошо, – говорила она. – Ничего страшного, если не получится… Я скажу ему… Хорошо, мы поторопимся. Том сейчас в ванной… Примерно через час. Пока.
Он услышал, как Мардж поднимается по лестнице, и отступил, потому что был голый.
– Том! – крикнула она. – Прилетел американский сыщик! Он только что звонил мистеру Гринлифу из аэропорта, что едет к нему!
– Отлично! – отозвался Том и с недовольным видом побрел в ванную.
Выключив душ, он воткнул бритву в розетку. А если бы он стоял под душем? Мардж все равно крикнула бы ему, попросту надеясь на то, что он ее услышит. Он будет рад, когда она наконец уедет, и надеется, что это произойдет сегодня утром. Если, конечно, они с мистером Гринлифом не задумали остаться, чтобы посмотреть, что предпримет сыщик в отношении Тома. Том понял, что сыщик прибыл в Венецию специально для встречи с ним, иначе он дожидался бы мистера Гринлифа в Риме. Интересно, понимает ли это Мардж, подумал Том. Скорее всего, нет. Здесь требуются хотя бы минимальные умственные усилия.
Том надел костюм спокойных тонов, завязал галстук и спустился вниз, чтобы выпить с Мардж кофе. Он пустил в душе такую горячую воду, какую только мог вытерпеть, и теперь чувствовал себя гораздо лучше. Мардж за кофе почти ничего не говорила, только заметила, что кольца кое-что значат и для мистера Гринлифа, и для сыщика, и, как ей кажется, для сыщика это тоже будет свидетельством того, что Дикки покончил жизнь самоубийством. Том надеялся, что Мардж права. Все зависит от того, что за человек этот сыщик. Все зависит от того впечатления, какое он произведет на сыщика при первой встрече.
Был серый, холодный день, к девяти часам дождь уже прекратился, но, судя по всему, он пойдет снова, вероятно в полдень. Том и Мардж сели в гондолу до площади Сан-Марко, а оттуда пошли пешком к "Гритти". Они позвонили из вестибюля в номер мистера Гринлифа. Мистер Гринлиф ответил, что мистер Мак-Каррон у него, и пригласил их подняться.
Мистер Гринлиф открыл им дверь.
– Доброе утро, – сказал он и по-отечески сжал Мардж руку выше локтя. – Том…
Том вошел следом за Мардж. Сыщик, невысокий крепыш лет тридцати пяти, стоял возле окна. Он глядел дружески и выжидающе. В меру сообразительный, но только в меру – таково было первое впечатление Тома.
– Это Элвин Мак-Каррон, – сказал мистер Гринлиф. – Мисс Шервуд и мистер Рипли.
– Доброе утро, – произнесли все разом.
Том обратил внимание на новенький чемодан, лежавший на кровати. Вокруг него были разбросаны бумаги и фотографии. Мак-Каррон внимательно смотрел на него.
– Насколько я знаю, вы приятель Ричарда? – спросил он.
– Мы оба его приятели, – ответил Том.
Их на минуту прервал мистер Гринлиф, предложив всем сесть. Номер был большой, обставлен громоздкой мебелью, окна выходили на канал. Том сел в кресло без подлокотников, обтянутое красной материей. Мак-Каррон устроился на кровати и принялся перебирать стопку бумаг. Среди них, отметил Том, было несколько копий, похожих на чеки Дикки, и фотографии Дикки.
– Кольца при вас? – спросил Мак-Каррон и перевел взгляд с Тома на Мардж.
– Да, – грустно произнесла Мардж, поднимаясь.
Она вынула кольца из сумочки и протянула их Мак-Каррону.
Мак-Каррон положил кольца на ладони так, чтобы их мог видеть мистер Гринлиф.
– Это они? – спросил Мак-Каррон, и мистер Гринлиф кивнул, удостоив кольца лишь самого беглого взгляда, а на лице Мардж появилось обиженное выражение, как будто она хотела сказать: "Уж я-то знаю эти кольца не хуже мистера Гринлифа!"
Мак-Каррон повернулся к Тому.
– Когда он вам дал эти кольца? – спросил он.
– В Риме. Насколько могу вспомнить, третьего февраля, за несколько дней до убийства Фредди Майлза, – ответил Том.
Сыщик с осторожным любопытством рассматривал его. У него были карие глаза, вьющиеся каштановые волосы, коротко подстриженные на висках, надо лбом возвышался завиток, какой в моде у школьников, а на толстой коже лба выступила пара морщин. Глядя на такое лицо, ничего не скажешь, подумал Том, лицо натренированное.
– Что он сказал вам, когда отдавал кольца?
– Он сказал, что, если с ним что-нибудь случится, он хотел бы, чтобы они сохранились у меня. Я спросил его – а что с ним может случиться? Он сказал, что не знает, но что-нибудь может случиться. – Том сделал умышленную паузу. – В тот момент мне показалось, что он в таком же настроении, что и всегда. Мы просто разговаривали с ним, мне и в голову не могло прийти, что он собирается покончить с собой. Я знал, что он собирается уехать, вот и все.
– Куда? – спросил сыщик.
– В Палермо, – ответил он. Том посмотрел на Мардж. – Кажется, он отдал их мне в тот день, когда ты разговаривала с ним в Риме, в "Ингильтерре". В тот день или накануне. Ты не помнишь, какое это было число?
– Второе февраля, – произнесла Мардж тихим голосом.
Мак-Каррон записывал их ответы.
– Что вы еще можете добавить? – спросил он у Тома. – В какое время дня это было? Он выпивал до этого?
– Нет. Он пьет очень мало. Это была первая половина дня. Он попросил меня о кольцах никому не рассказывать, и я, разумеется, согласился. Я спрятал кольца и, как уже говорил мисс Шервуд, совершенно о них забыл, а забыл, наверное, потому, что внушил себе, что говорить о них никому нельзя. Таково было его желание.
Том говорил откровенно, слегка запинаясь, не особенно задумываясь. Ему казалось, что в таких случаях любой станет запинаться.
– Что вы сделали с кольцами?
– Положил в какую-то старую коробку. Я складываю в нее пуговицы.
Мак-Каррон с минуту молча рассматривал его, и Том использовал эту минуту для того, чтобы взять себя в руки. От этого спокойного, но бдительного ирландца всего можно ожидать – вопроса, который поставит в тупик, категорического заявления, что он лжет. Том перебрал в голове имеющиеся у него факты и решил защищаться до конца. Тому казалось, что он слышит дыхание Мардж в наступившей тишине, и когда мистер Гринлиф кашлянул, он вздрогнул. Мистер Гринлиф выглядел на удивление спокойным, казалось даже, что ему скучно. Уж не затеял ли он что-нибудь вместе с Мак-Карроном против него, подумал Том, после того как они обсудили историю с кольцами?
– Можно ли предположить, что он дал вам кольца на хранение на короткое время? Он прежде делал что-нибудь подобное? – спросил Мак-Каррон.
– Нет, – ответила Мардж, прежде чем Том успел что-либо сказать.
Тому стало легче дышать. Он видел, что Мак-Каррон и сам не знает, как быть. Мак-Каррон ждал, что скажет Том.
– Он давал мне некоторые вещи, – сказал Том. – Иногда разрешал надевать его пиджаки и галстуки. Но кольца – это, конечно, совсем другое дело.
Ему очень хотелось это сказать, потому что Мардж, несомненно, знала, что Дикки однажды застал Тома в своей одежде.
– Не могу себе представить Дикки без колец, – сказала Мардж Мак-Каррону. – Он снимал зеленое кольцо, когда купался, но после купания сразу же надевал его. Эти кольца – как бы часть его самого. Вот почему я думаю, что он либо собирался покончить с собой, либо скрыться.
Мак-Каррон кивнул.
– Вы не знаете, были ли у него враги?
– Что вы, какие враги? – ответил Том. – Я уже думал об этом.
– А почему, как вы полагаете, ему захотелось изменить свою внешность или принять облик другого человека?
Том ответил осторожно, с трудом поворачивая затекшую шею:
– Может быть… нет, в Европе это невозможно. Ему понадобился бы другой паспорт. В какую бы страну он ни въехал, ему бы нужен был паспорт. Даже для того, чтобы остановиться в гостинице, необходим паспорт.
– Ты мне говорил, что можно обойтись и без паспорта, – сказал мистер Гринлиф.
– Да, в небольших итальянских гостиницах. Теперь это, впрочем, сложнее. Но я не понимаю, как после всей шумихи по поводу его исчезновения он вообще смог держаться, – сказал Том. – Кто-то наверняка бы его уже выдал.
– При нем был его паспорт, это точно, – сказал Мак-Каррон, – потому что он ездил с ним на Сицилию и зарегистрировался в большой гостинице.
– Это так, – сказал Том.
Какое-то время Мак-Каррон делал записи, а потом поднял глаза на Тома.
– Ну и как вам все это видится, мистер Рипли?
Этот Мак-Каррон еще не угомонился, решил Том. Наверное, еще и один на один захочет с ним поговорить.
– Пожалуй, я согласен с мисс Шервуд. Похоже, он покончил с собой, и кажется, давно собирался это сделать. Я уже говорил это мистеру Гринлифу.
Мак-Каррон взглянул на мистера Гринлифа, но мистер Гринлиф ничего не сказал, а лишь выжидающе смотрел на Мак-Каррона. У Тома было такое чувство, будто Мак-Каррон тоже склоняется к тому, что Дикки мертв и тратить время и деньги на его поездку не было смысла.
– Я бы хотел еще раз проверить эти факты, – сказал Мак-Каррон и снова углубился в свои бумаги. По всему было видно, что он не намерен был отступать. – Последний раз Ричарда видели пятнадцатого февраля, когда он сошел в Неаполе с парохода, пришедшего из Палермо.
– Именно так, – сказал мистер Гринлиф. – Стюард запомнил его.
– Но после этого он не появился ни в одной гостинице, и от него не было никаких известий. – Мак-Каррон перевел взгляд с мистера Гринлифа на Тома.
– Никаких, – сказал Том.
Мак-Каррон взглянул на Мардж.
– Никаких, – сказала Мардж.
– А когда вы видели его в последний раз, мисс Шервуд?
– Двадцать третьего ноября, когда он уехал в Сан-Ремо, – быстро ответила Мардж.
– Вы тогда были в Монгибелло? – спросил Мак-Каррон. Он именно так назвал город, обнаружив тем самым, что не знает итальянского языка.
– Да, – ответила Мардж. – Мне не удалось встретиться с ним в феврале в Риме, и в последний раз я виделась с ним в Монджибелло.
Молодчина Мардж! Том ощутил прилив симпатии к ней – все другие чувства отошли на задний план. Он с утра начал испытывать к ней расположение, и это вопреки тому, что она продолжала его раздражать.
– В Риме он старался всех избегать, – вставил Том. – Вот почему, когда он отдал мне кольца, я решил, что он задумал уехать подальше от всех, кого знал, пожить в другом городе, да и вообще на какое-то время исчезнуть.
– Как вы думаете – почему?
Том развил свою мысль, упомянув об убийстве его друга Фредди Майлза и о том, какое воздействие оно имело на Дикки.
– Вы считаете, Ричарду известно, кто убил Фредди Майлза?
– Нет, я так не считаю.
Мак-Каррон подождал, какое мнение выскажет на этот счет Мардж.
– Нет, – сказала она, покачав головой.
– Подумайте вот о чем, – обратился Мак-Каррон к Тому. – Не кажется ли вам, что это объясняет его поведение? Не кажется ли вам, что он скрывается сейчас потому, что хочет избежать расспросов полиции?
Том на минуту задумался.
– По-моему, ничто в его поведении не указывает на то, что это так.
– Не кажется ли вам, что он чего-то боится?
– Не могу себе представить – чего, – сказал Том.
Мак-Каррон спросил Тома, близкими ли друзьями были Дикки и Фредди Майлз, кого еще он знает, кто был бы приятелем и Дикки, и Фредди, не брал ли один из них у другого в долг, были ли у них подружки…
– Я знаю только Мардж, – ответил Том, но Мардж протестующе заметила, что она вовсе не подружка Фредди, поэтому никакого соперничества между ними из-за нее быть не могло.
Мак-Каррон спросил, может ли Том утверждать, что он лучший приятель Дикки в Европе?
– Я бы так не сказал, – ответил Том. – Скорее – Мардж Шервуд. Я вообще не знаком с приятелями Дикки в Европе.
Мак-Каррон снова пытливо посмотрел Тому в лицо.
– А какого вы мнения насчет поддельных подписей?
– Разве эти подписи подделаны? По-моему, не все так считают.
– А мне кажется, они не подделаны, – сказала Мардж.
– Похоже, мнения разделились, – сказал Мак-Каррон. – Специалисты не считают, что письмо, отосланное им в неаполитанский банк, было подделкой, а это означает только одно: если подделана хоть одна подпись, значит он кого-то выгораживает. Допустим, подделка существует. Кого, по-вашему, он мог бы выгораживать?
Том замялся в нерешительности, а Мардж ответила:
– Зная его, не могу себе представить, чтобы он кого-то выгораживал. Да и зачем ему это?
Мак-Каррон пристально смотрел на Тома, но Том не мог понять, сомневается ли он в его честности или же размышляет над услышанным. Мак-Каррон напоминал ему типичного американского торговца автомобилями, да и вообще торговца – жизнерадостный, учтивый человек, со средними умственными способностями, который с мужчиной может потолковать о бейсболе, а женщине отпустить глупый комплимент. Том составил о нем не слишком высокое мнение, хотя, с другой стороны, неумно недооценивать противника. Пока Том рассматривал его, Мак-Каррон раскрыл свой небольшой рот и произнес:
– Если у вас есть еще несколько минут, мистер Рипли, не могли бы вы спуститься со мной ненадолго вниз?
– Разумеется, – поднимаясь, ответил Том.
– Мы скоро вернемся, – сказал Мак-Каррон, обращаясь к мистеру Гринлифу и Мардж.