В тот вечер Марсия отправилась к врачу. Заранее она не записалась и даже не знала, к кому из трех врачей попадет на прием, но это не имело особого значения, так как мистера Стронга среди них не было. Ей ничего не стоило просидеть там часа два, даже не полистав растрепанных журналов, она просто наблюдала за теми, кто ждет приема. Многим из них, по ее мнению, нечего тут было делать. Она прикидывала, скольким из этих людей, если таковые вообще имелись, пришлось, как ей, побывать на операционном столе. Большинство были люди молодые, будто прямо с работы и будто ничего у них никогда не болело. Все, что им требуется, - это справки. Только зря отнимают время у врача, думала она. И не удивительно, что Государственная служба здравоохранения испытывает финансовые трудности.
Когда выкликнули ее имя, Марсия все еще не успокоилась, и, будь за столиком молодая врачиха или та, сладкоголосая, с Ближнего Востока, она распалилась бы еще больше. Но это была не та и не другая, это был тот, кого она называла "мой собственный врач", человек средних лет, мягкий, внимательный. Он и уложил ее тогда в больницу, он первый и обнаружил опухоль у нее на груди.
- А-а, мисс Айвори… - Его руки перебрали бумаги на столе. - Ну-с, как наши дела? - Мастэктомия, вспомнил он. Пациентка трудная, со странностями. Диагноз быстрый, но точный. - Как вы себя чувствуете?
Марсии только это и требовалось, и она начала свой рассказ. То, о чем она говорила, было бессвязно и даже не по существу, но у доктора создалось впечатление, что тут действительно что-то неладно. Она жаловалась на какую-то общественницу, на соседей, которые хотели скосить траву у нее на лужайке, на то, что ей не удалось найти могилку своего кота, высказала подозрение, что "кто-то" перенес ее на другое место, говорила, как трудно ей вести счет бутылкам из-под молока, говорила и о человеке, с которым она когда-то работала, а теперь он приходит шпионить за ней, и о том, что филиал магазина Сейнзбери недалеко от их конторы теперь закрыли, - и все эти жалобы были свалены в кучу.
Врач, привыкший к откровениям своих пациентов, слушал все это краем уха, а сам осматривал ее, проверял давление и не знал, что ему с ней делать. Она сказала, что скоро ее вызовут на очередной осмотр, и это несколько развязало ему руки. Ребята Стронга, несомненно, что-нибудь придумают. А сейчас он убеждал ее подумать о себе и побольше есть - очень уж она худенькая.
- Я никогда много не ела, - как всегда горделиво, заявила Марсия. - Но никто не упрекнет меня в том, что я плохо питаюсь. Вы бы видели мои запасы в шкафу!
- Я не сомневаюсь, что вы прекрасная хозяйка, - дипломатично ответил ей врач. - Но дайте мне слово, что, придя домой, вы приготовите себе сытный обед. Не чашечку чая и не кусочек хлебца с маслом, мисс Айвори! Не знаю, что скажет мистер Стронг, когда увидит, как вы похудели.
Имя мистера Стронга возымело свое действие, и Марсия заверила врача, что, вернувшись домой, она приготовит себе что-нибудь. Всю дорогу она думала о мистере Стронге и о том, что, вернее всего, подадут у него сегодня к обеду - может быть, бифштекс или какую-нибудь вкусную рыбу, лососину или палтус, и гарнир из свежих овощей с собственного огорода. Овощи там, конечно, посажены, хотя, когда она ходила в прошлом году посмотреть на его дом, ей не было видно, что растет в дальнем конце сада. Теперь, может, она увидит, есть ли там бобы и салат или капуста и спаржа. Марсия так давно не занималась огородными делами, что затруднялась вспомнить, какие овощи сейчас по сезону. А что, если съездить туда на автобусе и посмотреть? Может, там есть боковой вход на участок и оттуда будет виден конец сада?..
Уже темнело, и, пока она раздумывала, к остановке подошел автобус, освещенный изнутри точно сказочный галеон, который только и ждет, чтобы посадить ее и повезти на поиски чудес. В его блистающем нутре переговаривались и показывали друг другу свои покупки женщины, возвращающиеся после четвергового похода по магазинам Вест-Энда. Только транжирят деньги, подумала Марсия, садясь на переднее сиденье, чтобы не иметь ничего общего с этими болтушками.
Подъехав к остановке у дома мистера Стронга, она поняла, что если отсюда и будут видны грядки с овощами, то разглядеть в такой темноте, какие там овощи, не удастся, и к тому же она и не помнила, почему ей захотелось посмотреть, что там растет. Может быть, и огорода никакого нет, только лужайка с цветочным бордюром или даже теннисный корт. Но теперь это неважно, подумала она, подходя к дому, потому что он был ярко освещен, как автобус, как огромный океанский лайнер вроде "Королевы Марии", а никакой не галеон, и элегантно одетые люди выходили из машин и шли по дорожке к дому. У супругов Стронг, очевидно, был прием.
Марсия стояла на тротуаре по другую сторону улицы, инстинктивно спрятавшись в темноте под деревом, подальше от уличного фонаря. Гости званы к обеду или на вечерний прием? Где ей было знать, какой прием может устроить мистер Стронг, ведь единственное, что она могла вспомнить, - это когда подают "вино и сыр", но такое угощение было недостойно мистера Стронга.
Когда Марсия лежала в больнице, у них в палате, конечно, шли разговоры о врачах-консультантах, которые совершали обходы больных. Больные обсуждали их жен, их семейные дела. Некоторые из этих консультантов, разумеется, были женаты на женщинах-врачах или на медицинских сестрах, на тех женщинах, с которыми они встречались по работе, но о мистере Стронге все говорили, что ему повезло, ходили слухи, будто он женат на дочери дипломата, у которого дом на Белгрейв-сквер. Марсия не очень-то полагалась на эти сведения, и вообще ей не хотелось раздумывать о жене мистера Стронга, но сейчас, глядя на подъезжающих к дому гостей, она была готова поверить, что доля правды в этих пересудах есть. Она стояла как во сне, стояла и смотрела, пока машины не стали подъезжать реже и реже - видимо, скоро их больше не будет.
Потом ей вдруг вспомнился Норман, и то, как она увидела его на другой стороне улицы, когда шла с молочными бутылками в свой сарайчик. Ее тогда возмутило, что Норман очутился там, возмутил назойливый интерес, который он проявляет к ее делам. Неужели и ей можно приписать такую же назойливость только потому, что она стоит сейчас здесь?
Она еще раз взглянула на дом мистера Стронга, потом перешла улицу, чтобы слышать голоса и смех, доносившиеся из комнаты на первом этаже. Потом медленно побрела к автобусной остановке. По счастью, подходил нужный номер, и она припустилась бегом, чтобы попасть на него.
Это было ей не по силам, и она повалилась на ближайшее сиденье, ничего не соображая и даже не взяв билета. Но через минуту-другую пришла в себя - отчасти из самозащиты, негодуя на кондукторшу, которая громогласно спросила ее: - Все в порядке, милочка?
- Конечно, в порядке, - сухо ответила она.
Но, придя домой, она поняла, что поход к врачу и потом к дому мистера Стронга утомил ее больше, чем всегда. "Ну что ж, удивляться тут нечему…" - вспомнилась ей реплика Нормана. И еще: "Выложились до конца", - говаривал он.
Сидя за кухонным столом, она вспомнила, что пообещала врачу приготовить себе сытную еду, придя домой, но ей даже думать о стряпне было невыносимо. Пожилым людям вообще не следует много есть, неужели врач сам этого не понимает? Чашку чая? Безусловно. Чай подбадривает, а с тех пор, как она обзавелась пакетиками с заваркой, чаепитие стало куда проще. В магазине самообслуживания она купила упаковку со 144 пакетиками, и этого ей хватит недель на семь минус один день. Но до тех пор надо еще побывать в больнице; карточка с датой вызова в клинику мистера Стронга стояла у нее на каминной доске. Правда, такие напоминания совершенно излишни, особенно после того, что она видела сегодня.
Эта мысль побудила ее подойти к стенному шкафу и выбрать там консервную банку. Вот сардины из запасов для Снежка, но может, лучше взять "Мясо на завтрак"? При банке был ключик, но не успела она повернуть его несколько раз, как он сломался, и у нее не хватило сил возиться с банкой дальше. Она оставила ее, полуоткрытую, на сушильной доске рядом с раковиной и ограничилась тем, что ей, собственно, и требовалось, - двумя-тремя послабляющими галетами.
- Значит, вы не зашли к ней и не сказались? - спросил Нормана Эдвин.
- За кого вы меня принимаете? Можете себе представить, какую встречу мне бы там оказали? Она стояла около сарайчика с полными руками молочных бутылок и, наверно, видела меня.
- Да, зная Марсию, можно понять, почему вы не захотели врываться к ней незваным.
- Врываться! - сказал Норман со своим обычным ироническим смешком. - Самое подходящее выражение! Я встретил там эту общественницу, и она приняла меня за наводчика.
- Присматривает за ней? И правильно делает, сейчас такое время, нельзя рисковать, - сказал Эдвин. - Я пройду там как-нибудь вечером, посмотрю, может, ей надо будет помочь.
Но Эдвин, конечно, не представлял себе, чем бы он смог "помочь" Марсии, если бы ей понадобилась помощь. Сама по себе эта идея была маловероятна, и он высказал ее лишь для очистки совести. Но все-таки они с Норманом работали вместе с Марсией, и человек посторонний счел бы их обязанными помочь ей или по крайней мере предложить свою помощь. Выразить готовность, как сказал бы Норман. Но в тот вечер, в день Тела Господня, в приходской церкви Эдвина должна была состояться служба, с крестным ходом, который начнется в восемь часов и продлится, пожалуй, не меньше часа. После службы они с отцом Г. отправятся в пивную, так что зайти к Марсии ему будет некогда. Не лучше ли отложить это на конец недели - на субботу днем или на воскресенье перед вечерней? Тогда можно будет не засиживаться у нее.
- Я там редко бываю, - уточнил Норман. - Меня Клэпем не манит.
- Да, вам ближе к Летти, - сказал Эдвин.
- Ну и что из этого? Неужели вы предлагаете мне заглянуть к ней?
Неизвестно почему, но эта мысль рассмешила их обоих, и то, что вначале было попыткой разрешить серьезную задачу, обернулось шуточкой. Но почему это развеселило их? - удивился Норман. Ничего смешного тут нет. Может, это чисто нервное, но при чем тут нервы? Скорее подсознательное, сказал Эдвин, и то, что Летти и Марсия проникли в их подсознание, рассмешило обоих еще больше. О таких вещах они не привыкли ни рассуждать, ни даже задумываться.
18
- Мисс Айвори, вы не откроете мне? - Стоя на крыльце ее дома, Дженис думала: "А навестил ли кто-нибудь Марсию за те две недели, что я пробыла в Греции? Вряд ли, ведь Марсия хоть и со странностями, но не инвалидка и сама справляется со своими делами. Да, нечего сказать, вот как мне повезло!"
В садиках вдоль улицы пестрели поздние летние цветы - георгины и астры, ранние хризантемы, розы повторного цветения, - и даже за домом Марсии, вокруг того, что называлось у Присциллы и Найджела "бутылочным сарайчиком", росли высокие желтые ромашки. Присцилла и Найджел никогда не бывали в этом сарайчике, но часто видели, как Марсия то входит, то выходит оттуда с бутылками в руках. На это занятие она тратит чуть не все время. Занятие довольно сумасбродное, но, в сущности, безобидное, и чем оно хуже других человеческих увлечений, таких, как собирание спичечных коробок или сигаретных этикеток? Нужно уважать в человеке личность. И если знакомство с Марсией чему-нибудь и научило Дженис, то по крайней мере этому. И все-таки она чувствовала, что надо попытаться уговорить ее уехать куда-нибудь на отдых. Конечно, не в Грецию, вообще не "за границу", - трудно себе представить, что Марсия сидит в таверне и ест не мясное блюдо с двумя овощными гарнирами, а осьминога или что-нибудь в этом роде. Но несколько дней в Борнмуте или туристская поездка в Котсуолдские Холмы подкрепят ее на всю зиму.
- Мисс Айвори! - Дженис снова нажала звонок и постучалась в дверь. Неужели она вышла?.. Хотя кто ее знает! Попробовать, может, не заперто? Дженис толкнула дверь, но она была на запоре. Надо попытаться войти с заднего хода, хотя если Марсия вышла, то задняя дверь тоже должна быть заперта. Будь Найджел или Присцилла в городе, у них все можно было бы узнать, но ведь они в Сардинии, лежат где-нибудь на пляже и даже не думают о своем модном домике рядом с лужайкой в развивающемся районе и об этой странной женщине, своей соседке. Да, в отпуске уходишь мыслями от всех этих дел, не без горечи подумала Дженис.
И тут она увидела несколько бутылок молока - не на крыльце, а за углом дома, в маленьком деревянном ящике, где, видимо, Марсии оставляли молоко, чтобы бутылки стояли в тени и чтобы их не украли, пока она на работе. Это испугало Дженис, и она побежала к задней двери - а вдруг Марсия лежит больная и не может даже спуститься вниз за молоком? Если войти в дом в ту дверь, можно будет окликнуть ее, и, если Марсия лежит в постели, она отзовется. А вдруг она упала и не может двинуться с места, не может добраться до телефона? Да есть ли у нее телефон? Может быть, и нет. Соседи в отъезде, и она так и будет лежать без помощи… В теории Дженис представляла себе любую ситуацию, все, что могло случиться, но, заглянув в стекло задней двери, она никак не была готова к тому, что увидела - Марсия, уронив голову, сидела за столом без сознания, а может быть, даже и мертвая.
Дженис осторожно постучала в дверь, испуганно позвала: - Мисс Айвори! - не надеясь на ответ, не желая даже его услышать, и увидела на столе чайную чашку и банку галет "Семейное ассорти". Потом тронула дверную ручку. Ручка подалась, и она убедилась, что ничто ей не мешает войти в дом.
- Но ведь она не моего прихода, - с некоторым раздражением проговорил отец Г. - Знаете, как у нас разграничивают приходы: одна улица входит, а соседняя - нет.
- Конечно, знаю, - сказал Эдвин. - Просто я решил прогуляться в этом направлении и подумал, может, вы тоже со мной пойдете… А что - вечер теплый, в самый раз погулять. Она, правда, женщина со странностями, я вам рассказывал. Может быть, даже не пригласит нас войти.
- А кто ближний мой? - задумчиво проговорил отец Г., когда они вышли на улицу, где жила Марсия. - Сколько мне приходилось читать проповедей на эту тему! Может быть, вот тут мы и совершаем ошибку… да, именно тут. Сказал же я вам, что женщина, о которой идет речь, не моего прихода.
- Ну так числится в другом приходе, - заметил Эдвин.
- Безусловно, - не задумываясь, ответил отец Г. и назвал имя одного весьма популярного в этих местах священника. - Но по-моему, он не очень-то любит посещать своих прихожан. Пижон Тони, - добавил он, не удержавшись от нелестного комментария. - Рок-н-ролл и вольные импровизации вместо молитвенных текстов.
- Правда, ее навещает одна общественница, как говорится, приглядывает за ней, но я видел ее несколько месяцев назад - мы завтракали вчетвером… и тогда же подумал, может, надо что-то сделать, как-то помочь.
- А вы говорили еще про какую-то другую женщину, которая там у вас работала… Казалось бы, она… - не договорил отец Г., исполненный блаженной веры в то, что на женские плечи можно взвалить многое.
- Да, казалось бы… - Эдвин улыбнулся. - Но вы не знаете Марсии - мисс Айвори. Да, собственно, кто ее знает!
- И кого мы вообще знаем? - сказал отец Г., едва ли способствуя разгадке проблемы "Марсия".
- Ну, кажется, пришли. Вот ее дом, видите, как он отличается от соседних, сам о себе говорит.
Отец Г. привык бывать в убогих домишках, но тут и он признал, что дом Марсии действительно отличается от других домов на этой улице. - Ступайте к двери, - сказал он. - Вы-то знакомы, а если она человек трудный, мое появление может ее отпугнуть. Пожалуй, и не откроет нам.
Выйдя из-за дома, Дженис скорее обрадовалась, чем испугалась, увидев за спиной Эдвина отца Г. в его священническом одеянии. Хотя она не слишком жаловала англиканскую церковь и вообще религию, если не считать безобидного суеверного почтения к тем, кто сходил у нее за "католиков", все же ей не пришло бы в голову отрицать, что иной раз и от религии бывает польза. Почтенный на вид человек - таким выглядел в ее глазах Эдвин - явился в сопровождении священника. Это успокоило ее. Они-то, наверно, знают, как тут надо поступить.
- Вы пришли к мисс Айвори? - сказала Дженис. - По-моему, там что-то случилось… Мисс Айвори заболела или… - Ей не хотелось говорить "умерла". - Она на кухне, сидит за столом и не шевелится. Я через стекло ее увидела. Как раз хотела позвать кого-нибудь, чтобы помогли…
И надо сказать, Дженис не могла бы найти более подходящих помощников, чем эти двое. Несколько лет назад, вернувшись вечером домой, Эдвин обнаружил, что его жена Филлис, не успев поставить в духовку картофельную запеканку, лежит без сознания на кухне. Отцу Г. часто приходилось входить в дома умирающих или уже умерших; вообще-то он предпочитал такую ситуацию своим обычным посещениям прихожан, когда надо было вести напряженную беседу за неизбежной чашкой чая со сдобным печеньем. Следовательно, и тот и другой вполне могли принять необходимые меры.
Но главное заключалось в том, что Марсия была жива. Она даже слабо улыбнулась Дженис, которая хлопотала, укладывая в чемодан ее вещи для больницы, пока они ждали санитарную машину.
- Поразительно! - рассказывала потом Дженис. - Я собирала, что ей взять с собой, выдвинула один ящик, а в нем полно ночных рубашек от Маркса и Спаркса. Никогда бы не подумала, что мисс Айвори носит такие, судя по тому, как она одевается. Все новенькие, ненадеванные, она, наверно, берегла их для какого-то особого случая.
Когда санитарная машина уехала, увозя Марсию и Дженис, мужчины остались в доме одни. Они сидели на кухне, где Дженис подавала им чай. После того как Марсию увезли, Эдвин почувствовал себя неловко, как будто он не имел права сидеть в доме Марсии, ни разу не побывав у нее до этого.
- Странно складываются отношения с женщинами, когда вы работаете вместе, - сказал он. - В рабочие часы вы с ними держитесь по-свойски, а вне конторы решительно все меняется… И не берешь на себя смелости… - Он вспомнил, как они с Норманом расхохотались при одной только мысли, что Норман мог бы зайти к Летти или что внутри их четверки существует какой-то контакт. Визит к Марсии всегда устрашал их, и они старались даже не думать об этом.
- А вы никогда не бывали у нее, ведь живете совсем рядом, всего несколько шагов через лужайку? - не попрекнул Эдвина, а просто осведомился отец Г.
- Да собирался… раза два даже подходил к дому, но так и не зашел.
Отец Г. допил чай и встал из-за стола с чашкой в руке. - Как по-вашему…
- Вымыть? Да нет, наверно мисс Бребнер сама этим займется. Не будем вмешиваться.
И они вышли из дома, не забыв запереть за собой дверь. Ни один из них и словом не обмолвился о том, в каком состоянии были кухня и прихожая, о пылище всюду и о других свидетельствах давней запущенности этого жилья. Отец Г. просто ничего такого не замечал, а Эдвин, чувствуя, что тут не все ладно, старался не вникать в эти дела, так же как не вникал он и в другие стороны жизни Марсии. Единственное, что привлекло здесь его внимание, был совершенный пустяк - не до конца открытая консервная банка возле раковины. Он всегда удивлялся, до чего женщины неумелый народ, когда надо открыть простую консервную баночку.