Отойдя на некоторое расстояние от дома, оба, естественно, почувствовали, что им необходимо выпить - восстановить силы и приободриться. Ведь обоим пришлось испытать такие волнения! Не думал Эдвин, что легкая прогулка через лужайку по направлению к дому Марсии кончится таким казусом. А почему, собственно, казус? Марсию застали в тяжелом состоянии, но отправили же ее на санитарной машине в больницу, где самый лучший уход за ней обеспечен. Они сделали, что могли. Тем не менее желание выпить было сильнее всего - выпить, а потом поужинать. События последнего часа оттянули вечернюю трапезу, а ведь каждому известно, что волнения влекут за собой неожиданные последствия, и не всегда самые благоприятные и желательные. В желудке у Эдвина было ощущение пустоты, и он вспомнил, что ничего не ел с самого завтрака.
- Пойдемте ко мне, поедим, что бог послал, - сказал он отцу Г., зная, что у того в доме рассчитывать на угощение не приходится. А у него, у Эдвина, по крайней мере стоят в кладовке остатки вчерашней запеканки.
- Вот спасибо… я сильно проголодался.
Эдвин разлил херес по рюмкам. Может быть, после таких волнений следовало бы выпить коньяку, подумал он. Нет, не стоит, ведь неприятности эти его самого не касались. Но связаться с Летти все-таки надо, она, верно, захочет навестить Марсию в больнице. Да собственно говоря, им всем не мешало бы побывать там, столпились бы все трое у ее постели. Снова поймав себя на улыбке, он чуть не захохотал, и, будь здесь сейчас не отец Г., а Норман, улыбка перешла бы, к его величайшему сожалению, в хохот. Все это весьма огорчительно - теперь только подумаешь о Летти и Марсии, так сразу получается какая-то комедия. Но с отцом Г. дело другое. Посреди жизни непрерывно встречается он со смертью…
- Как вы считаете, навестить мне ее в больнице? - спросил отец Г. - Это можно устроить. Тамошний капеллан мой старый приятель. Она, может быть, думает, что поскольку я был там и видел ее в таком…
- Что Марсия думает, я не берусь сказать. Но по-моему, ей будет приятно, если ее навестят, - неуверенно проговорил Эдвин. Ручаться за Марсию было трудно.
На следующее утро Эдвину пришлось рассказать обо всем Норману.
- По-моему, сумасшедший дом ей больше подходит, чем обычная больница, - грубовато проговорил Норман, может быть скрывая под грубостью какие-то неясные чувства. - Что нам полагается делать? Послать ей цветы через "Интерфлору"? Объявить в конторе подписку? - Он стоял у окна и встряхивался всем телом, точно сварливая собачонка, выскочившая из воды.
- Я куплю цветы и сам их отнесу. Больница от меня недалеко, - мягко проговорил Эдвин. - И дам знать Летти.
Норман пошарил у себя в брючном кармане и вынул монету в пятьдесят пенсов. - Скажете, что цветы от всех нас. Вот, возьмите.
- Спасибо. К ней я не стану проходить, а цветы оставлю для передачи, - сказал Эдвин. К счастью, чувство неловкости, которое вызывали у них все эти обстоятельства, не позволило им расхохотаться, чего так опасался Эдвин. Вероятно, есть все же на свете вещи - особенно больницы, - сохранившие за собой право оставаться священными.
- Идти туда и видеться с ней мне не хочется, - сказал Норман. - Я ходил в больницу, когда там лежал мой зять Кен, но у Кена больше никого нет, потом он мой кровный родственник, и навестить его все-таки надо.
Эдвин хотел было заметить, что зять не считается кровным родственником, но решил лучше промолчать, а что касается тех, у кого нет близких, то следовало бы вспомнить, что в эту категорию входит и Марсия.
Телефон зазвонил в доме миссис Поуп как раз в ту минуту, когда они с Летти усаживались перед телевизором. Последнее время так у них и было заведено, начало этому положила миссис Поуп, спросив Летти, не хочет ли она посмотреть "Новости дня" или что-нибудь общеобразовательное на культурные или научные темы, и теперь Летти почти каждый вечер спускалась вниз и смотрела все, что показывали на экране, - независимо от того, стоило это смотреть или нет.
- Вот беда, это еще кто? - сказала миссис Поуп, выходя в переднюю. - Вас спрашивают, - неодобрительным тоном бросила она Летти. - И чего это люди звонят в такое время?
Летти с извиняющимся видом пошла к телефону. В самом деле, с тех пор как изобрели телевидение, звонить людям в такое время не стоило, потому что, когда передают три программы, одну из них уж обязательно смотрят. На самые плохие передачи и то есть любители, а кто вправе судить, какая из этих программ самая плохая, какую никто не захочет смотреть.
Когда Летти вернулась в комнату, миссис Поуп выжидательно подняла на нее глаза. Летти редко вызывали по телефону, а сама она, кажется, никогда не звонила. - Голос мужской, - сказала миссис Поуп, побуждая Летти к откровенности. - Так что это была не ваша приятельница из загорода.
- Да, это Эдвин Брейтвэйт.
- Ах, мистер Брейтвэйт! - Миссис Поуп ждала, что последует дальше.
- Он сказал мне, что Марсию Айвори, которая работала у нас в конторе, увезли в больницу.
- В больницу увезли? - сразу загорелась миссис Поуп, и Летти пришлось повторить ей все, что она узнала от Эдвина: У Марсии был обморок, и они вызвали "скорую помощь". За этим последовали дальнейшие расспросы, и в конце концов Летти рассказала миссис Поуп про операцию у Марсии, добавив все подробности, которые ей были известны.
- А откуда мистер Брейтвэйт узнал об этом? - спросила миссис Поуп.
- Должно быть, он и застал ее в обмороке на кухне.
- Что-то не похоже на него, - усомнилась миссис Поуп.
- С ним, кажется, был священник… Может быть, из их прихода… решил навестить ее…
- Да, это вполне вероятно. Но может, он просто был другом этой леди? Как вы думаете? Все-таки работали вместе, жили близко…
Летти не сочла для себя возможным обсуждать эту догадку. Близкие отношения между Эдвином и Марсией? Это уже слишком. Вы бы ее видели, хотела она сказать, но сжалилась и промолчала. О человеке, который тяжело болен и лежит в больнице, такого не говорят. Но в жизни столько всего фантастического, и, может быть, у Эдвина и Марсии действительно что-то намечалось. Замужняя женщина - не надо забывать, что миссис Поуп была когда-то замужем, - вполне может уловить в отношениях между людьми разные тонкости, которые прошли бы незамеченными для неопытной Летти. Ведь существовал же когда-то мистер Поуп. Для Летти он всего лишь фотография в гостиной миссис Поуп, и нечего ей гадать, что там скрывается за этой исполненной терпения физиономией в серебряной рамке. Но теперь телевизионный экран потребовал от них обеих полного внимания.
И надо же такое совпадение! Им показали больницу, но не в обычных романтических тонах, а как царство хирургии. На экране шла операция, ее поясняли и сопровождали показом различных этапов оперативного вмешательства.
- Уму непостижимо, как они теперь наловчились! - удовлетворенно произнесла миссис Поуп. - Но вашей приятельнице это вряд ли предстоит.
- Да… - извиняющимся тоном проговорила Летти. - Вероятно, она просто лежит там в палате.
- Будь у нас цветной телевизор, - продолжала миссис Поуп, - мы бы точно знали, что там делает хирург. И кровь была бы настоящая, а не томатный кетчуп, как в этих страшных фильмах.
- А я не хочу, чтобы мне все точно показывали, - сказала Летти, отворачиваясь от крупного черно-белого кадра с пульсирующим сердцем и берясь за свое вышивание.
- Нравится вам или не нравится, все надо смотреть, - заявила миссис Поуп, приметив, что Летти отвернулась от экрана. - Нечего закрывать глаза.
Летти потянуло возразить ей: вполне можно было бы посмотреть какой-нибудь вестерн по другой программе, впрочем, и это не обязательно.
- А у мистера Брейтвэйта цветной? - спросила миссис Поуп.
Летти была вынуждена признаться, что она не знает, есть ли у Эдвина вообще телевизор. Он никогда об этом не говорил, так же как и о том, что питает какие-то чувства к Марсии. Если кто-нибудь и питал, так это Норман, подумала она, совершенно сбитая с толку.
19
Марсия всегда остро воспринимала драму, неизменно связанную с санитарной машиной, и ей даже хотелось самой проехаться в такой машине, но, когда пришел ее черед, она вряд ли могла почувствовать, что мечта, столь необычная, все же сбывается.
"Недосягаема в своих палатах", - сказал бы про нее один старый поэт, но эта палата - больничная, маленькая - вряд ли могла бы вместить в себя весь мир, как чудилось ему в его фантастических видениях. Марсия лежала под красным одеялом, и в голове у нее не возникало ни одной поэтической строки. Поникнув на кухонный стол, она сознавала, что в дом входили люди, ей казалось, что она слышит голос Эдвина, что она опять в конторе, но где же Норман? В полузабытьи она видела, как хлопочет около нее Дженис Бребнер, кажется, чем-то взволнованная. Марсия пыталась сказать ей, что наверху, в ящике комода, у нее хранится полдюжины новых ночных рубашек, ни разу не надеванных, и втолковывала про карточку на каминной доске, про ту, на которой стоит дата ее ближайшего обследования в амбулатории, но так ничего и не могла сказать. Пыталась, но и слова не вымолвила. Потом она услыхала, как Дженис болтает какие-то глупости про ночные рубашки - "новенькие, ни разу не надеванные", - и вот тут улыбнулась. Конечно, новенькие и специально припасенные ради такого случая. Она уже отрешалась от Дженис и скоро будет недосягаема для всех этих деятелей патронажной службы, которые только и знают, что пытаются заставить ее делать то, чего ей совсем не хочется, - например, ходить в Центр, и покупать свежие овощи, и ездить отдыхать куда-то.
Разочаровало ее только то, что санитарная машина шла без звонков, а ведь когда она ходила завтракать в перерыв, ей часто приходилось слышать этот волнующий трезвон, если недалеко от конторы на улице что-нибудь случалось. Но на сей раз все было спокойно, по-деловому: санитары подняли ее и опустили на койку в машине, назвали ее "милой" и сказали, что она совсем легонькая. В больнице около ее кровати столпились молодые врачи, значит, ее случай серьезный. Никого из них Марсия не припомнила, наверно, стажеры, отбывают полугодовую практику, а один из них, может, ординатор? Двое ее осмотрели, но другая пара - им следовало бы прислушаться к тому, что тут говорят, - болтала о какой-то танцульке, на которую они то ли пойдут, то ли уже ходили, и это было нехорошо с их стороны. Она твердо знала, что мистер Стронг не одобрил бы такого поведения.
Позднее, должно быть, гораздо позднее, потому что теперь это было в каком-то совсем другом месте, молодые врачи ушли, и она ждала, когда же придет мистер Стронг, и беспокоилась - а вдруг вместо него появится какой-нибудь другой хирург или обычный врач. Она, наверно, произнесла его имя вслух, потому что молодая круглолицая сестра, которая оправляла ей подушку, сказала - Не беспокойтесь, мисс Айвори, мистер Стронг будет завтра утром.
- Вам цветы, мисс Айвори! Значит, кто-то вас любит! - Громкий, веселый голос напомнил Марсии Дженис, но это была, конечно, не она. - Хризантемы! Какая прелесть! И цвет просто необычайный! Прочитать вам, милочка, что написано на карточке? Сейчас узнаете, кто вам их прислал. Тут вот что: "От Летти, Нормана и Эдвина с наилучшими пожеланиями. Надеемся на скорое выздоровление". Как мило, правда? - В представлении сестры Летти и Норман были супруги, а Эдвин их сынишка. Имя довольно редкое, такое же необычное, как розовато-лиловые хризантемы. Марсия улыбнулась, но промолчала, да сестра и не ждала от нее ответа. Бедняжка! Где ей отвечать? И уж какое тут "скорое выздоровление"!
Женщина с соседней койки с интересом приглядывалась к Марсии. Когда появляется в палате новый человек, все-таки немного легче на душе, но Марсия лежала с закрытыми глазами. Да, с этой, пожалуй, не разговоришься. Чудно, что ей прислали цветы, таким цветов обычно не присылают, а вот и еще от двоих. Сестра снова прочитала то, что было написано на карточках: букет от Дженис, анемоны, а второй (садовые цветы) от Присциллы и Найджела: "С огорчением узнали о Вашей болезни… поправляйтесь скорее". Судя по ее виду, рассчитывать на это нечего. Когда ее взвесили, в ней было всего тридцать восемь килограммов.
В дальнем конце палаты возникло движение - приближался мистер Стронг со свитой из молодых врачей и со старшей медицинской сестрой, которая катила перед собой тележку с историями болезней.
- Он здесь, милочка, - шепнула Марсии соседка, но Марсия по-прежнему лежала с закрытыми глазами, должно быть в забытьи. И все-таки она знала, что ростом он выше сопровождающих его молодых врачей и что галстук на нем зеленый.
- Мисс Айвори? А мы не ждали вас так скоро. - Голос мистера Стронга звучал ласково, тон был не укоризненный, но ей показалось, что он недоволен ею, и, открыв глаза, она увидела, что мистер Стронг, чуть нахмурившись, смотрит на нее. Потом он повернулся к старшей сестре и сказал что-то вполголоса.
- Вы сильно потеряли в весе. Наверно, не следили за собой как должно. - На этот раз в его голосе послышались строгие нотки.
Марсия хотела сказать ему, что она никогда много не ела, но не могла вымолвить ни слова.
- Ничего… Не надо говорить. - Мистер Стронг повернулся к одному из молодых врачей. - Ну-с, Брайен, история болезни у вас - послушаем, какой вы поставите диагноз.
Брайен, молодой человек с коротко подстриженными белокурыми волосами, сказал что-то на медицинском языке, но его ответ мистера Стронга не удовлетворил, и он обратился к другому врачу. Тот смешался еще больше. Пробормотал, что больная в "терминальном состоянии", употребив выражение, совершенно непонятное Марсии, до которой доносился только поток слов. Они начали настоящую дискуссию по поводу нее.
- Вы обо мне говорите? - сказала она почти шепотом.
- Да, вы у нас сегодня в центре внимания. - Но мистер Стронг сказал это очень просто, совсем не так противно и язвительно, как сказал бы Норман.
- Если сказано "Посещения не разрешаются", значит, нам и соваться туда нечего, - сказал Норман, когда они с Эдвином приканчивали свой завтрак в конторе. Поскольку мармеладных голышей в продаже не было, Эдвин протянул Норману пакетик с набором лакричных конфет, и Норман выбрал две - коричневую и черную.
- Я всегда вспоминаю ее за завтраком, - продолжал Норман. - Как она мне кофе заваривала.
- Она и себе заваривала, не только вам, - осадил его Эдвин.
- Правильно, обязательно надо было испортить мои романтические воспоминания, - с шутливой резкостью сказал Норман. - Эх, бедняга!.. Даже посетителей к ней не пускают! А что еще сестра говорила, когда вы позвонили?
- Сказала, что мисс Айвори чувствует себя удовлетворительно, - они всегда так отвечают. - Его жена Филлис, умирая, тоже "чувствовала себя удовлетворительно", но, вероятно, это один из обязательных вариантов ответа. - Ей нужен покой, никаких волнений.
- Ну еще бы! При виде нас она, конечно, взволнуется, - заметил Норман.
- Да! Еще сестра говорила, что ее очень обрадовали цветы. Такой необычный колер.
- Марсия сама так сказала?
- Нет, вряд ли… Это сестра от себя добавила. Я так понимаю, что Марсии сейчас не до разговоров… Судя по тому, в каком виде я ее тогда застал.
- Она и в конторе была не из болтливых, - задумчиво проговорил Норман. - Интересно, что там с ней будут делать?
- Сестра ничего не сказала - ни про операцию, ни вообще… Поживем - увидим. Я буду справляться о ней. Между прочим, получилось довольно неудобно. Когда я пришел туда с цветами, меня спросили, не знаю ли я, есть ли у нее родственники и кто ближайший.
- Она, должно быть, указала кого-нибудь перед операцией. Как-то раз упомянула, что у нее есть где-то двоюродная сестра.
- Вот оно что! - Эдвин несколько смутился. - Им нужен был кто-то, так сказать, тут же, на месте, и я выдал себя за родственника, - признался он. - За ближайшего. - Эти слова, произнесенные вслух, открывали неограниченные возможности.
- Уж лучше вы, чем я, - грубо сказал Норман. - Одному богу известно, во что это для вас выльется.
- Наверно, надо будет справляться о ней и прочее тому подобное… Только и всего. Это самое малое, что я мог для нее сделать.
- Не оказалось бы самое малое самым большим. Будем хоть на это надеяться, - мрачным тоном сказал Норман.
- Посещения не разрешаются? Значит, она только что после операции? - допытывалась миссис Поуп.
- Да нет, вряд ли! Это так сестра ему сказала, - ответила ей Летти.
- Знаем мы, что это значит. Попомните мои слова.
К этому времени Летти успела убедиться, что слова миссис Поуп всегда следует помнить. - Надо бы сходить туда и повидаться с ней, - сказала она, но довольно неуверенно, так как на самом деле навещать Марсию в больнице ей не хотелось, просто она чувствовала, что хотеть это надо.
- Вряд ли вас туда пустят, - сказала миссис Поуп.
- Да, судя по всему, вряд ли. Надо подумать, что ей послать, кроме цветов. - Но что? Она терялась в догадках, вспоминая свою последнюю встречу с Марсией. Туалетную воду, тальк, кусок очень хорошего мыла - все это Летти приняла бы с удовольствием, если бы сама лежала в больнице, но Марсия? - Может, какую-нибудь книгу? - с сомнением в голосе проговорила она.
- Книгу? - Тон у миссис Поуп был презрительный. - Нужна ей книга, когда посетителей не пускают.
- Да, читать она, наверно, не сможет, - согласилась Летти. И вообще, читает ли Марсия, видал ли ее кто-нибудь с книгой? В библиотеку она ходила совсем с другими целями. Она из тех, кто говорит, что у них нет времени на чтение. А ведь однажды она всех удивила, процитировав какие-то стишки, застрявшие у нее в памяти еще со школьных времен! Тогда, может, послать ей какой-нибудь сборник стихотворений в мягком переплете с красивой картинкой на обложке, конечно не слишком современной… Летти и так и сяк обдумывала это, но в конце концов остановила свой выбор на лавандовой воде - на том, чем можно освежать лоб больному, к которому не пускают посетителей.
- Если ваша мисс Айвори настолько плоха, как мне кажемся, - продолжала миссис Поуп, - тогда она и не будет знать, прислали вы ей что-нибудь или нет. Вы пенсионерка, не забывайте этого.
- А мне все-таки хочется что-нибудь послать, - сказала Летти, рассердившись на миссис Поуп. - Как-никак, а мы работали вместе все эти годы. - В конторе служили две женщины, думала она. Ну пусть они не стали близкими друзьями, но все-таки что-то их связывало… Скучная, однообразная работа, пустая воркотня и дурное настроение, передававшееся мужчинам.
- И работали-то вы вместе, по-моему, всего два-три года, - сказала миссис Поуп. - Не такой уж большой срок.
- Да, но для нас это был важный период в нашей жизни, - сказала Летти, окончательно решив послать флакон лавандовой воды.
Лаванда. Это благоуханье перебило все больничные запахи. Мистер Стронг вспомнил свою бабушку, хотя у нее не было ничего общего с мисс Айвори. Но почему его так удивило, что от мисс Айвори пахнет лавандой? Удивительно другое, то, как он вообще мог уловить запах лавандовой воды при осмотре больной, но этот могучий воскреситель памяти застал его врасплох, и на короткий миг он - хирург-консультант в знаменитой лондонской клинике, врач с доходной частной практикой на Харли-стрит - превратился в семилетнего мальчишку.