7
Дженис каждый раз собиралась с духом перед тем, как пойти к Марсии. Эта ее подопечная была совсем не похожа на тех пожилых леди, которых навещала Дженис, да и термин "пожилая леди" к Марсии не подходил, а в эксцентричности ее нет ни милого чудачества, ни шарма. Но такие всегда попадаются, и надо относиться к ним так, будто они бросают вам вызов: пробейтесь ко мне, разберитесь, что у меня в душе.
Следующий свой визит к Марсии Дженис решила нанести в субботу, но не вечером, а утром. Те, кто работает, по утрам в субботу обычно бывают дома, и у некоторых, только не у Марсии, можно рассчитывать на чашечку кофе, если придешь в удобное для них время. Однако дверь Марсия открыла, и это было уже кое-что.
- Ну, как вы живете? - спросила Дженис и, не дожидаясь приглашения, вступила в переднюю, потому что важно было "получить доступ". - Не трудно вам хозяйничать? - Пыль на столике говорила сама за себя, пол был серый, замызганный. Настоящая "грязь-мразь". Дженис улыбнулась своей шутке. Но улыбаться тут нельзя. Как же она все-таки справляется со всеми своими делами? Хоть бы сказала что-нибудь, пусть любую банальность, вместо того, чтобы нервировать человека своим взглядом. На стуле в передней стояла хозяйственная корзинка. Вот повод, чтобы разговориться, и Дженис с облегчением ухватилась за него.
- Я вижу, вы ходили за покупками?
- Да. Всегда хожу по субботам.
Это по крайней мере обнадеживает - суббота у нее день для покупок, как и у всех женщин. Что же она купила? Кажется, одни консервы. Надо тактично навести критику на ее покупки, подать дружеский совет. Свежие овощи, хотя бы одна капуста, лучше консервированного горошка, а яблоки или апельсины лучше, чем консервированные персики. Она может себе позволить это, просто не желает питаться разумно, - вот самое досадное, самое неприятное в этих людях, к которым ходишь. Но она, правда, лежала в больнице и все еще, как говорится, "под наблюдением врача". А он интересуется ее диетой?
- Я люблю, чтобы дома было много консервированных продуктов, - величественно изрекла Марсия, когда Дженис начала было убеждать ее, что свежие продукты полезнее.
- Да, да, конечно! Консервы - это очень хорошо, особенно если вы не можете выйти из дому или вам не хочется пройтись по магазинам. - Какой смысл навещать таких, как Марсия, если они не желают слушать ваших указаний и советов? Дженис начинала понимать, что вмешиваться в жизнь этой женщины не следует, нужно только приглядывать за ней. И лучше не поднимать вопроса, надо или не надо заниматься домашними делами. Ведь некоторые вообще не любят этим заниматься.
- Ну, так будьте здоровы. Я еще загляну к вам.
Когда она удалилась, Марсия перенесла хозяйственную корзинку на кухню и выгрузила свои покупки. Раз в неделю она покупала несколько консервных банок и теперь не спеша занялась расстановкой их в шкафу. На то, чтобы распределять и сортировать их, уходило много времени; банки можно было расставлять либо по размеру, либо по содержимому - мясо, рыба, фрукты, овощи. В последнюю категорию входили такие не поддающиеся классификации продукты, как томатное пюре, мясной фарш в виноградных листьях (это было куплено по наитию) и манный пудинг. Тут требовался немалый труд, и Марсия занималась этим с удовольствием.
Погода в тот день была хорошая, и она вышла в сад и по густой некошеной траве дошла до сарайчика, где у нее хранились бутылки из-под молока. Бутылки надо было проверять время от времени, а кое-когда даже сметать с них пыль. Случалось, что одну из этих бутылок она возвращала молочнику, однако всегда следила, чтобы запас их не очень уменьшался, потому что в случае какого-нибудь кризиса в масштабе всей страны, а это теперь часто случается, или вдруг война, тогда вполне может быть нехватка молочных бутылок, и мы опять окажемся в таком же положении, как в прошлую войну, когда нам говорили: "Нет бутылки, нет и молока". Приводя в порядок свою коллекцию, Марсия вдруг возмутилась, обнаружив среди посуды "Компании по продаже молочных продуктов" одну постороннюю бутылку - на ней стояло "Окружное молочное хозяйство". Эта откуда взялась? Раньше такие ей не попадались, и молочник, конечно, ее не возьмет - молочники принимают только свои. Она вертела бутылку в руках и, нахмурившись, старалась вспомнить, откуда такая могла попасть к ней. И вдруг ее осенило! Как-то раз Летти угостила ее молоком в конторе. Она ездила к этой своей приятельнице за город, привезла оттуда пинту молока, сама выпила немного, а остальное предложила Марсии. Вот, значит, как это сюда попало. Марсия рассердилась на Летти за то, что та подсунула ей чужую бутылку. Пусть теперь забирает ее обратно.
Увидев, как Марсия выходит из сарайчика с молочной бутылкой в руках, Найджел, молодой человек из соседнего подъезда, вспомнил наставления своей жены Присциллы и решил воспользоваться подходящим случаем, чтобы проявить дружеские, добрососедские чувства к этой женщине.
- Мисс Айвори, хотите, я скошу вам траву? - спросил он, подойдя к изгороди. - Косилка у меня наготове. Хотя, откровенно говоря, такую высокую траву лучше бы косой.
- Нет, благодарю вас, - вежливо ответила Марсия, - мне больше нравится так, как есть, - и ушла в дом. Она все еще сердилась на Летти за молочную бутылку. Конечно, о том, чтобы предложить ей комнату в своем доме, не может быть и речи. Не такой это человек, с которым можно жить под одной крышей.
В тот вечер, притаившись у себя наверху, Летти вслушивалась в то, что творилось за стенами ее комнаты. Эти распевы песнопений и ликующие возгласы говорили не о шумном сборище гостей, ибо ее новый домохозяин, мистер Олатунде, был священнослужителем какой-то секты. "Аладура", - пробормотала мисс Эмбри, но это название ничего не объясняло, кроме непрестанной вереницы посетителей и громких песнопений. Теперь Летти и впрямь почувствовала себя как утопающий - так зримо разворачивалось перед ней ее прошлое, особенно те события, которые привели к теперешнему ее положению. Почему она, англичанка, родившаяся в 1914 году в Молверне, в почтенной английской семье, сидит одна в этой комнате в Лондоне, куда доносятся восторженные клики и песнопения нигерийцев? Наверно, потому, что она не вышла замуж. Не нашлось мужчины, который взял бы ее в жены и заточил в каком-нибудь уютном городке, где песнопения поют только по воскресеньям и не сопровождают их ликующими кликами. Почему это не сбылось? Потому, что она считала любовь непременным условием замужества? Теперь, оглянувшись на последние сорок лет своей жизни, она была не так уж уверена, что не ошиблась. Сколько лет потрачено впустую в надежде на любовь! Она задумалась об этом, потом внизу все смолкло, и, воспользовавшись затишьем, Летти собралась с духом, сошла вниз по лестнице и постучалась - как ей показалось, слишком робко - в дверь к мистеру Олатунде.
- Вы не могли бы чуть потише? - спросила она. - Может быть, люди спят…
- Но христианская вера велит бодрствовать, - сказал мистер Олатунде.
Как на это ответить, неизвестно. Летти не нашлась, что сказать ему, и мистер Олатунде продолжал улыбаясь:
- Вы христианская леди?
Летти запнулась. Первым ее побуждением было сказать "да", потому что она, разумеется, христианская леди, даже если сама бы так не выразилась. Но как описать этому полному жизни, экспансивному черному человеку, что твоя вера - это нечто серое, формальное, респектабельное, то, что проявляется в соблюдении некоторых обрядов и в тепленьком благорасположении ко всем и к каждому. - Простите, - сказала она, отступая назад. - Я не о том… - А о чем же? Глядя на этих улыбающихся людей, которые столпились около нее, она почувствовала, что вряд ли сможет повторить жалобу на их шум.
Вперед выступила красивая женщина в длинном пестром одеянии и в тюрбане. - Мы сейчас ужинаем, - сказала она. - Хотите с нами?
На нее пахнуло сильным пряным запахом, и ей вспомнился Норман. Она вежливо поблагодарила эту женщину, сказав, что уже поужинала.
- Вам, пожалуй, не понравится наша нигерийская стряпня, - с некоторой долей самодовольства сказал мистер Олатунде.
- Да, пожалуй. - Летти отошла от двери, стесняясь этих улыбающихся людей, обступивших ее со всех сторон. Мы совсем не такие, удрученно подумала она. И задала себе вопрос: а как бы поступили при схожих обстоятельствах Эдвин, и Норман, и Марсия? - но ни к какому заключению не пришла. Реакции других людей непредсказуемы, и, хотя она могла себе представить, как легко вписался бы Эдвин в религиозную атмосферу этого вечера и даже принял бы участие в этих обрядах, вполне возможно, что и Норман с Марсией, обычно строго соблюдающие свою обособленность, примкнули бы, как это ни удивительно, к здешней дружелюбной компании. Только она, Летти, осталась в стороне от нее.
8
В конторе было много разговоров о том, в каком положении оказалась Летти, обсуждали, что ей делать, и чем дальше, тем острее становился этот вопрос, особенно когда Мария нашла себе место живущей экономки в одной семье в Хэмпстеде, а мисс Спарджон готовилась к переезду в дом для престарелых.
- Теперь вы будете там совсем одна, - с удовольствием сказал Норман. - Непривычно вам покажется, а? - Может, эта третья беда служила подтверждением его пророчества, что несчастья всегда приходят втроем.
- Ваш новый домохозяин, кажется, священник? - спросила Марсия.
- Д-да, в некотором роде… - Летти представила себе, как отец Лиделл сидит в кресле Марджори, откинувшись на его спинку, закрыв глаза и потягивая орвието, - вот уж ничего похожего на мистера Олатунде. Видно, священник священнику рознь, подумала Летти. - Мне не хотелось бы обижать его, осуждая тех, кто живет с ним, - сказала она. - Сам он, по-моему, очень милый человек.
- Разве у вас нет другой приятельницы, с которой можно поселиться? - сказал Эдвин. - Кроме той, что выходит замуж. - У Летти должна быть уйма друзей, целая армия симпатичных женщин из ЖДС или таких, как прихожанки его церкви - правда, не все, тут надо с выбором. Таких, наверно, полным-полно. Они везде попадаются.
- Лучше всего, когда есть родственники, - сказал Норман. - Родственник обязан помогать. В конце концов кровь не водица, и даже если родство между вами дальнее, все равно можете рассчитывать на помощь.
Летти вспомнила кое-кого из своей родни - тех, с кем она не встречалась с детства. Живут они где-то на западе Англии. Да, эти вряд ли захотят приютить ее у себя.
- А вы никогда не думали пустить к себе жильца? - спросил Эдвин, обращаясь к Марсии.
- Деньги бы пригодились, - вставил Норман. - Когда выйдете на пенсию.
- Мне деньги не понадобятся, - нетерпеливо сказала Марсия. - Обойдусь без жильцов. - "Немыслимо!" - это было первое, что пришло ей в голову в ответ на предложение Эдвина. Приютить Летти! И она вспомнила ту бутылку из-под молока. Да Летти тоже на это не пойдет. Она сама сейчас запротестовала и явно смутилась, испугавшись как за Марсию, так и за себя.
- Есть организации и даже отдельные лица, которые берутся помогать одиноким женщинам, - почему-то вдруг сообщил Эдвин.
- Ко мне иногда заходит молодая особа - воображает, будто я нуждаюсь в ее помощи. - Марсия невесело рассмеялась. - А я, если хотите знать, ни в ком не нуждаюсь, скорее наоборот.
- Но ведь вы лежали в больнице, - напомнил ей Эдвин. - Поэтому они и думают, что вас надо проверять.
- Да! Но проверяться я хожу в клинику к мистеру Стронгу. - Марсия улыбнулась. - Я не желаю, чтобы меня посещали молодые девицы и указывали мне, покупать ли консервированный горошек или нет.
- Приятно все-таки, что о тебе заботятся, - неуверенно проговорила Летти, подозревая, что заботы о Марсии могут распространяться не только на консервированный горошек. - Ну что ж, надеюсь, у меня все наладится, когда я выйду на пенсию, а пока я еще не вышла.
- Но скоро выйдете, - сказал Норман, - а отсюда, с работы, вам будет причитаться не так уж много вдобавок к государственной пенсии. Кроме того, надо учесть инфляцию, - присовокупил он, не объясняя, как это делается.
- Инфляцию-то как раз и не учтешь, - сказала Летти. - Сваливается на нас нежданно-негаданно.
- Вы мне говорите! - сказал Норман и, нырнув в карман, вытащил оттуда чек из магазина самообслуживания. - Вот послушайте! - И он начал свое очередное перечисление. Больше всего ему, кажется, досаждал рост цен на консервированный суп и фасоль, что странным образом выявляло его ежедневный рацион.
Никто на это не откликнулся, никто его не выслушал. Марсия с удовлетворением подумала о своем шкафе, набитом консервными банками, а Летти решила пораньше уйти на обеденный перерыв и съездить автобусом на Оксфорд-стрит за покупками. Один только Эдвин, считая, должно быть, что женщинам следует помогать, продолжал думать о Летти и о ее делах.
День всех святых, 1 ноября, приходился на будни. Была вечерняя служба, прихожан на этот раз собралось много, а в следующее воскресенье Эдвин посетил ту церковь, куда заходил иногда, потому что раньше жил поблизости. После утрени там подавали кофе с печеньем. Он появился тут, преисполнившись забот о Летти.
Приготовление кофе обставлялось торжественно, и заведовали этим все прихожанки по очереди. Они знали Эдвина по его периодическим посещениям их церкви, и, войдя теперь в холодный придел, аляповато разукрашенный членами юношеского клуба, он услышал голос пожилой женщины, возражающей против подачи к кофе печенья.
- Подавать печенье лишнее, - говорила она. - Выпьем горячего кофе, и больше нам ничего не нужно.
- А я люблю пожевать что-нибудь, когда пью кофе, - возразила ей миниатюрная женщина в пушистом сером пальто. - Миссис Поуп никогда не дашь ее лет, это мы все знаем, но пожилым людям ведь не требуется много есть. Если бы знать заранее, что коробка с печеньем пустая, можно было бы пополнить запас, купить его побольше.
Со своим довольно-таки бесцеремонным наскоком Эдвин ворвался в самую середину этой перепалки - У одной из вас, леди, наверно, есть свободная лишняя комната.
Наступило молчание, неловкое молчание, почувствовал Эдвин, и обе женщины начали оправдываться, точно отказываясь от приглашения на свадебный пир: это, собственно, не комната, а чуланчик, там хранится все, что пойдет на церковный базар. И чуланчик может понадобиться, когда приедут родственники. Последняя карта была козырная, но Эдвин не отступился. У него не был заготовлен дальнейший ход, но теперь он понял, что для начала ему лучше всего было бы рассказать о Летти, описать ее положение, подчеркнуть необходимость отдельной комнаты, словом, воззвать к совести и растрогать сердца. Но как описать Летти? Сказать, что она его приятельница? Но ведь никакой дружбы между ними нет. К тому же, поскольку она женщина одинокая, это может родить сплетни. Одна моя знакомая леди? Это звучит слишком игриво и жеманно. Женщина, которая работает у нас в конторе? Вот так, пожалуй, лучше всего. Слова "женщина", "работа", "контора" дают благоприятное представление об особе предпочтительного пола, которая по целым дням на службе и может даже оказаться приятной собеседницей в случае, если иногда и посидит дома.
И Эдвин продолжал, перейдя на доверительный тон - Понимаете, как обстоит дело… Одна женщина - она работает у нас в конторе - попала в довольно затруднительное положение. Дом, где она живет, продан вместе с жильцами, теперь там новый хозяин со своей семьей, она к таким не привыкла, они несколько шумные…
- Черные? - сказала, как отрезала, миссис Поуп.
- Да, собственно, это так и есть, - кротко признался Эдвин. - Но заметьте, мистер Олатунде прекрасный человек и до некоторой степени священник.
- Как это так? - спросила миссис Поуп. - Или он священник, или он не священник. Никаких степеней тут быть не может.
- Он священник какой-то африканской религиозной секты, - пояснил Эдвин. - А их службы не совсем такие, как у нас. Они громко поют, вскрикивают.
- А эта женщина… леди? Я полагаю, ее можно так назвать?
- Да, разумеется. В этом смысле никаких оснований для беспокойства, - небрежно проговорил Эдвин, чувствуя, что Летти, безусловно, подходит под такое определение, если применять к ней эту мерку.
- Значит, в том доме для нее слишком шумно?
- Да, конечно, потому что сама она человек очень спокойный.
- Собственно, у меня есть большая задняя комната, а когда в доме еще кто-то живет, это может быть весьма кстати.
Эдвин вспомнил, что миссис Поуп проживает одна.
- Упадешь с лестницы, споткнешься о ковер, а встать не сможешь…
- Часами так пролежишь, пока кто-нибудь придет, - подхватила миниатюрная, пушистая.
- Кости теперь стали такие хрупкие, - сказала миссис Поуп. - Перелом может привести к серьезным осложнениям.
Эдвин сообразил, что они удаляются от темы. Ему хотелось довести дело до конца и чтобы Летти получила комнату. Правда, миссис Поуп стара, но она активная, самостоятельная, а Летти как женщина, конечно, сможет оказать помощь, если хозяйка заболеет или с ней стрясется какая-нибудь беда. Он уже видел, как дальнейшая жизнь Летти подчиняется церковному распорядку. Сегодня День всех святых, потом День усопших; в поминовении всех святых и усопших каждый может принимать участие. Потом Введение во храм и быстро, пожалуй, слишком быстро следом за ним - Рождество. Затем День подарков, день святого Стефана, но его редко отмечают, если только это не престольный праздник; потом День избиения младенцев, Иоанн Евангелист и Крещение. За Обращением святого Павла и Сретением господним (когда поют одно из менее торжественных песнопений Кибла) вскоре последуют воскресные службы перед Великим постом, но тогда вечера становятся короче. Первый день поста, среда - это важная дата: вечерняя служба и помазание прахом, черный мазок на лбу: "ибо прах ты и в прах возвратишься". Некоторым это не нравится - считают такой обычай "мрачным" или "не очень приятным".
- В задней комнате у меня раковина с горячей и холодной водой, может иногда принимать и ванну. Не нужна же ей ванна каждый вечер. - От частого мытья портится кожа, горячая вода сушит жировые вещества… Миссис Поуп склонялась к тому, чтобы взять к себе Летти, Эдвин же был занят тем, что пропускал ее сквозь церковный календарь. На вопрос, часто ли ей понадобится ванна, он вряд ли мог бы ответить.