Тренер торопил. Он смог сделать, казалось, невозможное: нашёл даже не комнату, а временную квартиру, хозяева которой находились в длительной загранкомандировке. К тому же он фактически решил вопрос с институтом для Тани. Даже для отца было найдена вакансия инженера-нефтяника в совсем не нефтяном городе. Ну, и совсем уж не возникло трудностей с работой для Ольги Николаевны.
Последняя встреча происходила накануне отъезда. Таня виновато тупила глаза. Адам держался спокойно, хотя давалось ему это нелегко.
- Вот наш новый адрес... возьми Адамчик,- Таня протягивала листок, вырванный из записной книжки.
Адам несколько раз повторил адрес про себя и порвал бумажку.
- Так будет лучше,- пояснил он свои действия.
- Ужас!... Неужели ты думаешь, что они меня и там могут преследовать?- Таня так и не могла поверить.
- Не знаю... Но перед всеми родственниками я теперь буду выглядеть как не мужчина, раз девушка, с которой я так долго знаком, вдруг собралась и уехала... У нас, если мужчина бросает в такой ситуации, родственники девушки должны его найти и убить. А вот если наоборот... Такого у нас вообще никогда не бывало. У нас это воспримут как невиданное оскорбление, насмешку. А уж меня... Ну ничего, переживу.
- Господи как всё ужасно... Но мы же не навек... Ведь ты же наверняка когда-нибудь будешь в Киеве... Господи, неужели даже переписываться нельзя... ну что это такое... Адам я уверена, у нас всё устроится. Надо немного подождать... до Москвы, до Олимпиады. Помнишь, ты говорил, было бы здорово, если бы и я и ты выступили на Олимпиаде. А если и не получится... у нас же жизнь впереди, тебе девятнадцать, мне семнадцать... я не сомневаюсь, мы будем вместе, а сейчас... такие обстоятельства. Надо просто потерпеть. Как ты думаешь?
Адам со скептическим выражением покачал головой:
- Не знаю... хорошо бы... Провались к шайтану весь этот ирреальный мир! Найти бы такое место, где ни чеченцев, ни русских, ни каких других, а есть просто люди!- Адам с силой сжимал свои большие кулаки. Потом он разжал один и смущённо протянул Тане.- У нас не принято как у вас говорить о любви... Это считается недостойным мужчины, но я...- Адам покраснел, его плечи ссутулились – он не походил сам на себя.- Возьми пожалуйста... на память обо мне,- он протягивал ей старинное кольцо с искусной инкрустацией.
Таня, уже не сдерживая слёз, кинулась Адаму на шею. Они сидели в парке на "своей" скамейке и Адам стыдливо оглядывался, но не отстранял Таню, хоть и чувствовал на себе взгляды редких прохожих, как правило недоброжелательные.
- Оно же, наверное, дорогое... какое красивое.
- Да это очень старое кольцо.
- Тебе же попадёт за него... может не надо?- встревожилась Таня, утирая слёзы.
- Возьми, я прошу тебя,- твёрдо произнёс Адам.
- Хорошо... только я... Вот возьми,- она сняла с шеи золотой медальон в виде Козерога, своего знака зодиака и протянула Адаму...
Февраль 2000 года.
Вечером, нагруженная сумками Татьяна Алексеевна усталой походкой возвращалась домой. Пока ехала чуть не заснула в вагоне метро. Она нечаянно привалилась к плечу сидящего рядом.
- Жинка, вы держитеся,- отстранился пожилой мужчина, и пытливо посмотрел на неё, - он явно ждал на каком языке она ответит.
- Выбачтэ, будь ласка, за турботу... - прошептала Татьяна Алексеевна.
Сосед, видимо, не уловил акцента и отвернулся...
Москалька... С тех пор как рухнул Союз и Украина стала незалежной, всех кто не говорил или плохо говорил на мове здесь презрительно именовали москалями. На работе тренеров заставляли общаться и проводить занятия только на украинском. Таня всегда хорошо училась и мова давалась ей легко, но нет-нет и она забывалась, и тогда... Ни какие заслуги советских времён, в том числе и звание призёра Спартакиады народов СССР в составе украинской сборной в счёт не шли – на ней словно отпечаталось клеймо: москалька. И хоть она чисто изъяснялась на мове, клеймо ощущала повсюду, везде. Ей казалось, что даже в семье оно жгло её – её муж и дети, сын и дочь были украинцами.
Когда Татьяна Алексеевна уже подходила к своему подъезду, из тёмной арки ей навстречу шагнул мужчина с поднятым воротником зимней куртки. Она в испуге отпрянула.
- Извините... Вы Таня...? Я Зия, вы должны меня помнить, я брат Адама.
- Что?... Зия?... Ах да.- Татьяна Алексеевна совершенно растерялась.
- Вот возьмите... Адам... он велел это вам отдать,- мужчина протягивал медальон в виде Козерога на цепочке.- Он носил его до конца.
- Как до конца... что с ним случилось!?...- Татьяна Алексеевна опустила сумки прямо на грязный снег.
- Когда выходили из Грозного, наш отряд шёл через минное поле... были очень большие потери. Адама ранило осколком мины, но он всё равно нёс на спине раненого товарища. Мы прошли мины, и тут же попали под артобстрел. Здесь Адама уже ранило тяжело, в голову. Я его тащил. Если бы я был так же силён как он... но я не смог... Он умер на моих руках... Перед прорывом он сказал мне, что если погибнет... он велел отдать вам это,- Зия кивнул на медальон.- ... На войнах, и на первой, и на этой он как специально смерти искал...
Зия ушёл, а Татьяна Алексеевна так и стояла, оцепенев возле своих сумок. Она беззвучно плакала, глядя на медальон... единственно реальную для неё вещь в этом ирреальном мире.
ПИРРОВА ПОБЕДА
повесть
Гуля сидела на кухне и, выкроив кусок столешницы, "подбивала" баланс по итогам торговли своего магазина за прошедший месяц. Из комнаты слышались звуки телевизионной перестрелки - это дети смотрели американский боевик по НТВ. Старший, двенадцатилетний Азиз, комментировал происходящее на экране, как и подобает мальчишке, громко, взахлёб, младшая, восьмилетняя Зуля, лишь изредка испуганно взвизгивала, когда, видимо, на экране происходило что-то страшное.
Гуля не запрещала детям по вечерам смотреть боевики. Она хоть и являлась чистокровной азербайджанкой, но родилась и выросла не в провинции, а в Баку, училась в русской школе, закончила республиканский нархоз. То есть, по воспитанию она до развала Союза была советским человеком, и вот уже тринадцать лет в ней постоянно сталкивались эти два начала, советское и азербайджанское. С переездом в Москву, всё чаще верх одерживало азербайджанское. Тем не менее, детей по вечерам от телевизора она не отгоняла.
Увы, производимые вычисления не приносили удовлетворения. За последний месяц доход от торговли едва перевалил за пятьдесят тысяч рублей, из которых шесть предстояло заплатить продавщице Фатиме, не менее пятнадцати за аренду и различным "сосущим" типа СЕС, участоковому, пожарным и т.д., десять отправить родителям в Баку - они распределят между тамошними родственниками, обязательный "взнос" в фонд местных московских родственников, который курирует её родной брат Фазиль - тоже десять. В общем, на жизнь оставалось всего-ничего, не говоря уж о том, чтобы что-то отложить на будущее.
Впрочем, Гуля уже давно предчувствовала такой поворот событий, но всё же надеялась на какое-то чудо, на то что Аллах смилостивится над ней и её детьми, но, увы. Бег мыслей прервал очередной вскрик Зули. И на прежние неприятные размышления тут же наложились другие - дочь сегодня пришла из школы в слезах, пожаловалась, что одноклассницы опять обозвали её "черножёпой"... Азиз, он мужчина, он никогда не жаловался, хотя наверняка и его за эти пять лет учёбы в московской школе не раз так же обзывали. Да и не только обзывали - сын несколько раз приходил домой с синяками, но ни разу не пожаловался.
Именно совокупность этих двух неприятностей подвигло Гулю к принятию решения, вынашиваемого уже давно. Сейчас она решилась - терпеть дальше уже невозможно, надо начинать действовать. Раз её бывший муж не в состоянии ни защитить, ни обеспечить материально её детей, то это должна сделать она. Кто бы мог подумать, что муж по приезду в Москву так быстро скурвится. Какой позор, азербайджанец пристрастился к водке, пил вместе с русскими алкашами, втихаря воровал бутылки из своего же магазина. Нет, не для того она здесь работала, стояла за прилавком, вела бухгалтерию, унижалась перед "сосущими", иной раз сама и товар с машины таскала, чтобы муж, за котором она, как и положено восточной женщине, должна была чувствовать как за каменной стеной... Так вот этот самый муж, готов пропить всё, что она добывала таким нелёгким трудом. Нет, не по-мусульмански поступила Гуля, она выгнала мужа и стала полновластной хозяйкой. Магазин ведь записан на неё - не его нищие родители дали деньги, а её. Родители дали денег, а брат, давно живущий в Москве, помог ей открыть магазин в одном из спальных районов. В том же доме она с детьми жила в квартире, купленной вскладчину московскими родственниками для таких вот случаев, когда кому-то из родичей приезжающим из Азербайджана требовалось временное жильё в Москве. Но Гуля жила уже пять лет в этой квартире и, увы, не имела возможности с неё съёхать и только благодаря положению брата ей пока не напоминали, что она слишком долго злоупотребляет "гостеприимством". Она бы давно купила свою квартиру и съехала с этой "гостиницы", если бы не муж. В основном из-за него Гуля не смогла пока что накопить нужной суммы денег. Сейчас муж где-то в Подмосковье, дороги строит, и пусть. И среди азербайджанцев изредка попадаются такие вот уроды. Кому сказать, что азербайджанец с отбойным молотком в грязной спецовке... Одно слово - позор нации.
И вот теперь ей, женщине, приходиться одной заботится и о себе, и о детях, отстаивать своё дело, бизнес. Гуля вновь углубилась в расчёты. Судя по всему, если и дальше пассивно ждать "от моря погоды", в следующем месяце уже не получится и пятидесятитысячного дохода, и по прошествии времени, в конце-концов, магазин придётся закрыть, продать. Продать то, с чем она уже сжилась, что далось так тяжело, с такими муками, ну всё равно как ребёнок. Пять лет назад ради этого "ребёнка" пришлось преодолеть массу препонов, извести на всевозможных чиновников столько взяток. Она с помощью брата пробила эти "стены", открыла магазин и дело пошло. Уже на второй год Гуля отдала почти все долги, регулярно посылала деньги родителям и делала взнос в родственный фонд здесь в Москве. Но тут начал пить муж. Целый год длилась эта эпопея-агония, стоившая Гуле и денег, и нервов. Мужа пытались сначала вразумить, усовестить, потом лечить, вызывали из Азербайджана его родителей. Ничего не помогло, и Гуля с ним порвала, хоть многие родственники и были против. Освободившись от обузы, она вся ушла в работу, и дело вновь наладилось. Правда пришлось срочно выписывать дальнюю родственницу, Фатиму, из Азербайджана, из деревни - одна Гуля просто не могла всё время стоять за прилавком. Эту, не сумевшую выйти замуж уже сорокалетнюю старую деву, долго пришлось учить и русскому языку и просто считать... В общем, тоже затрата нервов, но даже самая плохая родственница для Гули была куда лучше наёмной продавщицы, русской или украинки. Однако родственнице пришлось предоставить и угол в квартире. Она, правда, помогала и по дому, но Гуля всё же хоть и молча, но всё с большим трудом терпела эту молчаливо-тупую Фатиму чуть не круглые сутки, и в магазине, и дома.
Третий - четвёртый год работы магазина стали самыми прибыльными, в лучшие месяцы достигая семидесяти- семидесяти пяти тысяч рублей. С этих денег Гуля уже могла не только со всеми расплачиваться, но и откладывать, копить на приобретение собственной квартиры в Москве. Почему в последний год прибыль резко упала? Не надо высшего экономического образования Гули, чтобы это понять. Причин было две. Её магазин находился на первом этаже большого многоподъездного двенадцатиэтажного дома, напротив и по бокам располагались ещё один такой же и три двадцатидвухэтажных "башни". Эти пять огромных домов образовали внутренний двор, куда выходили их подъезды. Несколько тысяч жильцов каждый день из этих подъездов шли по своим делам. Ещё полтора года назад единственным продовольственным магазином во дворе был магазин Гули. Он невелик и ассортимент товаров ограничен. Но самые необходимые: хлеб, молоко, яйца, некоторые виды колбас, напитки, мороженое, жвачка... и конечно спиртное, здесь имелись всегда. Так вот, ещё полтора года назад весь двор, в основном, все это покупали здесь, у Гули - ближе магазина просто не было. Даже те, кто демонстративно не хотели покупать у "чёрных", вынуждены хотя бы тот же хлеб брать здесь. Тут же рядом, прямо из квартиры спуститься на лифте и по двору пройти от подъезда кому двадцать, кому пятьдесят метров и вот он магазин. До другого уже метров двести, до него в тапочках и спортивном костюме не пойдёшь, туда надо собираться, одеваться... И всё бы хорошо, если бы полтора года назад не появились у Гули конкуренты. Какой-то тамбовский мужик, где-то сумевший сколотить денжишки, тоже открыл свой магазинчик с тем же примерно ассортиментом товаров. Открыл, правда, не на очень удачном месте, не внутри двора, там помещений для сдачи в аренду уже не осталось, а с внешней стороны, на месте разорившейся парикмахерской. Людям из подъездов ходить туда было не очень сподручно. Тем не менее, Гуля сразу почувствовала, что её прибыль стала постепенно снижаться. Из месяца в месяц она недосчитывала пару-тройку тысяч и вот уже снижение почти на двадцать пять тысяч. То, что ярые кавказофобы предпочитают конкурентов, с этим Гуля готова была смириться, их не так уж много. Но во вновь открывшийся магазин ходило всё больше и больше народу, причём особенно много мужчин. Гуля решила выяснить, в чём дело, чем там переманивают потенциальных покупателей, и зашла к конкурентам.
Помещение этого магазина было значительно меньше гулиного. Товар на витринах располагался крайне тесно. Ещё теснее было покупателям, более трёх человек там вряд ли бы смогли поместиться. В гулином магазине свободно располагалась очередь из десятка покупателей. И, тем не менее, в эту "тамбовскую" конуру ходило всё больше народу, особенно, как уже упоминалось, мужчин. И это несмотря на то, что ходить туда не очень удобно, так как необходимо выходить со двора и потом отовариваться в такой тесноте. Гуля сразу поняла причину, по которой мужики предпочитают идти лишние десятки метров и толкотню в тесноте, за тем же товаром по таким же ценам. Да-да, причина самая банальная - эта оказалась продавщица за прилавком, по слухам, родственница хозяина, лет тридцати, далеко не классическая красавица, но, как говорят, весьма смотрибельная, по-русски аппетитная, в теле. К тому же тамбовчанка одевалась в вельветовые брюки, обтягивающие роскошные бёдра и полные ноги, короткую кофточку, которая всякий раз, когда она протягивала руку за каким-нибудь товаром, приподнималась, обнажая красивый нежный живот. На это и устремляли свои взоры, всё равно за чем приходящие в этот магазинчик мужики, и всякий раз когда жёны, например, посылали их за буханкой хлеба, они, конечно, предпочитали пройти лишние метры и выйти со двора наружу...
Увы, Гуля не могла ответить тем же, хоть и была не намного старше этой тамбовской продавщицы. И не только потому, что мусульманским женщинам строго-настрого воспрещается в любом виде соблазнять мужчин, нет, она никогда не была, да и не стала ревностной мусульманкой, даже когда после развала Союза это стало модным. Просто она никогда красотой не отличалась: невысокая, сухопарая, остролицая, что-то вроде актрисы Лии Ахеджаковой в соответствующем возрасте. Мужеподобная Фатима ещё в меньшей степени "притягивала" мужской глаз, недаром осталась старой девой.
Не успела Гуля прикинуть, как ей бороться за покупателя во вновь сложившихся условиях, ещё один "удар" последовал совсем с неожиданной стороны, со стороны рядом расположенной школы, которая и без того стоила Гуле немало испорченной крови из-за её учившихся там детей. Как-то, в начале прошлого учебного года в магазине появилась пожилая женщина со строгим лицом в столь же строгом сером костюме и, глядя через презрительно сузившиеся глаза, поинтересовалась:
- Вы хозяйка этого магазина?
Могла бы и не спрашивать, ведь они знали друг друга. Гуля не могла не знать директора школы, в которой учились её дети, ну а та, хозяйку расположенного рядом магазина, в который на каждой перемене десятками устремлялись её ученики. Потом директриса тем же менторским тоном стала обвинять Гулю в том, что она де продаёт спиртное старшеклассникам, и что если это не прекратится, она дойдёт до Управы и добьётся закрытия магазина. Гуля тогда настолько оторопела, что в ответ не смогла сказать ничего вразумительного, но испугалась не на шутку. Она знала, как плохо относится директриса к выходцам с Кавказа, как трудно им бывает устраивать в эту школу детей. Гуле тоже пришлось нелегко, хоть она и жила на микроучастке данной школы, имела все нужные справки и документы. И всё равно пришлось трижды сходить в школу, прежде чем приняли Азиза, не меньшие были трудности и с устройством дочери. После визита директриссы, Гуля не мешкая позвонила брату и взволнованно поведала ему об угрозе.
- Не беспокойся, мы в Управе хорошо подмазали и там эта директорша ничего не добьётся,- успокоил брат.
В ответ Гуля, несколько приободрившись, дала волю своим чувствам и эмоциям:
- Если эта старая лошадь ещё раз заявится я молчать не буду, я ей всё скажу. Видите ли, водку я им продаю. Это не ко мне, а к их родителям и своим учителям пусть претензии предъявляет. Да продаю, и буду продавать, и не потому они пьяницами станут, не у меня так в другом месте купят. Почему-то ни один кавказский мальчишка за водкой не приходят, одни русские. Знаешь, что мне эта кляча заявила? Что я намеренно спаиваю русскую молодёжь. Да она сама спивается, а нас и в этом виноватыми хотят сделать. Сама в школе развела национализм, а я ещё должна за их детей-пьяниц отвечать. Нет, я ей всё скажу, почему из ваших школ столько пьяниц, наркоманов и проституток выходит? Не умеете воспитывать детей, не беритесь...
Увы, брат не поддержал Гулю. За долгие годы жизни в Москве он, конечно, многого добился, но стал уж очень осторожным. Гуля удивлялась: как же Москва изменила её когда-то такого уверенного в себе, бесстрашного брата. Хотя... видя, как изменился здесь её собственный муж за какие-то два-три года, она констатировала, что не только азербайджанцы воздействуют на Москву, иногда и Москва на них. Так вот, брат предостерёг Гулю от слишком громких публичных выступлений, ещё раз заверив, что Управу, если что, он возьмёт на себя. Гуля рассказала ему и о конкурентах. Но здесь брат отказался, что-либо предпринимать вообще:
- Ну что я могу сделать? Они же имеют такое же право, как и ты открыть магазин. Не бойся, я знаю русских, они долго не продержаться, они же не умеют так торговать как мы. Так что просто наберись терпения.
Гуля промолчала о том, какими "средствами" конкуренты отбивают у неё покупателей, но на брата всё равно обиделась, так как ждала от него более действенной помощи. Тем не менее, следующие зиму и весну она пережила более или менее нормально. Директриса её больше не беспокоила, отток покупателей к конкурентам хоть и имел место, но с этим можно было мириться. И она со всем этим мирилась до тех пор, пока директриса неожиданно не нанесла мощный удар по её торговле... удар, что называется "под дых"...
2