На виллу Теренция мы вернулись ближе к ночи, когда клонившееся к закату солнце окрасило ее стены нежно розовым. Вечный город готовился ко сну, чтобы подняться с рассветом. Прогулки по его ночным улицам романтическими назвать было трудно, утром на их мощенных булыжником мостовых находили трупы, и не только бродяг. Встретивший нас у порога раб проводил меня в отведенную комнату, где уже стояли таз и кувшин с водой. После умывания, и все так же молча, предложил следовать за ним в одно из дальних помещений, которое, как я понял, можно было считать личными покоями хозяина. В центре маленького зала был накрыт стол и стояло три табурета. Есть хотелось страшно, но отщипнуть от сухой лепешки или кинуть в рот финик я постеснялся.
Так и слонялся в одиночестве из угла в угол, рассматривая на стенах фрески, пока в дверях не появились Синтия и сенатор. Женщина выглядела скованно, в то время как на отяжелевшем лице Теренция при желании можно было прочесть нечто похожее на дружелюбие. Если такое в принципе возможно. Сев за стол, он пригласил нас к нему присоединиться и хлопнул в ладоши. Все тот же согбенный раб внес в зал кувшин с вином, которым мы и запивали трапезу. Ели чинно, в молчании, изредка обмениваясь с Синтией быстрым взглядом. Сенатор вкушал еду, глядя себе в тарелку. Наконец грудой мяса и жира выпрямился и уперся в меня глазами. Произнес веско, как человек, привыкший, что словам его внемлют со вниманием:
- Синтия мне рассказала! Возможно…
- Дэн! - привычно подсказала женщина, попадая в ритм его речи.
- Возможно, Дэн, я должен был бы перед тобой извиниться, но, когда ты меня выслушаешь, поймешь, почему я этого не делаю. Ты человек неглупый и, как оказалось, решительный, так не будем ходить вокруг да около. Пространные речи хороши, когда надо заболтать до неузнаваемости правду, мне же нужна ясность. Мир, в котором мы живем, превосходит жестокостью схватки бойцовых псов. Людям, исповедующим благородные принципы, надо держаться друг друга. Власть императора, да пошлют ему боги здоровье и процветание, каменной плитой лежит на плечах народа, а находятся еще и краснобаи, отбивающие на ней чечетку. В сравнении с их аппетитами пир хищников представляется трапезой времен великого христианского поста. Идеалы, о которых говорит Бог твоих единоверцев, попраны и забыты, а все потому, что власть сконцентрирована в руках группки негодяев, заботящихся лишь о собственной наживе… - Теренций промочил горло глотком вина. - Я говорю тебе об этом, потому что, надеюсь, мы разделяем базовые человеческие ценности. Ты мне сразу приглянулся: открытое лицо, честные глаза, а теперь я знаю, что на тебя можно в трудном деле положиться. А от дела этого, говорю без ложного пафоса, зависит будущее Рима, а может быть, и всей европейской цивилизации…
В зал вошел раб с новым, расписанным красками кувшином. Сенатор замолчал и хранил молчание всё то время, пока слуга разливал по кубкам вино. Поднес свой к губам.
- Фалернское! - Посмотрел с прищуром вслед слуге. - Так вот…
- Дэн! - вставила Синтия, не дожидаясь приглашающей паузы.
- Как ты знаешь, - не обратил на ее подсказку внимания Теренций, - рыба тухнет с головы! Император Домицил, да пошлют ему боги здоровье и процветание, в сестерций не ставит мнение лучших умов государства, откровенно пренебрегает Сенатом. Сволочь, между нами говоря, отъявленная, каких поискать. Народ под ним кровью харкает, нет его страданиям ни конца, ни края. Видя страшную несправедливость общества, не потерявшие совесть люди пришли к мнению, что единственная возможность вернуть страну на путь демократических преобразований - убрать Домицила, да пошлют ему боги здоровье и процветание! Идеал республики, каковой был Рим во времена своего становления, живет в сердцах лучших его граждан…
Теренций нахмурился и совсем другим, деловым, тоном осведомился:
- Понимаешь, о чем веду речь?
Под его пристальным взглядом я почувствовал себя неуютно.
- Завтра, - продолжал сенатор, - выпадает редкий случай, когда Домицил, да пошлют ему боги здоровье и процветание, обратится с ежегодным посланием к стране…
- Но меня к нему и на версту не подпустят! - пожал я плечами. - Меня, чужака…
Теренций согласно кивнул:
- Верно говоришь, после той неприятности, что случилась с Цезарем, императоры в Сенат без охраны ни ногой! К слову сказать, Юлий тоже пострадал за амбиции стать единоличным хозяином страны и основать правящую династию. Но тут есть один нюанс… - Бросив взгляд на Синтию, сенатор неожиданно улыбнулся. - Ты, Дэн, как две капли воды похож на его усопшего знакомого! Любопытство заставит императора приблизиться, он хорошо знал покойничка…
Не большой любитель рыбалки, я тем не менее слышал о ловле на живца. Отведенная мне роль особого энтузиазма не вызывала: не успеешь хвостом вильнуть, как тебя проглотят, а в моем случае проткнут железом. А если после этого выживешь, не раз об этом пожалеешь.
- У меня есть выбор?
Сенатор покачал головой.
- Но мне хотелось бы, чтобы ты отчетливо понимал, ради чего рискуешь жизнью, - простер по-отечески руку, но я сидел слишком далеко, чтобы меня обнять. - Не так часто выпадает человеку шанс сделать что-то для народа! Только представь, пройдет тысяча лет, пройдет две, а люди с благодарностью будут вспоминать, что ты избавил мир от кровопийцы Домицила, да пошлют ему боги здоровье и процветание. Мы все уйдем в небытие, а ты останешься жить в веках, твоим именем назовут города, улицы, пароходы…
Последние, возможно, я добавил от себя, голова шла кругом. Есть те, кто в историю входят, я вечно в нее влипаю. Перевел взгляд на Синтию. Она прятала глаза, притворялась, будто рассматривает свои холеные, унизанные кольцами пальцы. Не то чтобы я Теренцию не поверил - не верят, когда тебе обещают жизнь, он же посылал меня на смерть. Сложившийся образ сенатора плохо вязался с выспренним тоном его речи. Впрочем, моя реакция могла быть вызвана свойственной нормальным людям аллергией на политиков. Понимая сказанное им умом, я чувствовал, что сердцем не могу проникнуться благородством цели. Хотя, если честно, моего согласия никто и не спрашивал.
Сидевший памятником себе, Теренций порылся в складках тоги и положил перед собой нож. Подтолкнул его по столешнице ко мне. Действуя как сомнамбула, я вытащил клинок из ножен и внимательно его осмотрел. Обоюдоострый, с желобком посредине лезвия, он был красив. Если оружие убийства может быть красивым.
Сенатор внимательно за мной наблюдал.
- Всего один удар, Дэн, на второй не будет времени! Вход в Сенат с оружием запрещен, Юлия Цезаря закололи заточенными палочками для письма. Я передам тебе кинжал в колоннаде, перед тем как представить императору…
Еще вопрос, хватит ли времени на первый! - мелькнуло у меня в голове, но отстраненно, как если бы убивать предстояло кому-то другому. Вложил нож в ножны и протянул Теренцию. Прежде чем спрятать, тот взвесил его на ладони. Поднялся с жалобно скрипнувшего табурета и облаченной в тогу тушей двинулся к двери.
Обернулся, сложил губы в подобие улыбки:
- Думаю, желать вам двоим спокойной ночи было бы лицемерием!
13
На чемпионате мира по метанию бисера перед свиньями я был бы в призах, но в беге перед паровозом Майский мог бы дать мне фору. Суетной малый, стоило писать вечером письмо, если утром собрался звонить? Да еще в то время, когда все нормальные люди нежатся в постели и досматривают сны, пуская сладкие слюни!
Говорил так, будто мы знакомы целую вечность и еще две недели. В течение первой минуты пять раз упомянул скороговоркой какого-то Адриановича, и только на шестой я догадался, что он имеет в виду Фила. Феликс Адрианович рекомендовал… Феликс Адрианович придерживается мнения… Феликс Адрианович обратил особое внимание… Тьфу! Содержательная часть его сбивчивой речи свелась к тому, что он ждет меня в своем офисе в семь вечера. А еще я узнал, что зовут режиссера Леопольдом Арнольдовичем. Человек, как оказалось, не лишенный чувства юмора, он так прямо и сказал: мультфильм про кота и мышей видели? Значит, имя мое не забудете! Фамилию запомнить еще проще: коты по весне орут какие?.. Мартовские, а я - Майский!
Но сон, паразит, сдернул с меня, как со спящего одеяло. Если, конечно, это был сон. Положив трубку, я все еще видел глаза женщины. Взгляд ее тревожил и манил, а сердце сладко щемило от предчувствия возможного счастья. Что же за напасть такая, думал я, цепляясь за край волшебной ткани, но она расползалась под пальцами словно ветошь. Стоит нам с Синти остаться одним, как появляется бывший пионер, а теперь вот этот то ли мартовский, то ли майский! Взрослые мужики, неужели надо что-то объяснять. Сумел в конце концов снова задремать, но увидел лишь навеянных словами Леопольда котов. Держа хвост пистолетом, они ходили вокруг меня кругами, оценивали, подхожу ли для их стаи, но появившаяся невесть откуда женщина в отделанной золотом тунике их разогнала. Обернулась… Аня!
Проснулся разбитый и печальный, как будто потерял что-то важное без надежды найти. Таким же пустым и бездарным оказался и тянувшийся, как удав по негашеной извести, день. Бродил по квартире потерянный, забил от нечего делать продуктами холодильник и даже хотел немного прибраться, но вовремя передумал. В таком расхристанном состоянии в продюсерский центр и заявился.
Скучавшая на ресепшене секретарша проводила меня до порога комнаты и, как если бы впускала в клетку с тигром, распахнула одним движением дверь. Сама не вошла. Подозреваю, что если бы обернулся, то увидел, как она крестит мою спину. Впрочем, это были, как всегда, мои фантазии, в то время как реальность приняла образ склонившегося над заваленным бумагами столом мужчины. Он был высок, худ и носат. Ярко-фиолетовая блуза на костистых плечах висела, словно на вешалке, в то время как джинсы Майский - а кто же еще? - носил заправленными в ковбойские, на высоком каблуке, сапоги. Судя по судорожным движениям и недовольному выражению лица, режиссер был на грани истерики. Так, должно быть, пересчитывая золотые дублоны, чах над златом скупой рыцарь.
- Доннер веттер, - бормотал он, погружая руки в бумажные завалы, - кого там еще принесло! Всех к чертовой матери повыгоняю! Развели бардак, никогда ничего не найдешь… - и, не поворачиваясь и не глядя на меня, прорычал: - Если по делу, то входите! Я не кусаюсь, по крайней мере пока…
Поскольку дверь за моей спиной стремительно захлопнулась, его слова не показались мне лишними. Режиссер между тем выхватил с победным видом из груды макулатуры документ и поднес, подслеповато щурясь, к свету. Хвостик его порядком уже поредевших и пегих от седины волос был схвачен на затылке аптекарской резинкой.
- Вот дьявол, не то!
Бросив в сердцах бумагу, Майский повернулся в мою сторону. Длинную жилистую шею обвивала тряпка цвета детской неожиданности, плохо, мягко говоря, гармонировавшая с синей рубашкой и веселенькой расцветочкой блузы. Приблизился, ступая по-петушиному, и, взяв меня под локоток, повел к столу.
- Как считаете, Феликс Адрианович одобрит, если я включу в программу шоу стриптиз трансвеститов? Думаете, нет? - подобрал обиженно губы. - Чем в таком случае еще я могу привлечь переевшую телевизионного говна публику! Все, какие есть, извращения давно уже на голубом экране, прямо хоть сам лезь на шест…
Зрелище исполняющего стриптиз Майского было точно не для слабонервных, стадионы он бы не собрал. Говорить ему об этом я не стал, удивительным образом Леопольд был мне симпатичен. Впрочем, если бы даже захотел, шанса открыть рот он мне не дал. Подергав себя за мочку уха, склонил набок голову.
- Нам с вами вместе работать, так чтобы понимать! - Заглянул в глаза. - Скажите, что вас подвигло на такую… эээ… хотел сказать, дурость, но выражусь иначе: экстравагантность? Жить не хочется? Или не на что и не с кем? Или на миру и смерть красна?.. - И, как будто поистратив клокотавшую в нем энергию, спокойным тоном поинтересовался: - Курите? Тогда курите! Я лично табак не употребляю. Берегу здоровье. С этой работой его и так мало осталось, а тут еще папиросы! Картежники говорят: перебор! Вы, кстати, не играете? В блэк-джек или в преферанс? А я, бывает, не прочь снять стресс, только казино позакрывали. А с другой стороны, правильно сделали: зачем они нам, когда жизнь - рулетка. Причем русская!
Бросил ненавидящий и в то же время затравленный взгляд на гору бумаг. Чтобы мои слова звучали с иронией, пришлось сделать над собой усилие:
- Вы, я вижу, не сомневаетесь в летальном исходе шоу?
Стареющий плейбой поднял кустистые брови.
- А вы?.. Народец у нас взбалмошный, никто не знает, когда шлея попадет ему под хвост! Каждому второму не мешало бы отдохнуть в Кащенко… - Взял меня за пуговицу рубашки с таким видом, будто собирался ее оторвать. - Я вам вот что скажу: если спросят, не выбирайте виселицу, уж больно она не эстетична! Больно?.. - Удивился уместности слова. - Именно! - Покрутил, будто примерял петлю, морщинистой шеей. - Должно быть чертовски неприятно! По мне, так лучше гильотина: тррр-ах, и финита ля комедия! Но Феликс Адрианович к окончательному решению еще не пришли…
Упоминание Фила во множественном числе не показалось мне ни странностью, ни издевкой, а выражением глубокого уважения. Должно быть, в глазах Майского он стоял где-то на одной ступени с ангельским чином Властей, а если ниже, то не намного. А может, и правда, стоял, мне-то откуда знать. В шоу-бизнесе люди зависимы, а не только завистливы, из них мало кто дышит не за деньги, а Феликс платил, и, скорее всего, щедро.
Режиссер тем временем отпустил мою пуговицу и принялся мерить шагами большую комнату. Подавшись корпусом вперед, выставляя попеременно ноги, чтобы не упасть. Ходил руки за спину, смотрел в пол. По-видимому, этого требовал мыслительный процесс. Пробегая мимо меня, как мимо семафора, пожимал плечами.
- Откуда мне знать, повесят вас или четвертуют? Заплатят, сбацаем реквием, а можем оду Бетховена "К радости" с вариациями из марша Мендельсона…
Остановился напротив, повернулся на каблуках.
- Ладно, так уж и быть, давайте вашу сигарету! - прикурил, хватая по привычке дым ртом. Страдая худым лицом, заметил: - Ну и гадость же вы курите! Не нравится мне, не по душе вся эта камарилья. Послушайте… - И хотя я продолжал молчать, подергал за рукав. - Нет, вы меня послушайте! Я старше вас, вы просто обязаны меня слушать!.. Зачем вы так с собой? Может, не стоит, а? Черт с ними, с бабками, аванс верну, мне не привыкать. В конце концов, есть другие предложения. Парад геев в Пасадене… Нет, я исключение, не педераст! А можно устроить чес по Канаде. Там, вдали от родины, наши скучают без ее потрясений. Видели когда-нибудь Ниагару?.. Зрелище! Особенно ночью, когда все в огнях… - В глазах его, подпертых снизу мешками, появилось жалостное выражение. - Мой вам совет: забейте на все, положите с прикладом! В жизни всякое бывает, зачем же, чуть что, сразу в крайности… - Загорелся видимым образом новой мыслью. - Хотите, возьму вас на первое время в помощники? Наука нехитрая, главное - побольше апломба и не забывать морду кирпичом!
Я положил руку на его фиолетовое плечо, я был ему благодарен.
- Спасибо, Арнольдыч! Правильный вы мужик, только ничего из этого не получится. Долго объяснять, это сделка…
Его костистое, носатое лицо перекосилось и стало скорбным.
- Черт бы всех вас побрал с вашими сделками! Куда ни глянешь, везде одно и то же, а того не понимаете, что сделка эта с собственной совестью! Живете, будто вам не умирать. Побойтесь Бога, ребята, чем торгуете? - Поднял ногу, потушить о каблук сигарету, но заметил пепельницу. Вдавил в ее дно окурок. - Ну и хер с вами! Что я, святее Папы Римского, что ли?..
Обойдя меня, будто я верстовой столб, стороной, Майский подобрал со стола первую попавшуюся бумажку и принялся ее внимательно изучать. Не дочитав, повернулся:
- Феликс Адрианович сказал, идея шоу принадлежит вам. Что ж, поздравляю! Я давно в этом бизнесе, но ничего сильнее не встречал. Придумать что-то свеженькое трудно, а то и невозможно. Насилие, похоть, слюни про любовь, а больше ничего и нет. Набор сюжетов и сценических решений очень ограничен. Видя, до какого примитива довел себя человек, высшие силы решили, что и этой малости достаточно. В нашем случае фишка не в том, что игра со смертью идет вживую, а в ответственности, которая в случае печального исхода ляжет на плечи каждого. Людям придется жить с чувством вины, хотя мало кто это понимает…
Я слушал Леопольда и думал, что во снах мне давно уже живется интереснее, чем наяву, а тут еще и Анька не звонит. Майский все говорил и говорил, излагая в подробностях свое видение шоу, не желая его обидеть, я кивал головой, наверное, часто невпопад.
- Знаете, мой друг, - тронул он меня за руку, - пожалуй, сегодня вы мне больше не нужны. По сценарию вы выходите на сцену трижды, включая… - покашлял смущенно в кулак, - ну, вы понимаете! Первый раз вас представят публике, потом, после дефиле в бикини, вопросы ведущих…
- Дефиле тоже я?
- Ну зачем же, - улыбнулся Майский, - тут и без вас найдется кому потрясти сиськами и задницей! Только свистни, желающих хоть отбавляй. Девицы бьют копытами, только бы засветиться по ящику. Но опыт мне подсказывает, что порядок номеров в последний момент придется изменить, уж очень большие деньги замешаны! Не мне вам говорить, что цена рекламы прямо зависит от охвата аудитории, а по данным Феликса Адриановича, шоу без преувеличения будет смотреть вся страна.
Не то чтобы я так уж беспокоился, однако спросил:
- А что за вопросы? Мне придется на них отвечать?
- Это чепуха, - беззаботно махнул рукой Майский, - процедура отработана. Публика дура, все схавает. Лет пятнадцать назад для встречи с президентом по стране возили одних и тех же бабушек, думаете, кто-то заметил? Никакого экспромта, интересоваться вашей жизнью и взглядами будет учительница из Саратова и заслуженный пенсионер из Витебска…
- Так это вроде бы Белоруссия… - неуверенно заметил я, но Майский отмел мое замечание как несущественное. И не без раздражения:
- Что у нас, городов, что ли, мало, подберем! Редакторская группа проследит, чтобы были представлены интересы всех возрастных групп и слоев населения, не хуже, чем на пресс-конференции президента… Да, кстати, меня поставили в известность, что идут переговоры с рядом ведущих иностранных компаний, желающих транслировать шоу лайв! Вы станете мировой знаменитостью, десятки миллионов телезрителей будут с замиранием сердца ждать, когда вас… - махнул рукой. - Ладно, не обижайтесь, шучу, может, еще и обойдется! Ну а в самом зале посадим человек триста, больше не надо, и так сожрут кусок бюджета.
- Вы что, им платите?