Олег исписал сумбурным подчерком несколько страниц. Он видел пред собой только Иру и выплескивал на бумагу все, что хотел ей сказать. Постепенно он успокоился и вернулся к реальности. Если отправить это письмо по почте, оно дойдет до Иры позже, чем он сам вернется в Москву. Нет, всё равно, он возьмет его с собой и отдаст ей. Может, тогда она лучше поймет его состояние и попытается простить.
За дверью послышались пьяные самодовольные вопли парней и визги девиц.
- Народ отдыхает, - шепотом проговорил Олег, горько усмехнулся и повторил. - Отдыхает. А ведь если чуть-чуть изменить приставку, получится - подыхает. Боже мой, так чем же мы здесь занимаемся?
- А-а, вот ты где, - вместе с ударом двери о стенку раздался громкий возглас Андрея. - Ты чего смылся, можно сказать дезертировал с поля боя. Да тебе за это знаешь, что, знаешь, что надо сделать? Кастрировать! Ты вообще, куда делся? Мы сидим, сидим и вдруг бац - тебя нет. Эта рыженькая говорит, что ты с балкона спрыгнул. Правда, что ли? Только я ей сразу не поверил. Ты что дурак, чтобы ноги ломать! Он, говорю, на соседний балкон перебрался и там сейчас с кем-нибудь развлекается. Ведь точно, да? Так и было? Рассказывай, где пропадал?
Андрей наконец замолчал и, расплывшись в улыбке, уставился на Олега.
- Да так, погулял немного, письмо вот написал, - нехотя ответил Олег.
- Ну ладно, хватит заливать. Витька тоже перебрался на соседний балкон и слышал, как там кто-то в темной комнате шебуршится. Ну, признайся, трахался с кем-нибудь, и сейчас лежишь, балдеешь?
- Балдеж - это состояние коровы после отёла.
- Чего?
- Балдеют коровы после того, как отелятся! Ясно?
- Точно, что ли? - Андрей засмеялся. - Приеду в Питер, расскажу ребятам, обхохочутся. У меня знаешь, знакомая есть, аппаратуру врубит, наушники наденет и мычит, не мешай, я балдею. У-у, корова! Ладно, пойдем к нашим, у нас там ничего не получается, со скуки помираем, а ты про балдеж расскажешь, хоть посмеемся.
- Не хочу я никуда идти. Я лучше здесь останусь.
- Да ладно, кончай. Ты чего сюда приехал, отдыхать или ерундой заниматься?
С этими словами Андрей потянул Олега за руку, и тот, всегда пасовавший перед чужой бесцеремонностью, нехотя пошел вслед за ним.
4
Стоя на склоне горы Ахун на полпути к вершине, Олег невольно прокрутил события последних дне в памяти, чертыхнулся и упрямо пошел вперед.
Путь становился круче, кусты гуще, а снег глубже. Ему приходилось часто выходить на дорогу, и при желании он мог бы подъехать на попутной машине, но делать этого не стал. Тропинки исчезли, он шел напрямик, а порой просто карабкался по склону, цепляясь за кусты и деревья.
С трудом преодолев один из таких склонов, он выбрался на небольшую, ярко освещенную солнцем поляну. На ней почти не было снега, а в центре величаво и надменно красовался большой матово-черный камень. Наверное, когда-то давным-давно этот камень лежал на берегу моря, где волны и века как прилежные скульпторы изваяли из него привлекательное удобное ложе. С самого рассвета нежился камень в щедрых солнечных лучах, и сейчас Олегу показалось, что от камня исходят мягкие теплые волны. Олег блаженно растянулся в природном кресле и забылся. Но не прошло и нескольких минут, как он почувствовал, что камень не дарит ему тепло, а наоборот, жадно стремится высосать последние запасы сил и энергии из его тела. Олег понял, что надо сейчас же встать с этого камня, но вновь проснувшаяся в нем лень будто шептала: "Отдохни, ведь ты очень устал". Ему не хотелось делать никаких движений, в конце концов, что с ним может случиться, лежать бы вот так на солнышке да лежать …
Он прикрыл глаза и тут же обжегся о строгий и требовательный взгляд Ирины. Олег вскочил, обернулся на камень, и ему почудилось, что тот как-то нагло и криво ухмыльнулся. Неприятный холодок пробежал по телу. Олег припомнил, что уже не раз в последнее время испытывает подобные ощущения.
Два дня назад уехал Андрей. Его отлет был неожиданным, он получил телеграмму о тяжелой болезни матери.
Был вечер, они сидели втроем в своем номере, пили вино и играли в преферанс. Какой-то парень приоткрыл дверь и сообщил:
- Слышь, Андрюха, тебе там вроде телеграмма пришла.
Андрей удивился, но спокойно доиграл очередной кон и только после этого спустился вниз. Затем он вернулся и, не сказав ни слова, начал собирать вещи.
- Чего стряслось-то? Играть дальше будем? - спросил Виктор.
- Уезжаю, - вяло ответил Андрей. - Мать привезли в Питер, лежит в больнице.
- Привезли? А где она до этого была?
- На Новой Земле. Отец там служит.
- А-а, - протянул Виктор. - Сегодня уже не уедешь, самолет только завтра.
Андрей бросил в сумку рубашку, опустился на стул и вяло свесил руки между колен.
Виктор встал, зевнул и, сказав, что пойдет прогуляться, вышел. Андрей долго сидел молча, а потом тихо, не поднимая головы, заговорил:
- Ведь всё шло к этому. Здоровье ни к черту, а все на Север, на полигон, за деньгами, за выслугой. Чтобы потом жить, как люди. Мне только лучше от этого: предки почти весь год там, а я один в пустой квартире. Раз в неделю тетка придет, еды наготовит, вещи в стирку заберет. Иногда, правда, тоскливо становилось, но ничего, деньги присылают, а компания всегда есть. Такие вечеринки бывало, устраивали, о-хо-хо! Надоедало, конечно, одному. Под конец всегда хотелось, чтобы приехали побыстрее. А приедут - тремся, тремся друг о друга и всё как чужие. Потремся так неделю другую, они в санаторий укатят, а там уж и на острова пора. Сейчас и не знаю, о чем говорить буду при встрече … Отец, наверное, отзимует, окончательно вернется, вместе будем жить. Если, конечно, с матерью всё в порядке … Не знаю даже, хорошо это или плохо?
Андрей встал и подошел к окну. Олег механически перебирал карты.
- Нет, конечно, вместе лучше, - не оборачиваясь, продолжил Андрей. - Иногда так все надоест, так опротивеет, а поговорить не с кем. Думаешь, к черту это вооружение, был бы отец гражданским, вернулся бы, зажили бы как нормальные люди. Хотя теперь… Если мать в Питер в госпиталь перевезли, и меня срочно вызывают, значит дело дрянь.
Андрей обернулся и неожиданно спросил:
- Слушай, а что такое любовь к родителям?
Олег задумался и не знал, что ответить.
- Любовь к девушке это проще, тут сразу ясно, любишь или нет, - рассуждал Андрей. - А с родителями…
Олег опять с тоской вспомнил об Ирине.
- Хорошо, если ясно. А вот мне ни черта не понятно! - с болью в голосе произнес Олег.
Андрей уехал в аэропорт, не дожидаясь утра, и когда он захлопнул за собой дверь, Олег почувствовал тот же неприятный озноб, будто долгое время лежал на холодном камне. Было неуютно и его телу, и его душе.
Покинув обманчивое тепло каменного ложа, Олег вновь зашагал вверх. Воспоминания и прошлые, и совсем недавние не рассеивали его грусть, они как камни, брошенные в воду, не позволяли успокоиться его сознанию, и всплесками этих падений были бесконечные мысли о себе и об Ирине.
Слева от себя он услышал шум ручья и невольно свернул левее. Около ручья, по обе стороны, прямо на снегу и на проплешинах старой травы росли белые с яркими зелеными воротничками цветы. Некоторые из них еще спали, склонив к земле закрытые бутоны, а многие, широко раскрыв пять больших лепестков, удивленно смотрели на мир единственным желтым глазом.
Олег улыбнулся, представил, что рядом с ним идет Ирина и, желая сделать ей приятное, быстро сорвал несколько самых красивых цветков. Но рядом с ним Ирины не было и, глядя на нежные растения, он пожалел, что так необдуманно поступил. Домой он вернется только после завтра, а к тому времени цветы могут погибнуть. Но он всё равно представил, как дарит эти цветы девушке, а она, благодарно улыбнувшись, склоняет над букетом лицо и долго смотрит на него из-под длинных загнутых кверху ресниц. Думая об Ирине, Олег не заметил, как прибавил шаг. Ему было легко и как-то просторно, будто что-то необъятное высвободилось в его груди и сейчас неудержимо рвется наружу.
Вскоре он был на вершине. Здесь, видимо, уже давно господствовала цивилизация. В центре стояло здание, напоминавшее собой большую русскую печь с трубой, а сбоку гремел музыкой ресторан. Олег с какой-то непонятной ревностью отметил, что рядом с рестораном стоят свадебные машины.
На макушке "печной трубы" была смотровая площадка, и Олег поднялся по каменным ступеням. Утренний туман уже рассеялся, и он увидел прямо перед собой на горизонте огромные, манящие величественной красотой горы. По сравнению с ними, та вершина, на которую он только что взошел, была маленьким неприметным холмиком. Горы бесконечной чередой уходили вдаль, вершина виднелась за вершиной, и числа им не было.
А сзади в обе стороны тянулось побережье. День был теплый, и Олег знал, что сейчас там бурлят мутные потоки, стекающие с близлежащих склонов, которые сносят вниз все отжившее и ненужное.
Странное свойство у человеческой памяти. Не повинуясь никаким пространственно-временным законам, она выхватывает разноцветные эпизоды нашей жизни, лепит из них мозаику, позволяет нам по-иному взглянуть на прошлое, увидеть себя и понять настоящее. То, что раньше могло ускользнуть от нас и пройти незамеченным, память воскрешает вновь, отбросив второстепенное, но бережно сохранив те крупицы, из которых и складывается наша жизнь. Память - это почва, на которой взрастает человеческое сознание. Нет памяти - нет человека.
Автобус подкатил к турбазе. Пассажиры вышли, слегка позевывая и разминая затекшие ноги. Олег знал, что Виктор уже уехал и удивился, застав в комнате двоих новеньких. Они пили коньяк. Горные цветы, которые Олег вчера за неимением вазы поставил в стакан, валялись на подоконнике. Один цветок, раздавленный лежал на полу. Олегу предложили выпить, однако он отказался. Тогда парни стали расспрашивать, как здесь проводят время, но он лишь коротко ответил: "Сами во всем разберетесь", и вышел.
Назавтра он улетел. Его уже не охватывали восторг и радость, как в день приезда, но взамен их появилось какое-то новое незнакомое чувство внутренней уверенности и гармонии. Олег спешил вернуться домой. Спешил вернуться к Ирине.
Прилетев в Москву, сразу из аэропорта он позвонил ей.
- Прости меня, - сказал он, услышав ее голос.
- Приезжай ко мне, я так больше не могу, - ответила она.
- Я тоже.
Руслан и наталья
1
У крыльца подмосковной дачи, обшитой свежеструганной "вагонкой", ругались трое мужчин. Надменный толстяк словно защищал вход в дом, его обступали два жилистых мужика лет тридцати пяти, неуловимо похожих друг на друга грязно-загорелыми лицами и нестиранными рубашками.
- Ты охренел, Борисыч! Это беспредел! - уже не сдерживая себя, возмущался работяга по имени Роман. - Полторы штуки за такую работу! Мы с тобой о трех договаривались!
- То когда было? - небрежно качнул пухлой ладошкой владелец дачи Егор Борисович. - До двух пятьсот я вам давно скостил. Работаете тяп-ляп. И на две недели задержали. Это неустойка.
- Ты сам вечно материалы задерживал!
- Проживание и питание учти, - бухтел Егор Борисович. - Не нравится - езжай в свою Молдову, там за гроши корячься. Я тебе чистыми плачу без налогов.
- Какие налоги! - побагровел от возмущения второй работник Петр. - Мы пахали без выходных, на досках спали, а еда - каша и хлеб! Нет, давай по-хорошему. Две восемьсот - и расстаемся.
Восемнадцатилетний Руслан переминался в сторонке и в разговор старших не встревал. Его земляки ожесточенно спорили с хозяином дачи из-за денег. Роман с Петром уже не первый сезон подрабатывали на частных стройках Подмосковья. В этом году Руслан кое-как окончил школу, и мать спровадила его в Москву "денежку для семьи заработать". Дальний родственник Роман взял парнишку в помощники на строительство дачи. За два месяца они соорудили щитовой двухэтажный дом от фундамента до цоколя. Сегодня должен был состояться окончательный расчет.
- Аванс я тебе давал, забыл? - кричал хозяин дачи Егор Борисович.
- Сто баксов! Ты их нам на жратву давал! - возмущался Роман. - Такой был уговор.
Руслан видел, как побелело лицо Романа и задергался левый глаз. Не иначе, как перед взрывом ярости. Ой, не к добру это!
И точно, одним резким ударом в висок Роман сбил с ног толстяка и стал ожесточенно его пинать. Руслан со страхом огляделся. Земляки дрались около порога построенного дома. За их спиной был сплошной забор, слева остов недостроенной бани, а справа тянулся огород. Слава Богу, никого из соседей не видно.
- Тащи его в дом, - приказал Роман Петру, когда первая злость улеглась, и толстяк взмолился о помощи.
Подхватив под мышки тяжелую тушу, хозяина втянули в дом и бросили на пол. Егор Борисович кряхтел и сплевывал кровавую пену, закрывая живот руками.
- Будешь орать - убью! - хмуро предупредил Роман и приказал Петру: - Выверни его карманы.
Петр быстро обыскал Егора Борисовича.
- Еще пятьсот долларов, тысяча двести рублей и ключи от тачки, - продемонстрировал он добычу.
- Ну ты и гнида! Пятьсот баксов в последний момент решил зажать, - покачал головой Роман, пряча в карман деньги.
Он изучил обстановку за окнами и позвал Руслана. Вошедший парень с боязливым восторгом постигал новую реальность. "Как все просто. Пара ударов - и ты хозяин положения".
Роман швырнул Руслану ключи от машины:
- Проверь тачку. Есть там чего-нибудь ценное?
Руслан машинально подхватил ключи и поспешил к "Дэу", стоявшей при въезде на участок. Он долго ковырялся ключами в личинке замка, не сообразив нажать на брелок, и когда, наконец, открыл дверь, в машине истошно сработала сигнализация.
- Идиот! - Вместе с ударом под дых, парень получил отборные ругательства от прибежавшего Романа.
Роман отключил "вопилку" и обыскал машину. Украдкой выглянув за ворота, он вернулся в дом.
Хозяин сидел на полу спиной к стене со связанными сзади руками и затравленно смотрел на стоящего перед ним Петра.
- Только не убивайте! - взмолился Егор Борисович. - Забирайте все, только не убивайте!
- Заткнись! Никто тебя убивать не собирается. - Роман не обращал внимания на нытье хозяина и внимательно поглядывал в окна.
Не заметив ничего подозрительного, он подошел к хозяину, присел рядом с ним на корточки и, глядя прямо в глаза, объяснил:
- Я у тебя, гнида, забираю свое. Только те деньги, что ты нам должен. Понятно?
Егор Борисович затравленно кивнул.
- Ничего лишнего я не беру. Ты нам даже остаешься должен. Понятно? Сейчас мы уедем на твоей машине до электрички. Там я машину брошу, а ключи положу под коврик. Тебя я заткну тряпкой рот. Когда мы уедем, как-нибудь распутаешься и заберешь свою тачку на станции. И все - мы друг друга забыли, и не вспоминаем! Это понятно?
- Да, д-да … - нервно кивал головой Егор Борисович. Его нижняя челюсть самопроизвольно дрожала.
- И учти! Если вздумаешь вякать или заявить на нас, я вернусь и спалю твой дом.
2
В электричке трое молдаван сидели молча. Угрюмый Роман беззвучно шевелил губами, продолжая ругаться, и время от времени нервно сжимал кулаки, Петр оглядывался по сторонам, опасаясь погони, а Руслан с кислым лицом смотрел в окно. Он не привык к поездам и его мутило от неприятного запаха железной дороги.
Когда добрались до Москвы, Роман выдал Руслану пятьсот долларов и триста рублей.
- Вот так, паря, - Роман похлопал Руслана по плечу. - В этом городе много гнид. Ты с ними хочешь по-хорошему, а они привыкли по-своему, по-московски. Я теперь тоже буду с ними по-ихнему. Ты нам больше не нужен, малой еще. Езжай к тому деду, где наши осели, переночуешь, а там сам устраивайся. Держи инструменты, может пригодятся. Хотя плотник из тебя пока хреновый. Валяй.
Он сунул Руслану тяжелый кейс с инструментами и подтолкнул парня ко входу в метро.
Руслан смутно помнил дом, где он ночевал в первую ночь после приезда в Москву из Молдавии. Тогда у него была нарисованная схема с адресом и телефоном. Бумажка давно затерялась.
Выйдя из метро "Текстильщики" он долго бродил с тяжелой сумкой между зачуханными пятиэтажками, пока не увидел кривую надпись баллончиком на торце здания: "Россия для русских!" Он запомнил ее в первый день.
Дверь в квартиру Руслану открыл земляк Михайло. Эту квартиру уже несколько лет снимали его односельчане у одинокого московского деда. Дед жил здесь же в дальней комнатушке. Как его зовут, никто не вспоминал, звали просто - Дед.
Михайло был уже выпивши, и сразу же полез копаться в кейс Руслана.
- Да у тебя тут одна хренотень! Водяры не притащил? А еще гость называется. Бабки с Романом срубил? Ну, так уважь земляков!
Руслану пришлось сбегать в магазин за водкой. К этому крепкому напитку он совсем не привык, а бутылочное вино, даже молдавское, его земляки, жившие в Москве, почему-то не уважали.
- А где Наталья работает? - спросил он у Михаила, когда тот ополовинил бутылку.
- Да все в том же магазине, куда ей деться. - Пьяный Михайло, осклабил желтые зубы, резко наклонился к Руслану и, брызгая слюной, заговорил: - У нее там с хачиком-хозяином что-то вроде любви.
- Какой любви?
- Блядской! А может, ей просто нравится подол задирать. Сучка не захочет, кобель не вскочит!
- Наталья! Да ты что, очумел? - возмутился Руслан.
- А ты че думал? Девке в Москве надо зацепиться, она кому хошь даст, кто с деньгами.
Руслан, до этого не выпивший ни грамма, опрокинул в рот давно налитую стопку, сморщился, закусил хлебом с вареной колбасой и вышел из квартиры. Ноги сами несли его к магазину, где работала Наталья. Девушка была на два года старше его и тоже из их села.
Руслан знал Наталью с детства, но впервые разглядел проснувшимся "мужским" взглядом в пятнадцать лет.
Стояла середина жаркого лета, неожиданно разразился теплый июльский ливень. Руслан юркнул под навес чужого сарая, где сидел старик и созерцал набухающие лужи, которые бомбардировали крупные дождевые капли. Вдруг околицу озарил девичий визг. Восторженные глаза Руслана увидели, как под проливным дождем по траве босиком бежит веселая Наталья.
На девушке было короткое красное платье с большим вырезом на груди. Платье намокло и цепко облепило ее стройную хорошо сформированную фигуру. Тонкая ткань прилипла к бедрам и от бега проваливалась между ног, мелкими складками обнимала живот и словно облизывала развитую грудь девушки, не знавшую лифчика. Руслан не мог оторвать взгляд от четко выделявшихся сосков. Голые стройные ноги девушки шлепали по зеленой траве, взметая кратеры брызг В руках Наталья держала шлепанцы, а ее длинные мокрые волосы отдельными тонкими змейками прилипли к лицу и широкой волной спадали на спину, открывая меленькие изящные уши, с поблескивающими в них золотыми колечками. За ней бежали и другие деревенские девчонки, но Руслан видел только Наталью, ее летящее среди брызг созревшее тело и озорное лицо.
- Вот кому-то ягодка достанется, - поцокал беззубым языком дед.