Его любовь была многогранной, и это его окрыляло. Одновременно Магнус любил ее и как молодую женщину, которая покорила его, и как дочь, нашедшую в нем отца и защитника. Ему не потребовалось много времени, чтобы заметить, что Ивана не прочь выпить и, вероятно, находится в зависимости от легких наркотиков. Это его потрясло, и он всеми силами старался помочь. Долго беседуя с ней, врач перебирал ее прошлое, и ему сразу же стало ясно, что причины кроются в раннем детстве: после развода родителей девочка по большей части была предоставлена сама себе. Мать работала и вела ежедневную борьбу за существование, а Ивана в поисках надежности и любви попала в плохую компанию и пошла по кривой дорожке.
Магнус, вступив в эту связь, принял на себя одновременно и роль любовника, и роль отца, и роль воспитателя.
Ивана знала, что он женат и почти вдвое старше ее, несмотря на это, она на какое-то время полностью отдалась ему. Ей было достаточно того, что он абсолютно очарован ею. Она восхищалась его знаниями, ей импонировали его внимание и авторитет, старалась не мешать ему, всегда встречала с нескрываемой радостью, страстно бросаясь в объятия, не стыдясь, показывала, как ей важна близость с ним. Сначала Ивана вела его в кровать, а потом они долго разговаривали обо всем на свете. Ее жизненным кредо было: "не стоит быть плохим, даже если ты никуда не годишься", и она его твердо придерживалась.
Не раз, замечая, что уже позднее время, она напоминала ему, что пора идти домой:
– Они для тебя важнее. Я не хочу быть причиной чьего-либо несчастья. Увидимся завтра.
С другой стороны, энергия и чувство юмора Магнуса вернули ее к жизни. Самой себе женщина признавалась, что уже давно ей не было так хорошо, как с ним. Она чувствовала себя любимой и защищенной, начала стыдиться своего наркоманского прошлого и скрывать склонность к прежним порокам. Спасаясь от зависимости от марихуаны и гашиша, по выходным она начала пить, так что пару раз Магнус заставал ее в прилично подпитом состоянии. Ивана оправдывалась, что это не страшно:
– Разве и вы, врачи, в выходные не опрокидываете пару рюмочек? Скажи, что я не права, – весело болтала она, ероша его густые с сединой волосы.
Возвращаясь к семье, Магнус всегда оставлял Иване на видном месте банкноту в пятьсот крон, покупая еду и полезные мелочи для дома, не чувствуя при этом угрызений совести. Она же, проводив его сочным поцелуем у входной двери, забрав деньги, не страдала от ощущения, что продается, потому что никогда не требовала никакой платы.
Ангелина поначалу с осторожностью относилась к доктору Петершону, пряталась за спинкой кресла, откуда выглядывал ее курносый носик, и оценивающе наблюдала за ним своими большими голубыми глазами. Он казался ей самым необычным из всех маминых знакомых. Его открытая улыбка излучала тепло, но девочка была по-детски осторожна. Когда Ивана отправляла ее играть в свою комнату, она уходила с недовольством, а потом через приоткрытую дверь вслушивалась в каждый звук, доносящийся из гостиной.
Однажды вечером Магнус принес ей большую куклу, стоило достать у нее изо рта розовую соску, она начинала плакать. С этого момента между ними установилось доверие и обоюдная симпатия. Ангелине никто раньше не дарил игрушек, не считая бабушки Марии, которая старалась как могла. А когда в другой раз она получила от Магнуса игровой набор медицинских инструментов, ее радости не было конца. Тут был и пластмассовый стетоскоп, и шприц для уколов, и термометр.
И когда Магнус ассистировал ей при осмотре расплакавшейся куклы, констатируя, что она простыла, Ангелина веселой улыбкой до ушей дала понять, что приняла его. Потом девочка так осмелела, что тащила его за руку в свою комнату поиграть в куклы или в жмурки. Было невероятно смешно наблюдать за высоким доктором, прячущимся в полумраке шкафа только для того, чтобы доставить девочке удовольствие.
– Я тебя нашла! Вот ты где! – раздавался по всей квартире Ангелинин веселый смех, похожий на звон серебряных колокольчиков. – Сейчас моя очередь прятаться, – ликовала девочка, быстро залезая под кровать.
Если бы при этом присутствовал какой-нибудь случайный наблюдатель, он бы пришел к выводу, что они втроем – очень гармоничная семья, хотя глава семьи уже староват.
Мы счастливы настолько, сколько счастья дарим другим. Магнус Петершон в эти дни был, безусловно, очень счастливым человеком. К своей семье он возвращался поздно вечером, довольный и убежденный, что жизнь прекрасна, в ожидании радости следующего дня.
– Ты мой папа? – однажды удивила его вопросом Ангелина, усевшись к нему на колени и доверительно глядя в глаза.
– Я не твой папа, но я – твой лучший друг, – ответил он, застигнутый врасплох таким вопросом, требующим утвердительного ответа.
– Нет, это не так. Ты – мамин лучший друг, а если ты с ней, я хочу, чтобы ты был моим папой, – шептала она нежно и просительно.
– Но у тебя есть папа.
– У меня нет папы. Если бы он у меня был, то он был бы сейчас с нами, а не ты. Он мне никогда ничего не покупал и вообще даже не заходит к нам, а ты мне каждый раз что-нибудь приносишь, и еду, и шоколадки, и игрушки. Поэтому ты – мой папа. Правильно?
– Ладно, я – твой папа, – ответил он и погладил ее по щеке.
Золотоволосая девочка обняла его и два раза звонко поцеловала в обе свежевыбритые щеки.
Объяснив супруге, что уезжает на трехдневный симпозиум в Лас-Пальмас и что, коль уж представилась такая возможность, возьмет пару дней в счет отпуска, чтобы там немного отдохнуть, Магнус Петершон, специалист-терапевт, спешил закончить все необходимые дела перед поездкой. Он купил билеты в разных местах салона, один – для Иваны, другой – для себя, заплатив не по карточке, а наличными, навестил мать в доме престарелых в Йонсереде, оплатил коммунальные счета, упаковал вещи, поцеловал детей и наконец-то выбрался из дома. Несмотря на то что поначалу он отказывался, оправдываясь, что проще вызвать такси, все-таки согласился с настойчивыми увещеваниями супруги, которая сама отвезла его в аэропорт. Он заранее договорился с Иваной, чтобы ради предосторожности она не подходила к нему в аэропорту во время проверки билетов, что они встретятся после прохождения паспортного контроля. Ивана уже была в паре шагов от стойки приема багажа, когда он занял место в соседнем ряду беззаботных путешественников. Сдав вещи, Ивана заметила, как он привычно разговаривает с супругой, оперевшейся на его локоть. Ивана измерила ее оценивающим взглядом, свойственным женщинам, и сделала заключение: "Она намного старше меня, хотя выглядит исключительно. Если бы я захотела и если бы Магнус не был вдвое старше меня, у нее не осталось бы никаких шансов. Коза! Убаюканная финансовой стабильностью, которую он предоставил, она не допускает и мысли, что ничего для него не значит. Если бы это было не так, он не стал бы ухаживать за мною. Бесстыдно обманывает ее с невинной улыбкой на лице. Все мужчины одинаковые, поэтому ими надо пользоваться!"
Попрощавшись с женой и пройдя паспортный контроль, Магнус отыскал ее взглядом и направился к ней. Он обнял и попытался поцеловать в губы. Она выскользнула, подставив ему щеку.
– Что с тобой? – удивленно спросил он.
– На нас люди смотрят!
– Ну и что?
– Мне неприятно. Пусть думают, что я – твоя дочь.
– Ты стесняешься? – И он обиженно посмотрел ей в глаза.
– Магнус, ты – солидный человек, у тебя семья. А если тебя кто-нибудь узнает, тогда что? Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
Доктор Магнус Петершон согласился с разумностью ее замечаний: "Защищает меня от неприятностей!" И она стала ему еще дороже.
Для Иваны это было первое путешествие на самолете. Она по-детски радовалась, рассматривая в иллюминаторе городскую панораму, скопление зданий и кварталов, которые становились все меньше и меньше, геометрически вычерченные контуры полей и пашен, голубые лужи озер и волнистые линии рек, похожих на размотавшийся клубок синих ниток. Когда мощная стальная птица поднялась над беловатой поверхностью облаков, Ивана почувствовала себя бестелесной, ей показалось, что если она смогла бы выйти через иллюминатор, то босиком могла бы перепрыгивать с облака на облако вплоть до снежно-голубой линии горизонта.
Прибыв в Лас-Пальмас, они разместились в гостинице "Панорама" и, распаковав вещи, сразу же отправились на пляж. Мелкий, серебристо-серый песок, на котором нежились многочисленные отдыхающие, простирался до бесконечности. Морская гладь, подпирающая лазурный купол неба, шум волн, раскидистые кроны пальм, – Ивана растерялась, не зная, куда смотреть. Она закрыла глаза, не веря, что это не сон, потом снова их открыла, восторженно наслаждаясь окружающей красотой. "Жаль, что я не взяла Ангелину", – грустно думала она, наблюдая за стайкой детей, которые с криками носились за мячом на мелководье. "А может, Магнус бы не согласился?" – прошептал ей какой-то голос изнутри, и она нырнула в прозрачно-голубую воду.
Вечером они нашли симпатичный французский ресторан. Хозяин, похожий на профессора математики, в очках со шнурком на упитанной шее, любезно встретил их и проводил к свободному столику, услужливо придвинул стул и подал меню в кожаной обложке с монограммой фирмы.
– Что господа хотели бы выпить?
– Мне – пиво "Туборг", – суетливо выпалила Ивана.
– Мы не подаем пиво, – официант смерил ее ледяным взглядом.
– Что это за ресторан, в котором не подают пиво? – удивленно спросила Ивана.
– Французский, мадемуазель!
XII
В коридоре социальной службы Ивана заняла место на скамье напротив приемного окна и терпеливо ждала вызова. И хотя у нее было назначено на одиннадцать часов, социальный работник еще не появился. Вокруг, заметно нервничая, суетились в большинстве своем молодые люди. Одни измеряли длину коридора медленными шагами, коротая время, будто его можно укоротить или продлить. Другие сидели, занятые своими мыслями, ожидая, когда администратор назовет их имя.
Здесь были студенты, закончившие обучение, которые не подходили под требования для получения пособия по безработице; разведенные женщины с маленькими детьми; алкоголики, наркоманы, беженцы и многие другие, кто нашел выход из безденежья в социальной помощи.
Ивана изучающе рассматривала присутствующих, пытаясь отгадать, какая беда заставила их терпеливо и унизительно ждать, как собаки перед мясной лавкой, когда им бросят какую-нибудь кость из социальной кассы. Потом, обглодав ее, они снова встанут в очередь к спасительному окошку.
Ее внимание привлек низкорослый молодой человек, который разговаривал с администратором. Его коротко подстриженные волосы были черными, как сажа, а темные глаза блестели, как два уголька. Молодой человек взял свой талончик и, заметив свободное место рядом с ней на скамье, спросил, может ли присесть.
– Можно! – ответила ему Ивана с улыбкой и подвинулась.
Услышав, что по-шведски она говорит с акцентом, юноша спросил:
– Вы не шведка?
– Нет.
– Из какой страны вы приехали?
– Из Сербии. А ты?
– Из Тбилиси. Я – грузин.
– Чем ты занимаешься? Или ничем не занимаешься, раз уж ты здесь?
– Я студент, изучаю электронику. В Швецию приехал учиться в аспирантуре. Через пару месяцев заканчиваю, но хотел бы остаться здесь или хотя бы продлить пребывание.
– Зачем?
– Я – военнообязанный, а у нас началась война с Россией. Знаешь, эта заварушка с Абхазией и Осетией. Меня сразу же мобилизуют, а там погибают. Ужасно. Может, ты видела по телевизору?
– Ну и что? И другие погибают! – Ей понравилось играть с ним в кошки-мышки.
– На свою небольшую стипендию и то, что удается заработать нелегально, я содержу мать и сестру. У нас сейчас такой кризис, что ты себе даже представить не можешь. У моей матери пенсия пятнадцать евро.
– А отец?
– Умер в прошлом году.
Они замолчали. Ей было как-то жаль его. Беду понимают только те, кого тоже коснулся ее зловещий жезл. Сытый голодному не товарищ.
– Как тебя зовут?
– Мамука!
– Как-как?
– Мамука.
Ей стало смешно. С таким необычным именем она никогда не сталкивалась. Пытаясь отгадать смысл имени, для себя она его перевела как "маменькин сынок".
"Маменькин сынок, студент электротехнического факультета, и тебе путь не усыпан розами. Мы с тобой одинаковые. Каждый носит груз своих проблем, все мы, находящиеся здесь – богатые и влиятельные, бедные и несчастные, только каждый за плотно закрытыми дверями своей личной жизни скрывает от других, насколько это возможно, свою собственную беду".
– Мамука, а здесь ты что делаешь?
– Я должен помочь с переводом одному своему земляку, который не знает ни шведского, ни английского. А ты?
– Я за пособием. У меня нет работы, а мне с дочерью надо как-то перебиваться.
– Ты замужем?
– Нет, разведена.
Какая-то светлая тень промелькнула по лицу Мамуки.
– Если хочешь, можем где-нибудь встретиться, чтобы познакомиться получше.
– К чему это?
– Я одинок. Мне нужен кто-нибудь, с кем я мог бы дружить, а грузин здесь почти нет. Можно мне взять твой номер телефона?
Он как раз успел записать номер, когда стеклянная дверь, разделяющая служебные помещения от зала ожидания, открылась и седовласый служащий назвал имя:
– Ивана Савич!
Она улыбнулась Мамуке и проследовала за сотрудником социальной службы. Мамука через стеклянную дверь провожал ее взглядом по всей длине освещенного коридора, пока ее силуэт не исчез в одной из боковых дверей кабинетов.
– Матерь Божья, как хороша! Ангел во плоти!
Темпераментное сердце молодого грузина танцевало, ликуя, радуясь счастью, которое, казалось, было на расстоянии вытянутой руки. Когда земляки увидят его с ней, его авторитет возрастет, потому что из всей компании только у него не было девушки, что было частым поводом для насмешек. Он был готов взлететь. В секунду он перестал чувствовать себя слабым, беспомощным и никому не нужным. Неясный отсвет будущего счастья закружил его в вихре, бросив в водопад ярких цветов и опоив, как молодое вино. Калейдоскоп неосуществленных желаний преломлялся нереальными картинками будущего блаженства, с которых из-за туманной вуали ему улыбались большие голубые глаза Иваны.
– Будет моей или ничьей, – убеждал он сам себя.
Только тот, кто никогда не испытывал любви с первого взгляда, не понял бы Мамукина нежданного счастья.
А в это время в одном из кабинетов социальной службы разворачивался диалог между чиновницей и светловолосой молодой женщиной:
– Ивана, у тебя есть дочь?
– Да.
– Она живет у тебя?
– И у меня, и у моей матери, которая живет в доме напротив.
– Понятно, но ребенок официально живет у тебя?
– Да.
– Вот видишь! У нас есть несколько жалоб на тебя, что у девочки нет надлежащего ухода и условий для развития, необходимых в ее возрасте.
– Это не так! – Ивана повысила голос, покраснев.
– Несколько раз тебя видели во дворе и в центре Хьельбу в пьяном виде и под воздействием наркотиков. Это правда?
– Это неправда. Хотела бы я знать, кто написал эти жалобы?
– Этого я тебе сказать не могу, но мой начальник и я приняли решение навестить тебя в ближайшие дни и все выяснить на месте. Если вышеизложенное правда, поместим твою дочь в какую-нибудь приемную семью, где у нее будут все необходимые условия.
– Прошу вас, не делайте этого! Когда вы придете, сами убедитесь, что это неправда. Это написал кто-то, кто меня ненавидит.
– А кто тебя ненавидит?
– Не знаю, – Ивана беспомощно пожала плечами.
– Через несколько дней я сообщу тебе, когда мы сможем навестить тебя, и было бы хорошо, если при этом разговоре будут присутствовать и твоя мать, и ее супруг. Посмотрим, что мы сможем для тебя сделать, – добавила инспектор, вставая и тем самым давая понять, что разговор закончен.
– Извините, у меня проблема! – остановила ее Ивана. – Нам нечего есть. Мне нужны деньги на еду.
– Но ты же десять дней назад получила пособие?! Мы напрямую оплачиваем твою квартиру, а на остальные расходы тебе выдается 3800 крон. Куда ты дела деньги?
– Потратила.
– На что?
Ивана была застигнута врасплох, побледнела, покрылась капельками пота. Она не ожидала такого разговора и, мучительно соображая, начала оправдываться:
– Я купила Ангелине платьице и сандалии, отвела ее в луна-парк, закупила продуктов и вернула долг соседке. И у меня ничего не осталось.
– Это твоя проблема. Та сумма денег, которую ты получаешь от социальной службы, точно рассчитана, чтобы хватило на все твои основные нужды. И ты должна укладываться в нее.
– Но у меня не на что купить ребенку молока! Войдите в мое положение!
– Ты куришь? – вопросительно посмотрела на нее инспектор, заметив, что у нее из кармана выглядывает пачка сигарет.
– Несколько сигарет в день, – солгала Ивана.
– Табак мы не оплачиваем. Пачка сигарет стоит как четыре литра молока, разве не так?
– Прошу вас, помогите мне! С сегодняшнего дня я буду экономнее!
Ивана стояла с виноватым выражением лица, следя, как чиновница заполняет квитанцию для бухгалтерии на выдачу тысячи крон.
Получив деньги, она направилась в центр Хьельбу. Здесь она с легкостью нашла Адема, дилера наркотиков в розницу, которому была должна и который забрал ее мобильный телефон.
– Я пришла вернуть тебе долг.
Суммы от социальной службы и денег Ванчо как раз хватило, чтобы заплатить долг в тысячу двести крон. Она отсчитывала шуршащие купюры, про себя отметив, что ей остается триста крон. Как раз, чтобы положить деньги на телефонную карточку, купить пачку сигарет, молоко, хлеб, картошку, упаковку сосисок и килограмм фарша.
– Вот все, – безропотно покорившись судьбе, сказала она.
– Когда ты возвращаешь долги, я тебя люблю, – щерился Адем, засовывая деньги в тесный карман потертых джинсов. – Видишь, я не такой уж и плохой, как ты думаешь. Процентов с тебя вообще не взял.
– Да ладно, благодетель нашелся! Что-то ты не похож ни на мать Терезу, ни на сестру милосердия! Да бог с тобой! Лучше скажи мне, есть ли у тебя два-три джойнта? Едва выдержала семидневную ломку.
– За деньги у меня все есть. Не хочу, чтобы меня принимали за ломбард. Вот тебе твой мобильник.
– Да у меня денег осталось только, чтобы купить ребенку немного еды.
– Тогда нечего кумарить. Решение очень простое.
Из списка продуктов, которые собиралась купить, Ивана вычеркнула килограмм фарша.