– Так вот, сэр, в 54-м охотился я тут на бобра и ондатру, да напоролся на индейца. С той поры я здеся и оченно рад обчеству. А вы как сюда попали? Меня-то стрела проткнула, прям вот скрозь печенку прошла.
– Ох, какой ужас, мистер Чапмэн! – посочувствовала Катрина.
– Да уж, мэм. Индеец тот подкрался, стрельнул и был таков, а нашел меня мой напарник, старый канадец из Квебека. Лежу я подстреленный да оскальпированный, глянул он на меня и грит: ты давай, мол, помирай с концами, а я через день-другой вернуся и тебя похороню. И ушел. Ох и костерил же я его! Струсил, сволочь, бросил меня на растерзание грифам. Не зря я ему не доверял, пьяни подзаборной. Но старый энтот канадец выказал себя истинным христианином и оченно мне услужил. Слово сдержал – вернулся и честь честью похоронил меня на энтом холме, даже какие-то слова сказал. Он был французский канадец, так что я ничего не понял… Наверное, просил не серчать на него.
Когда Лордор с Катриной оправились от потрясения неожиданным соседством, мистер Чапмэн поведал, что родом он из Кентукки и состоит в дальнем родстве с Джоном Чапмэном, больше известным как Джонни Яблочное Семечко. Еще он рассказал, что в его время в этой части Миссури были непроходимые леса.
– А медведи здесь водились? – спросила Катрина.
– А то! Раза два на дню непременно встренешь!
– А пумы?
– Был случай, одна на меня как прыгнет, а я свернулся клубком, и она оторопела. Всего меня исцарапала да искусала, но апосля плюнула и ушла.
– Индейцев тут много жило?
– Вот это не скажу, миссис. Я видал лишь одного, что смылся с моими шкурками, моей лошадью и моим скальпом.
– Наверное, я должен перед вами извиниться, мистер Чапмэн, – сказал Лордор. – Я не знал, что кто-то здесь уже похоронен. Иначе отвел бы вам участок. По-моему, сейчас ваша могила на семейном участке Линдквистов.
– Я вовсе не в претензии, мистер Нордстрём. В компании оно веселее. Вот хорошо бы дамочки тута появились. Я здеся видал одну красотку. Частенько приходит ухаживать за ивами.
– А, это Бёрди Свенсен, – сказала Катрина.
– Я, знаете, любитель женщин. Шибко по ним соскучал.
– Вас подстрелили еще молодым? – спросил Лордор.
– Дайте-ка вспомнить… Нет, не так чтоб оченно молодым. Сейчас-то мне, я думаю, годков сто с лишним.
Когда Лордор и Катрина рассказали о нынешнем дне Миссури, мистер Чапмэн недоверчиво сморщился:
– Безлошадные экипажи и свет по щелчку? Вы меня дурите, мистер Нордстрём?
– Нет, сэр.
– То бишь повозка катит сама по себе без лошади, мула и быка?
– Верно, сэр.
– Да на какой же тяге?
– На бензиновой.
Мистер Чапмэн задумался:
– Никогда не слыхал об энтакой.
Лордор безуспешно попытался объяснить, что такое электричество.
– Слова вроде знакомые, но уразуметь не могу, – заметил мистер Чапмэн. – Не для моих это мозгов.
Лордор решил умолчать об аэропланах, чтоб до смерти не напугать собеседника.
– Не огорчайтесь, мистер Чапмэн, – сжалившись над бедолагой, вмешалась Катрина. – Со мной то же самое. я не понимаю, откуда берется электричество.
– Кто нынче у нас президент? – меняя тему, спросил мистер Чапмэн.
– Вудро Вильсон, – сказала Катрина.
– И что, хорош он?
– Кто их разберет, сэр. Время покажет.
– Последний раз я голосовал за Франклина Пирса. Как он, преуспел?
– Не знаю. Меня тут еще не было.
– Ах, эвон как.
Эти трое не знали, что был и четвертый обитатель "Тихих лугов". Чуть в стороне покоился индеец-осейджи, которого занесло на холм наводнением 1715 года. Он услыхал разговор нашей троицы, но не распознал в нем человеческую речь. Решив, что стал свидетелем птичьей свары, индеец повернулся на другой бок и вновь погрузился в сон.
После знакомства постояльцы "Тихих лугов" встречались часто, Катрина и Лордор охотно внимали рассказам мистера Чапмэна о его приключениях охотника и первопроходца. Они так и не поняли, был ли он мастером небылиц или вправду участником невероятных событий, но слушали увлеченно.
– Могете не верить, но служил я под началом самого Кита Карсона. Росточком он не вышел, однако свет не видывал человека лучше, – начал очередную байку мистер Чапмэн и, по обыкновению, сразу перескочил на другую тему: – А вот еще интересная история. Вы же, робятки, шведы, верно?
– Да, оба.
– Ну так я и думал. Уж повидал я вашего брата. Но, знаете, не встренул никого прекраснее сладкоголосой шведки мисс Дженни Линд, кого живьем видел в Теннесси. Помню как сейчас. Было это в апреле 52-го, мужики съехались со всей округи, чтоб глянуть на нее. Мало пупок не развязался, покуда доставал я билет, однако ж раздобыл. Место досталося на галерке, но энто мелочь. Пела она, точно сирена… а уж энти ее золотистые кудри… Така красавица, глазам смотреть больно. Ну чисто андел небесный, аж по сию пору в себя не приду. Право слово, сэр, то был лучший день в моей жизни. И знаете что… С энтим воспоминанием и помирать-то было легче.
Катрина гадала, вправду ли он видел Женни Линд и что сказала бы знаменитая оперная певица, знай она, что человек, почти семьдесят лет назад побывавший на ее концерте, считал это главным событием своей жизни.
А потом в один прекрасный день мистер Чапмэн сгинул, ни словом не уведомив и даже не попрощавшись. Катрина и Лордор его окликали, но он не отзывался. Просто исчез, оставив их в полном неведении.
Нэнси Нотт
Не особо молодые, Лордор и Катрина недолго оставались в одиночестве. В 1918-м их полку прибыло другими первыми поселенцами. Нэнси Нотт объявилась самой первой и по-всегдашнему с ходу огорошила:
– Как вы померли, случилась война.
– Боже мой! – ахнула Катрина. – Вот чего я боялась.
– Но она быстро закончилась. Американцы сгоняли на фронт и сразу вернулись.
– Из наших никто не погиб? – встревожился Лордор.
– Нет, никто. Молодой Эгстрём воевал, но вернулся цел и невредим. А ваш Тед все еще не женился, однако, если я разбираюсь в мужчинах, ждать осталось недолго.
– Ох, дай-то бог, Нэнси.
– Даст, даст. Терта, моя средняя, на него глаз положила.
– А как Ингрид? У нее есть парень? – спросила Катрина.
– Да нет, для местных она слишком умная. Все говорят, дочка стала вылитая ты.
– Правда?
– Хорошо, что не вылитый я, – сказал Лордор. – А как там остальные?
– Все живы-здоровы. Вот только Генри мой сдал. Ходит плохо и все кашляет, кашляет. Удивительно, что здесь я очутилась раньше его.
– И впрямь странно, – сказала Катрина. – Что с тобой случил ось-то?
Нэнси долго молчала и наконец ответила:
– Перебрала пива.
Катрина подумала, что ослышалась:
– Пива перебрала?
– Угу.
Разъяснений не последовало, однако Нордстрёмы удержались от расспросов. Это было бы невежливо, хотя очень хотелось узнать, как избыток пива может сгубить человека.
Немного погодя Катрина поинтересовалась:
– Извини, что спрашиваю, Нэнси, но как там Сладкая Картофелина?
– Чего ей сделается? Столько колбасы зазря пропадает! Целехонька свинья ваша.
Катрина облегченно вздохнула.
Как и ожидалось, сразу после Нового года Генри Нотт воссоединился с женой на "Тихих лугах". Первым делом он спросил:
– Мамочка вам рассказала, как в умат напилась и на обратном пути с танцев вывалилась из повозки?
– Генри, заткнись! – вспылила Нэнси.
– На другой день ее нашли в канаве возле старой фермы Тилдхолмов. Замерзла насмерть.
– Генри! – рявкнула Нэнси. – Умолкни!
– Молчу.
– Я сто раз говорила, что в повозке отводина разболталась, – сказала Нэнси, желая, видимо, оправдаться. – А ему хоть бы хны.
Лордор и Катрина очень обрадовались старым друзьям, но внезапное и загадочное исчезновение Эвандера Чапмэна их все еще тревожило. Они решили не рассказывать новоселам о давнишнем обитателе "Тихих лугов", таинственно сгинувшем. А то еще расстроятся. И потом, он, может быть, вернется. Пока не ясно, куда он подевался и появится ли вновь.
Любовный фронт
Юный Тед Нордстрём, новый мэр Элмвуд-Спрингс, деловой хваткой пошел в отца. На свою долю от продажи фермы он купил помещения в центре города, где открыл "Шведскую пекарню Нордстрёма". Старинные мамины рецепты очень и очень пригодились. Что и говорить, замысел был успешен. Швед не швед, хорошую выпечку любит всякий.
После смерти матери Тед хороводился с несколькими девушками – сперва с одной из Джоплина, потом с новой ассистенткой дантиста, недавно приехавшей в город. Но все кончилось, как и пророчила Нэнси, женитьбой на Герте Нотт. Все считали их идеальной парой. Тед любил печь, а Герта, сдобная пышка, любила, как все Нотты, хорошо поесть. Ну два сапога пара.
А вот у Ингрид на любовном фронте все было иначе. Все полагали, что рано или поздно она выйдет за Лидера Свенсена, но отношения этой пары, вместе выросшей, больше смахивали на обоюдную привязанность брата и сестры.
Многие парни подъезжали к красивой девушке, но получали от ворот поворот, поскольку ничуть ее не интересовали.
После школы она вновь утыкалась в какую-нибудь книгу либо работала у местного ветеринара. Народ уже сомневался, что Ингрид когда-нибудь выйдет замуж. Похоже, зверье ей нравилось больше парней.
Был случай, когда некий Моррис Шингл схлопотал по морде за скверное, на ее взгляд, обращение с лошадью.
Еще больше добрых друзей
1919
Следующим постояльцем "Тихих лугов" стал мистер Линдквист, которого похоронили вместе с его скрипкой.
– Черт! Знай я, что просто окажусь на холме, я бы велел не обряжать меня так шикарно, – сказал он, едва очнувшись. – Ну что, Лордор, как оно тут?
– Даже не знаю, как это описать точнее. Ну вроде… Катрина, скажи ему, ты со словами дружишь.
– Спасибо, Лордор, но, боюсь, сейчас тот случай, когда слова бессильны. Мало сказать "красота" или "эйфория". Наверное, всего ближе слово "совершенство", но и оно во всей полноте не передает ощущение, о котором ты даже не подозревал, а оно вот существует.
– В точку! – согласился Лордор.
Чуть позже на "Тихие луга" прибыла Бёрди Свенсен, и она тоже, как все другие, изумилась. О загробном мире много всяких ложных представлений, но главное заблуждение – там невероятно скучно. Постояльцы холма в один голос заявляли: проведи здесь хоть тысячу лет, ни на секунду не заскучаешь. Да, нельзя передвигаться, как прежде, но разговаривать можешь когда угодно. Всего-то и надо – окликнуть приятеля. И неважно, день, ночь ли, всегда найдется тот, с кем можно поболтать.
Но что самое замечательное – никаких повседневных забот и только неохватная глазом панорама дивной природы. Восходы, закаты, дождь, снег, пасмурные и солнечные дни и всякие чарующие неожиданности вроде падающей звезды, внезапного солнечного луча после грозы, радуги, серебристых всполохов молний. А луна! Она одна – целый спектакль. Иногда предстанет большим оранжевым диском, иногда – белой его половинкой или просто светлым узким серпом. У каждого времени года своя прелестная особенность. Осенью в небе проплывают бесконечные стаи гусей и уток, весной пиршество деревьев в цвету. Летние ночи, теплые и нежные, полнятся благоуханием жимолости и глицинии. Зимой в воздухе вкусно пахнет дымком, и некоторые старики по запаху умеют определить, какими дровами топят печку – кедровыми, дубовыми или ореховыми. Зима очень красива. Порой "Тихие луга" укрывало снегом, но всем было тепло и уютно. Скука? Господи, о чем вы!
Бёрди поделилась с Катриной:
– Знаешь, не терпится поскорее проснуться и увидеть все чудеса, какие для нас заготовил день.
Двадцатые
Все заготовленные чудеса
Элмвуд-Спрингс смотрит вверх
Усилиями юного мэра и муниципального совета в городе, ко всеобщему восторгу его жителей, появилась высокая водонапорная башня, украшенная надписью большими черными буквами: ЭЛМВУД-СПРИНГС, МИССУРИ. Башню было видно издалека. Когда горожане, запрокинув голову, смотрели на нее, они почему-то преисполнялись собственной значимостью.
Все больше молодежи переезжало с ферм в город, открывались новые заведения. Рядом с кинотеатром появилась закусочная "Трамвай", а в 1920-м мисс Дикси Кахилл арендовала зал над аптекой, где открыла "Школу степа и вальса". Куча девочек и несколько бедолаг-мальчиков были немедленно в нее записаны.
В кинотеатре народ хохотал на фильмах Чарли Чаплина и Бастера Китона. Все дети были безумно влюблены, каждый в свою кинозвезду. Возле кассы миссис Эгстрём с пеной у рта доказывала, что Грета Гарбо – ее троюродная сестра по отцовской линии. В это верилось с трудом, однако она получила контрамарку с пакетом попкорна в придачу.
Город не забывал Лордора Нордстрёма. 22 мая, дата закладки поселения, теперь официально называлось Днем основателя. Ежегодно в этот день городской совет в полном составе, все ученики начальной и средней школы приходили на "Тихие луга" и возлагали огромный букет на могилу Лордора Нордстрёма. Затем все горожане отправлялись в парк, где на открытой эстраде происходило театрализованное действо, автором, режиссером и продюсером которого выступала Люсиль Бимер.
ИЗ ШВЕЦИИ В МИССУРИ:
САГА О ЛОРДОРЕ НОРДСТРЁМЕ
Вдохновенная история в песнях и танцах о том, как в 1880 году молодой швед покинул родину, прибыл в эти края и расчистил землю под ныне существующий город Элмвуд-Спрингс.
Постановка изображала первых поселенцев, вместе со скотиной и сельхозорудиями прибывающих на жительство. Мужчины были в комбинезонах, женщины – в клетчатых капорах.
В 1920-м премьера прошла с большим успехом, вот только домашние животные, задействованные в постановке, проявляли норов. В последующие годы живых овец, свиней, коров и мулов заменили картонными силуэтами. Достоверность, конечно, пострадала, но, как выразилась Люсиль Бимер, береженого бог бережет.
Обувной отдел
С тех пор как Олаф Олсен стал продавцом в универмаге братьев Морган, в обувном отделе всегда было людно. Детям очень нравилось, когда особой серебристо-черной стальной машинкой дяденька обмерял им ноги. Он всегда наигранно удивлялся, какие у них огромные ножищи, говорил, что их обладатели вырастут великанами, и угощал мятным леденцом на палочке. Помимо доброго нрава, всем дамам и девушкам нравился его внешний вид: гладко зачесанные волосы, всегда свежий белый воротничок. Вполне естественно, что целая куча постоянных клиенток появлялись не реже одного раза в неделю и по часу с лишним примеряли туфли. Олаф не роптал. Он знал, что в результате они непременно купят какую-нибудь пару.
В майскую субботу 1921 года Олаф обслуживал трех дам, пока те обсуждали свою любимую тему – Ингрид Нордстрём.
Примеряя восьмую пару туфель, миссис Белл спросила:
– Олаф, а как поживает ваша прелестная дочурка… малышка… э-э… Берта?
– В смысле, Беатрис? – улыбнулся Олаф.
– Да-да, Беатрис.
– У нее все хорошо, миссис Белл. Со школьной подружкой Элнер Нотт она пошла в кино. Девочки вот-вот вернутся.
– Сколько ей уже?
– Десять, скоро одиннадцать.
– Значит, пока вам не нужно тревожиться о женихе.
Олаф пошел на склад за очередной партией обуви, а дамы продолжили разговор об Ингрид Нордстрём.
– Вот уж настоящая папина дочка, – сказала миссис Белл. – Вряд ли она отыщет кого-нибудь, кто сравнится с Лордором.
– Нет, он единственный в своем роде. Таких мужчин больше не делают, – поддержала Мейбл Вутен. – Ну, не найдет так не найдет – вон мисс Бимер не замужем, а с виду вполне счастлива.
– Вот именно что с виду, – возразила миссис Гаммс. – Нет, настоящее женское счастье в семье и детях.
– Да не скажите, – покачала головой миссис Белл. – Я, конечно, люблю Ллойда и детишек, но… иногда хочется пожить только для себя. – Она вздохнула. – Как бы то ни было, я очень надеюсь, что Ингрид встретит хорошего человека.
Миссис Белл примерила еще шесть пар, и вот последняя ей наконец пришлась по душе. Но, взглянув на размер, она встревожилась:
– Олаф, я ношу пятый, а это седьмой!
– Не пугайтесь, миссис Белл, – успокоил Олаф. – Обувь этой фирмы всегда на два номера меньше. На самом деле это пятый размер.
– A-а… Ладно, тогда беру.
Женщины ушли, и Олаф, улыбаясь, сложил отвергнутые туфли в коробки. Кумушки забыли, что Ингрид – его племянница. Уж он-то знал ее как никто. И ничуть за нее не беспокоился.
Тут в магазин влетела Беатрис, за руку протащив подружку в обувной отдел:
– Папа, Элнер хочет, чтоб ты обмерил ей ноги.
Олаф рассмеялся:
– Хорошо, давай, милая. Сними башмаки и поставь ногу вот сюда.
Элнер разулась и сунула ступню в машинку.
– Стой прямо, не двигайся.
Олаф подвел планку к ее пальцам, заметил размер. Для девочки ее возраста нога просто огромная. Но об этом он умолчал и разыграл удивление:
– Господи, это ж надо! Элнер, твой размер в точности как у шведской принцессы Маргарет. Наверное, ты королевских кровей. – С показной серьезностью он взглянул на Беатрис: – Отныне, дочка, мы должны исполнять все ее приказания.
Беатрис захихикала:
– Теперь обмерь меня, пап.
Как часто бывало, в тот день Элнер заночевала у Беатрис. Девочки улеглись в постели и болтали о том, что с ними будет, когда они вырастут. Беатрис уже определилась точно:
– Я выйду за красивого мужчину и рожу трех детей, двух мальчиков и одну девочку, которую в честь моей шведской бабушки назову Ханна Мари. А у тебя сколько будет детей?
Элнер задумалась:
– Не знаю, Беатрис. Мама говорила, рожать детей очень больно. Наверное, лучше я рожу котяток.
– Ты не можешь родить котят, дуреха! – засмеялась Беатрис.