Филомина читала, что королева-мать пьет и играет в азартные игры. Сама она подобных занятий не одобряла и сейчас обратилась с молитвой к Богу:
- Господи, хоть бы соседка меня не трогала.
Она порылась в кошельке, ища пятидесятипенсовик. Зажечь газ сейчас, днем, или вечером, когда она будет смотреть телевизор? Этот вопрос она задавала себе ежедневно круглый год, кроме лета, хотя Трой, средний ее сын, говорил ей:
- Слушай, мам, если тебе нужно, включай газ хоть на целый день , ты нам только свистни, и за деньгами дело не станет .
Но Филомина была женщина гордая. Она медленно, одну за другой натягивала на себя одежки. Потом подошла к шкафу, где висело ее зимнее пальто. Надела его, обмотала шею шарфом, напялила фетровую шляпу и лишь тогда, приняв все оборонительные меры против холода, направилась в кухню готовить завтрак. Первым делом пересчитала куски хлеба: пять. Затем оставшиеся яйца: три. Есть крохотный кусочек маргарина - хватит разве что на помазанье при крещении младенца. Тряхнула коробку с кукурузными хлопьями. На полмиски наберется, а до пенсии еще два дня протянуть надо. Наклонившись, она открыла дверцу холодильника.
- Чего ему попусту гудеть, когда вокруг мороз.
Она выдернула вилку из розетки, и холодильник смолк. Достав кусочек сыра, она с великим трудом (сильно болели узловатые, изуродованные артритом пальцы) натерла щепотку на кусок хлеба и сунула его в духовку.
Она сидела в нетерпеливом ожидании, досадуя, что расходуется газ. В конце концов вынула бутерброд из духовки, хотя сыр еще толком не растаял, и, по-прежнему закутанная, в шляпе, пальто, шарфе и перчатках, принялась за полуготовый завтрак. Было слышно, как за стеной смеется королева-мать и втаскивают в дом мебель. Обращаясь через стену к королеве-матери, Филомина сказала:
- Погоди, погоди, моя милая. Скоро тебе станет не до смеху.
Накануне вечером Филомина видела по телевизору Джека Баркера, который сказал, что бывшая королевская семья будет жить на государственное пособие. Что пенсионеры - королева, принц Филип и королева-мать - будут получать столько же, сколько и Филомина. Прикрыв глаза, она произнесла:
- За все, что Ты дашь мне, благодарю Тебя, Господи. Аминь.
И принялась за завтрак. Откусив кусочек, она долго и тщательно жевала, чтобы растянуть удовольствие. Хорошо бы съесть еще ломтик, но ведь она откладывает деньги: скоро опять вносить абонементную плату за телевизор.
А королева-мать потешалась над нелепой миниатюрностью окружающего.
- Совершенно восхитительный домик, - хохотала она. - Просто прелесть. Вполне подошел бы в качестве конуры для крупной собаки.
Кутаясь в норковую шубку, она осматрела ванную. Раздался новый взрыв смеха; видно было, что хохотунья всегда панически боялась зубоврачебного кресла.
- Я просто в восторге, - заливалась королева-мать. - Какая вместительная ванная, и взгляни, Лилибет, даже крючок для пеньюара есть.
Королева посмотрела на крюк из нержавеющей стали, торчащий в двери. Есть из-за чего приходить в восторг - обыкновенный крючок, практичный предмет обихода, созданный с конкретной целью: чтобы на него вешали одежду.
- Лилибет, здесь нет туалетной бумаги, - шепнула королева мать. - Где же ее берут?
Кокетливо склонив голову набок, она ждала ответа.
- Покупают в магазине, - сказал Чарльз.
Он в одиночку выгружал коробки из фургона, который только что подъехал к домику его бабушки. Зажав под мышкой торшер, он держал в другой руке шелковый абажур.
- Ах вот оно что! - Казалось, улыбка навеки застыла на лице королевы-матери, будто высеченная в горе Рашмор. - Здесь все невероятно интересно!
- Вот как?
Королеву раздражало, что мать не желает хотя бы на миг предаться отчаянию. Ведь на самом-то деле домик поистине отвратительный - тесный, скверно пахнущий и холодный. Как же мать сможет здесь жить? Она ведь даже шторы ни разу сама не задернула. И вдруг пожалуйста, изо всех сил, хоть это и глупо, старается не теряться в таком жутком положении.
Прибыл Спигги выполнять уже знакомое задание и был встречен преувеличенно радостными возгласами. Королева-мать не поверила цифрам в памятке, полученной от Джека Баркера. Не может же комната быть размером девять футов на девять, решила она. Одну цифру, видимо, пропустили - Баркер имел в виду девятнадцать футов. Поэтому огромные ковры из Кларенс-хауса прибыли в фургоне в переулок Ад. За этим проследили, сослужив ей последнюю службу, те из челяди, кто не успел напиться в стельку.
Спигги извлек из сумки орудия разрушения: острый нож, металлическую рулетку, черную клейкую ленту - и принялся кромсать бесценный ковер, подарок Персии, чтобы он уместился возле камина, выложенного оранжевой плиткой. Спигги вновь был героем дня. Королева-мать прогуливалась в садике за домом, рядом с ней семенила ее корги по кличке Сьюзан. В кухонное окно соседнего домика за ними наблюдала чернокожая женщина. Королева-мать помахала ей, но та нырнула в глубь дома и скрылась из виду. Улыбка на губах королевы-матери чуть дрогнула, но тотчас заиграла вновь, наподобие биржевых сводок в "Файнэншл таймс", когда в Сити выдастся трудный день.
Королева-мать отчаянно нуждалась в любви. Она могла существовать лишь в атмосфере всенародного обожания; без него она бы погибла. Большую часть жизни она прожила без мужской любви, и преклонение простых людей служило ей в какой-то мере утешением. Ее слегка обеспокоило недружелюбие соседки; тем не менее, когда она вернулась из садика в дом, улыбка вновь сияла, как прежде.
Спигги поднял голову от ковра. В его глазах королева-мать прочла восхищение. Она заговорила с ним, стала расспрашивать о жене.
- Сбегла, - коротко обронил Спигги.
- А дети?
- С собой забрала.
- Так вы, стало быть, беспечный холостяк? - Голос королевы-матери весело звенел.
Спигги насупился.
- Кто это вам сказал, что я без печки?
- Бабушка имела в виду, - разъяснил Чарльз, - что вы, наверное, живете без забот, не обремененный всевозможными семейными обязанностями.
- Мне денежки с неба не валятся, я вкалываю, - сказал Спигги. - Вы бы сами попробовали потаскать туда-сюда тяжеленные ковры.
Столь явное непонимание привело Чарльза в замешательство.
И почему его родственники не умеют просто поговорить с соседями, без этого… гм… постоянного… гм?..
Королева стала передавать собравшимся изящные фарфоровые чашечки с блюдцами.
- Кофе, - объявила она.
Спигги напряженно наблюдал, как члены бывшего королевского семейства обращаются с крошечными чашками. Они продевали указательные пальцы в ручки, поднимали блюдца к лицу и отхлебывали. Однако указательный палец Спигги, мозолистый, распухший от многолетнего физического труда, никак не лез в ручку чашки. Спигги взглянул на собственные пятерни. Моментально устыдившись, сунул кулаки в карманы комбинезона. Самому себе он теперь казался неуклюжей скотиной. А у них тела словно бы светятся - будто стеклом облитые. Вроде как для защиты, что ли. У Спигги же тело было похоже на карту, испещренную условными обозначениями: травмы на работе, драки, заброшенность, бедность - все прожитое оставило свои видимые меты. Спигги сгреб чашечку правой рукой и в один глоток выпил скудное содержимое. Да тут комару не хватит нос обмочить, проворчал он себе под нос, ставя чашечку на блюдце.
Принц Чарльз с трудом пробился сквозь небольшую толпу, собравшуюся у ворот бунгало королевы-матери. Поодаль, ссутулившись, дрожал на ледяном ветру бритоголовый паренек. Он подошел к Чарльзу.
- Видак нужен?
- Вообще-то да, - сказал Чарльз. - Моей жене нужен. Мы свой забыли, не подумали в… гм… но… они ведь жутко, гм… ну… дорогие?
- Еще бы, ясное дело, дорогие, но я могу достать за пятьдесят монет.
- За пятьдесят монет?
- Ага, один мой кореш их толкает.
- Филантроп, наверное?
Уоррен Дикон непонимающе уставился на Чарльза.
- Просто кореш.
- А они, гм… то есть… эти видеомагнитофоны, они… гм… работают?
- Само собой. Они же из хороших домов, - возмутился Уоррен.
Что-то тут Чарльза смущало. Откуда этот юнец с крысиной физиономией знает, что у них нет видео? И он спросил Уоррена.
- Да я шел вчера мимо вашего дома. Глянул в окошко. Красный огонек не светится. Занавески надо задергивать. У вас ведь там товарец клевый - хоть те же подсвечники.
Чарльз поблагодарил Уоррена за комплимент. У юноши, очевидно, прекрасно развито эстетическое чувство. И впрямь не стоит судить о людях по первому впечатлению.
- Да, подсвечники изумительные, - сказал Чарльз, - Вильгельм Третий. Он, гм… я имею в виду Вильгельма, положил начало коллекции в…
- Чистое серебро? - поинтересовался Уоррен.
- Разумеется, - заверил Чарльз. - Работа Эндрю Мура.
- Надо же, - отозвался Уоррен, словно наперечет знал всех серебряных дел мастеров семнадцатого века. - Небось, потянут на кругленькую сумму, а?
- Возможно, - согласился Чарльз. - Но ведь, как вы, гм… наверное, знаете, мы… то есть… членам моей семьи, нам не разрешается, гм… вообще говоря… продавать что бы то ни было из нашего, гм…
- Товару? - Уоррену тошно было дожидаться, пока Чарльз закончит фразу. Вот козел! И он мог в один прекрасный день стать королем и править им, Уорреном?!
- Ну да, товару.
- Так вам надо было оставить там подсвечники и прикупить видак.
- Прихватить видак, - уточнил Чарльз.
- Короче, нужен он вам или нет? - Уоррен решил, что пора завершать сделку.
Чарльз пошарил в карманах брюк. Где-то у него была бумажка в пятьдесят фунтов. Отыскав, он протянул ее Уоррену Дикону. Он не знал ни имени Уоррена, ни его адреса, но, раз юноша интересуется материальной культурой прошлого, решил Чарльз, его стоит поддержать. Он уже представлял себе, как покажет Уоррену свою небольшую художественную коллекцию и, возможно, побудит молодого человека заняться живописью…
Чарльз залез поглубже в фургон и подхватил картонный ящик с надписью "обувь"; но ведь обувь обычно не звякает и поднять ее не составило бы такого труда? Приоткрыв крышку, Чарльз увидел двадцать четыре бутылки джина "Гордонс", аккуратно переложенные зеленой упаковочной бумагой. Прижимая ящик к груди и обливаясь потом, он протиснулся сквозь толпу. Вот бы Беверли посмотрела, как он тащит такую тяжесть - выполняет мужскую работу. Когда он благополучно донес груз до входной двери, женщины и малыши в колясках веселыми, хотя и не без насмешки, криками выразили ему свое одобрение; Чарльз, раскрасневшийся, довольный собой, кивнул им в знак благодарности, как учили его делать с трехлетнего возраста.
Пошатываясь, он втащил тяжеленную коробку в кухню, где его мать мыла в раковине посуду - одной, здоровой рукой. Привалившись к крошечному пластмассовому столику, принцесса Маргарита наблюдала за королевой. В ее собственном доме все стояло вверх дном. Не было никакой подходящей для новых обстоятельств одежды. Большой кофр с вещами на каждый день остался в Лондоне, и теперешний ее гардероб состоял лишь из шести туалетов для коктейля, которые оказались бы вполне уместны на вручении премий звездам эстрады - но больше нигде. Меха, разумеется, были при ней, однако и тут загвоздка: нынешним утром девица с вытатуированным на шее пауком, проходя мимо нового жилища принцессы, прошипела: "Живодерка проклятая!"
Королеве от души хотелось, чтобы сестра ушла наконец из материнской кухни. Она только свет загораживает и место занимает, а здесь и без того тесно. Да и работы невпроворот.
Спигги просунул голову в кухню и обратился к принцессе Маргарите:
- Ковры подогнать надо? До вечера, поднапрягшись, могу и вам сделать.
- Благодарю вас, не надо, - растягивая слова, ответила та. - Едва ли стоит этим заниматься, я здесь долго задерживаться не намерена.
- Дело ваше, Мэгги, - как можно дружелюбнее ответил Спигги.
- Мэгги?! - Она гордо выпрямилась. - Да как вы смеете ? Я вам не Мэгги, а принцесса Маргарита. - Спигги даже подумал, что она его сейчас треснет; подтянув рукав великолепного кроя (от Карла Лагерфельда), она погрозила Спигги кулаком, однако потом кулак убрала и крикнула: - Противный маленький толстяк!
Удовольствовавшись этим, она убежала в свой дом в переулке Ад. Королева поставила на газ чайник. Мистер Спигги заслужил чашечку чая, подумала она.
- Извините, пожалуйста. Мы все сейчас сильно нервничаем.
- Да ладно, чего там, - сказал Спигги. - Мне и вправду неплохо бы малость похудеть.
Точно, еще и это, подумал он. У них-то у всех - ни жиринки. А у него вся родня заплыла. Женщин разносило после родов, а мужчины толстели с пива. На Рождество семейство с трудом умещалось в гостиной.
Ожидая, пока вскипит чайник, королева что-то мурлыкала себе под нос; уловив мелодию, Спигги, обрезавший ковер в прихожей, стал ее насвистывать.
- И как это называется? - спросил он, когда они закончили свой импровизированный дуэт.
- "Рожденная свободной", - ответила она. - Я смотрела картину в 1966 году. На королевском просмотре.
- Билеты небось бесплатные?
- Да, - призналась она, - и никакой очереди в кассу.
- А чудно, поди, ходить в кино в короне.
Королева рассмеялась.
- Ну что вы, всего лишь в диадеме! В кино корону не надевают; к чему мешать сидящим сзади?
Спигги гулко захохотал, тут же раздались стук в стену и вопль Филомины Туссен:
- Прекратите шум, у меня аж в голове гудит!
Филомина проголодалась и замерзла, голова у нее болела. Ее разбирала зависть. Когда-то и ее кухня звенела от смеха, все дети тогда жили еще дома: Фицрой, Трой и малыш Джетро И здоровы же были эти мальчишки лопать! Только успевай подавать. Она то и дело бегала на рынок. И прекрасно помнит, как оттягивала ей руки корзина, как вздымался пар из-под тяжеленного утюга, когда по утрам она гладила им к школе влажные белые рубашки.
Она подтащила стул к высокому буфету, где хранились коробки с крупами и консервы. Взобравшись на стул, поставила пакет с кукурузными хлопьями на самый верх. И раз уж залезла туда, принялась перебирать стоявшие на полках коробки и банки. Этот суп выдвинула вперед, те хлопья сунула поглубже назад и, наконец, довольная новой расстановкой своих припасов, сползла вниз.
- Ко мне в дом полиция сроду носа не совала, - громко объявила она пустой кухне. - А в буфете завсегда баночки припрятаны, - сообщила она прихожей. - И на небесах для меня местечко найдется, - заверила она спальню, снимая пальто и залезая под одеяло, чтобы согреться.
Под вечер вокруг фургона собралась приличная толпа желающих увидеть королеву-мать. Инспектор Холиленд направил туда молодого полицейского, чтобы тот рассеял зевак. Констебль Айзая Лэдлоу охотнее согласился бы охранять разлагающийся труп, чем стоять лицом к лицу с этими сурового вида женщинами и их зловредными чадами.
- Давайте-ка, давайте, сударыни. Проходите, пожалуйста.
Он похлопал руками в больших кожаных перчатках и, со своими редкими усиками, стал похож на ретивого тюленя, который ждет не дождется, когда ему кинут мяч поиграть. Констебль повторил приказ. Ни одна женщина не двинулась с места.
- Вы же заблокировали магистраль.
В толпе никто точно не знал, что такое магистраль. Может, то же, что мостовая? Женщина на сносях, у которой круглый, как арбуз, живот распирал куртку, сказала:
- Мы сторожим фургон королевы-матери.
- Ну, а теперь можно идти по домам. Раз я прибыл, то я и посторожу.
Беременная презрительно рассмеялась.
- Да я полицейскому кучку дерьма не доверю сторожить.
Такое оскорбление его профессиональной чести возмутило констебля Лэдлоу, но он вовремя вспомнил, чему его учили в Хендоне. Главное - спокойствие, нельзя позволить толпе взять верх. Умей контролировать события.
- Это по твоей милости мужик мой на два года загремел в Пентон-вилл, - продолжала женщина.
Констеблю следовало пропустить это замечание мимо ушей, но он был молод и неопытен.
- Стало быть, ни в каком преступлении он не повинен, так, что ли? - Лэдлоу постарался произнести это с сомнением и насмешкой, но у него не очень-то получилось.
Беременная приняла его вопрос за чистую монету. Помертвев от ужаса, констебль Лэдлоу смотрел, как по ее круглым раскрасневшимся щекам покатились слезы. Неужто его преподаватели вот это все и называли "общением с народом"?
- Говорили, будто он с церковной крыши свинцовые листы поснимал, так ведь врали все, черти полосатые. - Остальные женщины толпились вокруг, похлопывая и поглаживая рыдающую рассказчицу, чтобы утешить ее. - Он же высоты пуще всего боится. Даже на стул залезть, чтобы лампочку перегоревшую сменить, и то не мог - мне приходилось.
Из бунгало вышел Чарльз, намереваясь перетащить в дом последние коробки, и вдруг услышал жалостное женское причитанье:
- Лесли! Лесик ты мой! Не могу я без тебя!
Он увидел небольшую группку женщин, окруживших молодого полицейского. Шлем у того свалился на тротуар и был тут же подобран малышом с серьгой в ухе; карапуз нахлобучил его на свою головенку и был таков.
Констебль Лэдлоу попытался объяснить истерически рыдавшей женщине, что хотя по слухам такое иногда действительно подстраивают в раздевалках, но сам он ни в чем подобном никогда не участвовал.
- Послушай-ка… - начал он и тронул ее за рукав куртки.
В едином порыве вся группка шагнула вперед, преградив Чарльзу путь к кузову фургона. И тут Чарльзу открылось другое зрелище: полицейский ухватил за руку молодую женщину на сносях, а та пытается высвободиться. Чарльз читал в газетах сообщения о жестокостях полиции. Но неужели такое и в самом деле возможно?
Теперь констебль Лэдлоу оказался посреди небольшой толпы пронзительно кричащих женщин. Надо поостеречься, а не то, не ровен час, с ног собьют. Изо всех сил он вцепился в рукав беременной - ее, как он понял из воплей окружающих, звали Мэрилин. Даже качаясь из стороны в сторону под натиском женщин, он представлял себе, что напишет в отчете - ибо происходящее, несомненно, уже перешло в разряд "происшествий". А сколько еще бумаг предстоит написать!