- Сами приедем с докладом, крестный. - Он помолчал, помялся. Добавил вдруг: - Ты не подумай, что я убийца, хотя мне не только пулей, но и в рукопашной убивать приходилось. Но за Катьку да за отцовскую мечту только мерзавец отомстить не хочет.
5
А при всем том хорошо мне было тогда в Глухомани. Танечка - внимательная, уютная, улыбчивая и спокойная, как раннее солнышко. Наградило меня счастьем под конец жизни. Только кто же может знать про свой конец? Знал бы я - еще бы внимательнее и ласковее был.
Союз наш нерушимый республик свободных распался с легкостью необыкновенной - только коммунисты горласто требовали прошлого. Представляете, как же надо отравить людей, чтобы они назад просились, а не вперед?..
К Танечкиным родителям дед ее, Иван Федорович, не-ожиданно свалился, как снег на голову, но, так сказать, уже на постоянной основе. Жил он до сей поры в областной нашей столице, имел однокомнатную квартиру, жену похоронил, как-то там управляться один обучился. А тут вдруг - явился. Здравствуйте, дескать, я - ваш батюшка и дедушка.
Обиженный приехал - до слез. Обвели его вокруг пальца, как малолетнего, хотя и ученым был. Профессором какой-то там негромкой науки. То ли социальной логики, то ли социальной психологии, то ли социальной патологии, я в подробности не вдавался. Он ее в нашем областном университете преподавал, эту науку. Но в делах житейских решительно ничего не смыслил и, естественно, во время отсутствия всякой логики в нашем государстве влип как кур в ощип.
В университете никакой зарплаты не платили уже месяца три. Как там люди перебивались, не знаю, но Иван Федорович перебиваться так и не научился и всегда четверть своей зарплаты тратил на книги. В том числе и на иных языках, поскольку знал аж три, не считая русского: английский, немецкий и французский. Книги были его страстью, верой, отдушиной и даже надеждой. Вот он с этой страстью, отдушиной и надеждой и дал маху, когда согласился на обмен.
Афера была простой, как мальчишеская удочка. Какие-то люди, которых он до сей поры и в глаза-то не видел, предложили ему обмен с компенсацией за площадь и удобства: он уступает им свою однокомнатную квартиру с телефоном, а сам перебирается в их коммуналку с доплатой в два-дцать тысяч зеленых. Иван Федорович прикинул, какую уйму книг он сможет купить на эти двадцать кусков, и подмахнул какое-то там соглашение. А через месяц его выселили с помощью милиции: оказалось, что он подписал дарственную на собственную жилплощадь, заверенную нотариусом и даже свидетелями сговора. Вот на основании этого липового документа деда и попросили с квартиры, а поскольку деваться ему решительно было некуда, он и прибыл в нашу Глухомань к единственной дочери. С тремя неподъемными ящиками книг.
Он был наивно обиженным - таким обиженным бывает только ребенок, - потому что обман как таковой (да еще такой наглый) считал совершенно нечеловеческим деянием. Под лаской дочери он малость оттаял, а потом Танечка решила пригласить его к нам. При этом она предупредила, что ее дедушка пьет только хорошее сухое вино, и я слегка побегал в его поисках. Глухоманцы, как выяснилось, сухого вина в рот не брали, предпочитая ему мокрое, и я с трудом разыскал в какой-то новой лавчонке - их расплодилось, как опят - две бутылки грузинского мукузани, сохранившихся еще с советских времен.
Танечка была на удивление внимательна, ласкова и разговорчива. Последнее обстоятельство было для меня новым, поскольку моя женушка никогда не была болтушкой, предпочитая слушать и вовремя вставлять убийственные реплики. Но по-детски обиженного профессора надо было сначала приучить к новой обстановке, а затем заставить улыбаться, позабыв все невзгоды. И ей это блистательно удалось.
Потом был ужин, за которым профессор был очень удивлен давно исчезнувшим натуральным грузинским мукузани. Он не пил - он смаковал вкус и букет, показывая пример, как пьют настоящее вино. Это имело под собой некоторую основу, так как дедушка в бытность молодым за какую-то там работу был приглашен в Сорбонну на годичный курс повышения квалификации, говоря нашим советским языком. Там он научился понимать толк в хорошем вине и освоил еще массу полезных знаний, которые и выплеснул на мою голову после выпитой бутылки.
- Культуры всего мира - а без культуры немыслимо никакое человеческое сообщество, потому что она и есть та крепость, которая отделяет человека от природы, - делятся на две неравные категории. На культуру системную, требующую подготовки, воспитания и знаний, и на культуру стихийную, бессистемную, которая присуща всему человечеству приблизительно в равной степени. Все народы мира обладают как той, так и другой культурой, но мы считаем цивилизованными лишь тех, в которых высоко развита культура системная. Вот ее-то и уничтожила советская власть в России, и сегодня в нашей свободной стране господствует культура бессистемная, то есть крестьянская.
Профессор не говорил, а излагал. Он отдохнул от житейских невзгод и обид, успокоился и жаждал аудитории. А я был лучшей из всех местных аудиторий, поскольку слушал заинтересованно и порой задавал вопросы. Профессор отвечал с живейшим интересом и даже с азартом, точно все время приглашал собеседника спорить с ним. Но…
Но тут Танечка появилась. Пригласила к столу, и разговор прервался. Очень для меня важный разговор: понял я кое-что. Доселе непонятное. Ну, к примеру, строить демо-кратическое общество в стране, где, по сути, нет ни одного демократа, - опасное занятие. И - пустое.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Вдруг в Москву вызвали. В министерство. Уж и Советского Союза не существовало ни на каких картах, кроме исторических, а министерства благоденствовали при старых, очень даже знакомых мне именах. В частности, мой вызов подписал однокурсник, доселе носивший, правда, папки из кабинета в кабинет. Ну, думаю, дело плохо: закроют моих патронников вместе с оружейниками ввиду нехватки средств для нелегального вывоза за рубеж.
Того же мнения придерживался и Херсон Петрович:
- Похоже, что возвращение будет огорчительным.
А накануне отъезда, когда у меня уж и билет на руках был и Танечка чемодан уложила, заехали афганцы. Все трое - Андрей, Федор и Валера. С бутылкой и озабоченностью на лицах. Я подумал сперва, что пронюхали о моем вояже в столицу, но оказалось - по делу.
- Странный звонок, крестный, - вздохнув, сказал Андрей. - Звонил сам Юрий Денисович Зыков. Лично отцу. Без секретаря, напрямую. Сказал, что месяц пробыл за границей, только что вернулся. Выразил свое сочувствие и добавил при этом, что с долгом готов обождать, это, мол, не к спеху. И главное, никакого счетчика и никаких процентов за просрочку. Все - согласно договору. Странно?
- Он и вправду отсутствовал?
- Отдыхал на Кипре, - сказал Федор. - Это точно.
- Значит, местная банда работала, пока его не было, - предположил я. - Ну и, как говорится, слава богу.
- Не совсем, - Андрей вздохнул. - Есть одна неувязочка. Двусторонняя, как медаль.
- Какая еще неувязочка?
- Валера третьего отловил, из тех, кто над Катькой издевался, - сказал Андрей. - Припугнул, тот все и выложил.
- Что именно? Не темни, Андрей, я этого не люблю.
- Два факта, - сказал Валерий. - Но оба - непроверенные. Может, так просто ляпнул, чтобы только отговориться.
- Давай непроверенные.
- Первый: все трое подкрутков - действительно из спортлагеря, которым Спартак Иванович руководил. Бывший ваш первый секретарь.
- Ну, это еще ни о чем не говорит.
- Зато второй говорит, - сказал Андрей, перехватив инициативу разговора: за ним такое водилось. - Будто припугнуть отца через Катьку ребятам велел сам Спартак. Потому-то и не изнасиловали: ему уголовщина не с руки, у него - планы.
Я призадумался. Это могло быть похоже на правду, если бы я лично не знал Спартака. Веселого, даже чуточку бесшабашного парня, умевшего и подраться, и забыть про драку чисто по-мужски. Что-то тут явно не сходилось, особенно если учесть, что Спартак Иванович и впрямь любил мою Тамарочку, а Тамарочка не утратила и очень не хотела утрачивать дружбу со мной. Нет, тут что-то было не так, о чем я и сказал ребятам.
- Отец тоже так считает, - тотчас же согласился Андрей. - Он сразу сказал, что парень просто на авторитет сослался, только и всего. Похоже на правду, крестный?
- Похоже, - сказал я.
И с чего-то вздохнул. Не удержался.
- Ну, тогда выпьем на дорожку, - с огромным облегчением сказал Андрей. - Танюшка, вали на стол закуску!
Хорошо выпили, хорошо закусили. Потом Танюша вместе с ребятами меня на поезд усадила, и укатил я в столицу нашей Родины. В город-герой Москву.
Только не спалось мне в том поезде, несмотря на мягкий вагон и выпитую водку. Что-то тревожно было…
- Он - злопамятный, - сказал мне Ким о Спартаке.
Но ведь он же первым и отмел признания перепуганного паренька. Правда, до этого был звонок Зыкова. А я так и не успел с Альбертом поговорить. И что-то меня тревожило.
Впрочем, почему - "что-то"? Спартак Иванович меня тревожил. Точнее, не столько он, сколько его внезапное возникновение в этом страшноватом деле. С до ужаса перепуганной девочкой и двумя порядком избитыми парнями в больнице. А парни-то из спортивного лагеря, который организовал Спартак и которым долгое время руководил, всегда лично отбирая кандидатов в будущие чемпионы.
А поезд мчал сквозь всю нашу необъятную глухомань, в которой жили свои танечки и тамарочки, свои спартаки ивановичи и херсоны петровичи, свои кимы и пока еще живые вахтанги, свои "подкрутки" и свои беспощадные ребята, прошедшие Афган и оставившие там всякое сострадание как излишний балласт.
Мчал поезд.
2
Встретили меня в министерстве почти с распростертыми объятьями. Мой сокурсник за это время получил вдруг чуть ли не двухступенчатое повышение и теперь имел право на личную подпись в каких-то там очень даже обещающих документах. А потому, порадовавшись свиданию, тотчас же и приступил к существу:
- Значит, дела такие. Принято решение о закрытии у тебя производства винтовок устаревшего образца.
- А людей куда я дену, вы подумали?
- Не гоношись, подумали, - он обещающе улыбнулся. - Вместо винтовок к тебе полностью переводится оборудование для производства подствольных гранат. Ну, а впоследствии и автоматов, это специально оговорено. Деньги на замену оборудования и запуск цеха в производство уже выделены. И план по выпуску тоже уже подписан. Очень даже впечатляющий план. Будешь гнать подствольные гранаты в массовом порядке.
- Воевать, что ли, собрались?
Он улыбнулся, погрозил пальчиком.
- Поперед батьки в пекло не суются. Твое дело - клепать эти самые подствольные гранатки. А наверху - решать, как и когда их использовать. Да ты же вприсядку пу-ститься должен, а не дурацкие вопросы задавать: зачем да для чего. В наше время получить такой заказ для оборонки - это, знаешь, миллион по трамвайному билету. Да, недаром я побегал. Кстати, с тебя по этому поводу причитается.
- Да хоть сейчас. Называй ресторан.
- Сейчас - служба на благо отечества, брат. - Он вздохнул. - Но уж вечерком ресторанчик я тебе укажу!
Вечером указал. Дорoг\й вышла встреча друзей, доложу я вам. Хорошо, Танюшка вовремя мне деньжат подсунула: "Мало ли. Москва все-таки".
Не Москва, милая ты моя! Не Москва, а - чиновники в Москве. Однокашника ободрать готовы как липку…
Мой знакомец выбрал какой-то неприметно маленький ресторанчик, но цены там!.. Сроду не подозревал, что могут быть такими. А мой как бы приятель заказывал черт знает что. Вкусно - спору нет, но я все время про себя считал, хватит ли мне семейных денег. И поэтому слушал не очень вдумчиво, хотя было что послушать.
- Слыхал о генерале Дудаеве? Ну, Герой Советского Союза, вспомни! Так вот, он создал в Чечне отлично вооруженную армию. Зачем, спрашивается? А затем, чтобы послать нас, Россию, к такой-то бабушке, вот зачем. Можем мы это допустить? Нет уж, хрена вам, с нас развала Союза во как достаточно! А к этому идет. Напрямую к этому топает! Ты телевизор-то смотришь?
- Смотрю, - сказал я, мучительно подсчитывая в уме, сколько может стоить востребованная осведомленным приятелем осетрина на вертеле, которой я сроду не пробовал. - Гонят муть вместо дела.
- Значит, не тот канал смотришь, - укоризненно сказал устроитель благополучия моего оборонного предприятия. - Поди в НТВ вцепился? Так нечего там смотреть, это - Гусинского пропаганда. Тоже - фрукт! Нет, ты ОРТ смотри внимательно. И внимательно слушай…
Тут принесли заказанную им осетрину на вертеле, и он малость приумолк. Вкусная штука, я попробовал. Сколько же она стоит?..
Однако надолго от разговоров его даже осетрина не удержала:
- Откуда у него деньги на современное вооружение, скажи? Он же за рубежом его покупает! Тогда - деньги откуда?
- За рубежом - и наше вооружение? - усомнился я. - А может, ему проще у наших генералов его купить?
- Нехорошо думаешь… - он оторвался от осетрины и погрозил мне пальчиком. - Непатриотично думаешь о нашей славной армии. Это все глухомань проклятая, ее мыслишки. Слетелись туда непризнанные политики и вас, наивных, с толку сбивают.
- Ну, а в какой еще стране можно купить наше оружие? В странах НАТО, что ли? Так они от своего не знают, куда деваться.
- В Грузии! - рявкнул мой собеседник. - В Грузии и Азербайджане! Думаешь, они позабыли уроки, которые им преподнесла наша славная армия? Не-ет, ничего они не забыли, ничего…
Признаться, очень мне захотелось треснуть его кулаком по физиономии, как когда-то Спартака, но - сдержался. Ну, тресну, ну, выпущу пар, а чем работяг своих кормить буду? Он же наверняка заказ на подствольные гранатки другому отдаст. Да хоть за угощение в этой же самой неприметной точке частнопита. Как бог свят, отдаст, а меня в милицию упечет и с работы снимет…
И я - проглотил. Проглотил вместе с осетриной на вертеле, как последний подонок. Вахтанг, наверно, с грустной горечью вздохнул на том свете…
А проглотив, спросил. Так, очень по-свойски:
- Ты в верхах вертишься, все знаешь. Скажи мне честно: будем с Чечней воевать?
- Непременно, - жестко, едва ли не по складам сказал он. - С сепаратизмом надо бороться огнем и мечом. Огнем и мечом!..
- Может, сначала все-таки поговорить с Дудаевым?
- Это еще зачем? Чтобы наобещал с три короба? Кавказцы - они хитрые. Они заговаривать зубы умеют.
- Кому? Нашим генералам вроде Грачева? Так ему и я зубы заговорю, не говоря уже о красноречивых кавказцах.
- Ты кончай эту демагогию, - зло сказал мой бывший сокурсник. - Получил правительственный заказ? Вот и выполняй, пока этого решения не отменили. И еще бутылку коньяка закажи. Армянского! Будем пить и говорить о бабах. И ни слова больше о политике!
Я заказал, упирая на национальную принадлежность заказа. Официант с готовностью ринулся исполнять, а я, грешен, не удержался:
- Когда, по твоему мнению, эта война возможна?
- Когда ты первую партию подствольных гранат выпу-стишь, - сказал он, глазки прищурив.
И зубы при этом вперед выбросил. Как змея.
3
На душе у меня было тошно после этого ужина. Настолько, что я не стал искать гостиницу, а пошел на вокзал и взял билет на первый же поезд в мою родную Глухомань. Поезд оказался ползуще пассажирским, в мягкий или плацкартный билетов уже не было, и я поехал общим. Мне досталась нижняя боковая полка в последнем купе. Именно последнем, потому что служебное купе проводницы оказалось у другого выхода из вагона. А народу было невпроворот: на нижних полках сидели плечом к плечу, на вторых кое-где устраивалось и по два человека. Шум, гам, повышенные тона, "ты меня уважаешь?..", детский плач… Россия стронулась с мест насиженных с мешками, детьми, обидами и узлами и снова, как в гражданскую, заметалась в поисках чего-то до крайности насущного. То ли хлеба, то ли справедливости.
Как в гражданскую?.. Подумалось об этом случайно, в тесном вагонном проходе подумалось, а, как говорится, "попало в цвет". Судя по разговорам и намекам моего разлюбезного студенческого друга, у нашего порога стояла новая гражданская война.
Что я знал о чеченцах? Да, в общем-то, ничего, не считая, разумеется, Лермонтова: "Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал…" Но Ким в Казахстане жил бок о бок с чеченцами, выселенными державной волей в степи уж совершенно непонятно за какие провинности. Он дружил с их ребятишками, его вместе с ними кормили за одним столом чем бог послал, но всегда - поровну. И он утверждал, что честнее и надежнее друзей не бывает. Просто - не бывает, и все.
- Если чеченец сказал "да", можешь быть уверен: он повторит это "да" и на Страшном суде, - говорил он.
- На троих скинешься? - вдруг прервал мои размышления круто прокуренный голос.
Я поднял голову. Надо мной заговорщицки склонился парень лет тридцати в сильно потрепанном пиджачке и с еще более потрепанной физиономией
- А где возьмем-то? - спросил я.
- Да тут бабы специальные ездиют, - пояснил он. - Маленько переплатим, только и делов. И ей хорошо, и нам приятно.
Скинулись. Прокуренный взял деньги, куда-то шустро исчез и вскоре вернулся с бутылкой, одним стаканом и бородатым мужиком лет за пятьдесят.
- Этот - в доле, - сказал он. - Внес свои кровные. А проводница - совмещает.
- Что совмещает? - спросил я довольно тупо, поскольку мысли мои еще не вернулись в отведенное им природой стойло.
- Продажу паршивой водки с пьянством в вагоне.
- Грубо говоришь, - проворчал бородатый, сделавший вклад в общее удовольствие. - Водка паршивой не бывает. Паршивыми бывают только людишки.
Он достал из сумки хлеб, соль и огурцы. Второй извлек из кармана три сырые сардельки, а я честно признался:
- Ребята, закуской я не запасся, но зато с меня - бутылка, если нам не хватит.
- Это даже лучше, - сказал прокуренный, наливая полстакана. - Тебе - первому за доброе согласие.
Пили мы неспешно, но я бы не сказал, что с отменным удовольствием. Что-то мне мешало, а что - понять не мог. Водка была явно разбавленной, хмель в голову не ударял, а вот тяжесть - ударяла. Но я относил ее возникновение на моральный счет дружеского ужина в ресторане, поскольку мои партнеры крякали и похваливали.
- А водочка-то разбавленная, - сказал я.
- Ты во рту ее подольше катай, - посоветовал бородатый. - Она и достанет в конце концов.
За второй порцией начались разговоры, как то у нас и водится. Говорили в основном прокуренный и бородатый, а мне, признаться, было пока не до разговоров. Паршиво мне было, если уж сказать откровенно. И водка тут не помогала, а, как мне почему-то показалось, даже как бы содействовала.
- Дерьмократов ненавижу, - говорил тем временем бородатый. - Будет сигнал - а он будет, точно говорю, что будет! - сам автомат возьму. И уж - от души!
- А чем тебя демократы не устраивают? - довольно миролюбиво спросил прокуренный. - От советской власти тебя избавили. Теперь куда хочешь, туда и поезжай. Хоть в эту… Майами.
- А на какие шиши я туда поеду? Дерьмократы меня не от советской власти избавили - она вон как была в нашей глухомани, так и осталась. Только что вместо серпа с молотом у них теперь свечки в руках. Не-ет, друг, они меня от работы избавили, а чем я семью кормить должен? Их обещаниями? Так от них с души уж воротит.