- Ну, зачем вы так? - сказала Бо и взяла у него шляпу. Не хуже любой шляпницы она ловко расправила "федору", стряхнула с нее воду и передала шляпу Скотту. Но он ее отверг.
- До чего же вы иногда бываете глупый! - сказала Бо. - И поглядите на ваши брюки.
Скотт засмеялся и вздернул голову.
- Ничего, старушка, - сказал он, передразнивая ее английское произношение. - Я обещаю, что не буду на нем ничего срывать. И он зашагал к "фиату", громко хлюпая двуцветными ботинками. - Я никогда ни на кого не держу зла, - сказал он. - Почти никогда.
Хемингуэй уже сидел, как аршин проглотил, в "фиате" с включенным мотором. Мы сели, он проверил мотор, и мы выпрыгнули на верхушку грязной горки, как краб из норы. На сей раз глупая ссора зашла дальше, чем обычно. Все молчали. Мы протрусили по немощеной дороге до северной опушки Фужерского леса.
- Вот бы тут и устроить пикник, - сказала Бо, показывая на круглую полянку среди берез.
Лучи проходили сквозь листву, место было ровное, спокойное, осеннее, сухое, и Скотт закричал, что это отличная мысль.
- Я большой специалист по пикникам. Так мы и сделаем, Бо.
- Только есть у нас нечего, - сказала Бо.
- Предоставьте все мне, - заторопился Скотт. Он попросил Хемингуэя остановить машину.
- Всем нам в городе делать нечего, - сказал он, - так что вы застолбите это место, а мы с Эрнестом поедем купим хлеба и вина и всякого такого, чтоб покормить муравьев.
Хемингуэй не остановил, но потом Скотт Христом-богом упросил его повернуть и возвратиться на то место. Дальше командовал Скотт.
- Вылезайте, - сказал он нам с Бо. - Мы вернемся через полчаса. А вы пока расчистите местечко для оборонительной позиции. Только, ради всего святого, не на муравьиной куче и не в сетях у паука.
Хемингуэй ни слова не проронил. Он хмуро, покорно, молча клял нас всех. Бо очень не хотелось выходить. Я тянул ее за рукав. Она упиралась.
- Нельзя их так отпустить, - шептала она. Но я-то знал, что гораздо лучше оставить их одних. Я догадывался, что Скотт будет пытаться загладить ссору. Так что я схватил Бо за руку и осторожно потянул ее из машины.
- Нет, - опять зашептала она.
- Да! - настаивал я.
- Мы вернемся, - крикнул Скотт из тронувшегося "фиата". - Не волнуйтесь.
- Мы с вами! - крикнула Бо им вслед.
"Фиат" свернул с главной дороги и скрылся под горкой, а мы с Бо все стояли, глядя друг на дружку, и у меня на душе стало совсем спокойно, и я сказал, поддразнивая, что, наверное, мы их больше не увидим. Никогда…
- Ты, пожалуйста, не дразнись, - серьезно попросила Бо. Она еще держала в руке спасенную шляпу Скотта и теребила ее своими длинными пальцами. - Они вернутся. Я уверена, они вернутся.
- В таком настроении они что хочешь могут выкинуть, - сказал я.
В общем-то я даже очень радовался, что все так обернулось. Верней, радовался, пока не взглянул на Бо и не понял, что она ломает голову, как вести себя со мной, и как я буду вести себя с ней, и что нам делать, раз мы остались один на один в пустом и тихом старом лесу, пока те двое не вернутся.
Глава 8
Нетрудно было угадать, что она втайне трусит, что она явно возводит против меня свои укрепления, а может, наоборот, махнула на все рукой? Но я был чересчур неопытен, и где уж мне было это понять, и чересчур застенчив, чтобы преодолеть ее настроение, а тем более им воспользоваться. Все мои силы уходили на борьбу с собственной робостью, и не будь я так отчаянно влюблен в Бо, я бы, может, в тот день вел себя получше. И, может, у меня потом было бы какое-то утешение, хотя кто его знает?
- Давай начинай расчищать место для пикника, - сказала Бо в той своей быстрой, твердой, отстраняющей английской манере, к какой она сразу прибегала, стоило нам остаться наедине.
- Да ну еще, - сказал я. - Место и так хорошее.
- Скотт велел, чтоб не было муравьев, - наседала она. - Давай уж сделаем, чтоб их не было.
- Муравьев и не видно, - сказал я и пнул горстку хрустких листьев.
- Но что-то надо же делать!
- Что?
- Господи, откуда же я знаю.
- Ну хочешь, я встану на четвереньки и немножко подчищу листочки?
Бо отошла в сторону.
- Ты точно как Эрнест, когда так говоришь.
Я надулся.
- Ничего я не Эрнест, я говорю, как я.
- Ну, значит, - сказала она, - ты циник и злюка и ты намерен ссориться.
- Я?
- Ты. Ты вечно только и выжидаешь случая, чтобы сказать что-то неприятное. - И произнося эти слова, Бо очень решительно от меня удалялась.
- Да я же всегда молчу, Бо, - недоумевал я, плетясь за нею. - Я никогда не вмешиваюсь, если от меня ничего не зависит.
- Нет, ты не молчишь, ты говоришь, ты мне десять раз говорил, чтоб я не лезла, не совалась.
Я был слегка ошарашен этим вулканическим взрывом. За что? Я стал защищаться.
- Я говорил тебе, чтоб ты не совалась, - сказал я, - потому что они ведь старались сами что-то уладить.
Бо немелодично засвистела и бросила шляпу Скотта на груду сухой листвы.
- Пойду прогуляюсь, - сказала она.
- Ладно, - сказал я. - И я с тобой. Посмотрим, что это там такое. - Я показал на какой-то шалаш не шалаш из веток и папоротника.
- Я хотела одна пройтись, - сказала она.
Я подумал, она хочет использовать лес в качестве уборной, и покраснел.
- Извини, - сказал я. - Я не понял.
- Тут и понимать нечего. - Она посмотрела на меня как на идиота. - Я не собиралась использовать лес так, как ты вообразил, - Бо глубоко вдохнула лесной воздух. Деревья, и кусты, и травы льнули - к стройному мальчишескому, неопытному телу, мечтая прикоснуться к нему, как я. Иногда Бо так и сыпала электрические искры. Но она была и вся в колючках - попробуй дотронься.
- Ну ладно, - сказала она. - Пошли уж.
Бо пошла впереди, я следом. Она ловко и безошибочно попадала на тропки, огибала стволы, перепрыгивала канавки и все опережала меня, будто ужасно куда-то спешила.
- Куда мы идем, по-твоему? - крикнул я задыхаясь, отставая.
Бо просто не ответила.
- Туфли испортишь, - крикнул я. - Погляди-ка на них.
Из туфель словно вырастали нежные побеги - такие ноги были у Бо. Она стала, взглянула через плечо себе на пятки, сказала:
- Ах, да ну тебя, - и бросилась дальше в лес.
Я на нее разозлился, а если б я знал тогда все, что знаю теперь, я бы понял, что ей того и надо было.
- Ты чересчур спешишь, за тобой не угонишься, - взвыл я. - Я пошел обратно.
Я затопал в гору, я даже не оглянулся на Бо, и, набредя на шляпу Скотта, я растянулся на солнышке, на груде сухой листвы, предоставив Бо свободу действий. Я думал про Бо, я дулся на Бо, рвался к Бо, и я начал понимать, что она боится самой себя больше, чем меня. Ласковая, колючая, незавершенная, она, замерев на самой кромке весны или лета, ждала, чтобы кто-то ее завершил, закончил. Она была готова на все. Она только опасалась беззаботного, легкого, неверного шага, а я, скорей все это угадывая, чем понимая, ревновал ее к двум настоящим мужчинам, у которых было куда больше шансов на успех. Бо ведь обращалась с ними как с двумя небожителями, сошедшими с небес и признававшими только себе подобных.
А мне оставалась одна моя фантазия, зато работала она усиленно. Я лежал на солнышке и изобретал положения, в которых я брал над ней верх, одолевал ее элегантное благоразумие, пересиливал ее снисходительную нежность и ломал все преграды, мешавшие ей навсегда стать той открытой, доверчивой девочкой, которая так ласково брала меня под руку. Мне бы только обойти ее укрепления. Но я совсем замучился, истомился, отупел, а ленивое осеннее солнце так мирно пригревало, что я мирно уснул.
Я проснулся и увидел Бо рядом на пеньке, она легонько водила прутиком по моим ногам.
- Я давным-давно тут сижу и слушаю, а ты храпишь, как Циклоп, - сказала она.
Я сел.
- А? Что? Который час?
- Уже четвертый, а их все нет.
Я даже не поверил.
- Четвертый! Так куда же они, к черту, запропастились?
- Не знаю, - сказала она. - И ты не знаешь.
- Может, они задержались из-за…
- Из-за чего? - перебила она.
- Ну откуда я знаю? - И тут я наконец-то проснулся. - Ну, может, Скотт выискивает какое-то особенное шампанское, а может, он охотится за местным паштетом или нормандским сыром, или он хочет купить чего-нибудь зелененького, или черненького, или красненького, или новую шляпу.
- Нет. Просто они нас тут бросили, - сказала Бо.
- Да зачем это им?
Бо подобрала прутик, которым меня щекотала, и разломила пополам. Потом смерила половинки. Они были в точности одинаковые, потому что Бо и не могла сломать прутик иначе.
- Им хочется посмотреть, что получится из этой ситуации, - сказала она.
- Из какой еще ситуации?
- Пожалуйста, не раздражайся, Кит, - сказала она, и, кажется, из той Бо, что металась одна по лесу, она снова превратилась в спокойную и доверчивую Бо.
- Они устроили себе за наш счет олимпийское развлеченье. Сделали себе из нас, бедных смертных, две игрушки.
- Может, и так, - сказал я. - Но надолго они нас не бросят. Ты только не волнуйся, Бо.
- А утром говорил - они вообще не вернутся.
- Ну говорил, - покаялся я. - Но один из них будет обязательно настаивать на том, чтобы вернуться, - хотя бы просто ради дурацкого спора.
Бо вздохнула и чуть-чуть успокоилась.
- Ох, может, ты и прав, - сказала она и принялась терзать шляпу Скотта.
- Как думаешь, чем все это у них кончится? - спросила Бо, помолчав. - Нет, честно, Кит. Во что это все выльется?
- Даже не знаю, - сказал я. - Хотя Скотт прав, наверное. Уж каким каждый вернется из этой поездки, таким на всю жизнь и останется.
- Ты действительно, ты серьезно так считаешь?
Бо стояла на коленях, раздвинув сзади свои несравненные ноги - поза факира или лягушки. Нелепая поза для женщины, но для Бо, для ее красоты и ее достоинства все было нипочем.
- Чудно', что мы-то с тобой в это втянулись, - сказала она.
- А я и не думал втягиваться, - сказал я. - Я просто наблюдаю.
- Ну, а я втянулась, - сказала она. - Не могу видеть, как они друг друга оскорбляют. И как бы это пресечь…
- Да как же ты можешь это пресечь?
- Ну, значит, это очень плохо кончится.
- Почему плохо? - сказал я. - Оба играют с мыслью о смерти.
Она приложила палец к губам.
- Ой, что ты такое говоришь?
Мне самому стало неудобно. Обычно такие фразы я держал просебя.
- То есть я хочу сказать, все хорошо кончится, - сказал я.
- Думаешь, Скотт бросит пить, а Эрнест перестанет убивать и драться?
- Нет, я не про то. Я про их дружбу.
Мы еще потолковали насчет них. Оказывается, когда Эрнест стрелял тогда куропаток, он говорил Бо, что главная беда Скотта - Зельда. Если он излечится от Зельды, он и пить бросит.
- А по-моему, неправда это, - сказала Бо. - Зельда в точности такая, как надо Скотту. Верно ведь?
Я сказал, что плохо ее знаю.
- Но разве она тебе не нравится?
- Нравится, - сказал я. - И, по-моему, у них все в порядке, я ничего такого у них не замечал.
Я говорил честно, но вдобавок мне хотелось, чтобы Скотт был прочно связан с кем-то, лишь бы не с Бо.
- А ты давно их знаешь?
- Сто лет. С тех пор как они подружились с Мерфи.
Я почти ничего про нее не знал, и хоть мне хотелось спросить, как она познакомилась с Хемингуэями и с Мерфи, я боялся спрашивать. Инстинкт самозащиты подсказывал мне, что чем больше я про нее буду знать, тем она станет недостижимей и недоступней. Я только что выбрался из глуши, был свеженький, с речного берега, а Бо вращалась в роскошной, блистательной среде и сама была немыслимо роскошная и блистательная. И вдобавок я чувствовал, что кому-то из нас скоро достанется Бо, и боялся грубой ошибкой уничтожить собственные надежды. Особенно после того, как Бо сказала, что мы с ней похожи.
- У тебя такое удивительное тело, Кит, - бегучее, охотничье, плавучее, прыгучее тело. Как у меня. Но вот странно, тело не всегда соответствует человеку. Я сама совсем не такая, как мое тело. А ты?
- Я, наверное, тоже, - сказал я. - Разве что когда оно меня уж очень тешит.
- Например, когда ты красиво так, с большой высоты ныряешь ласточкой, да?
- Как ты догадалась?
- А по твоему виду. Видно, что ты любишь прыгнуть с жуткой, жуткой высоты, а потом замереть в воздухе, а потом - уф! - ласточкой в холодную синюю воду.
И как только она догадалась? Я был молод, здоров, и жизнь вообще клокотала во мне. Но с тех пор, как я уехал от реки, меня наваждением преследовало воспоминание о таком вот прыжке в синюю воду. Так я грустил по детству - больше ничего не осталось в душе от громадных летних дней моей "жизни на Миссисипи".
- Ну, это уж ты под дьявола работаешь, - сказал я. - И как можно догадаться?
- Просто ты на меня похож. Такое тело не скроешь. Оно само за себя говорит. Я, например, летаю, и чего я только не делаю.
- Ну да, например, стреляешь куропаток, - поддел ее я.
- Ага, - сказала она серьезно. - Но я не про то.
- Ты где стрелять научилась?
- А меня один из моих бесчисленных дядьев научил. Верней, учили сразу многие. Они у меня все стреляют. А знаешь, ведь Эрнест не такой уж классный стрелок.
- Да? А я-то думал, он лучше всех.
- Он стреляет очень прилично, но я лучше. Эрнест слишком себя помнит, а для стрелка это не годится. Он всегда думает о том, что он делает и хорошо ли, плохо ли у него выходит. А стрелять хорошо можно, только когда совсем себя забудешь. Наверное, у него и с боксом и с боем быков тоже так. Когда что-то делаешь, нельзя о себе помнить.
Милая, милая Бо. Пусть она стреляет в птиц, пусть их убивает, а я все равно ее любил, и просто не верилось, что вот я лежу, опираясь на локоть, и гляжу в эти ясные, нежные глаза. Опрятность, совершенство, красота, мягкие волосы, ловкие руки и точный, четкий очерк тела. Пусть она сама про себя думает, что хочет, а я наконец решился и попытался завладеть ее уклончивыми пальцами.
Бо выдернула руки.
- Так нельзя, - выпалила она.
Я залился злой краской.
- А как же тогда можно?
Бо поджала губы и не ответила. Она встала.
- Их все нет, - сказала она. - Давай выйдем на шоссе и проголосуем до Фужера.
Но я не собирался так сразу от нее отступаться.
- Помнишь, что было со Скоттом, когда мы его оставили одного в лесу? - сказал я.
- Ну, это совсем другое дело.
- Ничего не другое. Что же, по-твоему, на них совсем положиться нельзя? Они вернутся.
Бо задумалась.
- Ладно, - сказала она. - Но я им уже не очень-то доверяю.
Я стоял у нее за спиной и опять набирался храбрости.
- Пошли, - быстро сказала она. - Я возьму тебя под руку, Кит, только ты ничего не делай. Ну пожалуйста.
Два невинных младенца. Бо взяла меня под руку. Мы шли по сухой листве под густыми, налитыми солнцем березами, и я чувствовал ее дрожащую руку через все пласты - сквозь пиджак, рубашку, сквозь кожу. Бо крепко меня держала, а я благоразумно замер. Пусть уж сама всем управляет.
- Бо, - снова почти простонал я.
- Ш-ш-! - осадила она меня. - Ш-ш-ш!
- Но нельзя же так все время идти и идти. Это бесчеловечно.
- Не делай ничего, Кит. Пожалуйста…
А что, собственно, я мог сделать? Что мог я сделать, не нарушив ее хрупкой, нежной власти и воли, против которой я был бессилен? Странно, власть Бо была куда сильнее секса, но вся им пронизана.
- Ну и что, по-твоему, нам надо делать? - взбунтовался я. - Долго нам еще ходить по лесу? Ты туфли совсем стопчешь.
- Я же говорю "ш-ш-ш"! - И она еще крепче уцепилась за мою руку. - Лучше уж так, чем все испортить.
- Почему испортить?
- Потому что так бывает в лесу у крестьянских парней и девок.
- Я не крестьянин, - разозлился я. - Да и ты на крестьянскую девку непохожа.
- Ну вот увидишь.
- Глупости. Давай остановимся.
- Нет! Пожалуйста! - Она крепко держалась за мою руку и тянула меня за собой. - Не сердись, - сказала она ласково и чуть прижалась ко мне. - Знаешь, за что я тебя люблю, Кит? Почему ты такой милый?
- Нет, не знаю.
- Ты чистый, ты нетронутый, совсем неиспорченный. И пожалуйста - ну, останься таким.
Я воспринял эти ее слова как поощрение, остановился, схватил Бо за плечи и силой повернул к себе. Сделал я это неуклюже, неловко, глупо, и я стоял в неудачной позе. Бо просто взяла и стряхнула мои руки.
- Пойми меня, - сказала она. - Неужели ты не понимаешь, Кит? Если что-то случится, если я тебе позволю что-то со мной сделать - мне тогда просто конец.
- Зачем ты мне все это говоришь?
- Я не про тебя, Кит, - сказала она горько. - Просто случись такое со мной - и я не знаю, что со мной будет. Ужасно будет… Я тогда пропала… Мне уже не оправиться. Тогда уж все.
- Ну ладно, ну ладно, Бо, - сказал я нежно. Вид у нее был перепуганный, и она чуть не убежала опять. - Ничего не будет. Не бойся.
- Нет, все равно ведь это случится. И если будет что-то не так, я просто умру. А ты не чувствуешь такого?
- Может, и чувствую, - сказал я и вдруг прибавил с такой злостью, что даже сам удивился: - Но раз ты такое чувствуешь, ты бы лучше поостереглась Хемингуэя и Скотта, уж они-то не станут нюни распускать.
- Знаю! Знаю! - сказала она. - Господи, только бы мне-то самой ума набраться! Или хоть бы это был кто-то вроде тебя. Вот ты такой смешной сейчас стоишь, такой злой - и решительный и независимый. А ведь на самом-то деле ты в точности как я, ну вылитый. Тебе нужен кто-то, чтоб все время был с тобой и тебя уговаривал, что напрасно ты злишься и что вся эта твоя стеснительность и подозрительность ни к чему. Скотт говорит, тебя в жизни еще обидят, тебя еще измордуют…
- Чего это он?
- Любит он тебя. Себя в тебе угадывает. Но я думаю, не обидят тебя. И я не хочу, чтоб меня обижали. Знаешь, Кит, когда человек стареет, ему в голову лезут разные грустные мысли. А по-моему, все это глупо.
- Это у них называется опыт, - кисло промямлил я.
Но Бо совсем забыла про оборону, и хоть она успела было очень умно отвлечь меня, я все же решил снова попытать счастья. А вдруг… А если… Но я не успел еще изготовиться, а Бо уже говорила:
- Не трогай меня, Кит, ну пожалуйста, ну погоди, дай мне время, погоди хоть немножечко…
Я часто думаю, почему я, дурак, тогда не воспользовался своей возможностью. Ее ничего не стоило уговорить, убедить, кому-то надо было тогда победить ее - нежно и твердо. И почему бы не мне? Но Бо меня перехитрила. Она щекотала мне ухо таким нежным шепотком и локоном, а глядела так открыто, так беззащитно, так заморочила меня посулами, что я отступил.
И тут она сказала с усмешкой, почти равнодушно:
- И ведь день еще не кончился, правда, Кит?
Разумеется. Далеко еще не кончился.