Ни в чем не следует спешить, все надо тщательно обдумывать, тем более ему, взявшемуся за такое перспективное дело. Лучше повременить денек-другой, иначе все испортишь. Получил бы Длинный это письмо, и уж тогда заставил бы его плясать под свою дудку, зажал бы его в кулак. А кто знает, что случится завтра? Может, во время предвыборной кампании он будет разъезжать в машинах, летать на самолетах? Попробуй тогда отвязаться от Длинного! Собственноручно написанное письмо будет висеть над ним словно дамоклов меч.
Кудрет зевнул и стал тереть глаза. Пора ложиться спать, но ему было не до сна.
Все вокруг давно спали, кое-кто похрапывал. Пусть себе спят на здоровье! Недалек тот день, когда тысячи, десятки, сотни тысяч таких же простаков, как и эти, отдадут свои голоса ему, Кудрету Янардагу. Единственное, на что они способны, ишаки! Без вранья Кудрет и дня прожить не может, а раз им всем необходимы его враки, он еще больше заморочит им голову. "Знали бы они, о чем я сейчас думаю, разорвали бы на куски!"
Кудрет лег на постель, вытянул ноги в лишь тогда почувствовал, как сильно устал. Усталость потоком разлилась по всему телу. "А как же устает тот, кто пашет землю или по двенадцать часов стоит у станка? А грузчики, сторожа, стерегущие по ночам чужое добро?.. Впрочем, какое мне до них дело! Будто у меня нет других забот. Да если бы все были такими ловкачами, как я, что бы оставалось делать мне?"
Кудрет залез под одеяло и продолжал размышлять.
Дни в тюрьме проходили в полном бездействии. А ведь он привык постоянно двигаться и потому не полнел - движение заменяла ему гимнастику. Не раз думал Кудрет о том, что неплохо бы заняться намазами, и сейчас эта мысль снова пришла ему в голову.
Намазы, посты и прочая чепуха были для него, конечно, пустым звуком, но все это могло избавить его от лишнего веса. К тому же один из заключенных, седобородый деревенский ходжа, сказал как-то ему: "Ах, бей! Вот если бы ты еще и намазы творил!"
Не следует пренебрегать этим пожеланием, тогда он сможет рассчитывать на поддержку и любовь хаджей и ходжей. В самом деле, отчего бы ему не заняться намазами, тем более что он решил вступить в Новую партию и надеялся попасть в меджлис? Среди заключенных уже распространился слух о том, что его дед-паша был близок ко двору. Они поверили Кудрету, утверждавшему, будто правящая партия - ярый враг религии, и всей душой к нему привязались. Даже здесь, в тюрьме, не надо было пренебрегать этой трогательной привязанностью, не говоря уж о том времени, когда он выйдет на свободу.
Народ почитает хаджей и ходжей. И если Кудрету удастся войти к ним в доверие, его избрание в меджлис - дело решенное. Они кого угодно сделают депутатом, министром, даже премьер-министром, стоит им только захотеть. Кудрет подмигнул кому-то невидимому. До сих пор он выдавал себя за важную персону, ну а если он станет депутатом, настоящим депутатом… - Кудрет вдруг закашлялся и подумал, что надо бы поменьше курить. "Вот Длинный дымит, как паровоз, но ничего ему не делается, этому здоровяку!"
Кудрет повернулся на другой бок, но уснуть не мог.
Он без конца зевал, тер глаза, будто в них попал перец, из головы не шли слова седобородого ходжи: "Ах, бей! Вот если бы ты еще и намазы творил!"
Совсем недавно Нефисе сказала, что председатель вилайетского комитета партии собирался творить намазы. Бабенка ошалеет от радости, если Кудрет сообщит ей о своем намерении.
Правда, это будет выглядеть довольно странно, если он, плевавший до сего дня на всякие намазы, вдруг завопит как резаный "аллахю экбер!" и станет усердно отбивать поклоны. Вот и думай теперь, под каким соусом это преподнести.
Новая идея целиком завладела Кудретом. Надо сделать так, чтобы седобородый ходжа, а вслед за ним Кемаль и бывший секретарь суда стали уговаривать его совершать намазы. Ну а он сдастся на их уговоры…
"Неплохо у меня варит котелок", - снова подумал Кудрет.
В самом деле, голова у него работала отлично. Завтра он скажет всем, что во сне ему явился седовласый старец - святой, да и только! - и повелел ему совершать намазы. Можно представить себе, какой эффект произведет такое сообщение. Все всполошатся и сочтут своим долгом уговаривать его внять совету старца.
Кудрет снова перевернулся с боку на бок, и взгляд его случайно упал на будущего свояка. Лицо Кудрета скривилось в презрительной гримасе. Не любил он этого агу и всякий раз испытывал огромное желание наговорить ему обидных слов и даже оскорбить. А тот не только не сердился, но всячески льстил Кудрету, проявляя поистине собачью преданность. И его это в какой-то степени спасало. Не приведи аллах, если бы он стал вдруг роптать! Кудрет возненавидел бы его лютой ненавистью!
Только под утро Кудрет уснул и увидел во сне того самого деревенского ходжу, который посоветовал ему совершать молитву.
"Кудрет-бей, сотвори намаз!" - сказал он и исчез.
Когда Кудрет проснулся, все уже бодрствовали. Одни собирались завтракать, другие уже уписывали за обе щеки… Кудрет приоткрыл глаза и стал наблюдать за тем, что происходило в камере. Кемаль приглушенным голосом, чтобы не потревожить его, давал распоряжения слугам.
Из груди Кудрета вырвался скорбный стон. Заключенные переглянулись: что это с беем-эфенди?
Но пока они терялись в догадках, Кудрет произнес:
- Ля илях илля ллах, Мухаммедюн ресуллах!
Заключенные опешили и невольно повторяли вслед за ним слова молитвы…
Тут он окончательно проснулся и сел в постели, провел рукавом шелковой пижамы по лбу, будто отирая выступивший на нем холодный пот, и, блаженно улыбаясь, промолвил:
- Скажите: иншаллах, к добру!
Все в один голос повторили:
- Иншаллах, к добру!
- Ты что, свояк, сон видел?
- Не приставай, - вскипел Кудрет, - не то пошлю тебя…
Кемаль кисло улыбнулся.
- Ляхавле веля куветте илля билляаах! - в сердцах произнес Кудрет, потом спросил: - Кто знает седобородого ходжу-эфенди?
- Из восьмой камеры?
- Не знаю, из какой камеры. Он иногда приходит почесать мне спину…
- Да, да, - сказал Кемаль, - его зовут Акязылы Местан…
- Так вот. Видел я его во сне. Борода длиннющая, длиннее, чем наяву, огромный, высокий, как минарет. Обнял он меня, отвел куда-то, вроде бы в мечеть, и говорит: "Ля илях илля ллах, Мухаммедюн ресуллах!" Охваченный священным трепетом, я повторял эти слова. "Сотвори намаз!" - сказал он мне и исчез.
Теперь всем было ясно, почему Кудрет стонал во сне. Он видел вещий сон. Знамение великого аллаха. Он должен сейчас же сотворить намаз!
- Всевышний, да стану я его жертвой, требует, чтобы вы совершили намаз…
- Сон мудреный. Не так-то просто растолковать.
- Пусть это сделает Местан-ходжа…
- Конечно, тем более что бей-эфенди видел во сне не кого-нибудь, а именно его.
К ходже решили послать самого набожного. Но пока думали да гадали, кто же из них достойнее, Кемаль помчался в камеру восемь.
Тяжелым спертым воздухом пахнуло на него, когда он открыл дверь камеры. Ходжа уже успел совершить омовение, сотворил утренний намаз и теперь мирно спал. Кемаль подбежал к нему и стал трясти.
Ходжа проснулся, долго не мог понять, что происходит, наконец узнал помещика и вежливо сказал:
- Прошу, Кемаль-ага, садись, пожалуйста!
Кемаль не принял приглашения, поскольку очень торопился, и попросил ходжу зайти к ним в камеру, растолковать сон, который видел его свояк.
- Какой же сон ему привиделся?
- Он видел вас. Будто вы обняли его и отвели в мечеть, велели сотворить намаз и произнесли вслед за ним святые слова исповедания…
Ходжа был неграмотным, но сразу понял, что к чему. Не иначе как всемогущий аллах ниспослал на него свою благодать. Ведь Кудрету мог привидеться кто-нибудь другой, но аллах послал ему во сне именно его, простого деревенского ходжу!
И старик спросил:
- А видел он во сне что-нибудь зеленое?
Кемаль задумался. Об этом Кудрет вроде бы не упоминал, впрочем, кто его знает? Может, и видел.
- Пойдем-ка лучше, сам с ним поговоришь.
Ходжа улыбнулся и покачал головой:
- Пусть Кудрет-бей придет ко мне, ведь я выполнил божественную волю ваджиб-уль вюджюта и текаддеса хазретлери.
Кемаль свел доводы ходжи убедительными и удалился.
Придя в камеру, он рассказал Кудрету о своем разговоре с ходжой. Тот поначалу заартачился, но потом все-таки согласился пойти к ходже. Переступив порог камеры, Кудрет поморщился от смрадного духа, но тут же склонился, трижды поцеловал его костлявую, жилистую руку и опустился на колени.
Ходжа не стал спрашивать о том, что привиделось во сне Кудрету, только поинтересовался:
- Видел ты что-нибудь зеленое?
Зеленого Кудрет не видел, но, не моргнув, он ответил:
- Видел. Одна из гробниц в мечети была покрыта зеленой шалью, даже бахрома у нее была зеленая.
Ответ превзошел все ожидания Акязылы. Он смежил веки, долго лежал не двигаясь, затем трижды вздрогнул и открыл глаза.
- Помнишь, я советовал тебе совершать намаз?
- Помню, - ответил Кудрет.
- Мне это снилось каждую ночь. Значит, такова воля ваджиб-уль вюджюта и текаддеса хазретлери. Сколько раз я говорил тебе об этом, но ты не слушал. И вот теперь всевышний через меня…
- Ты прав, ходжа-эфенди. Только не думай, что я пренебрегал твоими советами. Но дело ведь известное: режим однопартийный, единый и неизменный шеф.
Все грехи можно было валить на "однопартийный режим и единого шефа". Ох уж этот однопартийный режим! Он "изничтожил" служителей культа, сделал все возможное, чтобы аллаха позабыли его рабы, разместил солдат в мечетях, превратил обитель аллаха в склады. Э… Нет у всемогущего аллаха пальцев, чтобы выцарапать им глаза. Вот он и послал им Новую партию - как фараонам посылал Моисея, - чтобы покарала их за все грехи!
Кудрет заметил, что его слова произвели должное впечатление, и продолжал:
- Новая партия исполнит волю всемогущего аллаха, пусть никто в этом не сомневается! Только всему свой час. И пока этот час не наступил, цыпленок не вылупится из яйца, зернышко в земле не прорастет. Этот бренный мир не достался даже султану Сулейману. Разве не так я говорю, ходжа-эфенди?
Ходжа-эфенди хоть и был невеждой, на всегда мог разобраться в том, что ему выгодно, а что невыгодно. К тому же этот Кудрет-бей пусть не ходжа, а рассуждает здраво, и язык у него хорошо подвешен!
- Всеконечно! - ответил старец, употребив любимое словечко своего бывшего наставника, рыжебородого ходжи. - Всеконечно! Без воли божьей цыпленок не вылупится, зернышко не прорастет.
Ходжа встал с постели, Кудрет тотчас поднялся с колен и шепнул ему на ухо:
- Почтеннейший ходжа-эфенди, не удостоите ли нас чести, не разделите ли с нами трапезу?
Ходжа задумался, польщенный таким вниманием. "О великий аллах, ты оказал мне милость, склонил к стопам моим тех, кто до сих пор не замечал даже моего существования!" Он долго размышлял, потом ответил:
- Э, можно. Потолкуем, а заодно и подкрепимся…
Визит Кудрета в камеру восемь, едва ли не самую убогую в тюрьме, встревожил заключенных. Кудрет-бей - этот богатый, образованный человек, умеющий так хорошо говорить, что даже тюремное начальство его боялось, Кудрет-бей, насмерть перепугавший прибывших из Анкары чиновников, оказывает почести какому-то несчастному Акязылы, сидящему за мужеложство, - сам навестил его и даже привел к себе в камеру. Чем же отличился этот плюгавый старец?
Слух о том, какой сон приснился Кудрет-бею, быстро облетел тюрьму. Все были поражены. Неужели аллах устами этого ничтожества Акязылы изъявил Кудрет-бею свою волю?
- Не мог всевышний найти человека более достойного? - говорили не очень верующие, на что очень верующие с негодованием отвечали:
- Помолчали бы лучше, невежды! Вам не постичь великодушия всевышнего!
- Дальше носа своего не видите.
- Сорок дней грешите, а на сорок первый молитесь об отпущении грехов.
- Еще не известно, занимался ли он мужеложством.
- Клянусь, что это клевета!
- Во всем виновата эта однопартийная система!
- Кого из нас не оклеветали?
- Ничего, в один прекрасный день они за все ответят!
Ходжу Акязылы усадили на самое почетное место, положили перед ним круглую доску. Кудрет собственноручно накрыл его колени полотенцем. Кемаль вместе со слугами готовил кофе, затем сполоснул два совершенно чистых стакана и поставил один перед Кудретом, другой перед "почтеннейшим ходжой-эфенди". После этого он выхватил у слуги бидон с молоком, взял нож, соскреб с хлеба подгоревшие места и все это почтительно поставил на доску вместе со сливочным маслом, присланным ему недавно из деревни.
Какой счастливый, какой благословенный день! Такие выпадают не часто! Его, Кемаля, будущий свояк начнет творить намаз! Турки - народ истинно верующий. Сколько ни насаждали власти безбожие, как ни старались вбить клин между народом и религией, все их попытки оказались тщетными. Да вот и сейчас в камере ходжи речь шла о том, что без божьей воли цыпленок не вылупится из яйца, зерно не прорастет. Создатель покарает скоро всех безбожников. Выцарапать им глаза он при всем своем желании не может, потому что у него нет пальцев. А покарать этих негодяев просто необходимо. Возможно, для этого аллах и создал Новую партию? Возможно? Нет, это верно как дважды два четыре!
Акязылы тоже был на верху блаженства. Такого завтрака он отроду не видел. Поджаренные ломти хлеба ходжа густо намазывал маслом, затем душистым медом, складывал два ломтя вместе и лишь тогда откусывал своими крепкими зубами. Мед капал на ладонь, тек по руке. Пусть течет! О таких яствах Акязылы и мечтать не смел. Живя в деревне, они с женой едва зарабатывали на постные лепешки с творогом. А сколько раз ложились спать голодные? Случалось, что за какую-нибудь услугу, скажем составление "спасительного" амулета, ходже кое-что перепадало и в доме появлялись молоко или йогурт. Для них это был настоящий праздник.
Кстати, ходжа вспомнил, как притесняли его власти, сколько черных дней выпало на его долю! Сотворить молитву о ниспослании дождя - запрещено, составить амулет - запрещено. Над больными пошептать - и то нельзя! А попробуй нарушить эти запреты - сразу явится жандарм, потащит в участок, а там фельдфебель не поскупится на брань и тумаки. Не власть - засилье фараонов!
Правда, в последние годы стало полегче. Да и какая власть долго продержится, если начнет устраивать гонения на служителей культа? Аллах милосерден и не оставит в беде детей своих, его прославляющих.
Ходжа слизнул текший по руке мед, запил молоком. Кто мог подумать, что в тюрьму попадет человек столь благочестивый, что он увидит во сне ходжу Акязылы, с благоговеньем поспешит в его убогую камеру и даже пригласит к себе на трапезу? Вот она, превеликая милость превеликого аллаха! Только гяуры могут не верить в аллаха и в его милосердие!
После завтрака пили кофе, курили.
Кудрет шепнул на ухо "свояку":
- Поговорю с начальником, пусть переведет ходжу-эфенди в нашу камеру. Правда, одет он по-нищенски. Скажу Нефисе, чтобы принесла кое-что из твоего белья и одежды, только напомни мне…
- Это прекрасно, дорогой! - с восторгом воскликнул Кемаль.
Затем Кудрет повернулся к ходже и - тоже шепотом - спросил у него:
- Не хотите ли, почтеннейший эфенди, перейти в нашу камеру?
О таком счастье Акязылы и не мечтал и с радостью ответил:
- Конечно! Это будет очень, очень хорошо! Раз вы желаете…
- Не я желаю - всевышний! Кто же посмеет противиться высочайшей воле, если он сам сделал вас своим посланцем?
- О аллах, о великий из великих!
В полдень прибежали слуги и сообщили, что пожаловала ханым-эфенди. Кудрет взглянул на "свояка" и кивнул - это означало, что он придет позднее, так как сейчас занят с ходжой-эфенди. "Свояк" все понял и поспешил к Нефисе.
Нефисе ждала Кудрета в кабинете начальника тюрьмы. Справившись о ее здоровье, начальник тотчас покинул кабинет, чтобы не встретиться с Кудрет-беем и, как обычно, оставить их наедине. Но вместо Кудрета перед Нефисе появился запыхавшийся и взволнованный Кемаль.
- Если бы ты знала, что произошло! Твоему Кудрету приснился ходжа Акязылы, и теперь Кудрет будет каждый день совершать намаз.
- Это правда? - обрадовалась Нефисе.
- Клянусь!
- Ах, какое счастье! Аллах, должно быть, ниспослал на всех божью благодать. Председатель вилайетского комитета тоже стал творить намазы. Но что же все-таки произошло с Кудретом?
Кемаль рассказал, что Кудрет-бей увидел во сне святого старца с длинной бородой. Старец обнял Кудрета и отвел… - Кемаль осекся и уже от себя добавил, что старец отвел Кудрета в каирскую мечеть Аль-Азхар. Там все было зеленым - и покрывала, и бахрома на них…
- Зеленый цвет - это к исполнению желаний, - перебила Нефисе своего зятя, - притом скорому. Что же дальше?
- Дальше?.. Огромная мечеть вся содрогнулась, трепеща перед аллахом, и тут раздался голос ангела: "Сотвори намаз и призови других к его сотворению…"
Нефисе была в восторге и, когда появился наконец Кудрет, бросилась к нему, осыпала поцелуями его руки и заплакала.
- О аллах, прими мою благодарность!
Кудрет понял, что Кемаль по своему обыкновению сделал из блохи верблюда, и не стал спрашивать у Нефисе, почему она плачет.
Женщина долго всхлипывала, потом с тревогой оглянулась. К счастью, зятя и след простыл.
- Значит, во сне ты побывал в мечети Аль-Азхар?
- Да, - не моргнув глазом, соврал Кудрет, догадываясь о причине такого вопроса.
- Там все зеленое, да?
- Все зеленое, даже бахрома у покрывал.
- Зеленое - это к скорому исполнению желаний, можешь мне поверить. Но на всякий случай я схожу к Зарифе-хафиз, пусть растолкует твой сон…
- Ты права. Это к исполнению желаний. И раз всевышний ниспослал свою благодать на меня и, кто знает, может, на многих других, значит, настал долгожданный час. Послушай же, что я тебе скажу…