Женщина взяла в свои руки руку Кудрета и принялась нежно гладить ее.
- Приказывай, мой султан!
- Ходжу-эфенди, который ночью во сне отвел меня в мечеть Аль-Азхар, я беру к себе в камеру. Но бедняга облачен в жалкие лохмотья, от него дурно пахнет - да не разгневается на меня аллах! Так что сегодня же купи ему белье: две пары кальсон, майку, две сорочки, носки и две пижамы. К вечеру все это принеси или передай с кем-нибудь. Тогда можно будет сразу же отправить его в баню. Только что он вместе со мной завтракал. Посмотрела бы ты, как он уплетал, глазам бы своим не поверила. Ну и обжора!
- Кудрет!
- Что, душечка?
- Не подобает так говорить о посланце всевышнего, если даже это и правда.
- Знаю, что не подобает, но ведь здесь никого нет, кроме нас с тобой.
- А всевидящее око?
- Ты абсолютно права, - спохватился Кудрет. - Я не должен был так непочтительно отзываться о ходже.
Нефисе обещала немедленно прислать все необходимое для ходжи с посыльным адвоката, который был одновременно и председателем вилайетского комитета партии. Потом спросила, когда же наконец Кудрет сможет отлучаться на ночь из тюрьмы.
Кудрет моментально сообразил, что надо ответить, и сказал:
- В принципе это дело решенное.
- И все-таки - когда же?
- Видишь ли, эти анкарские чиновники только что уехали. Посмотрим, что будет дальше. Пусть все успокоится, уладится. Впрочем…
- Впрочем?
- Сомнительно, чтобы уладилось.
- В чем дело?
- В том, что все обернулось теперь против начальника тюрьмы. Ты ведь знаешь, что до недавнего времени на тюремном дворе резали скот, торговали мясом. Торговля наркотиками и ножами не была секретом даже для глухого султана.
- А взятка в пятьдесят тысяч?
Кудрет усмехнулся.
- Милая, дорогая моя женушка, неужели и ты в это поверила?
"Женушка"? Как приятно слышать это слово! Нефисе кинулась Кудрету на шею, однако не забыла спросить:
- Что это значит? Разве ты ему не дал денег?
Чмокнув ее в губы, Кудрет сказал:
- Посмотри-ка мне в глаза!
- Смотрю и словно хмелею…
- Я тоже… Но ты скажи, похож я на глупца? Да я ему не то что пятидесяти тысяч лир, пятидесяти курушей не дал бы!
- Вот как?
Он вынул из кармана чековую книжку и протянул ей.
- Взгляни. Что здесь написано?
- Сорок пять тысяч. А почему не пятьдесят?
- Но ведь я посылал Идриса в Стамбул по своим делам. Пришлось дать ему пять тысяч…
Нефисе прижалась к Кудрету, стала целовать его.
- Почему ты так холоден со мной?
- Боюсь, что от поцелуев ты потеряешь свою свежесть…
- Не беспокойся! - с досадой выкрикнула Нефисе. - Мне ничего не сделается! Только не могу я больше так, Кудрет… Ты по ночам мне снишься. Я как сумасшедшая! - Она быстро встала и закрыла дверь.
- Открой сейчас же! - приказал Кудрет.
- Зачем?
- Сейчас нельзя…
- Почему?
- Нельзя - и все!
Нефисе нервно дернула плечами:
- Не могу больше, не могу, не могу…
Кудрет встал, открыл дверь и вернулся на место.
Прислонившись к стене, женщина смотрела на него глазами, полными страсти.
- Противный!
Она, пожалуй, снова попыталась бы закрыть дверь, если бы в этот момент не вошел начальник тюрьмы.
- Что с тобой, сестрица? Ты сердишься? - спросил начальник, заметив, как горят глаза женщины.
- Разве я могу на него сердиться? - ответила Нефисе.
Кудрет тут же изложил начальнику свою просьбу. В камере восемь сидит ходжа Акязылы. Этот ходжа ночью явился Кудрету во сне и отвел его в мечеть Аль-Азхар, где какой-то голос приказал Кудрету совершить намаз. И теперь просто невозможно бросить на произвол судьбы ходжу, человека бедного, но святого. Это неугодно аллаху…
Начальник тюрьмы невольно улыбнулся, вспомнив, за что Акязылы сидит в тюрьме. То же самое пришло на ум и Кудрету, но посмаковать это при женщине они не могли, и Кудрет повернулся к Нефисе:
- Значит, пришлешь, что я велел?
- А если я сама принесу?
- Лучше завтра приходи, - подмигнул Кудрет. Поняв это, как ей хотелось, Нефисе смиренно проговорила:
- Хорошо. Значит, две пары кальсон, две рубашки, сорочка, пижамы… ну и шлепанцы…
- Конечно, конечно.
- Сегодня же пришлю.
- Действуй!
Как только Нефисе вышла, Кудрет спросил:
- Ты почему смеялся? Потому что святой отец - мужеложец?
Начальник тюрьмы был ярым сторонником однопартийной системы с единым и неизменным шефом и не верил в "димакратию", считая, что эта затея окажется такой же зыбкой, какой в свое время оказалось создание Народно-либеральной партии. Он тем более не верил в демократию, потому что часто слышал, как действуют, правда не в открытую, служители культа, пользуясь ослаблением престижа однопартийной системы. Они по-прежнему вымогали у людей деньги, организовав тайком курсы по изучению Корана, и до того обнаглели, что грешили со своими же учениками, как этот ходжа Акязылы. Кстати, Акязылы сразу во всем сознался: "Пусть всемогущий аллах, бейим, не допустит лжи. Было дело, только не я один виноват. А все свалили на меня одного!"
Кудрет слушал начальника с улыбкой, а потом заметил:
- Дорогой мой, мне-то какое дело до моральных устоев этого ходжи?
- Допустим. Но где же вера? Где благочестивость?
- Знаешь, начальник, что я тебе скажу? Если время не в ладах с тобой, так ты поладь со временем!
- А вы-то сами верите в подобные вещи?
- В однопартийную систему и единого и неизменного шефа?
- Я лично верю.
- А я не верю. Но оставим этот разговор. Мне хотелось бы, чтобы ты перевел сейчас этого типа в мою камеру, а затем дал бы нам камеру на двоих!
- Зачем это тебе понадобилось? - хитро подмигнул начальник.
- Просто так. Буду там молиться…
- Может, поселить с тобой красивого паренька из камеры для несовершеннолетних?
- Брось шутки! Так дашь камеру на двоих?
- Не имею права.
- Почему?
- Нельзя. Все эти камеры предназначены для смертников и приговоренных к строгому режиму изоляции. Впрочем, если тебе так уж хочется, подай прошение на мое имя. Напиши, что в общих камерах часто возникают бурные споры о политике, а это может привести к преступлению. Вот ты и просишь перевести тебя в одиночную камеру. Договорились?
- Ладно. Но зачем прошение?
- Я его направлю, как положено, в прокуратуру. Прокурор рассмотрит, наложит резолюцию и вернет мне. А уж на основании этой резолюции…
- Ясно. Но как быть с ходжой?
- Он меня интересует меньше всего.
- Так пусть заинтересует…
- Дорогой мой, будем откровенны: неужели вам необходимо вместе ночевать?
- Нет, конечно. Но он стал бы моим верным другом.
- Утром, когда отпирают камеры, он сможет приходить к тебе хоть на весь день.
- Если захочет.
- Разумеется. Общение в нашей тюрьме не запрещено.
- В таком случае вопрос исчерпан. А прошение написать сейчас или лучше вечером, тогда завтра с утра…
- Как тебе угодно.
Ожидая в кабинете начальника посыльного от председателя вилайетского комитета партии, с которым Нефисе обещала прислать все необходимое для ходжи, Кудрет написал письма Сэме, Дюрдане и Длинному - короткие, деловые, составленные таким образом, чтобы ни при каких обстоятельствах не смогли послужить материалом для шантажа. Он писал, что в настоящее время их приезд нецелесообразен, но, когда положение изменится, он вызовет их письмом или телеграммой, а также от души благодарил за внимание и заботу.
- Сынок, - сказал Кудрет явившемуся на его зов слуге, - наклей, пожалуйста, марки и поскорей опусти эти письма в почтовый ящик.
- Не извольте беспокоиться, эфендим, - ответил молодой человек, - будет сделано без промедления.
В тот же вечер Кудрет отправил ходжу в тюремную баню, велел хорошенько вымыться и надеть все новое. После бани ходжу было трудно узнать - он так и светился чистотой.
- Ах, бей-эфенди, если бы судьба поместила нас в отдельную камеру!
Кудрет понимающе кивнул:
- Для начала и это неплохо. А потом все будет так, как вы пожелаете.
- Иншаллах, иншаллах!
- Я обращусь к прокурору. Пусть не сразу, но и это дело мы провернем. А потом уж вместе с вами, а то и со всем народом начнем молиться, творить намазы, отбивать поклоны и возносить хвалу и благодарение всевышнему. Не так ли?
- Всеконечно, дорогой эфендим, всеконечно!
- Начальник-то благоволит к тебе. Считает, что ты не виноват в том деле, какое тебе пришили.
- Благоволит? - удивился Акязылы.
- Да. А что?
- Не верю.
- Почему?
- А потому, дорогой, что он, как собака, предан властям. Настоящий Деджал, проклятый из проклятых! От таких добра не жди.
Ходжа вспомнил день, когда его посадили в тюрьму. Начальник, хотя это не входило в его обязанности, учинил ему допрос, ругался, кричал, размахивал руками. "Да будь я на месте Мустафы Кемаля, вырвал бы ваше поганое семя с корнем, удавил бы вас вашими же чалмами! Как ты, мерзавец, посмел приставать к мальчишке, да еще к своему ученику?!" - орал начальник, дыша в лицо ходже винным перегаром.
- Почему же всевышний не покарает таких мерзавцев? - спросил Кудрет. - Ведь без него цыпленок не вылупится из яйца, зерно не прорастет. Может, он ниспошлет прозренье и этому проклятому отродью?
Ходжа погладил свою блестевшую чистотой бороду:
- Иншаллах! Да сбудутся твои слова!
XIII
Наступил апрель 1950 года. Кудрет по совету начальника тюрьмы подал прошение о переводе его в одиночную камеру. Он ждал ответа из прокуратуры, когда однажды утром его неожиданно вызвали в суд. Он не успел сказать об этом даже Нефисе. Жандармы повезли его в суд на такси. На сей раз он немного волновался, но старался не выдавать своих чувств и с нетерпением ждал, чем все это кончится. От Сэмы пока рано было ждать ответа на письмо, и, конечно, она не могла прислать отказ от предъявленного иска. Но если суд вынесет решение не в его пользу, он подаст кассационную жалобу и тогда уж воспользуется услугами Сэмы.
Как и положено, Кудрета поместили сначала в приводную комнату. Поскрипывая своими знаменитыми желтыми туфлями, он расхаживал между жалкими голодранцами в рваной обуви или совсем босыми, сидевшими прямо на полу вдоль стен, и вспоминал события последних дней, недель, месяцев. Когда после ареста его препроводили в этот город, в карманах было пусто - ни сигарет, ни денег… Ночь в жандармском управлении, затем тюрьма. "Нет, сначала меня привели сюда, в эту комнату. Здесь же я встретился с Нефисе. Как она тогда смотрела на меня! Потом меня перевели в тюрьму. Благодаря Кемалю я познакомился с Нефисе. Она влюбилась в меня, и в кармане сразу оказалось пятьдесят тысяч лир! Дальше все пошло как по маслу. Если меня засудят, кто знает, сколько придется отсидеть. А ведь мне необходимо выйти из тюрьмы до выборов - и непременно с оправдательным приговором на руках. Но оправдают ли меня на законном основании? В лучшем случае - за недостаточностью улик. Как бы то ни было, прежде всего надо выбраться из тюрьмы!"
Кудрет вдруг заметил Плешивого Мыстыка, который расспрашивал о чем-то жандарма. "Должно быть, заявился справиться обо мне. Но как он пронюхал, что я здесь?"
И вот Плешивый Мыстык уже у решетки.
- Добрый день, бей-эфенди!
- Добрый день, Мыстык! Как ты узнал, что я здесь?
Болтливый извозчик пустился в объяснения:
- Заехал я в тюрьму повидаться с вами. А мне говорят, что рано утром вас повезли на суд. Забеспокоился я. Неужели суд будет по тому делу?
- Возможно, - ответил Кудрет, хотя прекрасно это знал.
- Это правда, бей? Они довели дело до суда?
Кудрет развел своими пухлыми руками и устремил взор к потолку.
- Все во власти аллаха!
- Бей-эфенди!
- Что?
- Говорят, вам являлся во сне святой старец?
- Да, являлся.
- Огромного роста, с длинной бородой. Он будто взял вас на руки и - о боже, язык не поворачивается произнести такое! - отнес вас к самому аллаху? А аллах будто велел вам совершать намаз и других к этому призвать?
Кудрет улыбнулся:
- От кого слышал?
- Да все только об этом и говорят. И знаете, что еще говорят?
- Что же?
- Что человек этот аллаха постиг!
- Это я?
- Ну да! Кто же еще? Члены Новой партии надеются, что вы вступите в их партию, они выберут вас депутатом. А я им знаете, что сказал? Он, говорю, больше, чем депутат. Очень ему нужно ваше депутатство!
Кудрет опять возвел очи горе.
- На все воля аллаха!
Появилась Нефисе. Она быстро оттерла Мыстыка от решетки, и тот поспешил в город раструбить весть о том, что ныне состоится суд над "ревизором ревизоров".
Нефисе, оказывается, тоже была в тюрьме и, узнав, что Кудрета повезли в суд, примчалась сюда на такси. Что случилось? По какому делу его вызвали? Связанному с клеветой или… Но ведь его жена отказалась от развода.
- Дорогая, будет разбираться дело, связанное с клеветой.
- Хорошо бы нанять адвоката.
- Я уже говорил тебе, что в этом нет никакой необходимости!
- Говорил, однако…
- Адвокат не может знать да и защитить меня лучше, чем я сам.
- Так-то оно так, но все же адвокат… Им ведь до тонкостей известны законы…
Кудрет резко оборвал ее:
- Сколько раз надо тебе говорить, что не могут они разобраться в моем деле лучше меня!
- Ладно, ладно, не сердись.
В свое время Кудрет распустил жену, Нефисе он решил держать в узде. Правда, жена его обладала твердым, как у мужчины, характером, чего нельзя было сказать о Нефисе, женственной, ласковой.
- Вчера вечером ко мне приехали мама и все наши, - сообщила Нефисе.
- Вот как? Где же они остановились?
- У меня.
- А невеста Идриса была?
- Она, собственно, и уговорила мою маму приехать. Обручальные кольца она уже купила, все приготовила к свадьбе. Знаешь, о чем я подумала?
- О чем?
- Раз жена не дает тебе развода, мы можем в любой день оформить брак по шариату у этого твоего ходжи.
Кудрет и сам подумывал о таком варианте и однажды сказал о нем Нефисе. Вернее, не сказал, а очень ловко навел ее на эту мысль. Нефисе, видимо, вспомнила об их прежнем разговоре.
- Ты права. Посмотрим только, чем кончится суд. Зайдешь завтра ко мне, поговорим с ходжой, ну и поженимся! Чего тянуть?
Около одиннадцати двое жандармов повели Кудрета в суд. Он не верил своим глазам: перед зданием суда, казалось, собрался весь город во главе с Плешивым Мыстыком!
Кудрет сразу принял величественный вид, как и подобало видному политическому деятелю, по крайней мере такому, как Намык Кемаль. Походка и скрип туфель великолепно гармонировали с его поистине царственным обликом. Толпа пришла в движение.
- Да поможет тебе аллах, бей-эфенди! - крикнул Мыстык. Голос извозчика послужил сигналом. Тотчас со всех сторон посыпалось, как из пулемета:
- Да поможет аллах! Да поможет аллах!
Но тут среди общего гула снова прозвучал голос Плешивого Мыстыка:
- Требуем справедливости!
Все подхватили:
- Справедливости! Справедливости! Да проклянет аллах клеветников!
Вслед за возгласами раздался гром рукоплесканий.
Для собравшихся здесь Кудрет был и в самом деле вторым Намыком Кемалем. И он сам начинал в это верить.
Зал суда был переполнен.
Народу собралось столько, что во избежание беспорядков было принято решение провести закрытое заседание, и попросили всех выйти из зала. Это еще больше взбудоражило людей.
- Все ясно! - кричал Плешивый Мыстык. - Кудрет-бей утрет им нос! Вот они и не хотят, чтобы народ видел это!
Но предположения Мыстыка не оправдались. Суд решил освободить Кудрета Янардага за недостаточностью улик.
Кудрет вышел на улицу и помахал рукой, приветствуя толпу.
- Что же это? Неужели освободили?.. - удивился кто-то.
- Ну да, освободили! Справедливость восторжествовала! Разве я не говорил? - закричал Мыстык.
Новый взрыв аплодисментов и восторженные возгласы потрясли до основания здание прокуратуры и суда.
- Да здравствует справедливость! - неслось со всех сторон. Нефисе плакала от радости.
Но тут к ним подбежали жандармы и сказали, что надо соблюсти некоторые формальности, а до их завершения ему придется спуститься в приводную комнату и оттуда в сопровождении невооруженного жандарма отправиться в тюрьму. Словно из-под земли вырос тюремный надзиратель, которому и был передан Кудрет.
В полдень фаэтон Плешивого Мыстыка подкатил к зданию тюрьмы. Начальник уже собрался уходить, но, увидев фаэтон, остановился, а когда узнал о решении суда, обнял Кудрета, поздравил его и сказал:
- Я был уверен, что тебя оклеветали. С одного взгляда могу определить, виновен человек или не виновен.
Пока начальник с писарем оформляли документы, Кудрет успел побывать в своей камере. Нефисе дожидалась его в кабинете начальника. В камеру он вошел с видом победителя. Заключенным все уже было известно.
- Пусть такое больше не повторится, бей!
- Здорово ты их отделал!
- Да пошлет тебе аллах быстрого коня и острый меч!
- Ты теперь хорошо знаешь, каково здесь… Так не забывай о нас!
Да разве может он забыть о них? Аллах для того и послал его на эту землю, чтобы он о них заботился. Только бы выбрали его в меджлис - а уж тогда-то он спасет их от нищеты и бедствий!
Поскрипывая туфлями, Кудрет обошел все камеры, попрощался со всеми - богатыми и бедными. Особо трогательным было прощание с Акязылы. Кудрет крепко обнял ходжу, расцеловал, даже слезу обронил, заставив прослезиться и ходжу. А Кемаль плакал, как ребенок. Кто же теперь будет его журить?
- Перестань! - прикрикнул на него Кудрет и обратился к остальным: - Да ниспошлет аллах и вам такую милость! Не плакать сейчас надо, а радоваться! Выборы не за горами. А мы, придя к власти, тотчас объявим общую амнистию, и все вы вернетесь к своим очагам!
Кудрет, правда, еще не состоял в партии, но какое это сейчас имело значение! Именно таких слов от него ждали завтрашние избиратели. А слова - не расписка. Дать слово - все равно что продать непойманную рыбу. Так что можно обещать всю рыбу, которая есть в море…
Кудрет вынул из кармана деньги, сунул горсть ходже Акязылы.
- Не плачь! Частица моего сердца остается с вами. Если что-нибудь понадобится - сообщи! Я человек занятой и, видимо, не смогу часто сюда наведываться. Но здесь остается мой свояк. Скажешь ему, и он мне передаст. - Кудрет повернулся к свояку. - Слыхал? Ты должен угождать ходже-эфенди и каждое его желание воспринимать как мой приказ!
Кемаль, хоть и был подавлен, с готовностью отозвался:
- Не извольте беспокоиться, эфендим! Ваш приказ я выполню!